Иван Фролов

Ивану Фролову виделся чудный сон, можно даже сказать, чудесный.

Снилось ему южное взморье, пожалуй, океанский берег, навроде Лас-Пальмаса, куда они когда-то заходили на траулере пополнять запасы и менять экипаж. Длинный узкий мол уходит почти за горизонт, о его шипастые бетонные блоки разбиваются ленивые волны. Многочисленные суда застыли на рейде, между ними снуют деловитые буксиры и праздные катера, белеют яхты. Набережная скрыта густой зеленью, видны лишь фрагменты зеркальных фасадов и яркие крыши. Там без числа магазинов-лавчонок, вожделенных точек притяжения наших моряков. Но мысли Ивана совсем о другом.

На одном из прямоугольных монолитов, особенно далеко выступающем в море, с удочками в руках устроились двое мальчишек. Издалека и со спины совершенно одинаковые, но он почему-то знает: тот, что справа, смешной выгоревшими на солнце вихрами непоседа — старший сын Кирилл. Слева сосредоточенно застыл Данька, младший, похожий на фигурку Будды, вздумавшего порыбачить.

Иван идёт к ним вразвалочку, ступая босыми ступнями по горячему камню, не спеша окликнуть. Сколько парням? По виду, лет двенадцать и восемь. Такими они были в то лето, когда все вместе гостили у тётки Тамары, в Опочке. Ему, правда, пришлось уехать раньше времени, срочно вызвали в рейс. Так же ходили на Великую, ловить карасей со старого причала, потом купались в тёплой полупрозрачной воде, распугивая лягушек. Три недели почти безоблачного счастья...

Потом их судно арестовали в Нигерии, обвинили в контрабанде, команду продержали восемь месяцев в вонючей кутузке, это плюс к почти полугоду, до этого проведённому на борту. Так что вернулся домой Иван лишь через полтора года. Только дома, по-сути, уже не было.

Но сейчас он предвкушал, как неслышно приблизится, и скажет что-нибудь шутливое, мол, попались, браконьеры, сдавай орудия лова! И Кирюша с Данилом кинутся к нему, как всегда бывало после долгой разлуки, и начнётся весёлая возня, с тысячей вопросов и рассказов взахлёб. Свежий солёный ветерок приятно овевал тело в распахнутой рубашке, солнце пусть и сияло вовсю, но милосердно, рассыпаясь миллионом искр на подвижной морской поверхности. Мышцы работали с молодой упругостью, радость жизни звучала в душе подобно задорной музыке и растягивала губы блаженной улыбкой. Эх, хорошо!

Оставалось с пяток шагов, и уже протянуты руки, чтобы положить ладони на худенькие мальчишеские плечи, как вдруг клюнуло у старшего, тот резко привстал и что есть сил дёрнул удилище на себя. Огромная блестящая рыбина взметнулась из воды, описала замысловатую дугу и хорошенько огрела Ивана по лицу. Он невольно отпрянул и хотел рассмеяться конфузу, но красноватая гадина (похоже, окунь) продолжала отвешивать оплеухи, ещё и приговаривая сиплым тенором: "Вставай, Фрол, хрена дрыхнуть! Светло совсем!"

Как ни противился Иван, пришлось просыпаться. Разумеется, это была никакая не рыба, а всего лишь мокрая рукавица, которой охаживал его по физиономии Юрок Сытник, он же Сытый, кореш и деловой партнёр, то есть подельник. Понятно, почему — вчера сговорились утром пораньше наведаться на территорию бывшего Опытного завода, дабы прошерстить на предмет цветмета и вообще, что там плохо лежит. Ибо из надёжных источников стало известно о смене собственника этого памятника советской промышленности, с неизбежным устрожением охранного режима, и скором окончательном "распиле на иголки". Сугробы в лесу подрастаяли, превратившись в невообразимую слякоть, но утренний морозец схватывал землю и позволял не только пройти пешеходу, в добавок прокатить тележку с грузом. Так что залёживаться не было резону.

— Хорош, кончай, встаю! — Иван откинул тяжёлое, не слишком опрятное одеяло, уселся на диване, поёживаясь даже в тельнике и спортивных штанах. Печка, не слишком подкармливаемая дровами, давно остыла. Хорошо, зима кончилась, не вымерз в этом домишке, даст Бог, и до лета доживём.

Первым делом поставил чайник на электроплитку, затем умылся под рукомойником студёной водой. Заставил себя почистить зубы, заодно порадовался, что побрился накануне. Ничто так не привлекает внимание стражей порядка, как небритость в комплексе с неряшливой одеждой, а вблизи — аромат застарелого пота. Чистота, вот аксиома бытия русского бомжа. Ещё желателен аусвайс какой-никакой. Иначе прогноз на будущее совсем мрачный.

Чтобы разогнать кровь и прийти в тонус, отжался от пола полсотни раз. Сытый насмешливо хмыкал, мол, здоровеньким помрёшь! Ничего, сам, вон, синюшный, как февральская ледышка, прокурился-пропился (хотя кто безгрешен?). Теперь по-быстрому выпить чаю, пару пакетиков в кружку, вместо сахара варенье из хозяйского подвала, с трёхдневным батоном. Можно и в путь.

Прежде, чем покинуть времянку, в которой обитал, Иван внимательно огляделся. Раннее утро, тем более сумрачно, видимость неважная, но осторожность не помешает. Пусть живёшь с разрешения хозяина, даже как будто при деле — присмотр за дачей, но отсутствие местной прописки и внятного источника существования вряд ли понравится участковому. Зимой тут безлюдно. Когда-то оживлённая деревенька, после открытия завода потихоньку перешла в разряд дачного посёлка, растеряла постоянных жителей, впоследствии, с кончиной всякой промышленности в городе и оттоком активного люда на “отхожий промысел”, вовсе замерла.

