Долина слепых орлов

 
       После очередного испытания учёные ехали к эпицентру ядерного взрыва. Вдруг будущий академик Сахаров увидел на обочине дороги большую птицу. Это был орел. Тот не испугался и не улетел. Андрей Дмитриевич остановил машину, подошел к птице, и только тогда увидел, что орел слепой.
Из книги В. Губарева «Атомная бомба»


                ШАГАН - 78

Дрёмная дорога кончилась, старенький ЗИЛ встряхнуло, и он затарахтел всеми деревянными бортами, перегретым нутром, запрыгал по пропылённому грейдеру  несколько раз,дёрнулся и встал.Сержант плюнул в открытое окно, помянул чью - то маму и пошел открывать капот: «Курим, командир, пять минут, бензонасос нагрелся».

        Открыв капот, он бросил на бензонасос грязную тряпку и полил на неё из солдатской фляжки.
        Виктор Зенков давно отслужил срочную службу, но погоняло «сержант» прикипело к нему так, что не отдерёшь. Он высок, сухощав, по-мужицки крепок, из той породы, что, ещё не научившись ходить, умели материться и драться.
        Хоть бы ветерок подул. Вода во фляжке теплая, слабые болгарские сигареты не перебивают горечь полыни во рту. Степь да полынь, вечная и бесконечная земля эта, щедрая на ветра и солнце много натерпелась от человека, потому и горька.
        Здесь вольготно солнцу, ветру, кучерявому и шелковистому ковылю, да и человеку было, где развернуться в великом пустынном пространстве, в самом центре земли желтых степей. За семь лет службы на Семипалатинском ядерном полигоне я так и не проникся обаянием степи, хотя  серо – зелёное чудовище, молчаливое и необъятное, захватило меня без остатка. Мне было три дня и три месяца, когда в этой степи испытали первый атомный заряд, занесла - же меня нелёгкая за три тысячи километров от родной Рязанской земли.
      Будучи в военном училище нам показали учебный фильм об испытании атомной бомбы на Семипалатинском ядерном полигоне. Фильм был секретный,у дверей клуба стояли часовые. И вот я здесь, на месте первого ядерного взрыва. Площадка «Н», здесь история везде и всюду,бетонные сооружения, пустые и гулкие, хорошо помнят голоса Курчатова, Харитона, Сахарова. Все эти люди профессионалы с большой буквы, да, был ещё один человек, Кирилл  Иванович Щелкин, трижды герой, о нём говорили меньше, но он последним колдовал на вышке в то утро, вставляя детонаторы.
      Игорь Васильевич Курчатов – большой человек с грустными глазами, которому суждено замереть в камне – навечно. Иногда и он был весел, приветлив и беззащитен.  Не его вина в том, что ему одному открывали секретные данные разведки, а утром он вынужден был выдавать их как свои открытия. Им восхищались, поэтому и в граните в глубине его глаз затаилась хитрость, пристальность и высокомерие.
      С невольным трепетом представляю то раннее утро 29 августа 1949 года, шесть часов двадцать минут. В спину Курчатова остро бьёт пронзительный взгляд  Берии, отсчёт пошёл: три, два, один, ноль! Когда заряд  дьявольской силы расколол небосвод, рука Игоря Васильевича сжала карандаш так, что он сломался. Он хотел поднять обломок, но Берия не дал, полез обниматься.
      Я захожу в этот пыльный и гулкий бункер, смотрю по углам, должен же где-то лежать этот карандаш? Нет карандаша, но есть частичка истории, она всегда будет жить  в этих серых бетонных стенах.
С другой стороны земли был свой Курчатов. На четыре года раньше,16 июля 1945 года, на полигоне Лос–Аламос была взорвана первая атомная бомба.Руководитель проекта Роберт Оппенгеймер во время взрыва сказал: «Теперь, я сама смерть!». На приёме в Вашингтоне по случаю удачного испытания  Оппенгеймер сказал Президенту:«У меня кровь на руках». На что Гарри Трумэн ответил: «Кровь легко смывается водой».
