EE-11-AQ

Грампус Грисеус занял место с краю первого ряда. Он только что закончил повторные расчеты, и по всему выходило, что они были безупречно верны. Он разъединил многосуставную логарифмическую линейку, достал из кармана футляр, где уже лежали очки для чтения, вложил туда звенья линейки, зажав их между сводами футляра, а затем приладил рядом и карандаш, продев его в две маленькие резиновые петли.

— Доброго дня! — обратился к нему человек, сидящий через одно пустое кресло, и протянул руку для пожатия. — Вы, как я понимаю, наш новый математик?

Грампус поспешно вложил футляр в карман жилета и ответил на рукопожатие:

— Да. Мы не представлены. Грампус Грисеус. Математик. Особенно люблю теорию стохастических тензорных вихрей.
— Очень хорошо. Меня зовут Дирус Канис.
— Наслышан. Вы возглавляете группу полевых исследований. Именно ваши люди занимаются сбором данных, на которых я потом строю разные модели.
—Всё верно! Вы замечательно подготовились, молодой человек. Уверен, ваши теории нам очень помогут понять природу этого места.

Глава группы полевых исследований будто бы был обрадован, и даже улыбнулся, но в его взгляде читался лишь пристальный, оценивающий интерес. Грампус вполне был к такому готов. Он заранее смирился с тем, что сначала к нему будут присматриваться, относиться отстраненно, хотя и доброжелательно, пока он наконец не прирастет к новому коллективу и не проявит себя. Это всё понятно и логично, и уж здесь-то никакой продвинутой математики не требовалось, но Грампус всё же почувствовал себя неуютно и неуверенно, словно попав под микроскоп этому человеку.

— Как вам тут?
— Я пока еще не определился, — осторожно отозвался Грампус.
— Перед назначением на EE-11-AQ вы, должно быть, работали в других мирах? — предположил Дирус. — Возможно, прямо здесь? Какой у вас опыт?
— Да, я провел здесь пару месяцев. Но больше всего — на Земле, шесть лет. Конечно, мне стоит также упомянуть Авион. Я вырос в Цитадели, а потом меня заметила Дайна. Я пару раз возвращался в Авион с уже полным осознанием сложности мира. Если считать это время, то в сумме получается около восьми лет.
— Да-да, всё так, мы в этом очень похожи, я тоже с Авиона.

Дирус покивал, а потом задал странный вопрос:

— Не жалеете? — и сразу же добавил, будто хотел замаскировать его: — Было продуктивно? Полезно? Ну хотя бы интересно?

Грампус задумался, но лишь на мгновение.

— Не жалею. Наоборот, я считаю, что мне очень повезло. Теория вероятности дает почти нулевой шанс на подобное событие.
— Внимание, пятиминутная готовность, — объявила Дайна со сцены.
— Полностью согласен! — улыбнулся Дирус. И опять его улыбка была бесцветной.

Люди, что рассредоточились по залу, начали рассаживаться по своим местам, где уже стояли всевозможные чемоданы, рюкзаки и сумки. Кто-то из служащих, в балахоне и в черных тряпичных перчатках, поднялся по ступенькам со связкой металлических трубок на плече, звякнул их о пол к ногам Дайны, развязал и разложил, а затем стал собирать конструкцию.

— Да уж, Авион… — заговорил после паузы Дирус, наблюдая за тем, как служащий прилаживает одну трубку к другой и скрепляет их болтами. — Как хорошо, что мы не жертвуем временем, чтобы быть здесь. И даже ваши восемь лет — не беда. Никто не спускался так глубоко, как мы. А мы хотим спуститься еще глубже.
— Не могу быть уверенным, что никто. Мы можем быть не первые, просто не знаем об этом, — возразил Грампус.

Дайна подождала, пока все рассядутся, и сошла со сцены. Десяток шагов, — и она заняла кресло между Грампусом и Дирусом, прервав их беседу.

Человек в балахоне собрал П-образный штатив и установил его в пазах торцом в сторону зала. Из-под полы он также достал два стальных диска и веревку. Им предстояло стать маятниками на штативе, — один перед другим. Грампус прикинул в уме период колебаний для веревки длиной около двух метров, и получилось не больше трех секунд.

Дайна сверилась с наручными часами.

— Минутная готовность!

Человек в балахоне закончил конструкцию, и по сигналу Дайны запустил маятники в синхронное движение. Затем он ушел в глубь сцены и остался там. В зале потушили основной свет и зажгли символические маячки красного цвета, огибающие партер по широкой дуге. Сцену из-под потолка освещали софиты, и маятники сверкали, отражая этот свет.

Дайна смотрела на часы. Приближались последние секунды перед открытием портала. Грампус насчитал десять ударов, прежде чем дальний маятник, оставаясь в той же амплитуде, стал замедляться и отставать от ближнего. На контрасте было хорошо видно, как он взлетает и опускается с неестественной медлительностью. А потом перед рядами, на безопасном расстоянии, появилось большое зеркало, — такое, что перекрыло весь обзор, от пола и почти до потолка. Ученые увидели себя, кресла, чемоданы, а Канис Дирус даже успел помахать отражению, прежде чем плоскость зеркала исчезла. Из мира с кодовым названием EE-11-AQ на них подул легкий ветерок.

Вселенная этого мира была практически лишена всяких ориентиров. Ни звезд, ни рассеянного реликтового излучения, которое могло бы внести анизотропию направлений, ни каких-либо постоянных гравитационных, корпускулярных и электромагнитных источников. Только инерционные приборы могли ответить, какое расстояние уже преодолено, близок ли край локуса, как теперь меняется напряженность эфира, и куда дрейфует на горбу пыльного астероида научный комплекс Альфа-1. Здесь, в локусе полноводного эфира, находились главные лаборатории, производственные и жилые помещения, вычислительный центр, рекреация и прочие сооружения, необходимые для того, чтобы экспедиция могла длиться несколько месяцев к ряду. Небольшой по численности, но внушительный по техническому обустройству, городок Альфы-1 вырабатывал для себя электричество, воду, пищу, кислород, и по большей части — путем непосредственных манипуляций с материей.

Ученые и инженеры ожидали разгрузки. Они пока не могли выйти за пределы периметра безопасности, несмотря на то, что Дайна уже погасила портал. По кругу все еще горело красным кольцо из лампочек на выдвижном заборчике, и слышался слабый, но отчетливый прерывистый сигнал. Они стояли и ждали, а по ту сторону периметра их встречал Фиорд. Как и полагается союзному демону, он носил балахон с поднятым капюшоном, но, как и полагается управляющему, он также носил перчатки белого цвета, прошитые золотыми тесемками.

Дайна подошла к самому краю и кивнула Фиорду. Сейчас барьер спадет, и экспедиция отправится заселять жилые комплексы, уже приведенные в надлежащий вид. Впереди ждут эксперименты, измерения, вычисления и подсчеты, сеансы связи, создание новых станций, снова вычисления и снова подсчеты, — и все это на протяжении нескольких месяцев, и все это практически наугад, на удачу, вслепую. Погрузившись на четыре уровня вниз, они столкнулись с неожиданным миром, который, согласно предварительной гипотезе, относился к закрытым трансцендентным мирам. Характеристику 11-AQ никак не удавалось закрепить, потому что пока еще были сомнения и в закрытости, и в трансцендентности. Плотность эфира и правда убывала по экспоненте, и должна была продолжать убывать, но в какой-то момент градиент взбунтовался, так и не подпустив плотность к теоретическому минимуму. Вдоль капризов этого градиента и раскинулась сеть исследовательских станций.

Размышляя в таком ключе, Грампус Грисеус обнаружил себя в гостевом зале, аккурат в центре, где стояли стеклянные столики, окруженные кожаными диванами. Он сидел в кресле и рассматривал пейзаж за стеклянным куполом: площадка астероида, софиты и фонари, которые ее освещали, серая поверхность сооружений. Над всем этим довлело черное, непроглядное полотно космических пространств, и единственная звезда, которую смог найти Грампус, была звездой архитектурной, кою представлял собой конструкт жилого сектора. Грампус мысленно изучил связность Альфы-1 и с удовлетворением отметил, что ее граф содержит Гамильтонов цикл, а значит, это был прекрасный повод для ознакомительной прогулки.

Несколько человек прошли через зал в сторону лабораторий и вычислительного центра. Кто-то из них завидел математика и приблизился со словами:

— Не будет преувеличением сказать, что мы застряли здесь, на EE-11-AQ.

