Изерброк. Глава III

III


Вечером этого же дня в трактире «Пеликан» Бенджамин Мамушка встретился со своим старым другом и собутыльником Умберто Пероной. Умберто Перона – магистр философии, и в прошлом – стипендиат Федеральной Академии Наук, много лет проработал на кафедре континентальной философии в Государственном Университете Духовных Наук, потом в Королевской Эзотерической Комиссии, в Главной Канцелярии, в министерском отделе по делам библиотек, в Почтовом департаменте, а десять лет назад ушёл отовсюду, чтобы писать трактат. Напряженная работа над трактатом привела к тому, что Умберто Перона пристрастился к выпивке. Трактат он отложил до лучших времен. Как он сам объяснял: написание трактата уперлось в онтологический тупик, для преодоления которого автор, т.е. он сам, Перона, должен достигнуть кризиса и выйти на новый гносеологический уровень. Вот он уже семь лет как в трактире «Пеликан» с помощью рома, бренди или вина достигает кризиса. Компания Мамушки ему не помеха. Однако, в одиночестве, по его словам, достигать кризиса удобнее; в одиночестве яснее видятся взлеты и падения мысли.

 Никто точно не знал, сколько Пероне лет, однако, должно быть, уже не меньше шестидесяти. Волосы его, точнее, торчащие во все стороны патлы, были седыми, мохнатые брови желтыми, а вечная щетина на дряблых щеках серебрилась, как иней. Вблизи носа торчала небольшая шишка.

Мамушка показал своему другу бабочку, найденную в комнате пропавшей девушки. И, кстати, рассказал о своем новом после многолетнего перерыва деле.

– Значит, вы всё-таки взялись за старое?

– Да.

– Я же говорил, что от призвания не уйти. Рано или поздно оно настигнет и заставит вернуться к работе.

– Да. Но я пока не уверен, что у меня получится.

– А когда вы были уверены? – спросил Перона и растянул в улыбке тонкие лиловые губы.

– Но всё-таки… столько лет прошло.

– Это не важно. Однако, дружище, неужели вы теперь при деньгах?

– Да, я получил аванс.

– Так это необходимо отметить. Как вы полагаете? Вчера, и это провидение, завезли несколько ящиков джина прямиком из Бихора. Я самолично видел. И глотал слюну. Ведь это напиток богов, если не считать кальвадос с Мальты. Господин Херцог нас не обманет.

Херцог – так звали хозяина заведения, другими словами – трактирщика.

– Мы непременно отметим. Возьмем жареных кур и джин. Прекрасно проведем вечер. Но сначала посмотрите на это, – Мамушка вынул из кармана конверт, из конверта бабочку и показал Пероне.

– Как вы думаете, что это? – спросил он, пододвигая магистру черную бабочку на конверте.

Умберто Перона суетливо вынул из чехольчика пенсне и нацепил на нос. Серые глаза его, увеличившись линзами, показались очень удивленными.

Осторожно прикоснувшись к бабочке кончиком указательного пальца, Перона перевернул её, затем подцепил, поднес к пенсне и принялся внимательно рассматривать со всех сторон. Губы его причмокивали.

– Вы же когда-то занимались бабочками? – спросил Мамушка.

– Нет, что вы, дорогой друг. Я занимался арахнидами. А о бабочках имею только самое поверхностное представление.

– В наших широтах, мне кажется, подобный вид не водится? – спросил Мамушка.

– Безусловно, это южная бабочка. Весьма похожа на Пурпурную Розу. Обратите внимание на строй её чешуек на крыле – они создают эффект бархата, – Умберто Перона повертел насекомое перед своими глазами, потом поднёс её к настольной лампе.

– Пурпурную Розу?

– Да. Ядовитая бабочка из Нью-Индии. Но… Но… Эта бабочка, хотя и похожа на неё, но, не совсем бабочка.

– Как это?

– Не знаю. Возможно, это гибрид. Обратите внимание на брюшко, – Перона поднес бабочку, держа её двумя пальцами, к собеседнику, – здесь всего три сегмента. У обычной бабочки, насколько мне не изменяет память, сегментов десять. А здесь всего три. И посмотрите внимательно на испод крыла. Видите линии? На внешней стороне их не видно, они закрыты чешуйками. А с испода видно. Это каркас крыла. Но посмотрите, какой необычный узор образует этот каркас. У нормальной бабочки не может быть подобного узора. У нормальной бабочки – обычные дугообразные жилки. Радиальные и дугообразные. А здесь какие-то невероятные спирали. Видите?

Бенджамин Мамушка открыл рот от напряжения.

– Удивительный узор, – продолжал Перона, – здесь при желании можно даже разглядеть какой-то символ, иероглиф.

– Да, да. Позвольте, я зарисую этот символ.

– Зачем? Боюсь, что он ничего не значит, – возразил Умберто Перона. – Это просто узор. Сам по себе он ни о чем не говорит, но его наличие говорит о том, что перед нами не совсем бабочка. Есть редкая экзотическая болезнь – хризализм. Ею заболевают некоторые злостные курильщики лотоса. Я когда-то слышал о необычных бабочках, порожденных странной болезнью. Они появляются как симптом. Похоже, наша бабочка и есть такое порождение. Курильщик лотоса, заболевая хризализмом, каким-то образом порождает бабочку. А уже потом использует её для своих нужд.