        Нет, не успокоил Президент учёного, была в человеке совесть и вскоре, он был отстранён  от проекта за связь с коммунистами. Он купил остров в океане, где и жил отшельником  до конца дней своих.  Он прекрасно понимал, что часть его жизни была отдана делу разрушения, отдана ненависти, вражде, убийству. Он подолгу сидел один на скалистом берегу с трубкой в зубах.  Ему казалось, что он сходит с ума, в голову лезли совсем нелепые мысли: вселенной управляет не земной разум, но это не Бог, миром правит другой – палач и убийца.Он любит убивать, ему нужны всё новые и новые жертвы и мертвецы. Это «чудовище» убивает для забавы, он придумывает новые болезни, эпидемии, он развлекает себя войнами, когда тысячи людей калечат и убивают друг друга, но и этого мало. Ему нужно страшное оружие, способное за секунды стереть с лица земли огромные города и превратить в прах и пепел миллионы людей. Это он, Оппенгеймер, помог создать это смертоносное оружие.
Теперь он медленно сходил с ума. Океан бушевал у его ног. Неземным светом светились его зрачки, как будто он только один на свете, вдруг понял смысл  бытия и значение смерти. 18 февраля 1967 года он умер от рака легких, завещая кремировать себя и пепел развеять над океаном. Через несколько дней ураган стёр с лица острова дом, в котором он жил. Представ перед Богом ему нечего было сказать в своё оправдание, и он молчал. Тогда Всевышний тихо сказал: «Этот человек не заслуживает света, он заслуживает покоя».
Теперь другие времена и другие виды оружия.Объект, на котором мне выпала честь трудиться, эксперимент тротилового эквивалента в 10 килотонн  называется «Ша;ан – 78», взрыв наземный и по своим масштабам выдающийся.
        Опытное поле, куда ни кинь взгляд везде простор, плоская долина километров двадцать в диаметре, ровная, как стол, с запада окруженная гранитными сопками. От эпицентра разбито двенадцать секторов, каждый род войск имеет свой сектор или клин. Лётчики, танкисты, связисты, артиллеристы, саперы и т.д. 
        Работы хватало всем. Всё то, что рычит, дымит, гремит и воняет солярой– это наш технический батальон. Челябинские бульдозеры с остервенением рвут желтую степь, скрепера вгрызаются в земную твердь своими челюстями, ненасытные клешни экскаваторов и пасти погрузчиков  грузят рыжую землю. КрАЗы, Мазы, Зилы, бесконечная эта карусель пылит с раннего утра и до позднего вечера. Как земля всё это выдерживает, одному Ему известно – Создателю, потому, что Он создал эту землю, а человек испытывает то, что может эту землю разрушить.
Сроки, не то чтобы жесткие, просто нереальные. Уже пылят колонны танков, выгружаются на станции тягачи и артиллерия. Чего только не везут в ящиках, контейнерах, в специальных фургонах и ёмкостях. Тут же полевой аэродром. Почти каждый день садится ИЛ – 76, выгружают авиационные двигатели, вчера выгрузили МИГ–25, он совершенно секретный в брезенте, возле него маячит часовой.Для Мига мы смонтировали фрагмент взлётно-посадочной полосы из шестиметровых бетонных плит.Пушки, гаубицы, миномёты, боеприпасы, танки последних образцов. Морская группа выставила объекты береговой охраны. Войска связи доставили нам много хлопот, они привезли новейшие станции связи, для которых мы сооружали насыпи высотой четырнадцать метров. Нам же пришлось заталкивать фургоны связистов на эту верхотуру. Антенные поля располагались внизу.
