Глава VII. Отражение

   На Кам’эр опускалась ночь. Чаща, так близко примыкавшая к поселению, все еще казалась воинственной и устрашающей, как и прошлой ночью. Веявший из глубины лесного массива холод заставлял вглядываться в темноту леса, и тогда вовсе казалось, что  жилистые ветви деревьев пытаются поглотить заветную границу, отделявшую их от живой плоти. Шорохи, доносившиеся из леса, были слишком осторожными, тихими, крадущимися. Откуда-то из темноты доносились вопли, подхватываемые ветром, и тогда по коже пробегал мороз. Однако, ничто из того, что заставило бы бежать от этого места куда подальше, не могло отвлечь Фукуро от привычных дел.

   У каждой палатки поселения уже были зажжены огни. С разных сторон непрерывно слышались оживленные голоса,  словно с наступлением темноты здесь царила совсем другая жизнь.

   Диггори вслушивался в этот вечерний гул и понимал, что не может зацепиться ни за одно знакомое слово – селение говорило на совершенно ином языке, слышать который до этого ему не доводилось. Опираясь локтями в согнутые колени, рыцарь окинул взглядом свою боевую одежду – та мирно ждала своего часа, обновленная и начищенная. Вспомнив о матерчатом свертке от Аланы, паладин наугад опустил руку левее от себя и, немного обшарив землю ладонью, наткнулся на кулек. Рука, оказавшаяся внутри мешка, вынула что-то холодное. Опустив глаза на подарок, рыцарь замер. Зеркало. Он поднес дар ближе к лицу, поймав себя на том, что испытывает волнение. Человек, смотревший на него из зеркала, выглядел довольно неплохо. По крайней мере, неплохо для того, кто несколько лет провалялся неизвестно где, не подавая признаков жизни. Брови его были опущены так, что закрывали верхние веки, а на широком лбу прорисовывалась пара морщин, от чего казалось, что паладин был или вечно зол, или в постоянных раздумьях. Черные глаза, обрамленные такими же черными ресницами, выражали любопытство. Губы, тонкие, но архитектурно-красивые, еще не потерявшие цвет молодости, натянуто улыбнулись, открыв белые зубы. Диггори отдалил зеркало и свел брови – отражение ответило ему тем же. Прорепетировав глазами ярость и еще что-то, схожее с воодушевлением, он вытянул губы в трубочку, округлив при этом глазища и пугая самого себя: «У-у-у-у-у! У-у-у-у!» - раздался его нарочито устрашающий голос. Покончив с ужимками, взгляд рыцаря упал на черную шевелюру. По обеим сторонам лица красовались четкие пряди седых волос. Сейчас локоны были аккуратно заглажены назад, а длину имели чуть ниже средней. Раскрыв в себе весь потенциал актерского искусства, он отложил зеркало и взъерошил волосы. После манипуляций с прической, зеркало снова оказалось в его руках.

   -У-у-у-у!!! – пропел Триш, показавшись из-за спины Диггори. Опечалившись тем, что рыцарь не испугался, он встал впереди него. – Что это ты тут де-е-е-е-елаешь?

   Паладин сунул в руки чудака зеркало, но тот резко спрятал их за спину, от чего подарок Аланы, так и не попавший к некроманту, упал и глухо стукнулся о землю.
   -Триш уродлив! Я не буду смотреть. – процедил чудак.

   Диггори поднялся с земли, лихо подхватив зеркало.

   -Кто тебе сказал, что ты урод?

   -Никто не нужен для того, чтобы узнать то, что я и сам знаю. – Триш остановился, прокрутил мысленно непривычно длинную для себя фразу и, убедившись, что все сказал верно, продолжил. -Я не такой, как другие обитатели Суана. Я не нашел еще ни одного существа, похожего на меня! – глаза его потускнели, но тут же снова оживились. – Авайдес говорит, что я гоблин, но я еще ни разу не встречал здесь гоблинов. Я был слишком мал, когда остался один, поэтому не помню образ своего народа. Одна из придворных дам поделилась со мной, что они давно ушли.

   -Гоблин? Почему ты сразу не сказал? Ты очень красив для гоблина! Нет. Стой-ка. Дай рассмотрю тебя. Определенно, ты САМЫЙ красивый из всех гоблинов – соврал Диггори. Он и не представлял, как выглядят подобные существа в этом мире.

   -П… правда? – чудак оттопырил уши.

   -Ну, конечно! Улыбнись-ка! – рыцарь поднес зеркало к лицу Триша. – Посмотри, какие у тебя добрые глаза.

   -Да-а-а… - чудак жадно цеплялся взглядом за каждую черту своего лица. – Добрые… брые… брые…

   -За такого гоблина ни грех замуж выйти. Скоро ты встретишь… эм-м-м… девушку из своего народа, и тогда…

   -Гоблины не любят Триша. Они меня били, издевались надо мной. – в голосе чудака стало слышаться рычанье. - А я всего лишь хотел помочь. Я слушал голоса, которые бабочками летали вокруг меня, но не знал, что их нельзя слушать. Мой народ ненавидел меня за это. Мой народ не видел моих бабочек. – закончил гоблин, улыбнувшись своему отражению. – Можно, я заберу его?

   -Да, оно твое!

   Чудак припрыгнул на месте, визгнув от радости. Развернувшись, он отправился на ночлег.

   -Триш! Что за голоса ты слышишь?

   -О-о-о-о! Я слышу все вокруг! – уже раздвинувший пологи шатра, некромант отступил назад. – Со мной говорят духи стихий, Авайдес называет их элементалями, но для меня они - бабочки! Я могу просить их о помощи, а  заставить молчать - не могу… - чудак задрал нос. – Даже Пустоум не может их слышать!

   -И даже мне они не слышны. Хм… Что же может Пустоум? – заинтересовался рыцарь.

   -Он может все, но только для Авайдеса. Авайдес его создал как слугу, помощника. Делая себе голема, он вложил в него частицу свой души, поэтому Пустоум вышел не таким… не таким…

   -Бездумным?

   -Ну-у-у… наверное…. Но если Авайдес попросит его спрыгнуть  со скалы, он непременно это сделает! Хы-ы-ы!  И даже без разбега! – воодушевленно произнес чудак, представляя голема, неделенного умом, но слабовольно летящего вниз.

   Еще немного о чем-то подумав, гоблин шагнул в шатер, оставив собеседника снаружи.
 
   Воздух этой ночью был морозным. Случайно проснувшись, Триш вгляделся в темноту и сжал в кулак несколько бабочек, прилетевших погреться в его зеленой ладони.