***

однажды усталым весенним утром
когда на улице было мутно,
брезгливо и склизко,
я вышел из дома. навстречу -
в большом
пластиковом
кабриолете -
ириска, конфета, блестящая карамелька.
я замер, ее обнюхав глазами, прищурил рот;
она же, как мышка, даже не посмотрела,
разбила сердце,
разбила стены большим кичащимся молотком,
ускользнула, в разбавленном лондонском небе
растворилась сухим порошком.
я вышел из улицы в дом обратно. о, как мне хотелось тогда
взорваться, на части порвать клетку стен,
или взъесться на брата, как библия запрещает,
или, может, самого себя раскрепощая,
взвиться лучистым дождем к солнцу,
стучаться,
долбить острыми каплями в его деревянные оконца,
только бы получить ответ. и он бы сказал:
“ее больше нет, забудь, отпусти,
прости. она тебя не любила и,
только увидев,
сама забыла”.

проснулся и сел на кровати,
подпер лоб кулаком и стучал, рыдая, по простыне
слезами. было больно и горько.
впрочем, и скатертью -
ей тоже ко мне далёко.
не стоит ни мне, ни ей
наклоняться так низко.
а я еще встречу кого-то, пусть
не такого сладкого,
но мне до него будет близко.