– Каких нужд?

– Ну, не знаю. Возможно, они их курят. Или употребляют другим способом для погружения в мир грёз. Варят из них компот.

– Ничего не слышал о подобном явлении.

– Оно довольно мало распространено. Болезнь не заразна. У курильщика должна быть предрасположенность. И еще, кажется, использование этих бабочек сопряжено с сильными необратимыми побочными эффектами для психики, – Перона аккуратно положил бабочку на конверт и рассмотрел свои пальцы на предмет пыльцы от крыльев. Ничего не обнаружил, но на всякий случай потер пальцами о рукав кардигана. На магистре был всегдашний его вязаный кардиган.

– Но… как… Каким образом это может быть связано с пропавшей девушкой? Она не имела никаких отношений с курильщиками лотоса. А представить, что она сама могла употреблять наркотик невозможно и вовсе. Такой у меня сложился о ней первоначальный образ.

– Очевидный первоначальный образ бывает обманчив. Вы, любезный друг, как никто другой должны об этом знать. Вероятно, девушка и производила на окружающих впечатление человека, облик которого не совместим с любыми наркотическими веществами. А сама в тайне курила лотос. Или даже вот эту… Пурпурную Розу. Возможно, её исчезновение как раз и связано с подобными обстоятельствами. Познакомилась с курильщиком лотоса, впервые попробовала, погрузилась в иллюзии и, не приходя в себя, ушла куда-нибудь из дома. Или её увели. Такие случаи бывали.

Мамушка задумчиво смотрел на бабочку. Вид бабочки, её черные бархатные снаружи, а с испода тоже черные, но гладкие с серебряным отливом, крылья, багровые пятна и причудливый узор каркаса, который с первого взгляда не заметен, красно-черное брюшко, большие фасеточные глаза, стальные, но будто светящиеся изнутри красным светом, – восхищали его и завораживали. Но в то же время бабочка, возможно, благодаря рассказу Умберто Пероны, внушала Мамушке какую-то тревогу и даже отвращение. Безусловно, бабочка была красива и даже прекрасна, как и Надя, пропавшая девушка. Надя необыкновенно красива, ангел, а не девушка. Бабочка похожа на ядовитую бабочку из Нью-Индии – Пурпурную Розу. Но, кроме того, это совсем не бабочка, точнее, не совсем бабочка, а порождение редкой экзотической болезни и средство для вызывания сильных галлюцинаций. Нужно искать среди знакомых девушки того, кто связан с курением лотоса или употреблением иных веществ – всё это обобщенно называют курением лотоса, а людей, этим занимающихся, – курильщиками лотоса, хотя многие из них и не курят непосредственно лотос, а курят, например, индийский дурман, синий мох, едят ядовитые грибы или вот этих вот самых бабочек.

Умберто Перона рассказывал: «Бабочка – известный с древних времен мифологический символ. Во всех старых мифологиях, а также в мифологии новой, времен Федерации Триполи, бабочка символизирует душу человека. Или дух существа. Она – нечто воздушное, нематериальное и в то же время реально существующее и основополагающее. Она – дух живых существ и фея предметов. Четыре формы её существования от рождения до смерти, три перерождения: из яйца в личинку, затем из личинки в куколку, а из куколки в имаго соответствуют трём трансмутациям духа.
 
Собственно, бабочка, имаго, – это дух или душа, освобожденная из земных оков и достигшая своей высшей ипостаси. Она свободна и прекрасна, порхает и питается нектаром в райских кущах – так метафорически представляется загробная жизнь души. Душа оставляет тело – пустую куколку и воспаряет в горние выси. Или же, оставляет не тело, но прежнюю свою форму, которая, впрочем, не выходит за границы материального мира. С бабочкой ассоциируется вера в бессмертие, реализуемое при помощи циклического преобразования, перехода от низших форм к высшим. В алхимии бабочка – не просто символ, но действенный элемент, обладающий большой силой. Она сама, части её тела, части личинки или куколки используются для приготовления различных эликсиров. Энергетическая субстанция, улавливаемая в момент превращения личинки в куколку, или куколки в имаго, является самым ценным и самым тонким катализатором грандиозных превращений. Умело используя энергию трансмутации бабочки, можно повлиять на движение небесных светил. Не случайно на гербе Департамента Алхимии и Астрологии между другими символами присутствует символическое изображение бабочки. Бабочки, как и души, могут иметь различный окрас и узор. Бывают черные бабочки, как Пурпурная Роза; ночные, таинственные создания – они соответствуют глубоким темным душам. Такие души блуждают в сумерках, бродят в ночи познания, склонны ко всему инфернальному. Их притягивают темные учения и культы. Их манит бездна. Им покровительствует Меркурий. Но далеко не всегда черные бабочки опасны, не всегда они – источник зла, но часто сами попадаются в сети оного. Они – жертвы.

Светлые бабочки, белые или узора светлых тонов, напротив, устремлены к свету, ввысь, – это ангелы с белоснежными крылами».