Они вытолкали из сарая тележку, первостатейную их ценность, фактически, кормилицу. Принадлежала она Сытнику (упёр со стройки в пору шабашничанья), но хранилась здесь, подальше от глаз и поближе к делу. По еле заметно тропке углубились в колкую серую чащобу, набрели на просёлочную колею, ещё хрустящую стеклянным ледком, двинулись по ней. Сытый молол несусветную чушь, расписывая возможные богатства, ждущие их впереди. Ещё чуть, и вообразишь себя конкистадором на подступах к стране Эльдорадо. Иван помалкивал, хмыкая в седоватые усы, щурился по сторонам. Лес лесом, но встречи всякие бывают. Взять с них нечего, но и защитить некому, кроме собственных кулаков, либо быстроты ног, смотря по обстоятельствам. В одном месте просёлок почти вплотную сблизился с автотрассой, поэтому ускорили шаг, почти до бега. Опять же, бережёного Бог бережёт. Патруль ДПС наскочит, у них глаз намётанный, вопросы пойдут с пристрастием — кто, куда, зачем?

Когда снова оказались в чаще, совсем запыхались. Сытник сошёл с дорожки, уселся на шершавый ствол упавшей берёзы. Извлёк из кармана мятую пачку, на этот раз «Dunhill», вытянул зубами сигарету. Дешёвый понт— держать курево, причём самое убогое и разномастное, в престижной упаковке. Впрочем, по барабану... Сытый засмолил свою цигарку, поднял взгляд на Ивана сквозь сизый дымок, ухмыляясь не без высокомерия:

— Поражаюсь я с тебя, Фрол, честно! Ты никогда не курил, или бросил? А смысл? Один хрен бичуешь, так хоть кайф какой по-мелочи...

Иван только сплюнул в сторону. Что толку объяснять, да и самому смутно понятно. Когда-то, в благополучной жизни, вполне так баловался сигаретами, втянулся в армии, многое ещё себе позволял, пока на достаток и здоровье не жаловался. А потом, сорвавшись под откос, обнаружил, что всё кругом рушится, к чему привык и считал основами. Дом, семья, работа, друзья. Впору было совсем потеряться, смешаться с грязью на дне выгребной ямы. Но вот перестал курить — из какого-то мрачного противоречия с судьбой, затем начал физические упражнения, стал маниакально следить за чистотой и опрятностью внешности. Для чего? А словно сохранял нити с прошлой, или параллельной реальностью, что, мол, не всё ещё потерянно совсем, есть надежда укрепиться и оттолкнуться, и вынырнуть на поверхность. Может, и призрачная, но основа.

Сытый поглядывал снизу, не переставая ехидничать (благо давно убедился в незлобивом характере напарника):

— И баба от тебя срулила, такого правильного, отчего мораль: по-хрену всё это! Радуйся, чему Бог послал, и мозг не напрягай, зашибись или амба, судья с прокурором без тебя распишут! — остряк рассмеялся, полагая, что удачно пошутил.

— Ладно, Соломон, потопали, пока ветер без камней, времени в обрез...

Иван решительно подхватил тачку и двинулся скорым шагом. Сытник засеменил следом, на ходу делая последние затяжки. Со стороны, небось, ещё та парочка! Рослый, не старый, но седой мужик и хлипкий, похожий на морщинистого подростка тип в засаленном полушубке чуть ли не с войны. Юрок был местным жителем, квартира, хоть и однушка в старом фонде имеется, но давно сошёл с наезженных рельсов. Успел даже срок отхватить за тунеядство при коммунистах, которым гордился, чем не диссидент? В нынешнем друге-товарище обрёл он некую защиту, телохранителя, к тому же не лишённого респектабельности. Выгодная партия в суровой эпике уличного выживания. Себя считал “мозговым центром”, строил планы, находил варианты, потому львиную долю добычи попросту присваивал. С равнодушного согласия союзной стороны.

Фрол всё ещё находился под влиянием ночной картинки про сыновей — одновременно тёплым и тягостным. Ум ясно говорил, что это морок, столько лет прошло, выросли давно, ещё и в другой стране, а уж Америка может отвлечь любого. И всё же так остро сладостно ёкало сердце при воспоминании — их, настолько живых, родных, как когда-то. И снова ломился, словно медведь-шатун, давно потерявший актуальность вопрос: почему так вышло, что он сделал не то? Или судьбой изначально было суждено?

