Мы в ответе за тех...

До чего он любил эти родительско-гостевые дни. Он подавал автобус к площадке перед ДК к 7:30 утра. Там уже его ждали, десятка два-три мамашек, бабушек с сумками домашней снеди, конфет и печенья. Ох уж эти мне мамашки, вечно считающие, что детей их в пионерлагере кормят исключительно перловкой и манной кашей с комочками.  И потому каждые выходные везущие в пионерлагерь огромные сумки с домашней едой, спасать голодающих детей Поволжья. Женщины набивались в автобус, рассаживались, расталкивали по полкам и под сидениями свои сумки. «Готовы?». «Да»  «Тогда поехали». Через час автобус останавливась у центральных ворот пионерлагеря, где их уже ждали. За воротами, под сторожевым зонтом, на скамейке сидели дежурные пионеры, готовые сейчас же бежать за счастливчиком, к которому приехали родители. А еще бы не счастливчику, ведь кроме всяких вкусняшек из дома, его ждал целый день отдыха от пионерских обязанностей, с бесконечным купанием в озере. И вот уже первый «гонец», услышав «Толя Иванов, второй отряд», бежит во второй отряд, за этим самым Толей Ивановым. Пашка, посмеиваясь, смотрел на эту кутерьму. Его ждал не менее интересный день. Полный безмятежной неги и удовольствий. Попив чайку в столовой и поболтав с «поварешками», он неспешно спустится к озеру, разденется, разомнется, помахав руками. Затем, разбежавшись, нырнет с пирса. Проплывет под водой метров тридцать, выскочит на поверхность, словно дельфин. И короткими, мощными гребками переплывет на другой берег озера. Там на песке он будет загорать до вечера…
… Пашка заметил ее не сразу. Она сидела на скамейке, чуть в стороне от дежурного зонтика и с жадностью ловила звучавшие фамилии. С каждой новой фамилией, ее лицо как бы гасло слегка. Будто тучки наползали на ясное небо, закрывая солнце. С уходом последнего из счастливчиков, девочка сгорбилась, опустила голову. Маленькая, лет семи, в платье в горошек, полненькая, щекастая, с двумя косичками. Пашка остановил соседскую Лидку, работающую в лагере воспитателем: «Слышь, это что за девчонка?».  «Где? А это Галя Новикова, из седьмого отряда». «Смотрю, она расстроилась сильно, ждала, видать, кого-то, а он не приехал». «Да, к ней никто и не приезжает».  «Что так?». «Да, отца нет, мать пьет по-черному. Бабка, с которой она живет, старенькая, не может сюда приезжать. Мы ей передаем иногда чего-нибудь, мол, от бабушки». «Понятно. А отец что? Совсем неизвестно кто?». «Ну, откуда ее мамашка может знать. Нагуляла где-то. Ей говорит, что он геолог, работает на Севере, ага»
«Привет, ты же Галя Новикова?». Девочка подняла голову и взглянула на него недоверчиво: «Да, это я». «А меня зовут дядя Паша. Я привез тебе привет от твоего папы». «Папы.. он же на Севере…». «Ну, да. Мы с ним там работали вместе. Я вот вернулся, а он еще там». На лице девочки играли противоречивые эмоции. Она верила и не верила происходящему: «А что же он не приехал?». «… Понимаешь… у него очень важная работа…  Понимаешь… Ты про БАМ слышала? Так вот он там работает… у него очень важная работа, он показывает строителям, где прокладывать рельсы… Сейчас он никак не может приехать». «Понимаю». «Слушай, а у тебя есть свободное время? Может, ты покажешь мне ваш лагерь? Интересно же». Глаза девчонки загорелись, на лице вспыхнула улыбка, обозначив две ямочки на щечках: «У меня много времени, до обеда еще далеко». «Ну, тогда пойдем» - Пашка протянул ей  руку.  «Пойдем, давай, сначала в наш отряд?».
