Конгресс тысячи

Вне времени и пространства есть ТОЧКА. Почему ее так называют? Ответ на этот вопрос можно с легкостью найти в трудах Леонардо, Парацельса, Эйнштейна и прочих, поэтому мы не будем себя утруждать популярной статьей о ТОЧКЕ. Главное, что нам надо знать, так это то, что в ТОЧКЕ, под звездным куполом собран КОНГРЕСС ТЫСЯЧИ. Почему собран, а не «был собран», или не «будет собран»? Ответ настолько элементарен, что даже младенец Ешуа разгадал его с первой попытки. Количество участников на несколько порядков больше тысячи, но традиция так сильна, что еще ни один голос не был поднят, чтобы изменить их число. Некоторые слухи утверждают, что первоначальное количество равняется тысяче и одному, но первый, и бессменный председатель, Люцифер Трисмегист, своим полным безразличием ко всем делам и постоянным отсутствием, упразднил это количество до тысячи и место его, как в другой ТОЧКЕ некий Янус, заняли господин Гуттенберг и неисправимый оптимист Альберт. В повестке обсуждений этой ТОЧКИ есть только один вопрос: разрешение проблемы с достигшими славы при жизни. Вероятно, вас удивит – в чем здесь проблема? Между тем, это есть очень важный вопрос – обычно гениями становятся посмертно, но что же прикажете делать с теми, кто ими стал при жизни?

Ерунда, скажете вы, и будете совершенно правы. Действительно, зачем нужно что-то делать в отношении человека, который стал гением при жизни? Как говаривал однофамилец знаменитого Берлиоза «Дело в том, Иван…»… И дело КОГРЕССА ТЫСЯЧИ состояло именно в этом – будучи вписанными в историю, прижизненные гении обрели бессмертие, но не возможность жить, в разительном отличии от своих собратьев, обретших славу посмертно. Однако, не будем утруждать вас скупым изложением фактов, но предоставим стенограмму заседания, предоставленную нам достопочтимым Тацитом.

«… Уважаемые братья и сестры, - первым речь взял, по своему обыкновению, председатель Гуттенберг, - нам предстоит рассмотреть очень не простой вопрос, возможно касающийся самой сути пространства и материи творчества. Со всей ответственностью я должен заявить, что дело это есть в высшей степени нужное, и не менее важное для всего нашего сообщества в силу феномена личностей, к коим принадлежу и я сам, а именно – прижизненной известности и славы. Часть наших братьев, посредством трудов маэстро Серджена, являющимся нашим экспертом в области времени, обрела возможность жить полноценно, в то время, как большая часть вынуждена пребывать в бездействии. Сей Конгресс призван разрешить эту проблему, по коему случаю объявляю прения открытыми».

Как сообщает далее многоуважаемый Тацит, прения разгорелись настолько жарко, что астрономы с некоторого количества планет в разных системах отметили появление сверхновой звезды. Не менее тем, что многие мнения и предложения были весьма продуктивными, общее решение решительно грозило перейти в фазу холодной звезды, если не сказать, как некоторые из наиболее горячих голов, в состояние черной дыры. В этом месте мы позволим себе вновь процитировать достопочтимого Тацита:

«…Глас, братья и сестры! – председатель Альберт был серьезнее обычного, - я вижу разрешение нашей проблемы лишь в одном - братья и сестры должны жить любой ценой, кроме нарушения эволюционного пространства. Если я ошибаюсь, маэстро Серджен, поправьте меня. Суть же моего предложения – мастера могут жить, оставляя, как завещание, в разных эпохах тщательно подготовленные во временном плане плоды своего творчества, но не более того. Физическое же присутствие их в данных периодах…»

В силу слова, данному высокородному Тациту, я не могу привести здесь все технические обоснования, которые привел председатель Альберт, но должен сказать, что предложение его было принято единогласно, и, если в вашем времени кто-то находит совершенно неизвестное произведение вполне известного автора, то это ни в коей мере не противоречит принятому решению.