        В безветренную погоду над опытным полем стоит рыжее пылевое облако.К этому все  привыкли, и никого не волнует что над этим полем взорваны тридцать наземных и восемьдесят шесть воздушных ядерных и водородных зарядов. Как напоминание об этом на земле сохранились  остатки прицельных крестов из окаменелой извести и площадка «Енисей» -кладбище самолётов и ракет. Мы понимали, что человек может заболеть лучевой болезнью не только от проникающей радиации, но и от радиоактивной пыли, мельчайших частиц продуктов взрыва, которые выпадают из облака. В районе взрыва многие километры заражалось всё: вода, почва, воздух, жильё, техника. Радиоактивные продукты взрыва поражают кожные покровы, прежде всего слизистую оболочку глаз, носа и рта. Весьма опасно попадание радиоактивных веществ внутрь организма через рот, дыхательные пути, раны и с пищей. Они разносятся кровью по всем органам и тканям. Часть их откладывается в суставах, почках, долго оказывает пагубное влияние на организм. Даже незначительное попадание в него радиоактивных веществ, способно привести к лучевой болезни. Безопасных количеств излучения и мелких частиц радиоактивного вещества не существует. Это доказали на полигоне исследователи медики ещё в 1955 году на примере многих подопытных животных.        
        На нас страхи облучения не действовали, и это не было бравадой. В нашем инженерном управлении было не принято говорить на эту тему, нас не утруждали диспансеризацией, медкомиссиями, у нас не было дозиметров и журналов учёта облучения. Живём рядом с опытным полем, технический батальони автомобильный батальон всегда рядом, у нас комфорт, два вагона ВД – 8 , остальные живут в палатках.
        Каждый день с 13  до 14 часов, всё замирает – над нами пролетает американский спутник.Час полной тишины, но как всегда какой–нибудь «раздолбай» пылит по полю, ему наперерез летит Уазик комендатуры.
        Совещания и планёрки проводятся в щитовом модуле, там штаб«Ша;ан – 78». Всем заправляет генерал–майор Барсуков В.М., боевой генерал, прошедший войну, человек по своей натуре добрый, но доброта эта не бесконечна. Владимир Михайлович с утра до позднего вечера мотается по секторам, с любым вопросом бегут к нему. Вопросов много, связи нет.
        Каждый вторник в девять утра совещание. Первым приезжает новый начальник Управления инженерных работ подполковник Овчинников Ю.М., мой прямой начальник, выше не бывает. Сухощавый мужчина, среднего роста, с чистым и светлым лицом в золотых  очках и хорошо поставленной речью. Мужик толковый и крутой,с ясной головой и цепкой памятью, производит впечатление человека интеллигентного, до тех пор, пока не начинает говорить. Он испытывает на нас новую методу:держать подчинённых в унизительном повиновении. Планёрки проходят бурно, с ненормативной лексикой. Речь его хорошо поставленная бьёт наповал, всаживая в подчинённых  огромный ассортимент  русского отборного мата. Он кроет  всех, невзирая на должности и звания, полковники стоят по стойке смирно и очень сильно потеют. Если генерал Барсуков строг, но не груб, то  наш командир груб и строг, слово «дол - ёб» у него самое безобидное и даже ласковое. Тут не забалуешь!Попробуй не выполни всё то, что было записано в задании,  Юрий Михайлович шутить не любит, обещает «хрен на пятаки порубить» и «матку вывернуть наизнанку»,  а так же велено каждому, кто не выполнит задание, приготовить банку вазелина.Так что стимул для работы у нас есть.               
        С Юрием Михайловичем начальник политотдела, полковник Толстых И. М.Он весь раздувался от собственной важности,всегда на кого-то обижался, часто покряхтывал и кривил рот так, как будто от собеседника пахло прокисшей капустой. Начальник политотдела говорил мало, больше кивал головой и что-то записывал в свой блокнот.
        Армейский уклад, постоянная грубость и унижения не разъели нас подобно ржавчине, мы оставались прежними, офицерский состав на девяносто процентов молодёжь, и все прекрасно понимали здесь армия, и никто нам лёгкой жизни не обещал.               
