1. Реки слёз катились по щекам

Не судите меня, что мой век был в погоне,
Время нас колотило быть в форме, в строю,
Мчались годы - в галопе, как  кони,
Жизнь страны ощущал горячей, чем свою.

Ночь озарилась ярко красным светом,  из-за горизонта с северо запада выползали
четыре огненных столба, за ними подтягивался пятый, не дойдя до зенита, выстроились строго в ряд и заняли всю половину небесного пространства.
Постояв в таком положении, не более пятнадцати минут, стали размываться, и село снова накрылось темнотой. Это явление для жителей села не осталось бесследным, с утра все новости начинались с разговоров о предсказаниях природы к предстоящей войне.

Прямо перед сенной дверью у нашего дома, ковром  расстилалась зелёная из муравы лужайка. На траве, кружочком, кто как мог расположились соседи, случайные прохожие и говорили про предсказания, совпадения и напряжённую обстановку.
Подошёл дядя Паша, брат отца, и сказал: "Обстановка никудышная, война неминуема,  а нашему Константину, похоже, не будет обещанной  демобилизации, а сразу окажется на фронте".

К собравшимся, верхом на коне подъехал Иван Григорьевич,  спрыгнув с него, рассказал о последних новостях в стране, увидев детское изумление, мне было два с половиной года, ловко подкинул меня на жёсткий хребет жеребца, где мои ноги болтались  не находя опоры, пришлось руками ухватиться за гриву.

Было страшно, конь казался очень высоким, я удерживался из последних сил. Заметив это, Иван Григорьевич одним движением подхватил и поставил меня на землю, а сам, усевшись, дёрнув за поводья, направился в другой конец села.
На войну ушли отцы моих друзей Толи и Серёжи Никуловых, соседи,- три брата Бобковых.
 Каждый день пополнял списки, призванных рай военкоматом сельских мужиков, о которых я только слышал, но  расположение их домов в селе знал.
Наш дом привлекал временных квартирантов и переселенцев, видимо, чем-то выделялся, хотя и был под соломенной крышей.

 Каменный, с севера на юг, на маленьком пригорке, метров 12-15-ть в длину и примерно пять-шесть в ширину с метровыми в толщину, стенами и глубокими деревянными подоконниками, где в детстве свободно усаживалось нас по два-три человека.

С южной стороны под прямым углом во двор метров на шесть здание продолжалось с помещением под хозяйственные нужды: верстаком с тисками, рубанками, лопатами, граблями, косами, цепами и необходимой утварью для ведения огорода и содержания скота. В дальнем углу помещения погреб, забиваемый мартовским снегом и до августа месяца, выполняющий роль холодильника для хранения молока, сметаны, масла и др. продуктов.

Дверь мазанки, так называли это помещение в семье, выходила во внутрь двора почти у самой стенке дома в двух метрах от дворового окна.Две просторных, друг за другом с некрашеными полами, комнаты, заканчивающие двух метровыми сенями с противоположными, во двор и улицу, дверьми.

 В каждой комнате по два из трёх, выходящие в улицу окон, открывались двумя полу рамами, через которые можно свободно оказаться на улице и наоборот, чем я часто пользовался в поздние часы не нарушая покоя семьи.

В передней: слева,- печка, в углу от двери, ухват, кочерга,рогачи, часть которых складывалось в небольшой квадратный лаз в подпольное под печкой пространство,на паду перед печной заслонкой в боковых карманах от площадки -чугуны, ёмкостью от одного до пяти литров и глубокой черепушкой из огнеупорной глины.

 С другой стороны печи две длинные, во всю её ширину, деревянные приступки для залезания на её лежанку, между ними три глубоких печурки для просушивания зимой промоченных варежек и носок.
По стене,-висячий резной, под лекарства и документы, шкаф, окно, выходящее во двор и деревянная кровать. На торцевой стене огромная рама,(висячий фотоальбом), где под стеклом большое количество семейных фотографий.

Справа,- в переднем углу стол,  под потолком полочка с иконами, скамейка под сидение людей,в простенке окон,висячее зеркало, сундук для повседневных вещей,корзина под картошку, другая скамейка под вёдра с питьевой водой, в углу у двери, полка под посуду и хлеб.В горнице, слева,-вдоль стены две деревянных кровати, между ними голландка, по центру у торцевой стены, резной сундук и проулочное окно.

