К дереву обетованному

«— Шершавый вяз. Помню. Хелен писала, что это восхитительное дерево.
— Это самый роскошный вяз в Хартфордшире. Сестра не рассказывала вам про зубы?
— Нет.
— О, это может вас заинтересовать. В ствол, примерно в четырех футах от земли, воткнуты кабаньи зубы. Давным-давно их туда воткнули местные жители. Считалось, что, если пожевать кусок древесной коры, зубную боль как рукой снимет. Но теперь зубы почти заросли, да и к вязу никто не приходит.
— Я бы пришла. Я люблю народные приметы и неистребимые суеверия.
— Вы полагаете, дерево действительно излечивало от боли, если люди в это верили?
— Конечно. Оно излечило бы от чего угодно — в те далекие времена.
— Мне действительно вспоминаются такие случаи — видите ли, я жила в Говардс-Энде задолго до того, как там появился мистер Уилкокс. Я там родилась».

Э. М. Форстер «Говардс-Энд» (1910). Из диалога между миссис Уилкокс и главной героиней, Маргарет Шлегель

С незапамятных времён античной эпохи деревья играли главную роль в романо-кельтских ритуалах, и если не все, то многие храмы римской Британии нарочно ставили около божественных рощ или же вокруг них, а также и рядом со священным колодцем. Те деревья, что росли в непосредственной близости от святого источника, были особым объектом поклонения – к их ветвям люди, молившие о чём-либо богов, обычно привязывали тонкий яркий лоскут, так что со временем крона превращалась в пёстрое макраме из листьев и линялых лент. С установлением христианства пиетет к избранным деревьям ни капли не угас, но был легко вплетён золотой нитью в гобелен новой цивилизации. В англосаксонской культуре тандем дерева и колодца так же споро, как в своё время богам, отдавали во власть очередному святому. И знакомая магия маячила за крестами на стволах. Эхо былого язычества есть в церемониях Дня королевского дуба, не говоря уж об образе «зелёного человека», лесного фантома с лицом из листьев, сплошь и рядом видном в резьбе готических и романских храмов.

У жителей Британских островов оказалась не только крепкая память о былом, но и свои затеи: к истовой верности обычаям своих предков они охотно добавляли и что-то своё, расширяя рамки ритуала. К «ленточным деревьям» на лесных перекрёстках и у источников за долгие века все привыкли, но вот однажды кому то на ум пришло, что до иного мира зов дойдёт только через сам ствол дерева, как через телеграфный столб. А для этого свой дар в буквальном смысле этого слова нужно вбить в извилистый узор коры дуба, бука, вяза, боярышника, платана, чёрного тополя.... О том, кто первый вбил в дерево монетку, мы не узнаем никогда, но эта идея явно была следствием бурного и полного развития денежного обращения в европейских странах. До того дары были уж очень жалки, но их горькая символика до боли ясна: к примеру, зубы кабана забивали в ствол с мечтой об избавлении от зубной боли, а булавками, до того, как их втыкали в трещины коры, прокалывали зловредные бородавки. В этом ритуале, с виду наивном, скрыт крик души обездоленного, а не одно лишь тёмное суеверие.

К месту силы в обетованных лесах как к единственной, если не последней надежде, шли когда-то сотни больных коклюшем, изнурённых до полусмерти кашлем. Те же ленты на ветвях в то время – не праздничный вымпел, а часто лоскут от одежды умирающего. За отсутствием рядом особого колодца люди считали святой воду, которая после дождей скапливалась в дупле святого зелёного исполина. С XVIII-го века даже у селян, когда-то довольствовавшихся натуральным обменом, заводятся деньги, и в разных, порой далёких друг от друга краях к святым деревьям стали приходить с монеткой. В большинстве случаев паломник мог пожертвовать не более одной медной полушки, да и богатый гость, для которого всё это было скорее игрою, до крайности редко вынимал из кошелька серебро. У сил, к которым взывали и богатые, и бедные люди, не было ни малейшего понятия о номинале – для них любая монета была ценной уже потому, что на её аверсе был отчеканен профиль монарха, божьего помазанника, имевший чуть ли не статус иконы!

