Бездна. Глава 15-1. Ухожу из дома
В последнее время в отношениях с матерью были сложности. Вроде, без ссор жили, всё же чувствовалось постоянное взаимное напряжение. Из-за болезни я не мог делать самую обычную работу.
Мать это понимала, но всё равно раздражалась:
— Я знаю, что ты ничего не можешь из-за болезни. Да ты и раньше не слишком-то помогал. Всё сама! И за бабу, и за мужика! Да и по больницам нечего без толку мотаться. Всё равно эти доктора не вылечат. Надо трудиться, вести здоровый образ жизни. Труд — это, — и, как всегда, одни и те же поговорки про труд…
По возможности старался быть дома, когда мама уходила на работу, и придумывал неотложные дела или приём в больнице, когда она была дома.
Сегодня я нагрубил. Она была в плохом настроении. Из какого-то жестокого азарта я хотел ей насолить. Когда она сорвала на мне накопившееся раздражение, я без сожаления оставил дом. Я собрал самые необходимые вещи, несколько книг и, главное, тетрадки с моей песнью о великой любви. Всё это было наготове: я только ждал повод сбежать от постылой суеты.
Мать провожала меня будто равнодушно: не верила, что я способен покинуть дом. Но в последний момент вдруг запричитала:
— Куда ж ты уходишь… Что я людям скажу…
— Придумаешь, — ответил я. — Скажешь: женился, погиб смертью храбрых, опять в больнице, направили учиться в Оксфорд, уехал на заработки или на войну, уплыл на остров.
Она ещё пыталась меня отговорить, что-то обещала, но я твёрдо решил пойти к Алексею. Живёт один — потеснится.
Я пожелал матери доброго настроения, открыл калитку с необыкновенным предчувствием новой жизни и вышел за ворота. Мать догнала и пыталась силой удержать меня за рукав. Почему-то именно это вывело из равновесия.
Чтобы мать не кинулась догонять, я почти бежал по улице, благо, дорога под уклон.
Я шел, изредка оглядываясь, вслух спорил с мамой. Затихал лишь, если навстречу попадались прохожие.
До Алексея дошёл минут за десять. Отворил калитку с предчувствием новой жизни.
Алексей был в ограде. Он стучал молотком в беседке и не сразу увидел меня. Когда Алексей подошёл, я даже обнял его от преизбытка чувств.
— Лешка, знаешь, я так рад тебя снова видеть! Не встречаемся даже в универе. На философский кружок не ходишь. Ну да я тоже на занятия не хожу — в академе. Тебя, я слышал, в университете восстановили?
— Пришлось восстановить. Их хорошо вздрючили, что не перестроились. Теперь в универе срочно меняют политэкономию на экономическую теорию. Диалектический материализм — на философию. Меня восстановили, да ещё извинились.
— Жаль, меня не исключили, тоже извинялись бы. А Философ извинялся?
— Он к нашему факультету не имеет никакого отношения.
— Жалко.
Алексей усадил меня за стол под раскидистой душистой черёмухой, принёс чайник с кипятком и пустые кружки. Осталось лишь сорвать душистых листиков смородины, мяты да заварить духмяный травяной чай.
— Я вижу, ты считаешь меня фанатиком, — без предисловий начал Алексей: — моя религиозность раздражает тебя. Ничем не могу помочь. Постараюсь поменьше затрагивать при тебе религиозные темы.
— Да нет же, мне интересно разобраться. Знаешь, атеизм считаю верным учением, но почему-то в последнее время весь этот млизм, то есть, марксизм-ленинизм, вызывает скуку и тошноту. Религии неверны, зато сколько интересных возвышенных мыслей высказали верующие философы и поэты.
— Ну да: истина скучная противостоит прорыву в небеса.
Алексея я не видел достаточно долго. В университете и на улице наши пути давно не пересекались. На философский кружок он ходить перестал. Я был уверен, что если даже его перестанет интересовать философия, то вопросы смысла жизни ему всё равно будут интересны.
Вместо ответа он мне начал рассказывать житие Алексия, человека Божия.
— Святой… Слово-то какое. Нереальное, — я с вызовом смотрел на Алексея.
— Вполне реальное: для коммунистов Ленин святой.
— А на меня-то зачем смотришь? Для меня Ленин не святой.
— Просто очень умный?
— Ну, пусть умный.
— Как наш Философ, например? Или даже на прядок умнее? — спросил Алексей. — Послушай, интересная цитата: “В святых должно быть столько же святого, сколько и непонимания своей святости”.
— В отличие от эзотериков. — поддержал я Алексея. — Для них “святые” — этакие натужно устремлённые к небесам.
— Хорошо сказал.
— Лёш… Можно, я нарушу твоё одиночество? На недельку…
— С матушкой поссорился?
— Да, жить больше так не хочу.
— Сколь угодно!
— Спасибо, Лёша… Алексий…
Свидетельство о публикации №220102500264