Пути-дороги. Русский хоккей

Стадион в Первоуральске
Зрители на трибуне
Хоккей с мячом в Первоуральске

Сегодня воскресенье и мы с папой идём на хоккей! Хоккей с мячом на льду стадиона в Первоуральске: матч «Уральский Трубник» - СКА Свердловск. Наша команда – капитан Вольдемар Май, вратарь Козлачков, игроки: Мозговой, Рачёв, Старченко, Измоденов, Кадочигов, Попков и др.; в команде СКА звёзды русского хоккея Николай Дураков, Атаманычев...

День выдался солнечный, с легким морозцем. Ледяное поле катка чисто «вылизано» уборочно-поливальной машиной; выглядит очень гладко, блестяще и привлекательно, как  поверхность голубого топаза. Или мятная карамелька? Нет, всё же топаз лучше, тем более что вокруг одни мужчины и маленькие мужички.

Ого! Зрителей в этот выходной день на очень важный матч стадион собрал, наверное, с полгорода. Среди болельщиков на гостевой трибуне, в своих неизменных унтах и овчинном тулупе, директор Новотрубного завода (НТЗ) Фёдор Александрович Данилов, которого и команда, и горожане всегда считали 12-м игроком «Уральского трубника», преданнейшим болельщиком-опекуном.

Интерес первоуральцев к матчу со свердловчанами в этом сезоне объясним тем, что «Уральский трубник» имел реальный шанс стать одним из призёров чемпионата СССР (увы, не хватило пары очков и в итоге заняли 4-е место).

Свисток судьи – матч начался! И я сразу околдован невообразимой скоростью игроков, сумасшедшими финтами мастеров, их искусными пируэтами на площадке, хрустом разрезаемого лезвиями коньков льда. Столкновения соперников, уходы от опеки, удары клюшкой по мячу из невероятных положений. Великолепен сегодня наш вратарь – Козлачков, кстати, хороший товарищ папы и мамы, т.к. работает в одном с ними 4-м цехе НТЗ.

Зрители чувствуют азарт и настрой нашей команды. Желают подбодрить своих кумиров, нацелить их только на победу. И вот, выбрав момент относительной тишины, какой-то, не обделённый здоровьем дядечка, с нетерпением и надеждой громко предложил всему стадиону клич: «Шай-бу!». Народ мгновенно подхватывает  этот призыв и своим тысячеголосием преобразует желание в требование: «ШАЙ-БУ! ШАЙ-БУ!! ШАЙ-БУ!!!...» - звучит над стадионом. Этот великолепный по слаженной мощности зов разносится теперь по всему городу, он действует возбуждающе на каждого Первоуральца. В воздухе ощущается возрастающее напряжение от скорой, буквально вот-вот, развязки этого азартного ожидания болельщиков.

Наши нападающие – Май и Измоденов, - при поддержке всей команды, непрерывно перекидывая друг другу мячик, врываются как ветер в штрафную площадку свердловчан. И вдруг Май, совершенно неожиданно для голкипера противника, без обработки паса от Измоденова, не глядя, с разворота отправляет оранжевый мяч в сетку ворот СКА!

Зрители – металлурги, прокатчики, кузнецы, термисты, инженеры и все, все, все – разом взлетели над городом громоподобным выдохом: «ГО-ОО-ОООЛ!!!» - понесли победную весть в каждую городскую семью.
Директор Данилов сбросив тулуп, прыгает от радости, как юный школьник, и вместе со своими рабочими тоже кричит: «ГО-ООЛ!» и «УРА-АА!», порывается  выбежать на поле к своей команде, крепко обнимает и тискает всех своих окружающих (до кого может дотянуться, конечно).

Детвора кричит «Ура!». У нас – юных болельщиков – коэффициент счастья просто зашкаливал: мы, зарядившись от взрослых азартом победной игры, прыгали, носились перед нашими отцами, старшими братьями, соседями, между бортиками ограждения игровой площадки и сугробами, радостно смеясь, набрасывались друг на друга и делали кучу малу.

А город, конечно же, в тот момент узнал о пришедшем празднике Победы Нашей Команды! И слово «ГОЛ!» гремело над соцгородом и техгородом, неслось над «Хромпиком» и Шайтанкой, звучало над обоими трубными заводами и Динасом. Допускаю, что и до Ревды с Билимбаем донёсся этот восторженный победный вопль...
Был потом и второй гол в ворота армейцев с углового удара, и наши напрасные переживания из-за опасных контратак очень сильного противника. Удаления, замены.
Мальчишки, расталкивая друг друга, боролись и гонялись наперегонки за сломанными клюшками, «убитыми» плетеными мячиками.

