Бездна. Глава 15-1. Ухожу из дома

     С утра ходил по больницам. Домой шёл с предвкушением почитать лучшую поэзию, потом — писать мою поэму о великой любви. В дом зашёл, когда мать ещё не успела выйти на работу. Нарвался на нудную огородную работу…

     В последнее время в отношениях с матерью были сложности. Вроде, без ссор жили, всё же чувствовалось постоянное взаимное напряжение. Из-за болезни я не мог делать самую обычную работу.

     Мать это понимала, но всё равно раздражалась:

     — Я знаю, что ты ничего не можешь из-за болезни. Да ты и раньше не слишком-то помогал. Всё сама! И за бабу, и за мужика! Да и по больницам нечего без толку мотаться. Всё равно эти доктора не вылечат. Надо трудиться, вести здоровый образ жизни. Труд — это, — и, как всегда, одни и те же поговорки про труд…

     По возможности старался быть дома, когда мама уходила на работу, и придумывал неотложные дела или приём в больнице, когда она была дома.

     Сегодня я нагрубил. Она была в плохом настроении. Из какого-то жестокого азарта я хотел ей насолить. Когда она сорвала на мне накопившееся раздражение, я без сожаления оставил дом. Я собрал самые необходимые вещи, несколько книг и, главное, тетрадки с моей песнью о великой любви. Всё это было наготове: я только ждал повод сбежать от постылой суеты.

     Мать провожала меня будто равнодушно: не верила, что я способен покинуть дом. Но в последний момент вдруг запричитала:

     — Куда ж ты уходишь… Что я людям скажу…

     — Придумаешь, — ответил я. — Скажешь: женился, погиб смертью храбрых, опять в больнице, направили учиться в Оксфорд, уехал на заработки или на войну, уплыл на остров.

     Она ещё пыталась меня отговорить, что-то обещала, но я твёрдо решил пойти к Алексею. Живёт один — потеснится.



     Я пожелал матери доброго настроения, открыл калитку с необыкновенным предчувствием новой жизни и вышел за ворота. Мать догнала и пыталась силой удержать меня за рукав. Почему-то именно это вывело из равновесия.

     Чтобы мать не кинулась догонять, я почти бежал по улице, благо, дорога под уклон.

     Я шел, изредка оглядываясь, вслух спорил с мамой. Затихал лишь, если навстречу попадались прохожие.

     До Алексея дошёл минут за десять. Отворил калитку с предчувствием новой жизни.

     Алексей был в ограде. Он стучал молотком в беседке и не сразу увидел меня. Когда Алексей подошёл, я даже обнял его от преизбытка чувств.

     — Лешка, знаешь, я так рад тебя снова видеть! Не встречаемся даже в универе. На философский кружок не ходишь. Ну да я тоже на занятия не хожу — в академе. Тебя, я слышал, в университете восстановили?

     — Пришлось восстановить. Их хорошо вздрючили, что не перестроились. Теперь в универе срочно меняют политэкономию на экономическую теорию. Диалектический материализм — на философию. Меня восстановили, да ещё извинились.

     — Жаль, меня не исключили, тоже извинялись бы. А Философ извинялся?

     — Он к нашему факультету не имеет никакого отношения.

     — Жалко.

     Алексей усадил меня за стол под раскидистой душистой черёмухой, принёс чайник с кипятком и пустые кружки. Осталось лишь сорвать душистых листиков смородины, мяты да заварить духмяный травяной чай.

     — Я вижу, ты считаешь меня фанатиком, — без предисловий начал Алексей: — моя религиозность раздражает тебя. Ничем не могу помочь. Постараюсь поменьше затрагивать при тебе религиозные темы.

     — Да нет же, мне интересно разобраться. Знаешь, атеизм считаю верным учением, но почему-то в последнее время весь этот млизм, то есть, марксизм-ленинизм, вызывает скуку и тошноту. Религии неверны, зато сколько интересных возвышенных мыслей высказали верующие философы и поэты.

     — Ну да: истина скучная противостоит прорыву в небеса.



     Алексея я не видел достаточно долго. В университете и на улице наши пути давно не пересекались. На философский кружок он ходить перестал. Я был уверен, что если даже его перестанет интересовать философия, то вопросы смысла жизни ему всё равно будут интересны.

     Вместо ответа он мне начал рассказывать житие Алексия, человека Божия.

     — Святой… Слово-то какое. Нереальное, — я с вызовом смотрел на Алексея.

     — Вполне реальное: для коммунистов Ленин святой.

     — А на меня-то зачем смотришь? Для меня Ленин не святой.

     — Просто очень умный?

     — Ну, пусть умный.

     — Как наш Философ, например? Или даже на прядок умнее? — спросил Алексей. — Послушай, интересная цитата: “В святых должно быть столько же святого, сколько и непонимания своей святости”.

     — В отличие от эзотериков. — поддержал я Алексея. — Для них “святые” — этакие натужно устремлённые к небесам.

     — Хорошо сказал.

     — Лёш… Можно, я нарушу твоё одиночество? На недельку…

     — С матушкой поссорился?

     — Да, жить больше так не хочу.

     — Сколь угодно!

     — Спасибо, Лёша… Алексий…