Камень

Он чувствовал себя камнем. Не интересуюясь новостями, он только предполагал, навскидку, что  где-то упал вертолёт – пора списать, наконец, старую технику,  и, на тот же конец, заодно, ввести химическую кастрацию педофилов. Так же, у него были предположения, что  в желтой жаркой Африке идиллии, по-прежнему, не видать, что людей беспокоит инфляция, но утешает, что — запасов картофеля и капусты должно хватить до весны.
Ювентус не вышел из группы в Лиге Чемпионов  - вот это совсем плохо.

Он выходил в интернет и те самые новости, которых он избегал, всё равно его настигали.

 Считаешь, что пора списать старую технику? – жми лайк.
Считаешь, что педофилов нужно химически кастрировать? – жми лайк.
Считаешь, что в  желтой жаркой Африке не видать идиллии? – жми лайк
Считаешь, что картофеля и капусты хватит до весны? – жми лайк.
Считаешь пичалькой, что Юве не вышел из группы? – жми лайк.

Он жал лайки, способствовал решению насущных вопросов, не отрывая задницы от стула, но всё равно ничего не чувствовал.

Иногда он ходил в кино. Кинобоссы тратили миллиарды, чтобы удивить его, но он и там оставался камнем. Миры рождались и рушились на его глазах – ноль эмоций. Если вдруг шёл  детектив из серии: “Кто же убийца?” – он знал кто. Бегло ознакомившись с героями, он сразу понимал это, но молчал, чтобы не испортить остальным удовольствие. Вокруг вскрикивали: “Это заправщик убил”, “Да ну, заправщик, нет – это садовник”. “Да какой садовник – это жирный мужик, который на мерсе приезжал”. Им было интересно, а ему лишь немного завидно, что им интересно. Оставалось утешаться своей догадливостью и ожидать реакцию остальных, когда они узнают, что всех убила бабушка, приходившая за хлебом. Для развлечения он писал на бумажке имя убийцы и кидал в карман, тому, с кем смотрел фильм, чтобы доказать свою проницательность.  Ни разу не ошибся, хотя сам, в глубине души, надеялся на это. Некоторые говорили, что он уже видел фильм, либо заранее прочитал пересказ, что бы потом  повыделываться, а он просто ставил себя на место сценариста, и всё становилось понятным.

 Ухмыляясь, он вспоминал, как в детстве восхищался каждым вторым фильмом  и говорил матери:
— Ну чего ты смотришь так уныло, это же просто класс! — а мать отвечала, что шедевр это только для него, и что взрослые люди уже не испытывают таких сильных эмоций.
  Теперь, если им случалось смотреть вместе телевизор, мать  что-то похваливала, а он с каменным лицом думал: “фильм –говно”, “передача – говно”, “концерт – говно”.

Зайдя однажды к соседям, увидев как они ржут над каким-то телеюмором, он стал ещё сильней походить на камень. Для приличия  он пытался растянуть рот в подобие ухмылки, но экранные лица одним своим видом, гипсовали ему челюсти.
Даже порно-фильмы, он смотрел спокойно.  Запускались, конечно, простейшие биологические процессы, но и то, с ленцой. На экране, будто хурму поедали влагалище, а он сидел истуканом.

Книги тоже перестали вызывать эмоции. Взяв в руки очередного гения,  он, попрыгав через строчки, откладывал его. Когда спрашивали, почему он в последнее время не читает, саркастически улыбнувшись, отвечал:
— Большинство писателей органически не способны писать просто. Они всё время хотят сделать мне нарочито интересно. Предпочтительней, чтобы последнее предложение перевернуло всё с ног на голову. Хрясь по башке – “Ах, а я-то думал”. Это конечно всё гениально, но я как-нибудь обойдусь.

Иногда он даже боялся сам за себя и задавал себе одни и те же вопросы без ответов: “Почему отмирают все чувства и эмоции, которыми жил ещё вчера?” “Как далеко зайдёт это отмирание, ведь  я ещё совсем не стар?”
И  боясь, что через некоторое количество лет вообще утратит способность чувствовать, он подходил к зеркалу и корчил страшные рожи.

Лишь иногда, незаметно для самого себя, он вдруг замирал на месте, увидев что-то, и по груди разливалась какая-то неясность, приятная и томительная одновременно.
Просто жёлтые листья, гонимые по дороге, просто девушка, с развевающимися на ветру волосами, или стая грачей на сгоревшем дереве, или лодка, со скрючившейся в ней фигурой рыбака, а может быть, белая собака, бегущая по выпавшему снегу.
Это и были те капли воды, точившей даже камни, и он просто хотел, чтобы они, хоть иногда, капали на него.