Он вновь прокручивал  кадры воспоминаний вспять. Родился, вырос в таёжном посёлке. Кругом леспромхозы и "зоны" того же профиля. Ни валить лес, ни охранять "зеков" Ваньке Фролову не хотелось, потому после восьмого подался в город, в рыбную мореходку. Закончил, но загремел в армию, причём реально — ВДВ, потом "за речку", в Афган. Два года честь честью, пулемётчиком, хотя наград не снискал. Зато даже ранен не был, только холерой переболел. Вернулся, за милую душу взяли в Рыбмортрест. Пошли долгие дальние рейсы, изматывающие, но интересные. Всяких морей-океанов насмотрелся, стран-островов. Везде люди живут. Правда, разные и по разному. И деньги у Ивана завелись. Часть домой отсылал, мамке-бате, остальное прогуливал с корешами. Потом матери не стало, в дом другая женщина вошла, и отец превратился в чужого. Впрочем, Иван так же не грустил в одиночестве. Познакомился со студенткой педвуза, приехала из Тувы, знать никого не знает, супчиками из вермишели питается. Снял квартиру, стали встречаться, через полгода расписались в Загсе. Теперь было куда зарплату нести, но друзья тоже не запропали. Снять "кабак" после удачного рейса было в порядке вещей. После окончания института Ольга, как отличница, осталась в аспирантуре, и они смогли накопить на "кооператив". Наконец-то получилось с ребёнком — появился Кирюшка, весом три пятьсот и ростом пятьдесят два. Зажили нормально, если считать таковым почти девятимесячное в году отсутствие главы семьи. Что не помешало зачатию и рождению второго, Данилки. Ну да, ну да, в межрейсовых отпусках всякое бывало, далеко Ивану до ангела, но меру, вроде бы, знал. Жена и дети не бедствовали, машину купили, белую «шестёрку». Сам он не ездил, недосуг было учиться, Ольга наловчилась. Про жён моряков разное рассказывают, но Иван отмахивался (да и сейчас не склонен разделять расхожее мнение). Люди все разные. Что и почему пошло не так именно у них? Явно задолго до случившегося. Но проморгал, или не захотел всмотреться. Так что тот  Нигерийский плен просто совпал по времени. Ольга давно и прочно связала жизнь с тем американцем, залётным доцентом, ещё и детей приучила к нему. Поэтому вернулся Иван, и сразу получил заявление на развод. Ни скандалов, ни раздела имущества. Вот тебе, мистер Фролов, ключи от  квартиры и машины, живи свободной птицей! Всё подписал, всех отпустил, так был огорошен. И остался один в четырёх стенах. С месяц просто валялся, никого видеть не хотел. На звонки из конторы не отвечал, дверь не открывал. Затем пробило на водку. Покуда хватило заработанных денег, не помнит. Машину за копейки отдал. Трудовую принесли под роспись, кинул в тумбочку. Потом настала очередь нажитого. Как стервятники на падаль, появились нужные люди, уносили вещи, иногда приносили скомканные купюры, но чаще выпивку. Однажды умудрился кому-то авторитетному задолжать, пришлось продать хату, остаток от долга забрали менты, ночью тащился, дурак, с деньгами на вокзал. Хоть билет и паспорт оставили. Поехал к старому знакомому в Мурманскую область, тот на руднике участком руководил. Взяли разнорабочим, но через три месяца Иван подрался с дагестанцем, сломал тому ребро, поэтому провёл неделю в КПЗ, и был уволен со свистом. Затем мотался туда-сюда по стране, куда течение прибьёт. Брался за любую работу, кроме явного криминала, но всё равно постоянно пребывал на грани коллизии с законом. Пристроился в местный строймонтаж, бетон лить. Пару лет прожил в вагончиках, кое-что даже скопил, надеялся жильишком обзавестись, но фирма лопнула. Прораб Ефимыч, добрая душа, пустил пережить зиму во времянку при даче, сам отправился в Москву. Так Иван и очутился бичом в здешних палестинах. Не Бог весть Виа Долороза, однако же однако...

Серая бетонная стена выросла словно из-под земли, скрытая зарослями, теперь дорожка шла вдоль неё, повторяя немудрёные очертания. Когда-то верхний торец ограды венчала "колючка", обрывки которой свисали кое-где, но и сейчас перебраться без должной экипировки представлялось мудрёной задачей. К счастью, не стоящей перед подельниками. Сытый ведал более простой способ проникновения — “чёрные” ворота, служившие когда-то для вывоза мусора и полностью заброшенные. Ещё осенью он сделал пробный заход, разведал обстановку, но снежная зима не позволила осуществить главное вторжение. Всё же имелась твёрдая надежда, что на закрытой территории осталось чем разжиться.

Скоро между щербатых шишковатых плит показался проём, закрытый ржавыми створками. Блестящая, явно свежая цепь с массивным замком внушают если не тревогу, то почтение. Вряд ли распахнутся на "Сим-Сим". Впрочем, Сытник ни разу не смутился, подошёл вплотную к воротам, просунул руку в щель, пошебуршал там, и вот, пожалуйста — открылась прежде незаметная дверца прямо в стальном листе. Предводитель хмыкнул самодовольно, мол, учись пока я жив, и шагнул внутрь. Иван с трудом, но протиснулся с следом, соображая, как придётся выбираться обратно, если повезёт и тачка будет полностью гружёной.

Заводская зона встретила их почти постапокалиптической тишиной и мерзостью запустения. Нетронутый снежный покров поблёскивал наждачно вокруг корпусов, лишь с южных сторон чернел проталинами. Но странно было видеть не столь давние автомобильные колеи, идущие от ворот, причём прилично набитые. Не грузовые, точно, какого хрена ездили тут? Разве что джип, возможно, «Нива». Ладно...

Разумеется, все входы-выходы в цеха были закрыты наглухо, но и тут Сытый проявлял чудеса осведомлённости, либо смекалки. Находились какие-то точки доступа почти во все помещения.  Добра было навалом, но... не по Сеньке шапка. Огромные станки, разные мудрёные агрегаты, мощные конструкции. Тонны и тонны металла, когда-то производящие продукцию, кормящие не одну тысячу людей. Сейчас просто лом, дожидающийся грубой руки раздельщика. И увы, совершенно бесполезный для наших “джентльменов удачи”. Юрок присвистнул в сердцах:

— Эх, сюда бы автокран с длинномером, да газовый резак — озолотились бы! А так всю мелочь растащили до нас, видать, ещё работяги...

— Не волнуйся, другие озолотятся, всё найдут, и ума дадут. Пошли, может, в округе чего найдём.

Они прошлись по вспомогательным зданиям, всё с тем же успехом. Похоже, миссия плавно переходила в разряд невыполнимых. Досадно. Из-за этого был прерван замечательный сон, и вообще, жизнь довольно занудная пьеса с предсказуемым финалом — из гардероба украли ваше пальто.