Дирус Канис, глава полевых исследований, погрузился в соседнее кресло. Они оба отражались в куполе зала, и хотя отражение было карикатурно искажено, Грампус отметил ряд особенностей, которые до этого упускал из внимания. Господин Канис был высок даже по меркам Авиона, и обладал неформатным лицом. Широкая голова, торчащие в виде локаторов уши и щеки, сужающиеся к маленьким носу и рту. Рассматривая искривленное отражение, Грампус наложил поправки, но даже и так получалось, что лицо Каниса было словно бы заострено, отчего выглядело исхудалым и осунувшимся. Темноватые глаза терялись в рельефных глазных впадинах и при случае заметно поблескивали.

— Измерения на дальних станциях показывают, что плотность эфира снова возрастает, конечно же — линейно. Если другие локусы и существуют, то попасть в них также маловероятно, как поразить дротиком муху, летящую на другом конце спортивного зала. И, наверное, еще и с завязанными глазами, стоя на одной ноге, и с первого раза. Мы уже почти отчаялись, и если не будет успеха со следующим звеном станций, нам придется придумать другую стратегию. Поэтому вы здесь. Мы надеемся на вашу помощь.
— Да, я этому рад и сделаю все возможное.
— Мы допустили, что модель верна, — продолжал Дирус. — Что цепочка миров, в которой сохраняется закон экспоненциального увеличения скорости света, бесконечна. Наши формулы нам это обещают, но что если это не так? Может быть, какой-то мир станет последним в этом ряду? Не будет ли это EE-11-AQ? Ведь согласитесь, кажется невероятным то, что мы, увидев всего лишь пятый уровень, можем предполагать существование уровня, скажем, десять в сотой, и далее… Но даже эта потенциальная бесконечность с чудовищными, невообразимыми скоростями, не пугает меня так сильно, как одна простая мысль. Вдруг математика, которой мы слепо доверяем, перестанет работать? И те формулы, которые ведут нас, окажутся неверны, начиная с некоторого уровня N? Что если экспоненциальный закон — не универсален, и когда мы откроем новый портал, мы попадем в мир с непредсказуемо большим множителем? Пока нам везло, но что очередной множитель будет не два, а два в степени миллион? Как вы думаете, дорогой Грампус, можем ли мы доверять вашей математике, когда применяем ее к реальному миру?

Грампус Грисеус внимательно слушал, подмечая, что рассуждения Дируса хоть и были хорошо связаны семантически, но все же допускали некоторую вольность в логических переходах и обобщениях. Отдавая себе отчет, что его профессиональная деформация видеть неточность в умозаключениях не должна мешать светской беседе, он ответил:

— Мы можем экстраполировать опыт, извлеченный из экспериментов. Мы открывали порталы через несколько уровней и наблюдали нежелательные эффекты, которые были тем выразительнее, чем больше уровней мы перешагивали. Событие, что вы сейчас описали, приведет к катастрофическим последствиям, и просчитать его мы неспособны. Однако замечу, что ваши вопросы выходят за рамки строгой науки. Если математика перестает работать, это значит, что есть логически обусловленная причина математике быть априори противоречивой, что само по себе является парадоксом. Непротиворечивое доказательство собственной противоречивости. В таком случае мы попадаем в очень сложную ситуацию, в которой не действуют рациональные категории. Даже философия не дает однозначного ответа, может ли существовать мироустройство, в котором две его части будут содержать одновременно и противоречивую, и непротиворечивую систему. Закон исключенного третьего, правила логики и традиция не ставить рядом противоречащие друг другу аксиомы, запрещает подобные парадоксы, но мы не можем с уверенностью говорить о физическом мире. Открытие подобного факта вызвало бы куда больший кризис в научной картине мира, чем даже парадокс Рассела. При таком раскладе принцип причинности рассыплется в прах, и мы придем к неизбежному заключению, что наша вселенная нестабильна и непознаваема, а то и вовсе — невозможна.
— Да, вы хорошо сформулировали, — покивал Дирус. — Знаете, я люблю предаваться абстрактным размышлениям. Представлять, как мы находим очередной мир, как открываем его свойства. Мы скованы физикой нашего естества, но наша способность мыслить снимает этот барьер. Выстраивая математические модели и веря в них, мы можем обнаруживать метафизические странности, и даже можем их исследовать, — прямо здесь, не покидая этих стен. Мысль освобождает нас от бренности, и было бы преступлением препятствовать ей. Знаете, наши нечеловеческие друзья, к сожалению, мало ценят то, что им даровано. Им не хватает того, что есть у нас, — осознанности, недетерминированности, свободы воли. Они — пример такой математики, которую мы пока еще не открыли, но уже вовсю имеем дело с ее проявлениями… И как же часто подобная ситуация возникает в физике! Эксперимент и инженерия обгоняют строгое математическое обоснование. Наши практики, сформированные задолго до понимания, применимы лишь с ограничениями. Что за ними кроется, что является первопричиной, — от нас пока скрыто. И вот поэтому мы здесь.
— Мне трудно оценить, звучите ли вы больше как физик, как математик или как философ, — сказал Грампус немного погодя, потому что ощущал потребность как-то прокомментировать слова Дируса Каниса.

Раздался голос, пригласивший главу группы полевых исследований в зал совета.

— Работа, — извиняющимся тоном сказал Дирус. — Я надеюсь, что наступит момент, когда эти три дисциплины сольются воедино, и нам больше не нужно будет делиться по специализациям. Спасибо, что выслушали.

Дирус ушел, оставив Грампуса лицезреть пока еще познаваемый мир, щекотливой пустотой открывающийся взору за пределами гостевого зала.

На следующий день Грампус бродил по отсекам Альфы-1 и то и дело останавливался в узких переходах с прозрачными стенами. Поначалу вид за пределами комплекса производил сильное впечатление. Всякий, кто впервые увидел ничто, зажимающее со всех сторон каменистую площадку станции, мог ощутить, как пол уходит из-под ног. Редкие огоньки, — искусственные тела на большом отдалении, — медленно плыли по дуге вокруг этого одинокого, слегка подсвеченного электричеством астероида. Грампус подумал, что так себя будет чувствовать человек, безлунной ночью в чаше большого телескопа. Ему даже чудилось, что чаша движется, и он движется тоже, — иллюзорно, как на тех статических картинках, где человеческий мозг столь глупо обманывается.

Поблуждав еще немного, он пришел в контрольный зал, привел мысли в рабочий вид и решительно вошел. Дайна была там, в окружении нескольких ученых. Она подозвала его рукой, не желая прерывать доклад. Рассказ вел представитель фронтир-команды, имя которого Грампус едва запомнил. Шиитан, или, может быть, Шии Тан, или даже Шии-тан. Личные данные и биография других ученых не раскрывались, и об этом странноватом персонаже, похожем на сплюснутый перегорелый пирожок, Грампус мог только предположить, что он не с Авиона, потому что на Авионе была всего одна раса. Однако и на Земле математик не встречал чернокожих людей с узким разрезом глаз и вдавленным морщинистым носом.

— Все станции Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон в строю. Гамма-3 и Дельта-2 готовятся к соединению типа “транзит”, за ними будет транзит Г-1 Е-1, затем второй путь Д-2 Е-2, и еще один транзит Д3 Д4. Затем будет мост Е 1,2,3. Последними начнут вводиться станции: Новая Альфа, Эпсилон-4 и Дзеты с первой по третью. Все это запланировано на девятую неделю. Новый рубеж, станции Эта с первой по четвертую, — на десятую неделю, с интервалом в три дня, отклонение от изначального плана отсутствует в пределах погрешности. План ближайших двух месяцев — создание и подготовка оборудования для шестого сезона.

Тем временем схема сети на стене изменилась. Эпсилон-2, узел на самом краю графа, изображенный как цилиндрический модуль космической станции с парой антенн, вспыхнул красным и замигал. Свет был настолько сильным, что комнату затопило кровавыми тонами. Шии Тан поднял голову и прервался на полуслове, — и в этот момент раздался настойчивый прерывистый сигнал. Трррль, трррль, трррль, — Грампус узнал в трелях си-бемоль первой октавы с примесью ля на угасании звука. Ему никогда не нравилась эта нота, вызывающая ощущение надрыва и тревоги, и вот она голосила на весь зал, а Дайна удивленно глядела на схему, и все ждали, что она будет делать. Она подошла к пульту и нажала несколько клавиш. Сигнал умолк. Вместо него из динамиков зазвучал будничный, невыразительный мужской голос:

— Станция Эпсилон-2 на связи. Говорит дежурный Э2-Д, ответьте.
— Альфа-1, Дайна, говорите!
— Красный код. У нас ЧП неизвестной природы.