        Работа на опытном поле шла весь световой день, но видно и беспощадное солнце уставало и нехотя падало за горизонт, жара немного спадала. Пропылённая техника и автотранспорт возвращались в парк, механизаторы и водители, почерневшие от пыли, отмывались у бочки с водой. На ужин сухой паек и жидкий чай.
        Генералы и полковники имели привычку вечером уезжать домой,  у нас  такой возможности не было.
        Наш досуг не отличался разнообразием, в офицерских коллективах процветали карты: преферанс,ссека, двадцать одно и подкидной дурак.
        От  управления механизации нас двое, старший лейтенант Матвеев-это я и  лейтенант Александр Невмывако, выпускник Киевского дорожного института, прибыл совсем недавно. Мы сразу подружились, у нас общие увлечения: презрение к картам и страсть к охоте. Половина вагончика наш штаб: столик, две койки и старенький магнитофон Маяк, постоянно жующий плёнку. На второй половине вагона режутся в карты, там шумно и весело.
        У нас с Александром свой кайф, лежим на солдатских койках с закрытыми глазами слушаем Пинк – Флоид, тащимся от гитары Дэвида Гилмора. На опытное поле опускалась летняя ночь, короткая и желанная. Земля, уставшая от бесконечных испытаний, отдыхала. Степь, непаханная и бескрайняя, весной расцветала всеми красками зелёного океана. Среди невысоких цветов, полян ковыля, кустов таволги шныряли зайцы, куропатки, суслики, в небе застыли ястребы высматривающие добычу в густой траве, иногда с южных краёв заходила сайга. Обитатели степи не понимали, что земля эта добрая и богатая кормами отравлена и заражена на сотни лет.
В полночь воздух в степи становился прохладней, дышать  становилось свободней, самое время для охоты.Занятие запретное и по тому интересное.Обычно делали небольшой круг от опытного поля на пл.Енисей и дальше к мелкосопочнику. На Енисее, среди обломков самолётов зайца было много, но не мы одни баловались охотой, к осени поголовье ушастых убавлялось.Приходилось круг поиска увеличивать. Ночью степь более таинственная и загадочная.Над нами млечный путь,  серп молодой луны  освещает землю устойчивым синеватым светом и,нет ни конца, ни края этой земле. На подъезде к сопкам выгоняем первого зайца, он летит со скоростью шестьдесят километров в час, старается уйти в сторону свалки.  Для нашей машины это не скорость и здесь нет траншей и котлованов, опытное поле далеко позади. Три минуты преследования и заяц сбавил ход, водитель моргает светом, заяц устаёт и начинает метаться из стороны в сторону, можно стрелять. Первый выстрел – мимо, сержант смеётся, говорит:«Не спеши, он сам упадёт». Дробь нулёвка крупновата на зайчишку, другой не держим, в степи разная дичь, может и козёл выскочить. Заяц в тридцати метрах, после выстрела переворачивается через голову и затихает. Одного зайца маловато на наш коллектив, едем дальше.Впереди развилок степных дорог в свет фар попадают сразу два зайца. Гоним того, что бежит в сторону опытного поля, вдали видны огни нашей площадки. Заяц попался шустрый, серая шкурка мелькает в степной траве, то пропадая, то появляясь вновь. Сержант притормаживает, опасается сильно гнать, едем по опытному полю, а там траншей и железа тьма.
         Азарт, всё равно догоним. Но дичь уходит и уходит, неутомимый заяц заводит нас в какой-то лабиринт: остатки ограждения из колючей проволоки, старые траншеи. Хитер косой, похоже, бывал в передрягах.Перед нами земляная насыпь, а зайца след простыл. Объезжаем, теряя время и надежду, зилок рычит и несётся по ухабистой степи. «Вот он»-кричит водитель. Теперь и я вижу, заяц попал в свет фар, прижимая уши, вновь набирает скорость. Догоним, куда он денется. Косой несётся ещё стремительней, машину встряхнуло,перелетели старую кабельную траншею, впереди чистое поле, теперь не уйдёт, до зайца метров пятьдесят. Стреляю с двух стволов, заряд свинца ложится под зайцем, он подлетает и несётся еще быстрей. Вот, блин! Ищу в бардачке патроны и слышу крик сержанта: «Держись!».