И раз античный Харон с любого умершего взимал не более одного обола, то и для дерева желаний все были равны и ценой его милости была вера выраженная в символе. В наше время хорошо известно 34 географические точки, рассеянных по всей Англии, Ирландии, Уэльсу и Шотландии, где можно найти деревья, сплошь покрытые, словно узорной кольчугой из чешуек, монетами. В глухих дебрях старых лесов, давно объявленных историческим достоянием, эти инсталляции создают неповторимый мистический колорит. А главное, многие из них гораздо моложе тех каменных памятников, которые иной раз встречаются по соседству. Тонут пепельные кресты и надгробья, косо погружаясь в глубокий мох, их медленно гложет и крошит живая зелень. От влаги и долгих веков обретают и вотивные монетки мятный или бирюзовый налёт, сквозь который уже трудно бывает разобрать отчеканенные образ и дату. Но с наплывом туристов и возрождением живого интереса к родному фольклору в стволах уже весьма часто можно увидеть и новенькие, ещё совсем чистые рыжие кружочки!

Так же, как и встарь, мелочь вгоняют в ствол молотком, а то и булыжником, не особенно думая о горьких последствиях для дерева, ставшего банком для валюты лесных фей. До поры до времени все эти занозы, инкрустации словно бы врастают в дерево, но однажды оно умирает от отравления медью и падает под тяжестью денежной брони. Так рухнуло дерево святого аббата Финтана – платан, посаженный 250 лет тому назад около Клоненахского монастыря в Ирландии, и, когда на его месте высадили новый живой памятник, то снабдили его табличкой с просьбой оставить наконец обычай калечить деревья. Но мало кто читает это воззвание, хотя в некоторых других краях как будто сознательно ритуальному модерну с монетами предпочитают магию в стиле ретро, когда дар нужно просто подвязать к ветвям. На дивном ирландском острове Мари можно найти много павших деревьев-идолов, чьи извилистые стволы издали напоминают шеи убитых и обезглавленных василисков.

А иногда это лишь пни или куски дерева, на которых не осталось живого места – ведь многие поколения гостей с рвением выискивали в дереве желаний хоть одну нетронутую, пусть и тонкую ветвь или даже корень, выступающий из земли! На Мари это утончённое варварство тоже родилось из обычая «лоскутного дерева», но характерно то, что в этом краю ленты и ветошь повязывали не на ветви, а на гвозди, вбитые в ствол! В дерево также могли быть вбиты любые мелкие предметы из металла, скажем, пряжки. В VII-м веке святой игумен кельтской церкви Маэль Рува, освятил на острове Мари колодец, в народе затем слывший как чудесный (он якобы исцелял безумие). И к нему приходили до тех пор, пока одному селянину не пришла в голову «гениальная идея» окунуть в святую воду бешеную собаку. С той поры колодец был объявлен лишённым благодати, он был заброшен, высох и почти исчез с лица земли под спудом опавшей листвы. Но игнорируя разжалованный колодец, в который попала гнусная скверна, люди не пожелали оставить в покое те деревья, что росли рядом с ним.

До 50-х годов XVIII-го века на алтарь у колодца (к слову, им был широкий пень) сыпали монетки в дар святому, когда-то особенно благоволившему острову Мари. И вот теперь в ствол дерева желаний вместо или наряду с разными мелкими металлическими предметами вроде гвоздей, болтов, пружин и т.д. стали истово вбивать шиллинги и полпенни. А вот в Клоненахе ленты на монеты сменили довольно поздно, в XX-м-м веке, примерно в 60-х годах, хотя история отшельника из Рейнау, святого Финтана не менее древняя, чем у романтика Маэль Рува. И колодец рядом с деревом Финтана тоже был, и он тоже был уничтожен по вине фермера, на этот раз просто злого мизантропа, которому мешали вереницы паломников, идущие к источнику через его земли. 17 сентября 1877 г. остров посетила не кто иная, как королева Виктория, и она внесла свой вклад в банк лесного царя. К тому времени дерево у колодца было близко к смерти, но его уже готовы были заменить новыми мучениками, росшими по соседству. В 2002 г. на Мари было не более 9 активно эксплуатируемых святых деревьев, а по данным на 2012 год их уже 15!