Финальный свисток судьи. На табло 2:0! Мы победили!!!
Самый крутой итог прошедшего красивейшего матча в том, что дух Команды, Завода и Города был, как минимум на полгода, до краёв заполнен восторгом бытия.

Со стадиона мы с папой, энергично направляемся домой, выбрав дальний маршрут: по проспекту Ильича до Чкалова и ко Второй школе. Папа продолжает своё повествование…

Папа рассказывает_ _ _

25.05.1935, буквально за 3 дня до моего 25-летия, эшелон с заключёнными прибыл на Дальний Восток, в только что учрежденный (в 1934 г.) центр Еврейской автономной области, рабочий посёлок Биробиджан.

Уже на месте я был распределён на должность актёра агитбригады 1 отделения Стройуправления Байкало-Амурской ж/д магистрали ДВК – НКВД. Выступал в составе этой артгруппы до 17.09.1937 перед отрядами наших ЗэКа и вольнонаёмными ИТР, занятыми на строительстве молодого города, осушении местных болот, возведении промобъектов.

Хочу рассказать тебе, сынок, про то, как мои сотоварищи по заключению – эти униженные несправедливостью люди, лишенные прав на свободу, изнуренные тяжелейшим физическим трудом, постоянным недоеданием, грязью и устрашающей антисанитарией – воспринимали выступления, сценки, репризы нашей труппы.

Во время концерта душа у людей, сначала недоверчиво замирала, потом в неё тихо вливался покой. Нервы зрителей отпускало (хоть на короткое время) от кошмара режима постоянного насилия. Солагерники на представлениях почти забывали о действительности и полностью очаровывались, как когда-то и я под маминым крылышком в детстве, игрой актёров. Поэтому с нашей стороны играть плохо, недобросовестно и бесталанно было бы недопустимо и позорно (чего, кстати, мы себе, никогда не позволяли).

На сцене я всегда старался показать тот или иной образ, каким чувствовал и видел его в жизни. Входил роль так, чтобы товарищи мои поверили игре и, забыв о сцене, переживали за персонажами. Или, наоборот, награждали героя презрением. Любить и ненавидеть, смеяться или плакать, задуматься по ходу номера о чём-то, о своём или просто тихо подпевать артистам при исполнении нами музыкального номера…

* Справка: Переселенческий район в бассейне рек Биры и Биджана в результате заселения и экономического возрождения земель постановлением ВЦИК от 20 августа 1930 г. был административно устроен под названием Биробиджанский с центром в селении Тихонькой. В 1931 г. селение переименовано в рабочий поселок Биробиджан, 7 мая 1934 г. Президиум ВЦИК принял постановление о преобразовании Биробиджанского района в автономную Еврейскую национальную область,  а 2 марта 1937 г. рабочий поселок получил статус города.

По рельефу город делится на две части: северо–западную (правобережную часть р. Биры), которая представляет собой возвышенность, и левобережную часть, представляющую собой заболоченную равнину. Относительная разность высот правобережной и левобережной частей достигает 85 м.

– Папочка, а что ж начальники и охранники? Где они были и чем занимались во время твоих выступлений?
– Для начальства иметь свою группу артистов в отряде, в лагере считалось делом престижным и почетным. Поэтому лагерное начальство стремилось непременно превзойти соседнюю зону талантом своих актёрских бригад.

Первые ряды на концертах всегда занимали разномастные начальники, нередко с жёнами, вольнонаёмные ИТР-цы, медработники, кто-то из свободной охраны, а так же особо приглашенные из местных жителей.

Их реакция на концерте мало чем отличалась от эмоций остальных зрителей (тем более что предварительный цензурный просмотр был проведён и план представления одобрен начлагом или начотряда). И вместе со всем лагерным сообществом могли пронзительно свистеть при неоправданной задержке Начала Действа, требуя представления, громко кричать: «Давай концерт! Режиссёр начало!».

Всякий разный народ смотрел наши выступления и никогда я не услышал от своих солагерников ни единого слова упрёка или ехидного слова в адрес артистов, где бы ни была и не давала концерты наша, так называемая, агитбригада.

Страшно, тяжело всё это было, Сергуня, но сердце от надрыва спасал тёплый приём собравшихся людей – восторг в глазах зрителей, смех, слёзы.

Ты просто своими нервами ощущаешь тишину зрительского сопереживания стоящую в зале, на летней площадке, на рабочем участке и вдруг – взрыв эмоций!  Все зрители встают со своих мест и с искренним чувством благодарности аплодируют, аплодируют, аплодируют…!