      Держусь за ружьё, головой достаю крышу кабины, клацнули зубы, хорошо язык не откусил.Лейтенант вскрикнул, ударившись головой об люк, но вроде живой. Машину ещё раз подбрасывает, под капотом скрежет, водила глушит мотор со словами: «Пи-ц, товарищи офицеры, приехали».  Из-под капота с шипеньем и бульканьем валит пар, вытекает вода из радиатора, похоже, на сегодня охота закончена. Хитер заяц, ваккурат завёл нас в воронку, заросшую травой. Знал косой, что здесь мы и заночуем. Когда нас подбросило, не выдержал крепёж радиатора, лопастью вентилятора распороло несколько трубок. Радиатор надо снимать и глушить трубки, на месте ничего не сделаешь.
        Утро вечера мудренее. Сержант укладывается на сиденье, телогрейку под голову, мы с лейтенантом пойдём на базу по холодку, до нашего лагеря километра четыре, хорошо видно освещение площадки.
        Не буду рассказывать, как мы добрались, ничего интересного в ночной прогулке не было.Ружьё мы не взяли,волков этим летом не было, но оторопели,когда в кромешной темноте в трёх метрах от нас взлетела сова. Похоже, тут был целый выводок плоскоголовых, они долго сопровождали нас, перелетая с места на место. Утром подъехали на тягаче Зил-131.Пока водители настраивали буксир я пошел посмотреть то место, куда мы влетели.На совершенно ровном месте заросшая травой яма, меньше метра глубиной, отчётливо виден протектор от нашего колеса.Подошел ближе и вижу, на дне что-то похожее на железо. Взял в кузове машины лопату, интересно, посмотрю. В яме серо–ржавая железная конструкция, копнул, под землёй железо зеленое. Подошел лейтенант, то же взял лопату, копаем дальше, забыв, зачем приехали. Через час показалась решетчатая часть моторного отсека, ещё через час, задняя часть  левой гусеницы. Отпадают последние сомнения,  в воронке танк Т – 34. Кто–бы мог подумать! Такие сюрпризы может преподнести только ядерный полигон. Вечером сварили зайца, выпили грамм по сто тёплого спирта и забыли про неудачную охоту, про танк и про всё на свете. Не скрою, спирт, а проще «шило», на полигоне водился. Это была местная валюта. Танкистам надо вырыть укрытие для техники, летчикам отбуксировать самолёты или поправить капонир, всем что-нибудь было надо. Иногда будили ночью с просьбой помочь вытянуть застрявшую технику. И почти всегда «спасибо» было не в моде, из-под сиденья извлекалась заветная солдатская фляжка с теплым спиртом.
         И в эту короткую летнюю ночь приснился мне родной дядя Петр Семёнович  Аникин.Не знаю почему, но раньше он мне никогда не снился. Из четверых сыновей моего деда, Аникина Семёна Григорьевича, трое воевали в Великую Отечественную и воевали так, как  умеют воевать русские люди. С войны вернулись не все. Младший лейтенант, Иван Семёнович Аникин,  погиб под Воронежем 10 августа 1942 года в рукопашном бою.  Петр Семёнович Аникин, старший сын, прошел всю войну от начала до конца. Ему нельзя было погибать, не отомстив за младшего брата. В должности командира танка хлебнул лиха в сорок первом под Москвой,в сорок втором под  Воронежем, горел под Прохоровкой, освобождал Варшаву и дошел бы до Берлина, круша и давя гусеницами двуногих тварей в мышиных мундирах, если бы не тот бронебойный снаряд, всего за месяц до победы.Пятый его танк Т- 34–85 горел на окраине немецкого города. Товарищи спасли командира, успели вытащить за минуту до взрыва, начинённого осколками и с оторванной кистью.Потом в наркозном бреду ещё стрелял, ловил в перекрестия прицела серые башни немецких танков. Он до старости носил в своём теле немецкое железо, которое болело и кровоточило.Хирурги сотворили чудо.Из оторванной руки собрали культю, которую он стеснительно прятал под рукавом костюма. Удивительной судьбы человек он никогда не носил награды и не любил рассказывать о войне.В день победы брал четвертинку водки и уходил на кладбище на весь день.Хотелось побыть одному, вспомнить товарищей, а может просто поплакать.