Дежурный демон Эпсилон-2 рассказывал монотонно и без эмоций. Вряд ли для демонов существовали какие-либо опасности. Ни вакуум, ни экстремальные температуры, ни жесткая радиация не могут навредить информационному существу. Даже черные дыры могли оказаться бессильны, но такой опыт, насколько было известно Грампусу, пока еще никто не проводил.

— Три минуты восемнадцать секунд назад в результате неизвестного происшествия оказалась разрушена часть второго портального коридора и узловой шлюз. Произошла полная разгерметизация этих помещений. Аппаратные и исследовательские отсеки не пострадали, оба портальных зала целы, снабжение и коммуникации в норме. Станция введена в аварийный режим. Какие будут инструкции?
— Почему красный?! — страшным голосом спросила Дайна.
— Уровень тревоги выставлен в соответствии с программой. Пункт “человеческие жертвы”. Присвоить наивысший красный уровень и действовать по аварийному плану. Какие будут инструкции?
— К черту инструкции! Кто жертва? Кто погиб?!
— Элефас Фалконери, член группы Дируса Каниса. Оказался в зоне поражения. Повреждения органического тела несовместимы с человеческой жизнью. Какие будут инструкции?

Дайна смотрела на мигающий огонек и молчала. Грампус приметил, как мизинец ее правой руки стал подергиваться в такт красному свечению.

— Какие будут инструкции? — невозмутимо повторил дежурный демон.
— Элефас, — проговорила Дайна. — Как же так, что он там делал…
— Ожидаю ввода инструкций.

Грампус, неожиданно для самого себя, перехватил инициативу:

— Эпсилон-2, на станции есть еще люди?
— Отрицательно, людей нет.

Дайна опустилась в кресло и закрыла руками лицо. Математик продолжил:

— Эпсилон-2, сообщите больше фактов, начиная с наиболее существенных.
— Было одномоментное выделение большой кинетической энергии, классифицируется как взрыв. Ударная волна превратила юг второго портального коридора и большую часть узлового шлюза в набор обломков. Некоторые из них имеют параболическую скорость. Тело Элефаса Фалконери фракторизировано. Верхняя его часть находится на поверхности астероида недалеко от узлового шлюза. Обе ноги отделены от тела на уровне колен и удаляются. Скорость и направление ног позволит им выйти в точку апоцентра астероида через…
— Спасибо, Эпсилон-2, мы поняли. Чем вызван взрыв?
— Неизвестно.
— Вы можете отследить причину?
— Отрицательно, это закрытый мир, эфир не хранит информацию.
— А провести расследование?

Грампус тут же понял, что бессмысленно задавать такие вопросы дежурным демонам. Ответ был закономерен:

— Невозможно, это не входит в мою зону ответственности.
— Значит, мне придется туда идти, — сказал Грампус Дайне. Она подняла на него взгляд и кивнула. Он снова заговорил в микрофон:
— Подготовьте станцию к моему прибытию. Мне будут нужны воздух, давление, температура, гравитация, защита от радиации, — и прочее, вы должны знать. Я хочу провести осмотр зоны поражения.
— Принято.
— Это еще не всё. Обломки я тоже хочу осмотреть, и их нужно вернуть. И тело. Соберите его, подготовьте к транспортировке на базу. И будьте деликатнее, это вопрос уважения к мертвому человеку.
— Имеются инструкции по упаковке чемоданов, применить их к телу Элефаса?

Грампус явственно услышал шумный, полный негодования вздох со стороны Дайны и решил не обращать на него внимания.

— Ладно, хорошо, примените. Теперь это всё, конец связи.

Мерцание красного стихло, будто бы кто-то плавно повернул ручку яркости.

— Дайна, вам понятна причина, по которой расследованием должен заняться именно я? — спросил Грампус.
— Да действуйте, я даю вам полномочия своего представителя. Что вам потребуется?
— Мне нужен демон-управляющий. С ним я отправлюсь на Эпсилон-2.
— Фиорд? — Дайна заколебалась, и было видно, что у нее были некоторые возражения, но после короткой заминки она сдалась: — Хорошо. Я это устрою. Что-то еще?

Грампус немного подумал и выдал ряд вопросов:

— Чем занимался господин Фалконери? Кто он? Почему был в это время на станции Эпсилон-2? Это согласовано с вами или господином Канисом? Мне будут нужны ответы на эти вопросы. По возможности, подробно, в текстовом виде. И еще мне нужно знать, чем были заняты другие.

Дайна уже взяла себя в руки и вспомнила, что является руководителем экспедиции, и что в помещении были другие сотрудники. Они молча сидели за столом, ожидая, чем всё кончится. Дайна выпрямилась и сказала:

— Я вызову Каниса, и мы подготовим вам отчет. Поговорим позже, когда вы свяжетесь со мной с Эпсилон-2. Я бы хотела получить вашу оценку ситуации. А сейчас я объявляю общий сбор. Поскольку мы не знаем, что это было, нужно принять меры безопасности. Так положено.
— Хорошо, — принял к сведению Грампус, — но пожалуйста, по возможности не раскрывайте подробностей. Лучше, чтобы никто не предпринимал никаких действий, пока я не вернусь. И нам нужно доставить тело сюда. Я не знаю, что принято делать в подобных случаях. Возможно, заморозить.
— Подобных случаев не было, — тихо проговорила Дайна, и Грампус снова услышал глубокую обеспокоенность в ее голосе.
— Да, и еще: опечатайте личную каюту господина Фалконери. Никто туда не должен входить.

Пока Дайна раздавала указания, Грампус вышел из командного центра и почти столкнулся лицом к лицу с Фиордом. Управляющий уже ждал за створкой, неподвижный, безмолвный, спокойный силуэт. Грампус отметил, что впервые задумался, нужно ли подавать руку коллеге-демону. Какова этика отношений на станции? Почему-то об этом не говорили. Он всё же протянул руку:

— Мы не представлены. Грампус Грисеус, математик.

Фиорд снял капюшон и ответил на рукопожатие. Белых перчаток на нем уже не было. Рукопожатие получилось очень формальным, и вместе с тем донельзя человеческим. Да он и был человеком, и никакие медицинские приборы не могли бы обнаружить аномалии. Если бы Грампус не знал, что перед ним искусственное тело, он бы не придавал значения анатомическим подробностям собеседника; но привыкший к осознанности, где-то на втором уровне восприятия, он оценивал новые ощущения от прямого контакта с иной цивилизацией. Это важный опыт, который может пригодиться в будущем.

— Мое согласованное имя Фиорд, — представился управляющий. — Мы должны были встретиться чуть позже, в более рабочей обстановке. Но в сложившихся обстоятельствах я принял просьбу Дайны, и готов сопроводить вас на Эпсилон-2. Можете заниматься расследованием. Вашу безопасность я беру на себя.
— Я это ценю, спасибо. Уверен, без вашей помощи мне не обойтись. Вы что-нибудь знаете об инциденте?
— У нас есть только самая поверхностная телеметрия о состоянии астероида. Вы бы хотели ознакомиться с данными? Тогда нам нужен терминал, подойдет любой.

Грампус задумался, что будет правильнее: потратить время на анализ данных, потенциально извлечь полезную информацию, или же сразу отправляться на Эпсилон-2.

— Данные подождут, — решил он. — Давайте сначала посмотрим своими глазами.

Какова вероятность сегодняшнего события? Можем ли мы ее оценить? Вероятность наступления катастрофически плохого события… Это вероятность наступления некоторого события, помноженная на вероятность, что событие будет катастрофически плохим… И какова условная вероятность повторения этого события? А если примем условие, что это не было случайностью, а даже и наоборот?

Таким отстраненным думам предавался Грампус, пока они шли по Альфе на другую сторону сектора, в портальный зал Бета-1, ведущий на одноименную станцию.

— Эпсилон-2 — сейчас это наша главная фронтир-станция из трех, — стал рассказывать управляющий. — Мы ввели ее в эксплуатацию в составе связки Эпсилон 1, 2 и 3. С каждой из них мы стартовали длинный, в два световых года по Q, трек. Они, по плану, заканчиваются новыми станциями — Дзетами: первой, второй и третьей, соответственно.
— Боюсь, что теперь планы под вопросом, — заметил Грампус.
— Верно. Если говорить в целом, мы дублируем пути, вводим дополнительные треки, — для удобства и безопасности. К Эпсилон-2, например, можно пройти двумя путями.