В самом дальнем закутке, за штабелями гнилых ящиков, едва разглядели приземистый сарай. Никаких сокровищ не обещающий в помине. Но поскольку признавать поражение, не использовав последний шанс, было бы постыдным малодушием, направились туда. И снова удивление. На допотопной, крашенной-перекрашенной двери красовался новенький замок! Уже интересно. Иван внимательно огляделся. Льдистую корку подъездной дороги покрывают отпечатки шин. Похоже, те самые колёса, что наследили подле ворот. Теперь ясно, где конечный (или начальный) пункт их маршрута. Вопрос в другом, что скрывает внутри таинственный склад?

Опять же, ломиться в закрытую дверь не просто признак дурного тона, но вполне себе источник неприятностей. Если не со стороны подслеповатой Фемиды, то сердитых хозяев точно. Посему требуется деликатный подход. Что и продемонстрировал Сытый, буквально обнюхавший строение по периметру, словно заправская ищейка, перепробовав на ощупь все выступы и впадины. А как известно, Фортуна уважает терпеливых. На тыльной стене обнаружилось некое отверстие, прореха, образовавшаяся в месте входа магистральных труб, видимо, водоснабжения и отопления, и наспех заделанная профнастилом. То есть практически идеальный лаз, только таблички “Добро пожаловать” не хватает.

На всякий случай прислушались пару минут — не тарахтит ли мотор приближающихся владельцев? — и нырнули внутрь. А там...

Когда глаза попривыкли к тусклому свету, льющемуся из пары мутных окошек под потолком, стал различим невообразимый хаос, царящий в помещении. Груды всяческого хлама, большей частью столярные отходы, так же макулатура, занимали всю площадь, высясь, будто Гималаи. Болезный Сытник тут же начал чихать, перемежая сей процесс вялыми ругательствами. Похоже, экспедицию в страну чудес таки постигнет фиаско. Что ж, это была честная попытка (пусть не совсем честного свойства, но не судите строго!).

Иван с трудом протиснулся вдоль щербатой оштукатуренной стенки, пытаясь соотнести абсурдное содержимое сарая с явными признаками оживлённого внимания снаружи. Здесь что-то не так...  Даже в полумраке заметно, что в одном углу слой пыли очень плотный, похож на серую снежную порошу, а в противоположном — напрочь отсутствует, словно обметённый веником. Ну-ка, поковыряемся там.

Не без труда отбросив несколько фанерных щитов, дюжину кип картона, Иван наткнулся на ряд металлических бочек, укутанных брезентом. С предчувствием открытия сдёрнул плотный материал. Ого! Под верхнюю кромку заполнены мотками медной проволоки разного сечения, аккуратно сформированными в плотные брикеты. Судя по всему, приготовлены к отправке в пункт приёма цветмета, но не абы кем. Тут стиль профи высокого пошиба. Такие и на джипах могут ездить, и схроны на закрытой территории делать. И голову скрутить за секунду! Блин, тот ещё клад!

Сытник не разделял скепсис приятеля, весело суетился, перебирая увесистые шматки. В соседних бочках оказались всякие метизы и запчасти КИП, тоже из цветмета. Юрок изрёк мечтательно:

— Такую прорву за раз не вывезти, да и чревато. Каждого понемногу возьмём, частью в лесу спрячем, что сможем, сразу к тебе на хату. Прикольный расклад получается, слышь, Фрол, кто ж это богатство наготовил? А мы и воспользуемся!

— Ну-ну, как бы нас не воспользовали. Слишком приметный товар...

— Ничего, у меня свои каны на сдаче, всё тип-топ будет, отвечаю!

Иван продолжил разбор завалов. Через минуту показался объёмистый деревянный ящик с заколоченной крышкой. Пришлось воспользоваться припасённой фомкой, отдирая пару  досок. Просунул руку внутрь, нащупал что-то металлическое гладкое тяжёлое. Потянул наружу. Табличка. Выпуклые надписи. Повернул к свету, начал читать. Фамилии с инициалами, сокращённые звания. Так это с какого-то памятника, что ли?

— Смотри, Сытый, что здесь! — Иван выломал ещё несколько планок, затем глянул в получившийся пролом. Ого! Да здесь их не один десяток! Юрок только увидел находку, сразу изменился в лице:

—  Ё-моё, это же с Карповского мемориала! Прошлым летом кипеж был на весь район, таблички с памятника ломанули, а там их с пару тысяч человек! Всех цветметчиков шмонали, мама не горюй! Вот они где...

— Тут ещё кое-что... —  из ящика на свет Божий появилась довольно внушительная латунная доска с витиеватой надписью дореволюционным шрифтом: "Часовня-усыпальница княжеского рода Щегловых-Постных в память святого благоверного князя Александра Невского. Заложена в 1841 году по проекту архитектора В.П. Стасова".

— Ну это с того же кладбища часовня, историческая. Там всякие князья-княгини похоронены. Причём повезло им, что двое последних после Октября за большевиками пошли — один, генерал, в генштабе служил, а другой учёный академик. Вот и не тронули часовню. Типа музей был. При новой власти попам вернули...

— Вообще кранты, могилы да церкви грабить! И явно не с голодухи! — Иван продолжал чтение фамилий. — О, почти как деда моего: старший сержант Фролов Юрий Петрович, 1919-1942. Только дед Сергеевич, и пропал без вести под Волховом.

— Ладно, ладно, козлы, конечно, но наше дело сторона! Эти таблички — голимое палево, токсичный товар, ничего, кроме гемора не заработаешь. Поэтому гребём кабеля да лом, и валим!

Иван не спешил избавляться от памятных досок, опёрся о ящик, сдвинув брови, будто решал стратегическую задачу. Затем стянул с плеч небольшой рюкзак, распахнул на всю ширину, и начал пихать в него пластину с часовни. Сытник воззрился на действия напарника в полном недоумении. Казалось, он увидел инопланетянина, или ожившего мертвеца. Когда же вслед за первой табличкой последовала следующая, с мемориала, к вопросу добавился гнев:

— Аллё, гараж, чё творишь? Я по-китайски, что ли, говорю, ты не понял?