 Вверху над сундуком рама с фотографиями под стеклом.
Справа,- в переднем углу под белой скатертью угольник с внутренней полочкой, под детские игрушки,под потолком полочка с иконами, дальше в простенке уличных окон, висячее зеркало, под ним, дубовый стол с резными ножками, вокруг-табуретки.
Три окна  в улицу на запад и одно, у сундука, в проулок, на юг. В передней, также, три окна в улицу, одно окно после шкафа, во двор, на восток.

Днём двери доступны каждому желающему зайти в дом, заходили знакомые и нищие, так я услышал окликнувшего меня у входной двери бородатого человека.
Он заметил, что дома я был один и попросил дать ему  картошку, недавно принесённую мамой из погреба, находящуюся в корзине. Я знал, что там лежал недельный запас, мама экономила её и дал ему одну картофелину.

 Он осмотрелся и попросил дать ему ещё. Мне показалось, что это поп и снова положил ему в открытую им его сумку одну за другой несколько картофелин и он ушёл.Пришла мама, посмотрев на ополовиненную корзину, сразу за охала. Я всё рассказал про показавшего мне попа, она развернулась и исчезла. Вернулась, с отданною мной картошкой и сказала, что бы больше я такого не делал.

Она догадалась, кто это был, догнав его на переходе через речку, отобрала ещё и устыдила за наглость и обман ребёнка.  Ровно два года назад, когда в селе расселялись эвакуированные, к нам на подводе подъехала троица молодых бородачей и попросив разрешения, вошли и расположились на кратковременный отдых.

Перекусив, за столом свою продукцию, поблагодарили маму и захватив свои вещи отправились своим курсом в путь. Позже мама обнаружила на кровати забытый ими чемодан. Она выбежала из дома, но они уже отъехали метров на пятьсот.- Если нужен, то вернутся, -подумала она, и открыла его, на всякий случай.

Чемодан был набит купюрами в десять червонцев, с трудом закрыв его, тут же поспешила с ним в до гонку за бородачами. Догнала их через пару километров в конце села. На вопрос соседей, почему ты это сделала, ответила, что было страшно за детей.  Появились беженцы из Москвы, которых местное начальство распределяло по домам на временные квартиры.

У нас стала жить эвакуированная,  Вера Ивановна Шехмант со своим трёх летним  сыном. Тогда вновь появился Иван Григорьевич, не знаю, под каким предлогом, но посещал нас каждую неделю. Видимо по какой-то договорённости Веры Ивановны с мамой целую неделю у нас жили дети Ивана Григорьевича примерно наши со старшей сестрой, ровесники.

 Девочки, Дина и Лида, подружившись с нашей семьёй, потом переехали к своей бабушке. Однажды Иван Григорьевич, будучи в нашей горнице, бреясь, нечаянно порезался опасной бритвой и пошутил над Верой Ивановной, намазав грудь своей кровью.  Она с визгом выскочила на улицу, испытав настоящий шок.
Пришла мама, оказавшись в курсе происходящего, прямиком вошла в дом,- это была последняя встреча Ивана Григорьевича с Верой Ивановной.


Спустя неделю, с фронта приехал дядя Веня, муж Веры Ивановны, она переживала за инцидент со своим знакомым, но никто не думал об этом вспоминать.
Однажды я услышал разговор дяди Вены с Верой Ивановной, что ему, как еврею, никак нельзя попадать в плен к немцам, хотя все знали, что это плохо.

 Не помню всего их разговора, но именно с этих времён пошли разговоры об изготовлении хозяйственного мыла и кожаных перчаток при переработке детских тел. События развивались по своему сценарию, одни планы сменялись другими, так в этот раз после отъезда эвакуированных квартирантов, председатель колхоза Серкин Фёдор Петрович пообещал подселить к нам на прокормление колхозного телёнка, до весны, надеясь, что он перезимует вместе с хозяйским в комнате.