Она показала ему свою комнату, потом столовую, потом они прошли на стадион. «Ух ты, здорово» - Пашка остановился перед двумя высокими качелями-лодочками. «Правда, хорошие? На них можно до неба взлететь. Только нам еще не разрешают, потому что мы маленькие» - она огорченно  вздохнула. «А тебе хотелось бы прокатиться?». «Ага. Это так страшно, но интересно». «Ну тогда пошли. Я же большой, со мной можно». Усадив ее в лодочку и приказав держаться крепко-крепко, он начал раскачивать качели. Сначала осторожно, потом все сильней. В пределах разумного, конечно. Для маленькой девочки и этого было достаточно. Она радостно визжала, когда зависнув в верхней точке, качели обрушивались вниз, заставляя замирать сердце. Она зажмуривала глаза, когда лодочка «падала» на землю и раскрывала их, когда летела вместе с лодочкой прямо в небо.
«А здесь у нас клуб. Пойдем, я покажу тебе свои рисунки» - она тянула его за руку, подпрыгивая от  нетерпения. «Валентина Сотбоевна, можно я покажу свои рисунки» - и не дожидаясь разрешения, она убежала куда-то вглубь комнаты. Валентина Сотбоевна, молодая буряточка, посмотрела на Пашку, улыбнулась и неожиданно сказала: «Знаете, а ведь у нее талант. С ней надо заниматься. Приводите Галю в школу искусств, осенью, когда школа начнется». Пашка растерянно кивнул. «Вот смотри». Он ожидал увидеть обычные детские рисунки, ну там, кривобокие домишки, «пусть всегда будет солнце». Ну, а какие еще могут быть рисунки в этом возрасте. И потому он слегка оторопел. В руках он держал настоящий пейзаж: озеро, ивы, вечерний закат. «А здесь у нас ГТО было». И он опять в неверии смотрел на парнишку, рвущего грудью финишную ленточку. Все так же растерянно он посмотрел на Валентину Сотбоевну. Та улыбнулась ему: «А что я вам говорю»…
С того дня родительско-гостевой день стал для него особенным днем. Он ждал его всю неделю, готовился к нему. Он набирал в библиотеке детские книги, оказалось, что Галя читает запоем, четыре-пять книг за неделю. Он покупал ее любимые ириски «Кис-Кис». Жена пекла пирожки, заворачивала в пакеты помидоры-огурцы с дачи. Детей у них еще не было и потому она с пониманием, по-женски мудро,  относилась к этой его привязанности. Вот и сегодня, укладывая снедь в сумку, она притворно-сердито ворчала: «Кому укладываю, не поймешь? Завел там себе бабенку молоденькую. Мотается туда каждые выходные. А я их корми». Пашка смеялся: «Ага-ага, променял тебя, старуху, на молоденькую… Слушай-ка, а поехали вместе, а. Я давно хочу вас познакомить. Поехали ».
Она сидела там же, на скамейке чуть в стороне от дежурного зонтика. Она ждала его, привыкнув уже к его приездам. «Галя Новикова!!! К тебе папа приехал» - дежурный пионер кричал во все горло. «Папа» - она соскочила со скамейки, сделала несколько шагом и замерла, увидев Пашку. На секунду, буквально на одну секунду, по лицу ее пробежала тучка несбывшегося ожидания. Только на секунду. Потом она опять засветилась счастливой улыбкой и бросилась на встречу Пашке. «А я сегодня не один. Знакомься, это моя жена, Ирина. Я ей рассказывал о тебе, и она очень хочет с тобой познакомиться». «Здравствуйте». «Здравствуй». «Так. Я предлагаю сегодня сразу на озеро пойти. А то я что-то такой голодный, а в сумке такие вкусные пирожки и морс брусничный. Только давайте новые книги в отряд занесем. Ты, кстати, уже прочитала старые?». «Да-да, прочитала».  «Я вам сейчас расскажу про «живую шляпу», там такая умора». Галя, схватив Пашку за руку, потащила его вперед, взахлеб, хохоча, пересказывая ему один из «Денискиных рассказов».