— Понял, не дурак. Но ты тоже секи: с цветметом помогу, а потом про таблички сообщу куда надо. В церковь отнесу.

— Ну точно дурак! Тебя же и заметут как пить дать! Попы капнут ментам, а те разбираться, что ли, будут? Да бич бездомный им в самый раз!  Отчитаются, ещё и премию хапнут. А ты — на нары! Фрол, кончай бузить, брось — и забудь!

— Ну да, брошу, а они эти таблички в переплавку! И память про столько человек — как дым в трубу! Не по-человечески это. Мой дед сгинул без вести, другой с контузией вернулся. Как хочешь, я решил.

— Пойми, на том мемориале никто не похоронен, только памятник, и всё! Одни фамилии. Там когда-то деревня была, Карпово, и рядом полигон военный. В сорок первом в том месте сформировали стрелковую дивизию, а после войны поставили памятный знак, потом целый комплекс отгрохали. Мы ещё в школе ходили в почётный караул. Но потом всё забросили. Так что никому твой банзай не нужен, и уж деду точно.

Иван только сжал зубы, выражая окончательный итог прений. Закинул рюкзак на спину, мотнул головой Сытнику, давай, мол, работаем, пока я добрый. Они быстро и молчаливо вынесли изрядное количество "цветняка" наружу, навалили полную тележку, остальное перебросили через забор, чтобы можно было забрать впоследствии. Так же безмолвно доставили груз почти до фроловской дачи. И тут глава корпорации тормознул. Слегка отстранил товарища,  почти деликатно поглаживая плечо, но недвусмысленно подталкивая по ходу тропинки.

— Ладно, Фрол, коли решил, твоя воля. Но мне с тобой не по пути. Я уж попроще порешаю. Только мы отсель уже не партнёры, и вообще никогда не встречались. Где ты там чего нашёл, я даже мимо не проходил. Без обид. Авось не прогадаешь. Ну, чего там у вас на удачу желают? Семь футов за килем?

— Под килем, а лучше поболе...

— Вот и гуд. А я отчаливаю.

Сытник натужно, но с деланной бодростью тронул тележку и покатил в неведомую свою даль. Иван не особо его разглядывал, решившись, по-сути, на перелом судьбы. Зашёл во времянку, не раздеваясь, только махнул полную кружку кипячёной остывшей воды. Собрал из документов, что имелось, прибрал наскоро в комнате. Мало ли, может, не вернётся уже никогда?

В город доехал на маршрутке, выбрался из которой на центральной площади, точь-в-точь напротив храма. Вокруг высокого голубого с золотыми куполами здания было безлюдно. День непраздничный, да и время позднее, любая служба, поди, закончилась. Лишь двое нищих калек высиживали свои “трудовые часы” на ступеньках крыльца. Иван усмехнулся — почти коллеги, зарабатывают на хлеб чем могут.

Он потоптался во дворе, не зная, каким путём лучше войти: через главный вход или боковой дверью? Увидел пожилую женщину, идущую уверенной походкой непостороннего человека. Решился окликнуть:

— Простите, можно у вас спросить? У меня вопрос очень важный...

Женщина остановилась, взглянула строго, но со вниманием:

— Да, я слушаю вас. Что случилось?

— Понимаете, мне хотелось бы поговорить с батюшкой, или кто у вас главный?

— Отец Константин, настоятель, сейчас в отъезде, но есть отец Николай, второй священник. Он как раз должен выйти, подождёте его? Я передам вашу просьбу.

Иван немного успокоился, раз тема пришла в движение и уже плывёт по воле волн. Будь что будет!

Минут через пять из дверей появился невысокий средних лет человек с бородкой, в сером добротном пальто и чёрной священнической шапке, и на мгновение остановился, оглядывая двор. Поскольку никого в округе не было, кроме нищих и Ивана, отец Николай направился в его сторону. Иван тоже сделал несколько шагов навстречу, растерянно гадая, как нужно обращаться к священнику. Впрочем, особых церемоний не потребовалось. Батюшка просто поздоровался и спросил, какое у Ивана дело. Тот тут же скинул рюкзак и открыл тускло блеснувшую табличку. Отец Николай принял её в свои руки, с прищуром оглядел.

— Надо же, та самая, с часовни. И где вы её нашли, позвольте узнать?

— В общем, не буду скрывать, искал я цветной металл, на пропитание, и вот обнаружил. Там ещё разные таблички, я так понял, с мемориального комплекса. — Иван слегка дрожащими руками достал вторую дощечку. И её внимательно осмотрел священник. Затем серьёзнейший взгляд уделил визави.

— Вы понимаете, что об этом необходимо сообщить полиции?

Иван улыбнулся чуть печально и пожал плечами. Мол, что поделаешь? Верно оценив ситуацию, отец Николай несколько минут раздумывал, то постукивая пальцем по меди,  то окидывая взглядом стоящего перед ним человека. И вроде пришёл к какому-то решению:

— Ладно, как вас зовут, простите, не расслышал? Иваном? Полагаю, Иван, предстать во всей полноте пред строгими очами Фемиды вам вряд ли комфортно. Поэтому решим вопрос компромиссно. У меня есть знакомый следователь, вы ему укажете местоположение табличек, возможно, обстоятельства их обнаружения, а он, скорее всего, не будет чрезмерно придирчив к выяснению подробностей вашего прошлого. Устроит вас такой вариант?

— Конечно, главное, чтобы они вернулись на место, а не оказались в плавильне!