Работа на опытном поле шла своим чередом, но наша находка не давала нам покоя.Вечерами откапывали наш танк. Через несколько дней отрыли башню и  заднюю  часть танка. Ближе к вечеру подогнали бульдозер Т–130 «Челябинец».Цепляем трос на 30 мм, пробуем тянуть, трос лопается как нитка. Поехали к автомобилистам и собрали все буксировочные тросы. Начали тянуть, не получается,гусеницы бульдозера буксуют на месте.Пригнали ещё два бульдозера Т–130, уже начинает смеркаться, трактора сдают назад и по команде, одновременно, рывком трогаются с места. Есть, успех! Танк шевельнулся и пошел, тяжело, медленно,не хотела израненная степь отдавать свою добычу, но мы выдрали танк.Маленькая победа, танк стоит на ровном месте. Он даже не ржавый, пушка, гусеницы, комплектный полностью.На башне красная звезда. Открыли люк башни, но темнота не даёт рассмотреть внутренности танка. Всё, тащим танк на базу, юзом, волоком, гусеницы не вращаются. Утром к нашему парку тянется служивый народ, каждому интересно пощупать, погладить историю. Внутри танка ничего лишнего, на дне пустой снарядный ящик, с пушки снят прицел, ствол забит землёй, пулемёта нет, рычаги, педали, панель приборов – всё на месте. Видно, что танк заехал в воронку своим ходом. Самое главное, наш танк воевал, с левой стороны башни попадание снаряда, башня заварена листом железа, значит- ветеран! Легендарный Т – 34 это не просто кусок железа. Уже в конце июня 1941 года немецкое командование узнало о новом русском танке, превосходившем все, что знало до сих пор танкостроение.
       На первое знакомство с пленённым Т – 34 приехал сам Гудериан, генерал – полковник бронетанковых войск. Его поразило изящество форм, наклонные плиты корпуса и башни, ни одной вертикальной плоскости, а какая низкая посадка, какие широкие гусеницы. Гудериан сам сел за рычаги и долго гонял его по полю, изрытому воронками и окопами, разогнавшись, пробил кирпичную стену, пострелял из пушки и пулемёта. Потом танк расстреливали из пушек, броня сопротивлялась, отсылая снаряды в небо, только ударом сзадив радиатор удалось подорвать танк. Подойдя к этой чудо – машине, положив руку на тёплую броню, он только и мог сказать: «На таком лимузине я бы объехал весь мир».
                (Из книги Г. Владимова «Генерал и его войско»). 
      На следующий день подогнали водовозку, танк отмыли, очистили от земли пушку, открыли люк механика – водителя, но как не пытались передвинуть рычаг переключения скоростей, ничего не вышло, коробка не работала.
      Через несколько дней, волга генерала Барсукова притормозила возле танка, генерал всегда аккуратный, в начищенных сапогах, обошел танк и потребовал старшего.