Потом, на берегу озера, умяв в охотку все пирожки, они лежали на песке, как три сытых, довольных тюленя, болтая и смеясь. «Галя, пойдем купаться» - Ирина протянула девочке руку, приглашая. «А я не умею плавать». «Как такое может быть? Такая большая девочка и не умеет плавать? Пошли-пошли, я научу тебя плавать по-собачьи. Я же самый главный тренер в плавании по-собачьи». Пашка смотрел, как девчонки возились в воде, поднимая фонтаны брызг, смеясь и крича. «Я плыву, папа, смотри, я плыву». Она, и правда, плыла, поддерживаемая Ириной, отчаянно молотя руками и ногами по воде. А Пашка сидел на берегу со сжавшимся сердцем…
… Их дом на Проезжей улице он нашел быстро. Дом ни чем не выделялся среди других на этой улице. Войдя во двор, Пашка отметил про себя, что видно по всему отсутствие хозяйского догляда и мужской руки: забор завалился в огороде, дверь в стайке висит на одной петле, ставни-наличники давно не крашены, крыльцо малость покосилось. Постучавшись, он толкнул дверь в избу и зашел: «Хозяева, есть кто дома. Здравствуйте». «Здорова, коль не шутишь, мил человек», - в дверях кухоньки стояла седая старушка, маленькая, скукоженная какая-то, но смотрящая на него недоверчиво, с опаской. «Тебе чего? Если по Нинкину душу, так нет ее. Где эта шаболда шастат не знаю… денег не дам…» «Денег?...  А нет, я не по Нинкину душу… Я про Галину…».  «Про Гальку-то? А че о ней говорить? Ты откель таков будешь?».  «Да, я это… из профкома..   общественность… узнать про условия жизни.. потребности, то се…».  «А че условия-то? Вот они условия, гляди. Живем не хуже других, еда есть, крыша над головой тоже». «А мать-то Галина где?». «А кто ж ее, шалаву, знает. Она здеся появлятся тока пятого числа, в день пензии моей. Пятерку выклянчит и все, опеть пропала». Старушка махнула рукой и села за стол: «Ты, присаживайся, мил человек. Надысь с ГРЭСу приходили, из женсовету. Говорят, лишать будут Нинку прав родительских. Во как. А Гальку в детдом!!! А как же я, спрашиваю, я-то здеся. Грит, с вам нельзя, старая вы. А и есть старая, толька из-за Гальки и живу еще, что ба ее вырастить. Да, ты, садись-садись, вот сюды». Она вдруг взяла Пашку за руку, крепко сжав кисть. Другой рукой она стала оглаживать его рукав, при этом подслеповато заглядывая ему в лицо: «Мил человек, вот тока нельзя Гальке в детдом, погибнет она тама. Там жа все одинаковы, одинаково стрижены, одинаково одеты, одинаково учатся…  А она другая…  Знашь, она в четыре года до ста считала… она в пять читать выучилась сама… Слышь-ко, она мне с шести лет сказки рассказыват, прочитат, а потом мне пересказыват… да так складно, на разны голоса… Мил человек, нельзя ее в детдом…» Пашка слегка опешил и от новости этой, и от бабкиного напора: «А продуктами-то как сейчас у вас. Может помощь материальную какую-нибудь?» «Да нет, сынок, с продуктами у нас хорошо. Картошка своя, капуста-овощи, мясо Ринатка-сосед подкидыват иногда, на хлеб-чай-молоко денег хватат…  А помошь-то? Сынок, пальтишко бы Гальке, зимнее. Холода уж скоро. А старое-то мало уже, руки по локоть из рукавов вылазят… вот пальто бы…» «Пальто? С пальто решим, мать. Я там видел, в ограде у вас забор завалился и дверь в стайке. Я завтра вечером приду с инструментами, подправлю» «Да каво ж, паря, ты че? Своих делов нет че ли…» «Да это от профкома» «А… ежи ли от профкома, то чево, приходи, канечна». Пашка поднялся из-за стола, прощаясь. «Ты уж, сынок, про пальтишко-то не забудь там» «Не забуду, мать. Решим… и с пальто…и с детдомом»….
… Павел потянулся всем телом, хрустко разминая суставы. Ох ты, уже полвторого на часах, засиделся что-то он. Жена, умаявшаяся приятными предсвадебными хлопотами, давно уже ушла спать. В комнате дочери свет не горел, но была слышна негромкая музыка. Не спится невесте в последний день в родительском доме. Вовка опять до утра не появится, придет опять расхристанный, ошалело-счастливый. Ну, тут дело понятное, первая любовь у парня, такие дела. Он тихо-тихо прошел в спальню, прилег с краю. Жена тут же, поерзав, устроилась головой у него на плече: «Чего так долго?» «Да, задумался что-то. А ты чего не спишь?» «Не знаю, тоже думаю… а помнишь, как я ее на Щучке плавать учила?..» «Помню-помню, спи давай. Завтра суматошный день будет».