Все внешние станции были похожи. Грампуса посетило мимолетное ощущение дежа вю, когда они в очередной раз вошли в портальный зал. Как и все прочие , он представлял собой полусферу десяти метров в диаметре. По центру, в окружении условного заборчика, стояла арка из мрамора, — и казалось, что арка — это просто арка, под которой можно ходить, но таблички, — просто таблички, — нарушали эту иллюзию. Сперва ученый принял их за резиновые коврики, и лишь подойдя ближе, убедился, что это металлические пластины, вмонтированные в пол. Гравировка на них была ориентирована к порталу, — так, чтобы наблюдатель мог читать название станции, на которую он собирается перейти. Те же самые обозначения украшали стены на уровне глаз.

Грампус и Фиорд только что прошли “Дельту-1” насквозь и теперь стояли на пороге “Эпсилон-2”. Управляющий пересек невидимую черту портала, осмотрелся и сделал знак рукой. Грампус последовал за ним. Это был четвертый переход, но математик только сейчас понял очевидную, в общем-то, вещь. Здесь, по границе портала, пространство искривляется в трехмерный мост, протянутый между складками на миллионы и миллионы километров, — но никакие человеческие органы чувств не могут определить, как твое тело было здесь, а спустя шаг оказывается там. Так далеко, как невозможно попасть простому человеку, или даже не совсем простому.

В воздухе “Эпсилон-2” заметно звучали ноты расплавившейся проводки. Возле стены лежал большой куль, свернутый из серых тканей. В куле угадывался человеческий торс от головы до колен. Еще две продолговатых части тела были прислонены к стене в форме домика. “Бездушная бесцеремонность”, — подумал математик.

Фиорд присел к телу и погрузил в него руку, — и она вошла в тело без какого-либо сопротивления. Грампус поспешно отвернулся, но призрачная рука, — та самая рука, которая при пожатии была вполне теплой и живой, — оказалась въедливой даже на ментальном уровне. Забыть увиденное Грампус уже не мог.

— Это Элефас Фалконери, — сказал управляющий. — Он не похож на свою утреннюю версию. Тело… очень пострадало. Оно старое, сморщенное. Волосы поседели, зубы сгнили, внутренние органы изношены. Судя по биохимическому составу, старение было быстрым и равномерным. Оно и стало причиной смерти. Голени… отсечены от бедер чуть выше колен. Срез бедренной кости ровный, ткани обуглены до корки. У голеней эффекта старения нет.
— Спасибо за информацию, Фиорд. Нужно оправить тело назад на Альфу. Как нам это лучше сделать?
— Э2-Д, местный дежурный демон, транспортирует тело. Однако мне придется перевести его функции на себя. Мы не сможем покинуть Эпсилон-2 до его возвращения. Станция действует, и на ней всегда должен быть демон. Есть процессы, которые требуют нашего постоянного внимания, — в частности, поддержание порталов в активном состоянии.
— То есть, — обеспокоился Грампус, — вы не поможете мне с осмотром?
— Не волнуйтесь, нам это не помешает, я могу выполнять несколько работ одновременно.

Несмотря на заверения управляющего, Грампус думал о том, насколько велика опасность находиться здесь, посреди картины разрушений. Нарочито грубоватой и слегка сюрреалистичной картины. Картины, в которой сплелись побеги раскосого футуризма и той опустошенности художника, что проглядывает в тенях и штрихах между геометрическими формами. Только эта промежная чернота, думал он, и составляет суть, только она важна, и только в ней весь сакральный смысл. Сотри все провалы, — и останутся на полотне лишь аляповатые фигуры, не более чем случайные гости, в испуганном порыве прижавшиеся друг к другу, потому что осознают они свою недолговечность и обреченность в конце концов распасться, раствориться и исчезнуть совсем.

Грампус попросил управляющего приблизить обломки. Было неуютно стоять под зонтиком из покореженной арматуры, и видеть, как ее части надвигаются, смыкаясь плотнее, словно хотят сделать тебе преждевременное погребение. Он стоял на голом камне в двадцати шагах от станции, точнее, от того, чем был раньше узловой шлюз. Сохранилась западная стена, но и та носила отпечаток произошедшей здесь катастрофы, будучи выгнутой против своей естественной кривизны. Стена эта была без иллюминаторов, потому что почти вплотную прилегала к скале астероида, и смотреть там было не на что. Зато теперь, в свете расставленных по периметру софитов, скала заливалась насыщенным фиолетовым цветом, с отдельными оранжевыми прожилками. Стеклянное крошево под ногами отражало эти оттенки, рассеивало свет красочными переливами, что создавало еще большее ощущение сюрреализма.

— Вот здесь, видите? — Грампус указал на обломок, что завис в нескольких метрах над ним.

Фиорд безучастно скрестил руки на груди. Он остался стоять на уцелевшей части здания и просто ждал.

— На ней хорошо заметно пятно, как будто копоть. Я бы сказал, это сектор эллипса. Около сорока процентов всей площади. Возможно, след от воздействия огнем.

Грампус обратил внимание на опоры под станцией и попробовал оценить их прочность. Эти металлические балки, скрещенные в форме “ежа”, приняли бы нагрузку и неизбежно бы прогнулись, — чего он не наблюдал. Часть балок была просто вырвана с болтовыми корнями, но не деформирована по длине. О чем говорил этот факт, математик пока не понимал. Может быть, ни о чем полезном.

Фиорд подал руку и легко, без напряжения, втащил его на платформу.

— Меня беспокоит характер этого взрыва, — сообщил математик. — Я хочу изучить вот эти три обломка.

Четыре изуродованные металлические конструкции медленно вылетели из скопления и приблизились так сильно, что в них стало можно узнать фрагменты коридора. Каждый из обломков нес свою часть того округлого пятна, которое математик заметил ранее. Он протянул руку и провел пальцем. Поверхность была холодная и ничем не мазала.

— Попробуйте представить, что это сечение трехмерного тела искривленным потолком коридора, — предложил Грампус. — Какое это должно быть тело?
— Это простая задача, — ответил Фиорд. — Шар.
— Верно. Вы можете сказать, каков химический состав этих следов?

Фиорд тоже прикоснулся к парящему обломку.

— Состав прежний: органическое стекло, титан. Отличается сильным износом материала, который приводит к хорошему поглощению света. Тем не менее следы свежие, на молекулярном уровне все еще происходят остаточные реакции.
— Любопытно.

Грампус подумал, что граница пятна слишком ровная, как по циркулю. Он оценил диаметр и пришел к некоторому заключению. Сделав несколько шагов в сторону, он стал рассказывать:

— По форме пятна мы выяснили, что это был шар. Его диаметр соответствует размаху моих рук. Обломки хорошо подходят к этому месту, как элементы головоломки, а значит, центр должен быть там, где сейчас находится моя голова. Несложные логические построения, не правда ли? Но и это еще не всё. Область внутри сферы воздействовала на материал стен, вызвав обширный износ. По-видимому, то же самое произошло с телом Элефаса, а значит, он попал внутрь этой сферы. Как видите, пол здесь целый, совсем не затронутый ни взрывом, ни износом: на нем нет пятна, и он выглядит неповрежденным. Это хорошо согласуется с тем, что ноги Элефаса были отрезаны выше колен, — именно на такую высоту была приподнята сфера. Я уверен, что господин Фалконери перед смертью стоял здесь… Остались только две загадки — природа этого шара и причина его появления. Вероятно, решив одну из них, мы сможем подступиться и к другой.

Фиорд по-прежнему находился поодаль. Он слушал, но никак не вмешивался; несмотря на безучастный вид, он был занят тем, что управлял окружающей средой. Вся станция, а может, только эта ее часть, была заключена в невидимый пузырь. Воздух здесь граничил с открытым вакуумом и не улетучивался, радиация всех мастей, приходящая извне, поглощалась барьером, температура и давление были в норме. Под щитом жизнеобеспечения не гулял даже авантюрный ветерок. Было так тихо, что откуда-то снизу пробивался гул электростанции, обычно тонущий среди остальных шумов. Астероид казался незыблемым, кое-где из него торчали скрюченные, опечаленные крепления, крошево стекла сверкало, а обломки медленно вращались на тех же самых позициях.

— Э2-Д задерживается на Альфе, — сказал Фиорд, — Дайна с его помощью проводит свой анализ причин смерти.
— Вот как? — отозвался математик. — Мы с ней условились поговорить, как я закончу.
— Мы можем организовать видеосвязь из лаборатории. Она находится в следующем отсеке, сразу же после этого.
— Хорошо, идемте туда.