Раздался громкий  стук в сенную дверь,
Спросонья  ночью дверь открыла  мама,
В дверном проёме  мой отец, стуча  упрямо,
Встречай, я по ранению, с  семьёй теперь.

В слезах от радости всё рассказала мама,
Про топку и навоз,  и  содержание крова,
Сельское  начальство, работающее  рьяно,
А тягловая сила,- волы, бабы и коровы.

Четверку деток, его любимице,- два года,
Дюжина старшОму,- помощник, голова,
Про  инвалидов,  прибывших  с фронта,
Про корову с телёнком, ягнят и дрова.

Наступившему утру  вовсе не рада,
Про колхозных  телят, что хотят подселить,
Задержанье снегов по полям  на преградах,
Про салазки с мешками, семена подвозить.

Пред. колхоза  вошёл и стряхнул снег о пол
Рукавицы, ушанку, -  на лавку, Обнял отца,
Бутылку под белой головкой открыл и на стол,
Ты на фронте воюешь, я с бабьём и нету  конца.

Про село и про фронт, расспросы пошли обоюдно,
Немец прёт  недуром, от своих инвалидов слыхал,
Будто вымерли все, на деревне безлюдно,
А безрукий Иван  колёсник собрал и поле вспахал.

Я к тому, посидишь ты недельку, может и хватит,
Из- под снега с полей бабы к кузне свезут  бороны,
Дам тебе молотобойца, старичка, с тобою поладит,
Воз соломы тебе свалил конюх у дома с той стороны,
Для поддержки семьи и придётся с телёнком уладить.

Находясь в отпуск по ранению в сорок втором, отец работал в кузнице, куда я иногда, ходил за яичками, заработком отца от сельчан. Он делал всё и всем, кто обращался с таганками, рогачами, машинками для печей- бесплатно, но некоторые односельчане приносили яички.

 Идя оттуда, я обходил агрессивных  Китаниных гусей и их собаку, Лычку, которая с лаем бросалась на прохожих. Набросившись на меня сзади, собака вырвала кусок штанины вместе с кожей, оставив на ягодице отпечаток своих зубов и на всю жизнь рубец.
Мне редко одному доводилось ходить в верхний конец, мы меньше общались с их мальчишками и настроены были всегда, как к противникам. С ребятами своего конца  играли в шары, лапту, ногами гоняли вместо футбола, тряпочный мяч. Часто обеды проходили на ходу, краюха чёрного хлеба посыпанная солью для нас была излюбленным деликатесом и подкреплением.
Хотя не всегда он был чистым без примесей мучели, картофеля или других травяных примесей. Иногда, боролись команда на команду, группа на группу, открывали настоящие бои, забрасывая противника собранными мелкими камешками
 Со мной в команде иногда, был Толя, мой ровесник, москвич, сын Веры Ивановны. Его общения с нашими  ребятами было редким, однако все наши мальчишки его знали. Перед самым отъездом в Москву, Вера Ивановна из своих запасов одела на него красивую матроску, увидев её я просто бредил.

Зная это, её подруга- москвичка, принесла нам детскую матроску, но она оказалась женской и мама от неё отказалась. Наши мальчишки носили пошитые сельской портнихой т. Дуней Мажаевой, рубашки и штаны Почти у всех мальчиков штаны были на проймах. Отличался от других ребят соседний мальчик Бобков Коля.
Он  с малых лет опирался на своё нездоровье, хотя сам этого не очень понимал, опережая в росте своих сверстников и лет до семи носил штаны с разрезом сзади. Вслух никто об этом не говорил, но догадывались.
Глава семейства, дедушка Миша,  ровесник своего свата и соседа Матвеева Иллариона дедушки Вариона, пять лет, побывавшего в первую мировую в немецком плену  и внедрившего в свой быт их севооборот и регулярное внесение навоза и других удобрений.

Впоследствии, был постоянным молотобойцем у моего отца и его крестным. Семья из двух человек, его дочери Марии.Его супруга,т. Машутка, находилась в тюрьме за какие-то нашивки крестов, на суде, признанной сектой и сосланная в степи Казахстана, как выяснилось при освобождении,- бессрочно.

