Мы идём к тебе, мистер Большой, часть 1, глава 10

Глава 10
Почти в любом месте, куда бы меня не занесло, мой мозг цепенеет от тонкого звона механических рождественских песнопений. Торговцы вдыхают их с воздухом и собирают религиозные поднесения в форме зелёных бумажек, с таким видом, словно спасение человечества зависит от них.
К восьми часам я нахожу годное место для привала в магазине, возле кукольного Санты. Невдалеке – ряд телефонных будок. Я могу время от времени связываться с деловыми партнёрами, притворяясь художником, вдохновлённым всем этим. Я провожу пару часов, малюя Санту и торговцев, вдыхающих песнопения - всё на одном листе альбома, после чего охранник в магазине решает, что я тут чересчур засиделся.
Ещё один звонок, и голос Деб, полный уныния, сообщает мне «Да ладно, возвращайся уж».
Дюжина встреч и серия возможных встреч принесли в итоге сто тридцать пять грёбаных баксов, бутылку бухла и полпачки «Уинстона.» Единственное утешение – Гретч не потребовала свою долю, а наоборот, решительно взялась готовить вкусное кошерное блюдо по секретному рецепту её еврейской мамы, дабы поднять наш дух и развеять беспокойство любого вида.
После этого я предложил проехаться до Центра Общества. Это привело Гретч в восторг, потому что до того я неизменно отказывался брать её туда, и даже не рассказывал, где это. Я всегда боялся встретить кого-то более профессионального, кто вознамерился бы превратить мою симпатичную подрядчицу в свой собственный полноценный источник дохода. Но сегодня, с учётом всех обстоятельств, я чувствовал себя спокойно. Помимо этого, явление полупрофессионала Люка в окружении двух цып могло, до какой-то степени, выбить искру удачи, которая мне была так нужна.
Я твёрдо уверен в себе, когда мы заходим, заставляя культовых личностей, занимающих кабинки у дверного проёма, поднять глаза, красавиц быстрого реагирования, оседлавших насесты по периметру бара, повернуть головы, их сутенёров вдоль стены за барными табуретками бросить на нас взгляд исподлобья, а менее постоянных посетителей вдали от входа -  вскинуть брови. Сценический выход с апломбом.
Мы на нашем постоянном месте, втроём, принимаем по стаканчику на ночь, а те, кого заносит сюда полуночный дрейф, оглядываются, задерживая на нас взгляды: что это? Люк – дилетант-на-полставки, его Главная Опора, и, и… - кто это прикрывает его с другого фланга? О-ля-ля, мисс Стильная Надменность собственной персоной.
Тяжело не замечать, что тебя заметили. Приходится уткнуться в старый альбом, отшивая тех, кто подгребает поздороваться, чтобы глянуть. Нужно оставаться невовлечёнными до тех пор, пока не явится любитель монашек.
Примерно в два часа ночи, уткнувшись в свои каракули, я краем глаза замечаю его зенки навыкате. Возникает в дверях, смотрит на нас, выпучив глаза, моргает, разевает пасть в своей огромной зубастой ухмылке и рулит в нашу сторону, словно за своей судьбой.
«Люк, малыш, ну ты нынче и щёголь» - поёт он, подводя к нашему столику двух своих Мальвин, лицом к лицу с моими, так, словно он решил объединить силы и захватить город. Жмёт мне руку так, что до костного мозга доходит без задержек. Несмотря на отсутствие пигмента в моей коже, ко мне относятся, как к натурализованному гражданину, а его сегодняшнее рукопожатие делает меня практически Братом.
Когда с приветствиями покончено, я пролистываю альбом, выдираю тот лист, где я изобразил его самую сокровенную мечту, и вручаю ему. «Для вашего удовольствия, сэр.»
Он пытается подставить рисунок под свет, вертит его и так, и этак. Пара секунд рассматривания – и он сгибается пополам, хохоча так, что все кругом впадают в тихую панику, словно мы угодили в облаву. Здесь не только темно, но ещё и очень сдержанно, тихо, стильно, круто. Только мой Главный Мэн может явиться с такими быстрыми движениями и таким гоготом.
Он показывает картинку всем, начиная, конечно, с бармена, а затем – по кругу, сообразно субординации. Завсегдатаи в кабинках у двери, чиксы на насестах у стойки, их джентльмены за спиной возле стенки, затем полу-профи и новобранцы в глубине помещения. Столик за столиком. Не пропуская, в том числе, давно засвеченного агента под прикрытием с его фальшивыми сучками, которому дозволено работать здесь и собирать еженедельную дань, если не будет трогать интересы постоянных обитателей.
