Просто хорошее порно - кино - одиннадцать

                Подарок для ЕНВ Бэйли Джей
     - Нет, Гурзуф Шишпаныч, вы как хотите, но я так работать не могу и не буду.
     Ребров успокаивающе тронул верпуллер за направляющую и повернулся к Штаубе, гневно ратающему на кухне.
     - Ну что еще ?
     - Как что ?! - возмущению Генриха Иваныча, казалось, могло противостоять лишь стоическое спокойствие Оли, разглядывающей сморщенный член Сережи, висящего в петле в углу за мойкой. - Гнезно на ять и сорок пять ?
     - Так, - осторожно, пытаясь не противоречить в корневых вопросах, отвечал Ребров, хрустя рогаликом.
     - А какого же, извините, хрена, - выкрикнул Штаубе, отстегивая протез и устало шевеля культей, - гусманизм превалирует ?
     Ребров пожал плечами. Прошел на кухню и всмотрелся в искаженное лицо висельника.
     - Ишь, - шептал Ребров, непосредственно наблюдая попытки Оли эрегировать член мертвеца. Она взяла его губами, обхватив головку верткой проволокой, изъятой из полуразобранного рю - цио, кучкой космических технологий лежащего под столом. Накануне, когда на лестничной площадке обнаружился мумифицированный Нефедов, Ребров связался с Центром, после сеанса удавил Сережу и отправил Олю на городской телеграф. Она приехала поздно, что - то после полуночи, пьяная и расхристанная, с бандеролью под ватиновым пальто с погонами Железнодорожных войск. В бандероли и находился рю - цио, расчлененный Ребровым до рассвета.
     - Оставь, - вмешался Штаубе, прыгая на одной ноге.
     Оля кивнула и встала на четвереньки. Закинув руки назад, она развела свои худощавые ягодицы, покрытые красной сыпью короновирусов Пескова по указанию Боткина и Павла Баткина, морского. Штаубе приладился и с неожиданно громким криком вонзил культю в нервно сокращающийся анус Оли.
     - Шуруй, - командовал Ребров, наливая холодный чай в фаянсовый сосуд. Добавил соляный раствор и помешал стеклянной палочкой, аккуратно вынув ее из кармана пиджака. - Реакции рекреации, - шептал Ребров, вынимая правый глаз Сережи перочинным ножом, - консумации перформации, - бросил глаз в фаянсовый сосуд и вскрикнул, - джурбаизм Жилина и Костылина, - в соседнем помещении загремело и Ребров осунулся.
     На пороге появился Савинков. Показал гантели на пять дюймов приплашковости и улыбнулся, тая отколотый зуб под усами.
     - Послушайте, Борис Викторович, - охнула Оля, придвигаясь к ерзающему за ее спиной Штаубе ворсом, - а вы не пробовали гантель на двенадцать ?
     - Пробовал, - смеялся Савинков, укладывая гантели в сверток с пожелтевшей ватой, - с грибами и бактериями. Ха ! - заорал он, обертываясь Ропшиным по обоям в какую - то ассиметричную полоску. - Врали джапы, лукавили на процессе Шторьха Фузилера Седьмого, что в Мотоламе и Айде, не влияют бактерии на словообразование, вводят, конечно, во благость, но смысла не убавляют.
     - Всегда так, - подтверждал Ребров, переодеваясь в форму почтальона, - стоит только услышать или увидеть. Шуруй ! - прикрикнул он, заметив внимательно вслушивающегося в смутные речи Савинкова Штаубе, оставившего фрикционность ворсу, уже и оттопырившемуся в диагональ олиным позвонкам, ерохающим под веснушчатой кожей сверх поясничного нерва актуальности.
     - На, сука !
     Штаубе как - то странно изогнулся. Запихнув культю глубже в анус, он охватил здоровой ногой шею Оли и нажал на сонные артерии, вбивая указательные пальцы в ушные отверстия. Оля захрипела.
      - Души ее ! - ударил Савинков кулаком в притолоку. - Дави как гниду !
      Штаубе всхрапнул, надвигая Оле картонный картуз на глаза, вытекающие по щекам декомпрессионным периодом периодичности.
      - Рядом с Сережей привесьте, - указал Ребров, открывая дверь, - мумифицированного Нефедова добавьте, а затем, - он посмотрел в расширенные зрачки Савинкова, - и Штаубе расстреляйте.
      Савинков сжал кулак.
      - Но пасаран, - прошептал побледневшими губами Ребров, прижимая гранату к бешено пульсирующей жилке виска. Грянул взрыв. Савинков выстрелил Штаубе в затылок и, перешагнув через багровеющие ошметки тела Реброва, с негромкими ругательствами потянул мумифицированный труп Нефедова за брючный ремень. Шло десятое полнолуние и в телевизоре объявили порнохолокост, но Савинков, фигурно развешивая соратников, мало придавал значения изрыгаемым на проклятом русском языке истинам, насвистывая и гримасничая, он положил гантели под ногами павших и удалился в чулан, где шипел на примусе чайник.