      Выхожу, докладываю. Владимир Михайлович сделав серьёзное лицо, строго спросил: «Где откапал?». Рассказываю, как и где. Генерал ещё раз обошел вокруг танка и как–бы про себя, сказал: «Орловский танк, другого не было». Минуты три он стоял, положив руку на броню танка, и думал о чём–то своём, затем, уже строже сказал: «Техника государственная, сам понимаешь, нашли, молодцы, но с этого места танк не трогать, я пришлю за ним людей».Мне было неудобно спросить боевого генерала, почему он назвал танк Орловским. Владимир Михайлович с первого дня на полигоне, он лично знаком с Курчатовым, Харитоном, Сахаровым, человек–легенда, хотя в общении был он прост, и мало было в нём генеральского.
      За годы службы мне пришлось часто работать с Владимиром Михайловичем.В 1987 году  летели в вертолёте Ми–8, совершали облёт площадок. От монотонного гула укачивало, и я грешным делом на минуту или секунду провалился в сон, и так неудобно было дремать в присутствии генерала, я тут же проснулся от того, что у меня с головы упала фуражка. Барсуков поднял фуражку, отряхнул и положил мне на колени. Вот вам и весь генерал. Через неделю мой зилок обогнал волгу  Барсукова. Он догнал нас и объявил мне трое суток ареста за нарушение скоростного режима. Такой вот генерал.
       И только десятилетия спустя открылась мне тайна Орловского танка.Отыскивая в интернете всё, что связано с ядерным полигоном я нашел книгу полковника Андрея Жарикова «Полигон Смерти», он был участником первого взрыва водородной бомбы в 1953 году, на том же опытном поле.
       Вот, что он пишет. Командиром у танкистов был подполковник Орлов М. Н., высокий, голубоглазый красавец, заядлый курильщик (стр.11). Когда после взрыва стали выдвигаться к эпицентру, мимо нас на танке промчался подполковник Орлов и ещё кто- то из офицеров москвичей.Орлов стоял в люке танка с сигаретой в зубах.Он никогда не надевал противогаз, на голове панама, руки без резиновых перчаток. Подъехав к брустверу воронки, соскочил с танка на землю и стал замерять рулеткой её диаметр.
       Кстати, поздней осенью, когда внезапно выпал снег в эту же воронку, заполненную водой, влетел танк, но выбраться не смог. Два танкиста, промокшие насквозь, пешком добрались допл.Ша.
       Подполковник Михаил Николаевич Орлов не щадил себя, он неоднократно был в эпицентрах ядерных взрывов и получал запредельные дозы облучения. Через четыре года его не станет.
       У танка  Орлова длинная жизнь.Он не ушел на переплавку.Генерал-лейтенант Барсуков Владимир Михайлович подарил его городу Павлодару. Стоит он целый и непобедимый в сквере, рядом с музеем воинской славы. Легендарный Т–34  простреленный на войне, побывавший под ядерным пеклом, похороненный заживо на опытном поле, он всё выдержал и честно заслужил это место на пьедестале. Люди несут к нему цветы и склоняют головы в память о  целом поколениине вернувшихся с войны.
Летний день набирал силу. Солнце накалило степь нещадным зноем. Небо над опытным полем стало серым, казалось мелкая пыль никогда не сядет на раскаленную землю, а будет стоять над полигоном вечно. На земле близился час взрыва, грандиозного по своей мощности и разрушительной силы. Эпицентр взрыва оцеплен автоматчиками.Одна за другой подходят колонны автомашин с ВВ, тротил чешуйчатый в мешках подаётся транспортёром, гора растёт изо дня в день, с расстояния в километр пирамида уже сейчас с трёхэтажный дом. Вывозим последнюю технику,  подписываю последние акты сдачи объектов, наша работа закончена.   
       Утро на опытном поле. Последние секунды перед взрывом. Чистое синее небо и совсем нет пыли. Тишина такая, что можно оглохнуть от звона кузнечиков. В вышине зависли два орлана-белохвоста. Они летали без цели, самозабвенно и плавно плыли в небе, распластав неподвижные крылья, совершая свой последний полёт в этой утренней безоблачной выси. Через несколько секунд от них останется только пепел. Они не издавали никаких звуков,  молча смотрели на то, что делает внизу человек.