— Вот и замечательно. — Батюшка достал из кармана мобильный телефон и набрал вызов. Ему ответил густой бас, впечатляющий даже на пределе слышимости. Была вкратце изложена суть дела и обговорено место встречи. Затем Ивану было предложено сесть в автомобиль — серый под цвет пальто «Ниссан», правда, пришлось подождать ещё одного сопровождающего, пономаря Дмитрия (в противоположность отцу Николаю отменного роста и плечистого).

У здания РОВД к ним в машину подсел, вернее, втиснулся ещё один здоровяк, представившийся Ивану старшим оперуполномоченным Шестопаловым. Он выслушал из первых уст историю нахождения “клада”, расспросил некоторые обстоятельства, так сказать, географического плана, потом заявил, что требуется некоторое время, чтобы приготовить операцию. Всё же проникнуть на закрытую территорию, пусть и заброшенного предприятия, легальным путём не так просто. И снова вывалился наружу.

Пока ожидали разрешения вопроса, Дмитрий отправился по некоторым делам неподалёку, а Иван, можно сказать, невзначай, раскрыл отцу Николаю все перипетии своего жизненного слалома вне трассы, но под откос. Тот никак не комментировал, только вздыхал иногда. Наверное, ему таких историй пришлось выслушать тыщи. Примерно через час вернулся пономарь, а вскоре позвонил следователь, и они пристроились вслед небольшой колонне из служебных «Газели» и «Лады».

К облегчению Ивана, особо геройствовать ему не пришлось. Предъявив необходимые бумаги и документы, отряд проник в "запретную зону", и пользуясь наводкой, быстро распотрошил тайник. С ходу выяснилось, что в деле замешан один из охранников, попавшийся с поличным. Весь цветмет, как вещдок, погрузили в микроавтобус, изрядно его утяжелив. Ивану пожали руку, и отпустили с Богом, впрочем, дав рекомендацию не исчезать из поля зрения правосудия.

На обратном пути в «Ниссане» царило оживление. Отец Николай и Дмитрий обсуждали разные темы, в основном« приходской жизни, иногда шутили, но очень пристойно, что не удивительно. Иван улыбался из вежливости, чувствуя приступы разочарования. Предполагался подвиг, вплоть до узилища, зато в новой реальности, а что в итоге? Сухое спасибо — и адью? Гол и свободен, как Маргарита над Москвой?

По возвращению, когда Иван уже потянул рукоятку двери, батюшка обернулся к нему:

— Простите, правильно ли я понял, что вы нуждаетесь в постоянной работе... и легальном жилище? Можем предложить и то, и другое. Место сторожа при часовне Александра Невского на Карповском кладбище. Предшественник оказался очень нестоек к алкоголю, вызывал постоянные нарекания посетителей, манкировал обязанностями. В конце концов пропал на неделю, когда и произошёл тот инцидент с табличками. Пришлось указать на дверь. Если согласны, можем проехать прямо сейчас. Золотые горы, увы, не предлагаем, но тёплый кров, пропитание, даже одеждой кой-какой снабдим, и главное, всё по закону.

Так вот он какой, новый шанс... Что ж, ладно. Церковный сторож, почтенное занятие. Могильные камни тоже требуют пригляда.

— Но мне нужно попасть на дачи, забрать кой-какой скарб...

— Вот и заедем, почти по дороге. Но сначала пообедаем, чтобы алчущая плоть не отвлекала дух. Пройдёмте в трапезную!

Добротно подкрепившись, отправились в путь. Означенного места достигли мигом. Служители церкви остались в машине, а Иван забежал в хату, быстро покидал в сумку необходимые вещички, и главное "достояние республики" — резные шахматные фигурки на тему античной мифологии (в разной степени готовности). Резьбой он увлёкся ещё на флоте, коротая длинные рейсы. Состояния на этом не сколотишь, но нервы здорово успокаивает. Захлопывая дверь, боковым зрением усёк возникшие из ниоткуда тени. Разворот. Вот так здрасте!

Троица недружественного облика индивидов подступала со стороны сараев. Скукожившийся между ними Сытый, украшенный добрым фингалом, говорил без слов о причине нежданного визита. Значит, погорел таки на своём товаре, кривая не вывезла. И раскололся мигом, кишка тонка — удар держать. В руках взыскующих мести поблёскивали профессионально-изысканные  фомки. Назревала драка, вернее, побоище. Трое молодцов с железом против ветерана Куликовской битвы. Расклад неутешительный. Закричать, позвать на помощь? Как-то неловко для десанта, уж лучше пойти на дно, как “Варяг”, с поднятым флагом!

Один из отморозков начал, криво усмехаясь, выкатывать претензию:

— Ты, значит, Фрол? Вы с дружком неслабо нас обули, ещё и ментам стуканули... Ответить придётся!

Иван сделал шаг назад, стремясь предотвратить обход с тыла, а трое врагов приближались, всё выше вздымая монтировки. И вдруг застыли на месте, словно под взглядом Медузы-Горгоны. Иван поневоле оглянулся. Там стояли, появившиеся незапланированно, но как нельзя вовремя, отец Николай с Дмитрием. Разумеется, батюшка являл силу скорее моральную, зато пономарь, высясь верстой коломенской, к тому же светясь голубой тельняшкой в раскрытом вороте рубахи, внушал почтение хоть кому.

Стороны напряжённо молчали, выжидая первый шаг противника. И тут отец Николай достал из кармана сотовый телефон, направил на незваных гостей и произнёс почти добродушно:

— Друзья мои, если улыбнётесь, сможете претендовать на звание самых обаятельных преступников России. Я первый поставлю лайк!

Трое мгновенно развернулись и дали стрекача, испуская гневные тирады, но без оглядки. Сытник потоптался на месте, не зная, чью сторону выбрать, развёл руками горестно, что следовало считать покаянием, и поплёлся с глаз долой.

Иван тоже не размышлял долго, и через минуту «Ниссан» резво взял старт из дачного переулка.