Лаборатория понравилось математику с первого взгляда. Это был продолговатый зал с колоннами и переборками, которые разделяли его на несколько тематических зон. Пара полуткрытых кубиклов предназначалась для совещаний: стояли диваны, столы, имелись компьютеры и маркерные доски. Угловые комнаты позволяли уединиться, и там, за матовыми стеклами и звуконепронецаемыми панелями, можно было отдохнуть или заняться чем-то, что требовало высокой концентрации. Самый центр лаборатории занимали несколько рядов со сложными устройствами, от которых в фальш-пол уходили пучки толстых кабелей. Высота иных приборов достигала потолка, но были такие, которые помещались на столах. К ним, как правило, можно было подсесть, и поработать за консолью с экраном и клавиатурой. В помещении стоял легкий едва слышимый гул, и тут и там перемигивались светодиодные огоньки. Грампус вспомнил давнюю экскурсию в институт ядерной физики, хотя экспериментальные установки в его недрах выглядели более кустарно.

Они проследовали в ближайший кубикл. Один из компьютеров уже был включен, и, более того, передавал изображение с видеокамеры по ту сторону соединения. Было видно клавиатуру, мышь, часть стола и стул с высокой спинкой. Математик сразу же заключил, что это личный кабинет Дайны. Фиорд сообщил, что Дайна выйдет на связь через пятнадцать минут. Не желая терять время, Грампус попросил показать данные, собранные разными датчиками на момент взрыва, и углубился в их изучение.

Вскоре появилась Дайна, уже более собранная, нахмуренная и немного нервная. Она села на стул, положила на стол папку с документами. Не глядя в камеру, вполоборота, она сказала:

— Плохи наши дела. Я провела осмотр тела. Кое-что стало яснее, но не слишком. похоже, что вы правы, и именно вам придется со всем этим разбираться. Вы независимое лицо, в экспедицию вышли в первый раз, в отличие от остальных. Но я бы хотела, чтобы вы сами рассказали, что вы обо всем этом думаете.

Грампус кивнул, выдержал небольшую паузу и стал описывать то, что видел: куски стен и пола, круглая отметина, направленность взрыва.

— Но это наблюдения, — продолжал он, — а важнее — выводы, которые мы уже можем сделать. Вывод первый. Господин Элефас попал в пузырь, в котором время было ускорено в десятки или сотни раз. Всё его тело мгновенно состарилось, исключая голени, которые были отрезаны складкой пузыря. Вывод второй. Это не природное явление. Такая вероятность остается, но она очень мала, крайне мала. Нам пришлось бы предположить, что спонтанные временные кавитации могут происходить не только в сверхплотном эфире. Такой эфир, мы знаем, служит границей Универса и Демониона. А здесь его почти нет, — по крайней мере, в области Эпсилон-2. К тому же я бы ожидал увидеть много мелких пузырей с меньшим коэффициентом ускорения, чем один, развивающийся так быстро и именно там, где оказался господин Фалконери. Поэтому мы не будем рассматривать версию природного явления. А значит, мы делаем вывод третий: пузырь — искусственного происхождения. И здесь у нас возникает трудный вопрос. Мог ли господин Фалконери создать его сам? Если мы допустим, что он эфир-положителен, то даже и в этом случае, нужна очень хорошая подготовка. Я не могу представить, чтобы человек сделал это так четко и так быстро. Судя по данным с эфирных сейсмографов, пузырь достиг своей максимальной плотности за пять секунд. К сожалению, я не эфир-положителен, но зато я умею считать. Мне нужно примерно полчаса, чтобы выполнить расчеты для такого пузыря. Получится примерно десяток численных характеристик с точностью до одной стотысячной. Мне сомнительно, чтобы человек мог их запомнить и воспроизвести. Две характеристики на секунду! — Выглядит невозможным. Но может быть, я плохо думаю о господине Фалконери. Поэтому я и запросил больше информации о нем. Чем он занимался, какие у него были навыки, что он умел.
— Да, спасибо за ваши выводы, — сказала Дайна, притянула к себе папку и открыла ее. — Элефас Фалконери, сорок семь номинальных лет, физик, входил в группу полевых исследований под руководством Дируса Каниса. Участник экспедиции с первого состава. Наиболее квалифицирован из всех, занимался анализом данных. Также был ответственным за пуско-наладку приборов. Сегодня во второй половине дня он должен был участвовать в планерке. Дирус Канис утверждает, что никаких задач до этого момента Фалконери назначено не было, и почему Элефас ушел гулять по станциям, он не знает. Я уточню, что это не запрещено, но обычно в этом нет необходимости. Когда станция введена в эксплуатацию, и установлен портальный мост, мы все исследования выполняем удаленно, а в редких случаях, когда нужно что-то исправить, мы обращаемся к дежурному демону. Еще я должна сообщить, что Фалконери считали очень большим профессионалом. Его продуктивность всех удивляла. Дирус Канис отзывался о нем очень положительно.
— А что насчет чувствительности к эфиру?
— Это важная характеристика, Грампус, — весомо произнесла Дайна. — Вы знаете, что вы все здесь потому, что я вас нашла и предоставила вам уникальные возможности. Мне было бы непростительно упустить из виду такое обстоятельство. Он не эфир-положительный.
— Что ж, — протянул математик. — Тогда получается, что моя единственная гипотеза не работает…
— Расскажите, что за гипотеза.
— Извините, Дайна, я бы сначала хотел уточнить пару деталей. Можно?
— Хорошо, спрашивайте.
— Храните ли вы сырые, необработанные показания приборов с предыдущих сезонов?
— Да, конечно. Реплики есть на серверах на всех станциях.
— Тогда я бы попросил вашей санкции на выяснение, когда и что делали члены экспедиции, куда ходили, с точностью до часов. Особенно меня интересует прошлый, четвертый, сезон. Иными словами, я хочу составить досье передвижений.
— Я не очень понимаю, — Дайна нахмурилась. — Мы не следим за сотрудниками, у нас нет даже видеокамер. Как вы это сделаете? Будете всех опрашивать? Вряд ли кто-то помнит, как он ходил по станциям несколько месяцев назад.
— Нет, не опрашивать. Скажите, ведь все датчики работают непрерывно? — уточнил математик. — Сейсмографы, обычные и эфирные, температура, манометры, гироскопы и прочее?
— Да, конечно. Но как это вам поможет?
— У каждого человека свои особенности: походка, одежда, дыхание, голос. Это всё попадает в сырые данные. Я могу выделить эту информацию из фона. Дальше уже можно использовать некоторые методы анализа, чтобы составить маршруты всех членов экспедиции. Это не так сложно, просто требуется время. Но мне нужна ваша санкция, потому что мне придется нарушить личное пространство людей.
— Я поняла. Вам это действительно нужно, Грампус? Мы можем сделать что-то еще кроме этого?
— Да, и более того, я бы хотел обойтись без досье передвижений. Возможно, мы узнаем что-то еще после досмотра личной каюты господина Фалконери. Вы, ведь, там еще не были?

Но что ответила Дайна, осталось неизвестным. Программа видеосвязи моргнула, и картинку сменила надпись “Соединение потеряно”. В тот же момент Грампус ощутил, как пол вздрогнул, и кресло под ним издало протяжный скрежет. Спустя несколько мгновений толчок повторился, потом снова. Экспериментальные установки в центре зала тоже среагировали на удар: некоторые лампочки переключились на красный цвет. Математик повернулся к управляющему.

— Пространственные мосты разрушены, — сообщил Фиорд. — Переживаем скачки напряженности пространства-времени.
— Что это, Фиорд? Взрывы?
— Не могу сказать. Если и взрывы, то не на Эпсилон-2. Мосты разрушены. Порталы больше не работают. Мы отрезаны от Альфы и соседних станций, и связи с ними нет. Я перевел все системы в автономный режим.

Тряхнуло еще несколько раз, — ощутимо, но не сильно. Магнитуда толчков явно уменьшалась.

— Остаточный эффект продлится несколько минут, — сказал Фиорд. — Опасности нет.

Любопытно, подумал Грампус. Он читал про это, но ему никогда не приходило на ум, что порталы на такие расстояния и правда должны приводить к огромному натяжению пространства-времени. Из-за разрыва возникла серия затухающих возвратно-поступательных пространственных искажений, как будто лопается огромная пружина. Если не сбросить высвободившуюся энергию в вакуум, астероид разорвет приливными силами. Остается только поблагодарить Фиорда за то, что он исправно делает свою работу.

Грампус уловил себя на мысли, что почему-то не удивлен в должной степени. Возможно, к нему еще не пришло осознание момента, а вместе с ним и не пришла обеспокоенность. Возможно, это осознание уже сидело в нем где-то глубоко, а потому обеспокоенность уже не имела смысла. Так или иначе, он порадовался, что может мыслить трезво и расчетливо. Сегодня явно был хороший день.