То, с каким чувством исполняют обряд поклонения дереву, вечный, но переживший в истории не одну реинкарнацию, уже едва ли можно сравнить с глубоким трепетом, который люди испытывали в старину и в древности. Укорять участников действа за глумление или садизм над деревом, когда довольно было бы в качестве дара и дани памяти оставить в кроне ленту, сложно. Дело в том, что хотя ленты предшествуют калечащей инкрустации деревьев, наряду с ними в древности знали и куда более варварские обычаи, связанные с лесом. В эпоху XXI-м веке до н.э. в Норфолке на берегу моря было устроено место для отправления погребальных обрядов (Сихендж), обнесённое кольцом из 55 дубовых столбов. В центре его в землю был вкопан в землю вверх корными огромный дубовый пень. Он был эмблемой инверсии жизни – смерти и он же «бил» в землю импульсом жизни, ведь точка роста расположена на вершине дерева. Не отрываясь от корней, мы лелеем вечные ценности, которые сберегает память.

«Традиция – это передача огня, а не поклонение пеплу» – так говорил австрийский композитор Густав Малер. То, что было верой в наш циничный век могло бы конвертироваться в моду, но даже циника часто завораживает эстетика сюрреализма обряда, рождающего монетные деревья в лесу. У кого-то ни с того ни с сего яркий контраст сочетания тёплой, шершавой коры и холодной, скользкой монеты пробудит острый приступ туманной ностальгии, а кто-то сознательно ощущает себя причастным таинству древних. С века XVIII-го дерево из грозного божества обратилось в могучий символ единства и силы нации, непрерывной связи поколений и любого отдельно взятого рода. А подавляющее большинство «денежных деревьев» было создано в XX – XXI-м веке, и вовсе не только па островах Великобритании. Та же картина со временем возникла в Финляндии и даже Южной Австралии (пустынная тропа Гугс-Трек). В Северной Калифорнии монетки вбивают в столбы или скульптуры, установленные вдоль побережья Пойнт-Рейес и в парке Мендосино, а в Японии – в косяки синтоистских врат, установленных по краю кратера на горе Фудзи.

С одной стороны, это не отделка монетами живых деревьев, да и святыней у японцев всё же является гора, а не ритуальные врата, а с другой, британские поклонники народного фольклора в некоторых регионах тоже «дарят» монетку идолу или столбу, чтобы не губить растущее дерево. У тех, кто вручает дар обетованному дереву и отдаёт дань живой традиции есть также шанс увековечить память о себе, оставив отметку на монете или любом другом знаке, который он выбрал. Так же поступали древние, заказывая у мастера вотивные инталии, которые находят в храмах и так же делают пары влюблённых на Лужковом мосту в Москве, обязательно заботясь о том, чтобы их замок, эмблема вечной верности и нерушимого брака, не был похож ни на один другой при всём их множестве. И хотя в плотном ковре монет уж вряд ли кто моментально узнает «свою», в память она врежется ещё глубже, чем в дерево, да и сам знак, кажется, изначально был нужен вовсе не для глаз человека. На ум приходит даже дерево мечей и камней из леса Элдвуд в романе К. Черри – в его кроне ушедшие в мир иной эльфы оставили частицу своей души с именем и снами о прошлом.

Источники:
Холбрук К./Ceri Houlbrook. Создание монетного дерева: контекстуализация современного британского обычая./Coining the coin-tree: contextualising a contextualising a contemporary British custom. A thesis submitted to the University of Manchester for the degree of Doctor of Philosophy in the Faculty of Humanities. School of Arts, languages and cultures. 2014