В Карпово Иван не бывал прежде. Что трудно назвать большим упущением. От населённого пункта осталось одно название, да ещё кладбище с мемориалом и часовней. Вроде бы неподалёку находятся руины усадьбы Щегловых-Постных, и даже реставрация там идёт, но об этом невозможно догадаться.

Их встретил полноценный хвойно-берёзовый лес, между стволов которого угадывались могилы. Впрочем, попадались и ухоженные, и даже вполне свежие захоронения. Кладбище продолжало действовать, хотя живых посетителей его почти не осталось. В самом центре зелёного массива возвышалась знаменитая часовня. Сложена из белого известняка, с высоким шатровым сводом, покрытым медными листами. Крест сиял ослепительно ярко, похоже, обновлённый совсем недавно. По периметру стояли весьма внушительные кирпичные столбы (остатки старинной ограды), на них держался забор из некрашеного штакетника. Дощатые ворота оказались распахнуты, однако не выглядели гостеприимно. Пара шумливых, но неубедительных в злобе псов выскочила навстречу, быстро сменив гнев на заискивание.

Отец Николай открыл солидную дубовую дверь, невольно задержавшись взглядом на тёмном пятне слева со следами вывороченных креплений. Понятно, что там находилось прежде. В притворе имелись три двери. Центральная вела в основной зал, за правой скрывалась лестница на верхний этаж, третья оказалась дверью в жилую комнату. Не сказать, что в сторожке царил бедлам, но чистотой тоже не пахло.

— Видите, работы непочатый край, к сожалению, ваш предшественник не отличался прилежанием. Но думаю, с помощью Дмитрия вы быстро разберётесь. Круг обязанностей нехитрый, хотя ответственный. Следить за порядком в часовне и вокруг, в разумных пределах, разумеется, вечером закрывать, утром открывать ворота. Днём с девяти до двух при свечном ящике дежурят наши работницы Татьяна Фёдоровна и Евгения Сергеевна, по очереди, при необходимости помогать им. Остальное в процессе освоите, надеюсь. Я заеду попозже, привезу ещё продуктов и некоторые необходимые вещи. У вас ведь, кажется, нет сотового телефона? — Иван отрицательно мотнул головой. — Значит, я привезу, у меня есть запасной, правда, кнопочный, но для необходимой связи вполне подойдёт. Ну, с Богом!

Батюшка споро покинул часовню, очевидно, спеша по делам; взревел мотором «Ниссан», и скоро утих вдали. Двое бывших десантников с должной сноровкой принялись за уборку, благо скорый результат интересовал обоих. Они вынесли посторонний хлам, подмели и вымыли пол, протёрли полки от пыли. Организовали топку водяного котла, наносили дров. После того, как более-менее управились и умылись, Дмитрий предложил осмотреть основной зал. Новоявленный сторож вошёл туда не без робости.

Довольно обширное помещение старинной архитектуры неярко освещалось сквозь узкие окна. К удивлению Ивана там и сям теплились огоньками лампады. По обе стороны от входа и по левой и правой стенам в углублениях-нишах располагались мраморные надгробия. "Часовня-усыпальница" —  вспомнилась табличка. Над каждой плитой висел портрет почившего, но в расцвете жизненных сил. Первые князья, датированные восемнадцатым веком, красовались в рыцарских латах (по моде тех времён). Следующие поколения были облачены в мундиры и фраки, а дамы в пышные платья и чепцы. Последний в ряду Щеглов-Постный с годом смерти 1916 изображён на фотографии, заключённой в резную рамку. Однако наибольшее внимание притягивал портрет юной девушки, скорее, даже девочки самого прелестного облика. Тринадцати лет. У решётки, закрывающей нишу, единственные в часовне, стояли свежие цветы в нескольких вазах. Надо же, умершее полтора столетия назад создание до сих пор умиляет сердца...

Дмитрий добавил, что во дворе находится могила с монументом двум “красным” князьям, генералу и академику, успевшим скончаться вовремя, а потому похороненным с почестями под гранитной стелой. Собственно, благодаря им и сохранилась фамильная усыпальница.

Иконы в часовне были древнего строгого письма, в дорогих на первый взгляд киотах. На самом деле это был искусный муляж — плод советской ещё реставрации. Но смотрелось вполне солидно. В одном углу приютилась небольшая застеклённая кабинка с полочками, на которых стояли пучки свечек разной величины и цвета, “Свечной ящик” — догадался Иван. В другом углу стоял небольшой металлический столик с распятием и рядами ячеек для свечей. “Канун, для поминовения усопших”, —  подсказал Дмитрий, заметив изучающий взгляд. Понятно, мёртвым память, живым — здравие...

Тем временем вернулся отец Николай. Из багажника извлекли несколько больших пакетов провизии, так же новые ватник и утеплённые сапоги, и ещё небольшой радиоприёмник (чтобы новости не от бабушек узнавать). Видавший виды телефон «Самсунг», но достаточно надёжный, обрёл нового владельца. Батюшка дал последние наставления, затем они с Дмитрием заторопились — вечерняя служба в храме. Простились на крылечке. Иван ещё успел расспросить дорогу к воинскому мемориалу, потом затворил ворота. Осмотрелся. Деревянная в рост человека ограда, скрипучие створки. Убогая, но худо-бедно фортификация. В нескольких местах штакетник висел на честном слове. Надо подбить, негоже прорехам сиять. Гвозди, молоток найдутся...

А пока — обход территории. Иван двинулся мимо странноватого, в стиле соцавангарда памятника братьям-князьям, через неприметную калитку в сторону мемориала. То ли дорожка, то ли тропинка вьётся между деревьев и старых могил, устланная чёрной палой листвой. Идти легко, словно по ковру. Впереди открытое пространство. Из-за голых стволов виднеется монумент — довольно стандартная фигура солдата со знаменем и автоматом. Полукружием тянется бетонная стена, видимо, на ней и располагались таблички.