Его вторая дочь, Настя была в невестках, в соседях, у деда Миши. Оба общительные с соседями, имеющие свои взгляды на жизнь, свои позиции, я никогда не видел их рядом за какой-то беседой или спором. Дедушка Миша, хорошо знающий обстановку в мире, подсказал своему внуку валить всё на него за срыв Колей школьной стенгазеты, где его изобразили, как нерадивого ученика.

 Скандал разразился из-за  изображения Ленина,- Сталина, которое, как всегда находилось в левом верхнем углу стенной газеты и было порвано вместе с ней.
Поступок Коли обсуждался шёпотом, помня случай с Митей Носовым, когда учительница найдя в классе обрывок с крестом похожим на свастику, провела проверку и обнаружила, что этот клочок бумаги вырван из его блокнота. Семиклассник отсидел за эту шалость, полученный семи летний срок.

Приезжал из Каменки директор школы, но побеседовав с дедом, этот случай оставили бес последствий. Здание моей мужской средней школы, он помнит, как пересыльную тюрьму, где дед не единожды побывал за свою жизнь. Был признанным революционером, лично знал своего кумира и вождя Плеханова В.Г.
Уважал молодого Владимира Ульянова, признавал его авторитет, но ревниво относился к Сталину.
Ослепший от глаукомы, самостоятельно выходил во двор, со своей палочкой, как путеводителем, размеренно, постукивая ей, заходил в запланированные им места.В случае ошибки мог выругаться-Холера тебя дави,- исправив направление, спокойно продолжал своё движение по заученным им дорожкам. Вообще, их домашний уклад отличался от соседей.

Из трёх комнат, две - закрыты, в них стояла старая резная мебель,зимой отапливалась одна комната, в которой они жили. Во дворе колодец с не питьевой водой, сарай из пяти отделений, каждое с дверью, для своего предназначения, дальше сад, а в глубине огорода колодец.

У нас за богатым садом, большая часть которого в 1941 году вымерзла, тоже был колодец. Теперь остался лишь участок малины,две яблони, кустов  девять красной и чёрной смородины, у одной межи, - акация, у противоположной,-  рябина и черёмуха.По мере созревания,  мы обрывали и ели эти плоды, порой, кислые, но к их спелости, ни рябины, ни черёмухи, почти, не оставалось.

 Колодец находился в кружочке посаженных вётел и как  ни старались,  деревья большими не вырастали. Зато заканчивался огород рукотворным валом и стройным рядом вётел, идущим по концам всех огородов, высаженным нашими дедами для защиты огородов от льдин, уносящими плодородный слой земли в другие места, в весеннее половодье.
Несмотря на нехватку дров для топки дома,  каждый хозяин следил за своими деревьями, выпиливал, от большой нужды, отдельные вётла, и содержал всё под строгим собственным  контролем.

Однажды, выйдя во двор, когда вечерело, и опускалась зимняя ночь, послышался стук топора, мама прислушалась, ей показалось, что кто-то вырубает наш участок вётел.
Не раздумывая, утопая в снеге, пошла вниз к вётлам, но человек настойчиво продолжал вонзать топор в облюбованное дерево. Боясь, что дерево через какое-то время повалится, не доходя, опознав односельчанина, крикнула,- Андрей, ты что делаешь.

 Андрей Должёнков повернулся, попытался убежать, но второй окрик по имени, остановил его и он успел спрятать топор в штаны.-Не моя это зарубка,- попытался оправдаться Андрей.- Как не твоя, чья же ?, - с горяча, тряхнув  его за штаны, топор вывалился.- Извини Пелагея, вреда бы не было от вырубки  этой ветлы на оглоблю. Извини и ушёл. Не знаю, но за такую смелость ей выговаривали  соседи.

Шёл, 42-ой,- ранение, отпуск с лазарета,
Бронь Константину,- селу оставьте без греха,
Пред колхоза, обратился к военкому по секрету,
В кузнеце полгода- плуги, бороны и лемеха.

Не позволила Отчизна семейству послабления,
С летАми,-два,четыре,шесть,13-ать,-у детей отца,
Отец в ночи поцеловал всех спящих по Божьему веленью,
В прощанье этом, ручьём слеза катилась с мамина лица.