— Что ж, — обронил он, — теперь мы можем быть уверены, что экспедиция подверглась диверсии. Логично предположить, что господин Фалконери стал первой жертвой, скорее всего — случайной.

Грампус встал и прошелся по залу. Мыслей было так много, что хотелось их как-то упорядочить. Он остановился возле маркерной доски.

— Значит, мы теперь сами по себе, — сказал он. — И как надолго, Фиорд?
— Минимум на три года. Скорее всего — больше, потому что мы не знаем ситуации на промежуточных станциях.
— Три года? Это довольно много.
— Да. Порталы можно восстановить только физическим переносом арок из места их запутывания в разные точки пространства. Между Эпсилон-2 и Дельта-2 чуть меньше двух световых лет. Если на Дельте-2 создадут пару запутанных арок и отправят демона с одной из них к нам, пройдет не менее трех лет, с учетом ускорения, торможения и, в особенности — поиска станции. Но если порталы разрушены вообще везде, я не берусь подсчитать, сколько времени займет их восстановление.

Грампус молчал. По всему выходило, что сначала надо внести полную ясность и очертить оптимистичные и пессимистичные сценарии. Фиорд, конечно же, помнил все экспедиции в деталях, и вскоре на доске появилась подробная карта всех существующих станций.

— Если предположить, что разрушен весь основной путь, то у нас четыре перехода, которые требуется восстановить. Начать можно только с Альфы-1, воссоединить ее с Бетой-2, потом с Гаммой-2, Дельтой-2, и, наконец, Эпсилон-2. Четыре перехода по три года каждый, итого двенадцать лет. Но даже если атаке подвергся лишь один переход, нужно три года, чтобы преодолеть расстояние между Дельта-2 и Эпсилон-2. Дайна не может знать наверняка, что с нами случилось, и не разрушены ли станции полностью. Снарядит ли она многолетнюю спасательную операцию без каких-либо гарантий на успех? Если станции разрушены, то нет ни ориентиров, ни маяков. Можно бесконечно блуждать по космосу и ничего не найти. В этой игровой ситуации мы рискуем потерять много времени в ожидании ничего. И единственный способ снизить наши риски — это сообщить Дайне, что мы здесь, и мы ждем.
— Сигнал до Дельты-2 будет идти около двух лет, — заметил Фиорд. — Еще три года на восстановление портала. Итого пять лет, в лучшем случае.
— Да, поэтому мы должны связаться с ними через эфир, — сказал Грампус.
— Это вряд ли возможно, — возразил демон. — Эфир в этом мире почти отсутствует. Нужно значительное усилие, чтобы общаться в пределах станции, но на больших расстояниях любая осмысленная информация искажается и смешивается с шумом.
— Я изучал некоторые отчеты прошлых экспедиций. В них сказано, что вы проводили эксперимент с передачей информации через эфир между станциями. Вы сами участвовали в нем, Фиорд. Можете рассказать подробнее?
— Конечно.

Грампус всё больше стал понимать, насколько ценного напарника он приобрел. Фиорд хранил в своей памяти все детали, все числа, все отчеты, до буквы. При необходимости, он мог воспроизвести любой материал, а мог просто пересказать, выделяя только главное.

Целью эксперимента было определить, можно ли пользоваться эфирной связью, не прибегая к помощи радиоволн, для которых необходимо, чтобы работали порталы. Эксперимент поставили на второй сезон, когда была введена в строй первая из фронтир-станций, Бета-1. Участвовали два демона. Первый должен был формировать сообщения, а второй принимать. Гипотеза гласила, что успешность передачи информации через мелководный эфир — это вероятностная характеристика, зависящая от нескольких параметров. Следовало определить и параметры, и характер зависимости. Расстояние между Альфой-1 и Бетой-1 принималось за константу, а первым вариативным компонентом была взята информационная сложность передаваемого образа.

— Мы формировали разные образы, — рассказывал Фиорд. — Например, вращающийся тетраэдр. Мы проверяли гипотезу на большом спектре по шкале информационной сложности. Чем более сложен образ, тем более вероятно, что он отразится в мелководном эфире, предварительно распавшись на примитивные геометрические формы. Принимающий демон при этом способен заметить, что плотность геометрического шума кратковременно возрастает, но без статистически значимого количества передач выделить сообщение из него не представляется возможным. Мы могли сделать любой образ неограниченно сложным и тем самым приблизить вероятность к единице, но это теряет практический смысл уже после одной секунды на бит информации. Мы выявили закономерности и определили коэффициенты, но из них следовало, что искажения не позволяют нам передавать сколь-нибудь содержательные образы. Информация распадается в примитивы и часто не доходит до адресата.
— Значит, принципиальная возможность есть, — сказал математик.

Он стал думать. Какова задача? Как найти решения, сколько их? Какие ограничения? Какие другие задачи основываются на этой? Детали требовали уточнений. Грампус достал из внутреннего кармана футляр, где он хранил по кусочкам логарифмическую линейку и очки. Линейка как таковая ему требовалась редко, но когда он держал ее в руках, когда перемещал подвижную шкалу, он лучше фокусировался на процессе. Математик даже не замечал, как цифры на линейке, попадая через сетчатку глаз прямо в мозг, вызывали из памяти хорошо организованные знания и смыслы. Грампус нередко погружался в размышления так глубоко, что внешний мир таял, само его существование забывалось, а его место занимала математика, полная неожиданных поворотов и прозрений. Цифры и символы, в которых он плавал, завораживали своей красотой и гармонией, выстраивались в упорядоченные цепочки рассуждений и причудливые формулы, пока наконец не превращались в понятную и логичную математическую модель.

Мир медленно возвращался. Сколько прошло времени, Грампус не знал; должно быть, несколько минут. Но это были очень насыщенные, очень приятные несколько минут, проведенные в его любимой стихии. Грампус повертел головой, увидел разную аппаратуру, и вспомнил, что находится в лаборатории станции Эпсилон-2. Вспомнил, зачем он здесь, почему сидит в этом кресле, и чем занимается. Вспомнил, что он не один. Поодаль стоял его партнёр, демон-управляющий. Он не сдвинулся с места, не проронил ни слова. Он просто стоял, скрестив руки, и тоже о чем-то думал.

— Мы будем транслировать сигнал SOS, — сказал Грампус.
— Вы хотите отправлять текст? — спросил Фиорд. — Это сложный образ. Гораздо сложнее, чем тетраэдр.
— Нет, не сам текст, а точечный код, записанный в битовой морзянке. Условно говоря, 1-1-1-11-11-11-1-1-1. Точкой будет факт всплеска геометрических форм. Без разницы каких, — нам важно лишь превышение плотности эфира над фоном.
— Допустим. Как вы собираетесь бороться со случайными потерями?
— Есть разные техники. Повторение. Коды Грея, Хемминга. И хотя одного факта, что в эфире появляется периодический сигнал, достаточно, чтобы на Альфе поняли, что мы в порядке, я хочу, чтобы этот сигнал стал опорным для установления алфавита. Мы будем отправлять сигнал не в чистом виде, а наложенный на узнаваемую последовательность… Например, простые числа. Мои рассуждения основываются на самых базовых математических идеях, и я надеюсь, что на той стороне нас услышат и поймут. В предположении, что на один бит нужна одна секунда, все сообщение уместится в пять минут. Одно сообщение каждые пять минут — это 288 сообщений в сутки. 864 сообщения за трое суток. Если этого окажется недостаточно, если мы не получим симметричного ответа, продлим сеанс до семи суток, это 2016 сообщений. Как только нам удастся установить двухстороний SOS-контакт, мы перейдем к более сложным сообщениям. Если же не удастся, то мы сменим стратегию. А сейчас мы должны начать передачу, Фиорд, и как можно скорее.
— Я все еще не понимаю, что именно мне делать.
— Да, верно, — согласился Грампус. — До конца дня я составлю для вас инструкции. И я хочу, чтобы вы начали восстановление станции. Впереди нас ждут месяцы и, вероятно, даже годы пребывания здесь.

Удивительно и необычно было понимать, что его участие в эксперименте EE-11-AQ примет такой характер. И что его теоретические размышления о том, как бы он проводил время в одиночестве, чем бы себя занимал, вдруг стали реальными, воплотились в жизнь. Грампус всегда был обособлен от общества, и не нуждался в нем так сильно, как другие, но и полной изоляции он не испытывал никогда. Ему всегда думалось, что он перенесет изоляцию пусть не героически, но и не так сложно, как дались ему первые четверо суток. Пока Фиорд посылал сигнал SOS, Грампус программировал, создавал инструмент для анализа профилей передвижения.