Иван обогнул это возникшее препятствие, намереваясь получше рассмотреть мемориал, и не сразу заметил сидевшую на скамье женщину. Лишь когда она поднялась навстречу, остановился. Пожалуй, чуть раньше — развернулся бы на месте и ушёл, но лицо женщины столь явно выражало вопрос, смешанный с надеждой, что не ответить на него было невозможно. Или хотя бы попытаться.

— Простите, вы, случайно, не работаете здесь?

Иван пожал плечами, улыбаясь этому “случайно”:

— Можно сказать и так. Хотя не очень давно. — Спрашивать о цели её визита не было необходимости. Букет живых цветов (тюльпаны) и скромный венок в руках всё объясняли. Лицо открытое, почти без косметики, такое приятное русское. Лет около сорока, наверное. Одета в простое, но хорошее пальто, Высокие сапоги гладко облегают стройные лодыжки. Иван усовестился, что разглядывает незнакомку, пришедшую на кладбище, и опустил глаза. Женщина тем временем продолжала расспросы, подробно излагая детали возникшей проблемы (о сути её нетрудно было догадаться):

— Знаете, тут была фамилия моего дедушки, он, конечно, погиб и похоронен в другом месте, в Германии, но добраться туда было невозможно, и бабушка ездила сюда каждую весну. Я тоже с ней была пару раз, ещё в детстве. Но год назад она умерла, и просила после смерти отвезти сюда землю с её могилы. Я приехала, а тут такое... — Она махнула рукой в сторону серой стены с зияющими квадратами на месте вывороченных табличек. — Поверить не могу, что такое возможно! Ужас просто!

— Не огорчайтесь, скоро всё будет как прежде, я точно знаю! Каждое имя вернётся на место, никого не забудут. А вы можете оставить венок и цветы здесь, к памятнику, а деда помянуть в часовне, здесь, неподалёку. Поставите свечку на канун. — Иван с лёгкой иронией ощущал себя в роли опытного служителя.

Женщина облегчённо улыбнулась, положила своё приношение к подножию каменного солдата, аккуратно высыпала землю из мешочка в клумбу и, непрестанно оглядываясь, двинулась вслед провожатому. Иван шёл уверенно, радуясь возможности поспособствовать ближнему, вполне в духе нового своего статуса. Ещё удивлялся смелости приезжей — явилась одна в безлюдное место, следует за незнакомым человеком... Поневоле поглядывал по сторонам, мало ли кто шатается по лесу?

В часовне, чтобы рассеять полумрак, Иван включил освещение. Тем не менее, атмосфера вековой сосредоточенности осталась и явно впечатлила вошедшую. Она с немалым трепетом оглядывала ряды ниш с надгробиями, а могила юной княжны вовсе приковала её внимание. Ещё бы! Но всё же цель их прихода заключалась в другом. Иван открыл свечной ящик и предложил на выбор свечи. Женщина заколебалась, просто достала сторублёвую купюру и попросила "хорошую". Есть очень красивые цветные, наверное, праздничные. Для поминовения героически павшего деда лучше не придумаешь!

На стене возле кануна в рамочке под стеклом висел текст молитвы о упокоении. Они вместе прочитали её, вставляя про себя имена своих родных. Пара свечей, зажжённых от лампады, затеплилась умиротворяющими язычками пламени. Иван неожиданно для самого себя предложил незнакомке зайти в сторожку выпить чаю, и ещё удивительнее, она согласилась.

Оказавшись в жилой комнате, за нехитрым столом, они познакомились. Лидия Петровна (но если можно, лучше просто Лидия) приехала из Воронежа, работает в школе учителем музыки на полставки. Приходиться много времени уделять сыну, инвалиду с рождения. Старшая дочь учится в медицинском колледже. Муж... Тут Лидия невольно сделала паузу, но продолжила. Ушёл три года назад. Бог ему судья, просто не выдержал семейных тягот.

Иван, в свою очередь, вкратце изложил свою повесть, не пытаясь приукрасить или оправдаться. Совершенно неожиданно, буквально за полчаса они столько узнали друг о друге, словно общались несколько лет. Лидия, заметив на полке расставленные резные фигуры, всплеснула руками:

— Какая прелесть! Это вы сами сделали? Мой Вовка тоже увлёкся резьбой по дереву, ему и врачи рекомендовали для развития моторики, но, конечно, не настолько здорово!

Иван тут же сгрёб все свои творения на стол и предложил выбрать любую. Женщина попыталась отказаться, тогда он взял самую, на свой взгляд удачную — белого ферзя в виде  римского полководца, и почти насильно вложил ей в руку. За чаем ещё разговорились на разные темы, пока не подошло время. Скоро должен был проезжать последний автобус в город. Они нехотя собрались, улыбаясь внезапному знакомству.

Прошли через калитку, тропинкой через кладбище выбрались на шоссе. Постояли на бетонной плите, обозначающей автобусную остановку. Иван, едва сдерживая волнение, попросил телефон Лидии... чтобы увериться, что она в целости и сохранности добралась до вокзала и села в поезд. Та рассмеялась смущённо:

— А я всё придумывала, как нам обменяться номерами! Уж очень хочется узнать, когда восстановят мемориал... и укомплектуется шахматная дружина...

Уже через автобусное стекло она помахала Ивану рукой, и скрылась из глаз.

По магистрали с шумом проносились автомобили, в основном грузные фуры, так же легковая мелюзга. Солнце садилось за деревьями, холодало, но Иван стоял нараспашку, без шапки, и не думал ни о чём. Или сразу обо всём, что случилось сегодня. А так же было в прошлом. И наверняка произойдёт в будущем.