Зефир

За окном совсем всё пропало – и окна соседских домов напротив, и луна с ещё более далекими звездами, а самое главное исчез куда-то и отблеск облаков. Целый мир, который открывался перед людьми в сумерках, померк в одно мгновение, словно и не было ничего… Хотя что-то было… Да! Определенно что-то было, я уж точно это видел, но это нечто запредельное, нечто такое, чего не бывает на свете. Если бы этот свет был явлением какой бы то ни было природы, то уж точно неживой природы. Лучи его струились по поверхности стекла и проникал в самые старые трещинки деревянных створок окна, пробиваясь на волю всё сильнее и сильнее. Для этого света не существовало ничего, что могло бы заморочить его голову, будь он, конечно, в человеческой форме. Никакие преграды не могли его остановить – через всё проходил, во всё проникал – становился тождественен саму Богу, чьё присутствие невидимо, но порой так ощутимо.
Только одно живое существо в тот миг слабого и сдавленного дыхания жертвы стало соперником божественного огня. Это была А..

Мы с ней были знакомы уже долгое время и каждый вздох, крик, жест порою становился делом понятным и открытым, так как прочувствовать друг друга в минуты опасного и грубого обращения мира помогло сблизиться нам до известной всем черты, которая не позволяла переходить назначенного ни мне, ни А.. Соврать или нет?... Она была прелестной наружности девушкой, которая влекла и успокаивала большей не своей красотой, а умом и мудростью лет многих взаимоотношений с людьми всевозможными и странными, которых здесь никак не найти, будь у тебя хоть целый банк денег и отличительных пристрастий. Говорят, что мудростью невозможно поделиться, так как мудрость каждому дана одна, что несет человек неизмеримо быстро к своему пути, но для меня её мудрость была порой помощью. Я в шутку для себя называл его подорожником, ибо при жутких болях с её словами и мыслями мне становилось легко и тепло. Тепло было и оттого, что она была ростом маленькая, но это ей так шло; всё в ней было так, как мне порой представлялось в самых разных мечтаниях о девушках. Стоп! Сказ мой зашел куда-то не в ту колею, так что продолжу в том же духе, как и хотел с самого начала…

В тот вечер мы позволили себе больше, чем возможно было бы. Я жалею об этом, но и вспоминаю теперь это всё больше с каким-то душевным умиротворением.

Мне совсем не хватало дыхания – в последнее время оно у меня выходило и более не возвращалось, так что я ждал, пока мои легкие снова смогу принять в своих складах ещё больше живительного воздуха – и я стал задыхаться. Она переживала за меня – это было излишне. Порой описать свои эмоции в таких моментах у меня не хватает сил. То ли от стыда за свои поступки, то ли от чувств вспыхивающих впоследствии, то ли совсем от глупости какой-то, которую сам придумаю и в которую, определенно, сам поверю. А как иначе? Глупость юношей питает…

Всё в её комнате казалось темнеющим и ненужным – портретная фотография с конкурса, сертификат победителя неизвестного мне, деревенщине, проекта, бродячая вдоль и поперек комнаты кошка, тарелки с  жаренными пельменями, очередная бутылка вина и стаканы… Только с этим ядом между нами что-то вспыхивало! Честное слово! Мы немного выпивали и становились такими милыми и фамильярными по отношению к друг другу. Позволялись долгие объятия, редкие и детские поцелуи и прочее, прочее, прочее… Чего не упомнить, того не упомнить!... А может ничего вообще не было? Все может быть… Но каким я чувствовал себя живым! Вот она истина всех важнее и сильнее, которую стоит брать с руками и ногами, вот оно что меня радовало в те дни кончающегося лета и приближающейся осени. А о счастье и толку говорить нечего…

Но я опять начал играться с лирическими отступлениями и глупыми любовными признаниями в пустоту! Эх ты…

В общем и целом, она была этим светом в сентябрьской ночи. Я в позе тупого угла держал её за талию и упирался в её лоб своим. Глаза мои облились алкоголем – смешанным вином и пивом – за просмотром её глаз, щек, носа, губ и ушей. Всё в ней мне нравилось… Мне так хотелось говорить с ней и любить её, но статус-то мне этого никак не мог дать права. Но я уже говорил, что темное явление той тьмы, что нас окутала, стала развязывать нам руки…
Я вцепился в неё губами. Да, как зверь; да, как неотесанный болван; но с душой и телом, полностью отдавшись процессу и А.. В свою очередь, она не оставила меня в стороне. Этот акт был равноправным и четко выверенным, всё в нем было так, как бывает у чего-то гармоничного, до невозможности идеального. Покажи мне идеал, идею, так и это никогда не станет таким же простым и гениальным, как эта война поцелуев и объятий. Конечно, процесс не закончился через пару минут, но и всю ночь длится это не могло…

Теперь, вспоминая события той ночи, я невольно вздрагиваю. В голове моей возникает её образ - образ друга, любимого человека, близкого, родного идеала… Она передо мной, она сидит на моих ногах и желает поцеловать меня, от неё исходит свет, который никогда никто не увидит; я её обнимаю и мне так сладко в её руках, у её теплой груди; а после поцелуя на моих губах остается что-то мягкое и сладкое… Всё ещё хочется назвать её моей зефиркой.