– Вот такая отдушина была для лагерного народа…
– От-Ду-Ши-На… Вроде как «от души на»? Правда, пап?
– Я бы раскрыл это слово немного по-другому – отход души в океан спокойствия или место, где её можно отпустить в полёт.

Прошло время, и вскоре в Биробиджане открылся национальный городской драмтеатр.
А на только что возведённых в городе промышленных объектах катастрофически не хватало рабочих специалистов и потому (с 20.09.1937 и до 02.06.1938), я был переведён на должность заведующего Электростанцией стройуправления Байкало-Амурской ж/д магистрали ДВК – НКВД г. Биробиджан.

Затем (с 05.06.1938 по 30.07.1939) работал сменным электромехаником на строительстве водонасосной станции, расположенной в низине заболоченного участка (болото «Тихонькое»). Гнилые испарения топи, постоянная сырость, плюс влажное душное лето,  бесчисленные полчища комаров, сезонная грязь. Тут-то меня и подцепила болотная зараза – малярия. Особо мучила мой организм лихорадка, сильные головные боли. Периодически знобило, потом бросало в жуткий жар, пот лился ручьями, ломило все мышцы. Ну, очень гадкая, неприятная, изматывающая человека на протяжении длительного времени болезнь.

Справка: 80-90% пациентов, которые подхватили тропическую малярию, умирают. По всему миру она уносит около 1 млн. человек в год. Именно от малярии умерли такие известные люди, как Чингисхан, Александр Македонский, король гуннов Аттила, святой Августин, Данте Алигьери, Христофор Колумб, Оливер Кромвель, лорд Байрон и многие другие.

По всем медицинским канонам малярию положено лечить только в стационаре под пристальным контролем медиков. Но лагерная жизнь ломает правила и эскулапы околодка действуют, исходя из имеющихся медпрепаратов и разрешений начальства. И потому как самым надежным и проверенным препаратом для лечения малярии уже долгие годы является хинин, то и врач из лагерной санчасти выписал мне этот препарат. Назначил 4-х дневное лечение и дал на руки 4 пакетика препарата.
Строго-настрого обязал, предварительно взяв с меня честное слово:
– Принимать хинин, Виталич, будешь с утра. Запивай водой. По одному пакетику в день. Больной, надеюсь, вы меня поняли ясно, а не в бреду?! Смотрите! Завтра приду – проверю! – пошутил наш доктор, довольно крякнул и ушел, посмеиваясь – наверное, вспомнил что-то забавное из медицинской практики.

М-м-да… Я был молод, энергичен, физически крепок. К порученному мне делу старался относиться творчески, стремился добавить в него свою «изюминку». Вот и сейчас, заболев малярией и получив от медика инструкцию по лечению, я решил ускорить процесс своего выздоровления. Как только врач, насвистывая марш Мендельсона, покинул насосную станцию, тем паче, что по времени это было указанное инструкцией утро, то я решительно «засыпал» в рот все пакетики и, выполнив предписание доктора, запил всё водой.

Мендельсон, сон-сон. Полусон, стон-стон. Провал в «тёмный подвал». Жуть лабиринтов, злобные крысы, потусторонние живые тени, гнилые чудища из иного мира – не нашего…

Вдруг – хлоп – включился свет! И доктор склонённый надо мной. Глаза у него большие-большие. Заглядываю в них и вижу свой смертный приговор. …Может и не доктор это? Но вся потусторонняя нечисть, тем не менее, исчезла – вот это облегчение!

А врач наш стоит, смотрит на меня этак возмущенно своими большими глазищами и беспрестанно шевелит губами, прямо как тот таймень на сухом песчаном берегу. И вокруг ТИ-ШИ-НА! Да не простая, а звенящая!

Потом он некоторое время махал руками, вскидывал их вверх, к небу, тряс кулаком перед моим носом, крутил своим пальцем у виска. И ещё! Часто плевался в сторону выхода из каморки.

Я, со своей стороны, смотрел на эскулапа такими же, как у него большими глазами, но был глух к его «рыбному языку». Причём глух в полном смысле слова, ибо я ОГЛОХ!
…Дня через три слух, слава Богу, вернулся. Малярии как будто и не было, я был здоров, хотя некоторое время ощущал слабость в теле, зато голова заработала ясно.
– Да-а, и это тебе ещё повезло, Виталич, что на всю жизнь тугим на ухо не остался! Хоть я тебя уважаю и люблю, но с профессиональной точки зрения должен заявить, что ты просто какое-то сказочное мудило! – заявил мне мой друг сразу, как только вернулась способность слышать.