Программирование сопротивлялось. Как воздух, Грампусу нужен был уютный кабинет и просторная квартира, с качественной мебелью и регулируемыми условиями. Мозг математика был капризен и требователен, и чтобы работать на пике производительности, он желал хорошего сна и правильного питания. Каюты на Эпсилон-2 для этого не подходили, как и почти декоративная кухня с базовым набором долгохранящихся запасов. Он спросил Фиорда, что с этим можно сделать.

— Еду я вам обеспечу, — ответил управляющий. — Однако создание квартиры, формирование мебели и других элементов интерьера — процедура сложная и долгая. Материи здесь достаточно, наш астероид вовсе не мал, но я бы посоветовал всё рассчитать, чтобы не потратить лишнего.
— Значит, нам нужно точно знать, как долго мы здесь пробудем, — заключил математик. Будем ждать.

На пятые сутки Фиорд сообщил, что видит отклик. Они тут же прекратили вещание и стали слушать. Сигналы шли четким временными промежутками и хорошо накладывались на исходный сигнал SOS. Если это и был ответ, то потери и искажения в нем составили около девяноста процентов, — значительно больше, чем предполагал Грампус. Они продолжили накапливать сигналы, и через несколько часов получили весь паттерн, восстановленный из сотни-другой искаженных повторений. Без сомнений, звучал сигнал SOS, теперь отзеркалированный, и с небольшими изменениями. Вместо кода 5-2 паттерн содержал число 1-1. Математик не был уверен, что на том конце поймут его смысл, но все сложилось очень удачно. Альфа-1 услышала их и ответила. Теперь, когда у них была — пусть ненадежная и медленная, — но все-таки связь, Грампус почувствовал облегчение.

“5-2 SOS”

“1-1 SOS”

“5-2. НаСвязи ГиФ ЭтоСообщениеВамПонятно?”

“1-1. Дайна.ДаПонятноРадыСвязи.Статус?”

“5-2. БезИзмененийДелаемРемонт.Статус?”

“1-1. 3-1 4-1 4-2 ВзрывыКанисАрестЖдитеОтчет1Кб”

Последнее сообщение с Альфы гласило, что разрушены две первые станции Дельта, и одна станция Гамма. И что причастен к этому был никто иной как Дирус Канис, глава группы полевых исследований, руководитель Элефаса Фалконери, человек, с которым Грампус говорил не так уж давно, и на кого бы даже не подумал. Новая информация совершенно не вязалась с его видением, и теперь он очень хотел увидеть отчет, в котором, очевидно, будет дана ретроспектива о том, что произошло сразу же после разрыва порталов. Но передача одного килобайта через такой плохой канал должна была занять не меньше двух недель, так что он вернулся к своей программе. Начатое следовало закончить, даже если в этом больше нет необходимости.

Программа уже могла отображать перемещения абстрактного человека, но все еще не была достаточно натренирована, чтобы отличать один профиль от другого. Конечно, если бы Грампус мог, он бы сначала сформировал профиль Дируса Каниса, но пока еще приходилось работать с анонимизированными данными. Он загрузил показания приборов с последний дней четвертого сезона на Эпсилон-2. После того, как программа отработала, он получил несколько весьма подробных маршрутов. Он наложил их на карту и стал разглядывать.

Кем бы ни были эти люди, они вели себя вполне обычно. Кто-то делал обход, кто-то посещал лабораторию, чтобы там поработать. Один человек даже побывал на поверхности астероида, на площадке для наблюдений. Ничего предосудительного, хотя Грампус не был уверен, позволялось ли ученым выходить в открытый космос в одиночку.

Последний день четвертого сезона принес Грампусу первую важную находку. Странности в движении одного из ученых было сложно не заметить. Человек двигался медленно, гораздо медленнее, чем обычно ходят, шагал очень широко, поворачивал под прямыми углами, из-за чего иногда жался к стенам коридоров. В местах же, где коридоры шли в косую к его системе координат, он преодолевал пространство прямоугольным зигзагом. А еще человек делал остановки, и одна из них была в точности там, где на карте стояла метка Х — эпицентр взрыва.

Эта небольшая остановка впечатляла. Грампус вспомнил о десяти характеристиках, которые нужно было воспроизвести в уме, чтобы создать временной пузырь. Сложно было поверить, что такое провернул человек. Технически, это мог быть и демон, но демоны здесь были абсолютно подконтрольны, по причинам весьма фундаментальным и весьма метафизическим. Что же, программа была почти готова, и скоро он сможет отождествить все маршруты с конкретными членами экспедиции, и тогда у него будут неоспоримые доказательства в пользу одной из версий.

Последний маршрут, который Грампус проверил, принадлежал господину Фалконери. В день своей смерти, две недели назад, ученый просто гулял. Он выдвинулся из своей каюты в сторону ботанического сада, посидел там на скамейке под рядами вечнозеленых деревьев. Он не спешил; возможно, он читал или писал, а может, просто сидел и наслаждался травяными запахами. Спустя полчаса он, всё так же степенно и неспешно, покинул сад. Заглянув снова свою каюту, он отправился дальше. Теперь в его походке появилось больше живости, больше движения, шаги стали частыми и семенящими. Господин Фалконери разминался, намереваясь сделать круг по станциям. И он преодолел половину пути, пока здесь, в коридоре Эпсилон-2, что-то не отвлекло его от пробежки. Он повернул назад, — нерешительно, медленно, вкрадчиво, и оказался там, где оказался. Там, где линия трека обрывалась… обвзрывалась.

Грампус закрыл программу и широко зевнул. Свидетельства множились, толпились, толкались, и о чем-то сообщали, и о них следовало хорошо подумать. Он зевнул снова, отчего в глазах появились слезы, и он их напряжно смахнул. Так много кода он не писал давно. Он утомился чрезвычайно. Хотелось разнообразия. Хотелось просторную спальню с большой кроватью, и чтобы непременно с десятком верблюжьих подушек. Хотелось книжных полок, слегка пыльных и весьма пестрых. Хотелось мягких светильников, глубоких и упругих кресел, вкусный чай с бергамотом или чабрецом. Хотелось солнца, леса и росы. Хотелось прохладных ночей в горах, какие они любил наблюдать на Авионе. И не хотелось ждать этот нескорый отчет.

Видно было, что отчет составляли впопыхах, не очень заботясь о его художественной ценности. Он изобиловал сокращениями и умолчаниями, что превращало его в ребус. Состоял из трех частей: рассказ Дайны о чрезвычайных происшествиях и ролью Дируса Каниса, результаты осмотра каюты Элефаса Фалконери, а также инструкции по спасению. Грампус перечитал его несколько раз и погрузился в раздумья.

“ДКанис взят с поличным.Мотив-?,предполож.подрыв деятельности эксп.
После осмотра кают.ЭФ,персонал собран в жил.пом.Демоны проинструкт.сообщать о любых отклон.Когда связь всё,со ст.Г1 и Г2 сообщ.о разрыве с Д1 и Д2 соотв.Сообщ,что там был и есть ДК,он прошел Д2 Г2 Г1 Д1 Г1 и связь прервалась,порталы разруш.Он побежал на Г2, и я приказ.выкл.порталы.Связи с Г2 нет,ДК пойман
ДК эфир-полож.Как?

Осмотр каюты ЭФ
Вскрыли.Были:ДК,Шии Тан,я.Обнаруж
ковер на полу,на нем
больш.письм.стол с полк.по центру,на нем
комп,бумаги
сухпаек,вода,полуфабр,посуда
газов.кухон.плита-на столе
незапр.кровать,вплотную к столу,по центру
стопка книг-под столом
большой аккум.под столом
вещи
ЭФ работал много.Кровать,стол,постель и пр.состар.Под ковром обнаруж.больш.кругл.пятно:след временного пузыря.ЭФ делал пузырь с ускор.временем,жил
ЭФ эфир-полож.Как?

1й и 2й пути,мост Г1Г2Г3-нефункц.Есть 3й путь А1Б2Г3Д3Э3.По плану введение моста Э2Э3 9я неделя.Это ваш выход.Введете Э2Э3 в эксплуатац.Экспедиция стоп,эвакуац.Дайна и Шии Тан остаемся, встретим вас. Удачи!”