Пока длится эта передвижная арт-сессия, его Мальвины стоят возле нашего столика и не знают, какого чёрта им делать. И я ощущаю себя настолько крутым, что вытягиваю из полумрака два стула и сажаю их прямо за наш столик - что, понятное дело, не добавляет им бонусов здесь, в краю Дилетантов. Их место – прямо перед кабинками завсегдатаев, а точнее – прямо перед кабинкой Культовой Личности Номер Один.
Когда мой Главный Мэн возвращается, всё ещё угорая с картинки, и видит, что я определил его красоток за наш столик, он закидывает лицо и позволяет себе вновь разразиться лошадиным смехом. Бросает на меня взгляд сверху вниз, означающий «О кей, банкуй, сукин ты кот.» Затем соскальзывает на пластиковую скамью, которая тянется вдоль стены, придвигается к правому бедру моей Новой Смазливой Чики и говорит:
«Мэн, ты волшебник. Это именно тот худу*, что мне нужен. Жаль, не влезет в карман – в церковь с собой не возьмёшь. Для вдохновения, знаешь ли.» Он размышляет ещё секунду. «Не, не, отставить. Он и должен быть такого размера, чтобы я видел её лицо. О-о-о, да-а. И ты изобразил её лик так чётко, так чётко – блин, если бы я не знал, решил бы, что ты свечку держал - так глубоко ты влез в мои фантазии. О, да. Пусть будет этого размера, я её на стенку повешу. Вставлю в рамку, повешу прямо у себя над рабочим местом, и мы с моей Мисс Непорочностью замутим догги-трах на шесть часов, с этой вещью прямо на виду. Мэн, этот ебарь расшевелит все мои извилины, бэби, и в следующий раз, когда я засвечусь там в моём любимом чёрном одеянии, мой глаз донесёт это до неё так круто, что она поднимет одежды и разведёт лилейно-белые бёдра, а я приложусь моими неизменно-негритянские губами именно там, где ты изобразил. О-о-о, я её поимею именно в таком ореоле, я заставлю все её одежды расплавиться и стечь. Чёрт, мэн, да я её так приворожу, она выйдет из дверей церкви вслед за мной, не одетая ни во что, помимо белого праздничного платья с оголённой жопкой. Ох, йоу! Йес, сэр, мой мальчик, в точности тот худу, что мне нужен.»
Моё арт-шоу имело такой успех, что бармен самолично занёс нам добавить за счёт заведения. Потом мы подняли тост за физическую реализацию плана мечты Моего Человека – который почти разрушила одна из его Мальвин, добавив сучью ремарку: «Не откуси клитор, детка, когда воткнёшь харю ей в передок». Он пропустил это мимо ушей, сделав вид, что это обычная дерзость шлюхи. После этого тоста и пары глотков просто так, наступил мой черёд.
Ведь это я затащил его за наш столик, устроив ему пиар, и я знаю, нутром чувствую, что он ждёт, готов, желает, и, если сарафанное радио всё донесло верно, может помочь мне с моим вопросом – ещё как может. Итак, я говорю:
«Эй, Губерт» - так мы называем его здесь, любимым именем из его длинного списка – «К моей жизни, словно липучка, пристала проблема, и мне интересно, можно ли…»
«Предоставь это мне, брат. Если не справлюсь, напрягу того, кто сможет.»
«Нужна тачка по высшему классу. В воскресенье. «Кадиллак», «Линкольн-Континентал», большой «Мерс», что-то вроде этого. Но ты знаешь, мне статья корячится, и потому в данный момент я гол, как сокол. На хате не за что жить, ищу, у кого б одолжить…»
Он выпячивает губы, складывая их в задумчивый бантик; меняет позу, на мгновение прижавшись к бедру Гретч, тем самым вынудив её стрельнуть в меня оборонительным взглядом. Потом говорит:
«Нет проблем.» Две его огромные пятерни подняты над головой, словно благословение Папы Римского. «Я достану вам такую ослепительную тачку, что она прогонит с пути телеграфные столбы, если не умеешь водить. Воскресенье, ага. В какое время? Куда надо подогнать, брат? С водителем? Я напялю мою личную узкополую шляпу и шофёрскую куртку и вложу столько «Йес, сэр» в твоё ухо, что ты будешь входить и выходить из своей тачки словно важная шишка - твои цыпы почувствуют себя словно на секретной службе.»