Палочки для еды

    Повстречался мне европеец в центре Европы, который сидел за столиком летней площадки ресторана «Ариведерчи», ловко орудуя куайцзы — палочками для еды.
    — Приятного аппетита, — сказал я ему. — Неужели пользоваться палочками удобнее, нежели вилкой?
    Он удивлённо посмотрел на меня, как будто я только что упал с неба.
    — Я долгое время прожил в Китае, а там это традиционный инструмент для того, чтобы поставлять еду в рот, — отвечал он.
    — Но вы же сейчас не в Китае. Похоже, вы здесь единственный, у кого в руке палочки. Не ощущаете себя белой вороной?
    Он огляделся по сторонам. Как раз напротив него пожилая дама обучала маленькую девочку, вероятно, свою внучку, как правильно пользоваться ножом и вилкой.
    — Как вам угодно, — сказал он, — однако в Китае я тоже весьма выделялся из общей массы. Помню, с похожим вопросом ко мне обратился китаец, когда я, держа в руке палочки, уплетал за обе щеки лапшу в одном из многочисленных ресторанов Шанхая. Он сказал, что моя наружность не шибко сочетается с этими палочками, и даже попытался уличить меня в отсутствии европейского патриотизма.
    — И что вы ему ответили?
    — Что мои глаза не сделаются уже, чем они есть. Я возвращусь в Европу тем же человеком, каким прибыл в Китай.
    — Тем не менее, — сказал я, — в вас должно было что-то измениться.
    — Вы правы, — согласился он, — я очень привык к азиатским палочкам, а ещё, иногда, разговариваю во сне по-китайски.
    Я рассмеялся. Мой собеседник тоже. В это же время мимо нас демонстративно проследовала вереница людей в чёрном, и у каждого из них сидела на голове чёрная широкополая шляпа. Это были представители Ближнего Востока — ортодоксальные евреи. Всем своим видом они безошибочно указывали встречным прохожим на свою национальную идентичность и религиозную ориентацию. Я ещё раз пожелал моему собеседнику приятного аппетита и направился в сторону иудеев; необходимо заметить, что мне было как раз по пути. Приблизившись к ним на расстояние вытянутой руки, я услышал, как один из них говорил более молодому:
    — Окружающие заостряют на нас внимание, и это хорошо! Потому что, не дай Бог, если однажды, по какой-то причине, мы не сможем появляться на улице, — люди в городе станут спрашивать: куда делись евреи, куда делись евреи, всегда обращавшие на себя наше внимание?..
    Прошло два месяца, и я снова оказался на той же улице, возле того самого ресторана. Знакомого моего, что долгое время обретался в Китае, я не застал, но приметил пожилую даму с маленькой девочкой, узнал их. Приблизился. Теперь уже девочка вполне сносно орудовала столовыми принадлежностями, но это были не нож с вилкой, как в прошлый раз, — это, к моему удивлению, были куайцзы.
    — Скажи спасибо тому, кто научил тебя брать еду этими палочками, — сказала девочке дама.
    — Извините, — вмешался я, — уж не тот ли это человек, что месяца два тому назад сидел за противоположным столиком, а вы обучали вашу девочку, как пользоваться ножом и вилкой?
    — Так вы его знаете? — спросила дама. Очень приятный человек, вежливый. Да, он ежедневно бывает здесь, но вот уже неделю его не видно. Его зовут Чангминг. Он двенадцать лет своей жизни провёл в Китае.
    — Он белый человек, европейского типа, — уточнил я.
    — Он самый, — кивнула дама. — Моей внучке, — и она погладила её по головке, — он показал, как эффективно использовать эти палочки. Видите, у неё получается.
    Я посмотрел на девочку, а затем окинул взглядом соседние столики. Какой-то рыжеволосый парень вытаскивал с помощью палочек из белой фарфоровой чаши зелёный салат и помещал в рот. Позади него разместилась девушка в оранжевом платье, а слева от неё, за соседним столиком, сидели мужчина и женщина средних лет. И у всех в руках были куайцзы. Впрочем, в дальнем углу уединённо восседал худощавый старик, узкоглазый, видимо, китаец или кореец. Я присмотрелся: в одной руке он важно держал нож, в другой — вилку. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, что он обнаружил моё волнение...