Позже доктор, за то, что я нарушил его инструкции по лечению болотной лихорадки, провёл на мне показательное занятие перед осужденными товарищами на тему «Что недопустимо при лечении малярии». И чтобы я сильно уж не огорчался (как же – огорчился я!), в качестве примирения сообщил мне, что внёс мой случай-казус неожиданного выздоровления от страшнейшей малярии себе в дневник медицинских наблюдений.

– Папочка, а вот это слово доктора…
– Я объясню тебе, сынок, его значение позже – быстро перебил меня папа, - хотя оно очень близко слову «дурачок».
– Да как же он мог назвать тебя дурачком?!! – продолжаю возмущаться я.
– Да ладно тебе! – что ж ты думаешь, мы всё время только по-уму поступаем? Куда там сказочным м…м-молодцам! Такие, бывает, кренделя выдаём, что будь здоров. А потом сидим и соображаем – что ж это было, или – да как я мог такое сотворить?! ...
– А-аа! Я понял – это, когда нельзя, но очень хочется попробовать, что ж получится, если нарушить запрет? – догадался я.
Вот-вот. Отсюда и весь прогресс, движение в мире!

* * *

– Мужчины, болельщики! Чтобы не заболеть, прИмите ванну. Серёжа, не раздевайся. Бери мешок,  сходи в стайку и принеси дров для колонки, - встретила нас с порога мама. – А ты, Альберт, бери топор и попробуй открыть дверь балкона – там всё во льду.

На улице сильные морозы, поэтому окна и балконная дверь обледенели и, когда с балкона нужно взять что-нибудь из замороженных продуктов, приходится аккуратно, чтобы ничего не повредить, ломать лёд.

Я в это время сбегал в сарай, набрал мешок дров и перед тем как закрыть дверь на замок решил лизнуть матовую от холода сталь навесного замка. Чёта уж больно привлекательно она выглядела. Лизнул, прилип и стал жалеть себя: «Ой, да как же это так получилось! И что ж теперь поделать? Мамочка!»

В это время во дворе прогуливался немец с соседнего дома. Подошёл ко мне и как приказ отдал: «Малчык! А ну, бистро тёрхай! Рфи!». Я закрыл глаза и резко рванул прилипший замок. Металл окрасился в алый цвет от примёрзшего к нему тонкого слоя языка. Рот наполнила сладкая кровушка.

Скажу пару слов о нашем немце. Он остался жить в Первоуральске после того, как для военнопленных закончился срок, и их отпустили домой, в Германию. Первое время дворовая малышня, завидев его дерзко чирикала: «Фашист!» и «Гитлер капут!».

Родители нас одергивали, объясняя несмышлёнышам, что этот человек искупил свою вину, но, искупив её перед нами, не смог простить себе слова произнесённой присяги на верность фюреру… И, как искупление для себя и своей души, решил не возвращаться на родину, а остаться жить среди людей, которых его фюрер жаждал уничтожить.
Со временем вся детвора перестала дразнить немца-соседа. Изредка какая-нибудь малявка крикнет: «Хэнде хох! Гитлер капут!» и со смехом убегает. Он молчит и долго смотрит вслед сорванцу, потом тихо улыбнётся, и что-то бормочет по-своему.
Сейчас я думаю, что он просто молился за нас.

Оторвав, по совету немца, замок от языка (или наоборот? впрочем, это неважно), я закрыл стайку. Взвалил на спину мешок и понёс их домой. Занёс дрова в квартиру, оставил в прихожей.

Родителям про свою глупость пришлось, конечно, тут же рассказать, так как кушать и пить горячее я не мог последующие 3-4 дня – пока не зажил язык.
Потом я затопил печь водяной колонки в ванной – это была моя приятная обязанность – разжечь огонь и поддерживать горение, подкидывая вовремя дровишек, пока вода в агрегате не нагреется.

Мама с папой негромко переговаривались на кухоньке и дружно готовили блюда на ужин.

Вода, наконец, нагрета. Папа купается первым, я вторым.
Ох, и жарко в ванной! Распаренные, раскрасневшиеся, в чистом белье идём к столу. 

День прошёл здорово! Немного устав и проголодавшись, всей нашей маленькой семьёй начинаем ужин. Кушаем мамину вкуснятину (мне приходится беречь язык), наслаждаемся домашним теплом и уютом. Мамочка что-то рассказывает о работе, папа с интересом слушает её, и время от времени дополняет беседу своими рабочими байками.

Ещё посочувствовали своему маленькому сыну-лизуну, но при этом между собой весело переглядывались и перемигивались – я ведь всё вижу!
…Потом я добрался до постели, устроил в ней берложку, немного почитал «Креолку» Майн Рида. Поборов страх, прыгнул с высокой Башни и полетел в сновидении сказочного мира.

* * *
Продолжение http://proza.ru/2020/11/11/1338