Удача Грампусу была бы не лишней. Все эти дни, недели и даже, можно сказать, месяцы, он был предоставлен сам себе. Он давно закончил программу, и она по первому требованию выдавала передвижения любого человека на любой из станций в любой из пяти сезонов. Он получил доступ к личным устремлениям ученых, их тайным привычкам и привязанностям. Он словно бы заглянул за ширму, за которой кипела настоящая жизнь, полная неожиданностей и даже приключений, — в той мере, в какой это было возможно в спартанских условиях научного комплекса. И он всматривался в клубки тесно переплетенных маршрутов, призывая удачу, чтобы она помогла ему найти последние ответы на поставленные вопросы.

— Фиорд, — сказал он, зайдя однажды на кухню. — Напомните, какой у нас план.
— Расчетное время наступает, — ответил Фиорд. — Скоро мы принимаем посыльного демона, летящего со станции Эпсилон-3, и устанавливаем портальную связь Э2 — Э3. Но есть погрешность. Посыльный демон выполняет инструкции точно, но подсчеты делаются несовершенными методами. Прибытие почти никогда не бывает идеальным. Наибольшее отклонение составило пять дней при введении в эксплуатацию Дельты-3.
— Фиорд, скажите, что для вас эта экспедиция, и союз с людьми?
— Экспедицию курирует Конгресс Демониона, и его слово имеет силу абсолютного закона для всех демонов, без исключения. Без людей мы не узнали бы про существование закрытых трансцендентных миров, и никогда бы не проникли в них. Мы ценим союз людей и демонов, и уверены, что благодаря ему мы узнаем больше о природе Универса.
— В таком случае мы должны будем с вами кое-что сделать, когда прибудем на Альфу. К сожалению, это многое изменит.

Дайна встречала их на новоиспеченном мосту, в портальном зале Эпсилон-3. Она была одета не по форме: в брюках и белой рубашке, с заколотыми на затылке волосами. Она улыбалась и излучала оптимизм. Позади скромно стоял Шии Тан, и, потупив взор, разглядывал свою обувь. Обменявшись приветствиями с Дайной, Грампус попробовал улыбнуться, но испытал неловкость. Если бы он не устал от однообразия станции, он бы предпочел избежать светских бесед. Он даже не прислушивался к разговору Дайны и Фиорда, и думал только о том, как поделикатнее сыграть финальный аккорд.

Когда они пришли в контрольный зал и расселись за столом, Фиорд одарил их подробным повествованием о событиях на Эпсилон-2. Затем Дайна сказала:

— Грампус, вы можете чем-то дополнить Фиорда? Пришли ли вы к каким-нибудь новым заключениям. Мне важно знать обо всем, и ваши наблюдения, возможно, помогут понять, где у нас случился провал. Дирус Канис, который, как мы предполагаем, сейчас заперт на Гамма-2, и Элефас Фалконери, — они оба преподнесли мне неожиданный сюрприз. Я не представляю, каким образом они стали эфир-положительными, и зачем Дирус сделал то, что сделал. Мы, конечно, начнем полномасштабное расследование, проведем допрос Каниса, когда установим порталы на Г2, но это будет не скоро. И если у вас есть, чем помочь, то я бы хотела это знать.
— К некоторым заключениям я и правда пришел, — начал рассказывать Грампус. — Видите ли, я решил не ждать вашего разрешения и создал программу, которая строит маршруты участников экспедиции по данным с датчиков. Среди них я нашел наиболее интересные, к тому же они просто бросались в глаза.

С этими словами Грампус достал из кармана два прозрачных листа, завернутых в трубочку. Развернув листы, он положил их перед Дайной. Сначала могло показаться, что на них напечатан один и тот же маршрут, — так были похожи картинки, но в подписях стояло разное время. Оба были из последнего дня четвертого сезона, только первый обход сделан утром, а второй — вечером, аккурат перед тем, как ученые покинули EE-11-AQ.

— Учитывая то, что господин Канис взят с поличным, — продолжал Грампус, — мы можем утверждать, что он готовил диверсию заранее, и вот тому свидетельство. Обратите внимание, что он делал остановки здесь, здесь и в других местах, отмеченных крестиками. Теперь ясно, как образовался пузырь такой плотности, что произошел выброс энергии убивший господина Фалконери. Я обсуждал этот вопрос с Фиордом. Теоретически, если повторять процедуру несколько раз, можно амплифицировать эффект, и при этом требуется менее точный набор характеристик. Опять же, теоретически, натренированный человек сможет это сделать. И мы как раз видим, что оба маршрута проходят по одним и тем же точкам, что косвенно подтверждает нашу гипотезу. Добавлю также, что господин Фалконери, был, по-видимому, единственный, кто заметил закладку. Из вашего отчета следует, что он очень хорошо умел создавать временные пузыри, что помогло ему заметить закладку, когда он выполнял пробежку. Не будучи уверен, с чем он имеет дело, он попробовал провзаимодействовать, и это привело к детонации. — Грампус сделал короткую паузу. — Из необходимых действий, — вы должны обезвредить все оставшиеся закладки. Я не думаю, что у них есть какой-нибудь таймер, но все же следует быть осторожнее.
— Да, я уже обследовала станции. Разумеется, кроме тех, которые сейчас недоступны. Из того, что я вижу на ваших картинках, я обезвредила всё. Я должна признаться, что не заметила пузыри, а могла бы. За пределами локуса я не обращаю внимание на эфир, его там почти нет. А еще я впервые встречаю подобную технику, хотя это, конечно, не снимает с меня ответственности.
— Хорошо, — кивнул Грампус. — Но есть еще кое-что. Дайна, обратите внимание, каким странным путем шел господин Канис. Прямые углы и зигзаги.
— Да, очень странно, — согласилась она. — Как вы это объясняете?
— Я проанализировал временные метки. Человек не может соблюдать ритм с такой точностью. Кроме того, два трека, сделанные в разное время, совпадают почти полностью, за исключением начала и конца. Люди так не ходят, но господин Канис, без сомнений, человек. У меня есть гипотеза, очень сильная гипотеза, что господин Канис действовал не самостоятельно. Им управляла программа, наложенная на него неизвестным интересантом, видимо, за пределами EE-11-AQ.
— Гм, — проговорила Дайна. — И правда сильное допущение, но я могу себе такое представить. А вот чего пока не представляю, кому помешала наша работа. Фиорд, что скажете?
— Могу ручаться за демонов, — ответил управляющий. — Экспедицию курирует Конгресс Демониона, и его слово имеет силу абсолютного закона для всех демонов, без исключения. Возникшая ситуация — результат действия неизвестных сил. Нам необходимо получить мандат и начать совместное расследование.
— Мы займемся этим сразу же, как покинем EE-11-AQ, — сказала Дайна. — Мы выясним, чем занимался Канис между сезонами, с кем контактировал, и как на человека можно наложить программу. Если он будет еще жив, то через шесть месяцев мы сможем его допросить. Кроме того, мы должны выяснить, каким образом нечувствительные к эфиру люди стали чувствительными. Это касается и Элефаса Фалконери. Грампус, ваши замечательные аналитические способности и рационализм очень помогут, и я бы хотела включить вас в комиссию.

Грампус должен был отозваться на одобрение, но он едва справлялся с внутренним равновесием. Дайна значила для него многое, он был ей обязан всем, но рационализм он чтил больше. Он придвинул утренний трек и сказал:

— Спасибо, Дайна, но я еще не закончил. Приглядитесь, пожалуйста. Видите, где начинается путь?

Дайна проследила за хитросплетениями маршрута и остановилась взглядом на схеме станции Альфа-1. Грампус внимательно смотрел на лицо девушки, как дернулись от узнавания веки, как приоткрылись губы, и как лицо стало бледнеть. Оно побледнело так, как могло побледнеть только у человека, случайно допустившего чудовищную оплошность, и осознавшего, что теперь он будет умирать долго и мучительно.

— Это ваша каюта, Дайна. Сомнений быть не может, я изучал ваши передвижения, всё подтверждается. Да, второй трек принадлежит господину Канису. Вероятно, он сделал повторную закладку бомб, тем самым увеличив эффект. Но первую закладку сделали вы, за десять часов до Каниса. Вы тоже являетесь носителем этой программы, чем бы она ни была.

Фиорд встал.

— Дайна, вы знаете, что у меня есть инструкции такие случаи. Я вынужден приостановить ваши полномочия. Вы, а также все ученые, должны проследовать со мной, чтобы я мог обезопасить вас до выяснения всех обстоятельств. Я объявляю эксперимент временно замороженным.

Дайна подняла на него все еще полный ужаса взгляд.

— Это не заморозка, — прошептала она. — Это конец.

22 октября 2020г.