Анастасия Бессмертная

 
                Арий.
                1.
Тишину больничного коридора нарушил хлопок закрываемой двери. Молодая женщина в плаще прошла мимо поста медсестры к выходу.
- До свидания. Анастасия Кирилловна, - приподнялась со своего места дежурная медсестра.
- До завтра, - кивая дежурной и не останавливаясь ответила ей женщина,
- надеюсь ночь будет спокойной.
-Да, да. Будем надеяться, Анастасия Кирилловна, - уже в спина уходящей соглашалась Любаша. И ещё подумала: «Может хоть выспится эту ночь наша Кирилловна.

 Медсестре Любаше было далеко за сорок. Она была лет на пятнадцать старше врача Анастасии Кирилловны. И, казалось бы, эта разница в возрасте давала ей право называть врача Настей и требовать к себе обращения по имени и отчеству.   Но Анастасия Кирилловна была не просто врач, и даже не просто хирург отделения реанимации. Это была Анастасия Бессмертная! Прозвище, приравнивающее её чуть ли не к богам, Анастасия получила за просто невероятный факт – ни один из оперируемых ею больных не умер!

- Просто уникум! – говорили не только врачи в её больнице. Ещё в мединституте убелённые профессора просто отказывались верить своим глазам, глядя что вытворяла за операционным столом эта студентка. А она сразу отказалась резать трупы. Только реальных живых пациентов!  Чем сильно озадачила всю профессуру. Последняя, в смысле профессура, долго думала, но прочитав характеристику из фронтового госпиталя, где Анастасия Кирилловна служила операционной медсестрой, всё же пошла на риск и доверила студентке несколько совсем простых операций. А затем не совсем простых. И дальше по усложнению. 

 И после каждой такой операции старые хирурги озадаченно кряхтели, не зная, что сказать. То, что проделывала их студентка, не вписывалось не в какие каноны. Её следовало гнать из операционной сразу. Но сбивать руку со скальпелем указаниями считалось крайне плохим тоном. А потому холодный пот выступал на лысинах светил медицины. Но каждый раз всё заканчивалось благополучно. И не только операция. Пациенты быстро шли на поправку.
Какой-то шутник ещё в мединституте назвал её Бессмертной.  Обстоятельства шутки давно забылись. А прозвище прилипло к Анастасии. И потянулось с института на практику, а затем и на нынешнее место работы. На последнем превратилось из прозвища в титул, который уже произносили с придыханием и восхищением.
Так было в медицинском институте, так и продолжилось в больнице города N., куда она приехала после учёбы.  А приехала она в город не одна, а с мужем и сыном. Собственно, из-за мужа, физика-ядерщика, она и попала в этот закрытый город.
 Анастасия шла по тихой улице, наслаждаясь тёплым вечером конца мая. Она не поехала на автобусе, а пошла пешком, чтобы подышать запахом молодой листвы и немного прийти в себя.
 
Дело в том, что к работе, которую она очень любила, и которая доставляла ей немало хлопот, прибавилась ещё беда с мужем. В самом начале года в ядерном центре, где работал её муж, произошла авария. Двенадцать человек, находившиеся возле реактора, получили значительную дозу облучения. И среди них был её Алексей. Двое уже скончались. А оставшиеся пока в живых продолжали тихо угасать.
Её, творивший чудеса скальпель, её руки, о которых ходили легенды, всё оказалось бесполезным перед смертоносными лучами.
На чём же она держалась? Наверное, на вере. Нет, не в Бога.  Не то было время. Это в неё верили почти как в Бога. От неё ждали чуда и её муж, и коллеги мужа, и родственники его коллег. Да что там! Всё городское начальство и партийное, и советское ждали от Анастасии Бессмертной чуда. Даже в колючих глазах начальника первого отдела центра Анастасия читала просьбу, почти молитвенную:
- Спаси людей!
 
И впервые за всю свою медицинскую практику Анастасия не могла ничего сделать. Она просто не знала, ЧТО надо делать. Нет, она не впадала в истерику. Она продолжала держать себя в руках на работе. Но сейчас поняла, что уже всё. Силы кончились. Анастасия не спеша шла по тротуару, а по её щекам также неторопливо текли слёзы. Женщина смахивала их небрежно краем рукава плаща. А отсутствие на лице косметики делало этот процесс незаметным для редких встречных прохожих.
Проходя мимо очередного куста сирени, женщина остановилась и нагнула ветку. Но не сорвала её, а просто погрузила лицо в облако цветов, и втянула ноздрями волшебный аромат сирени.
На мгновение ей показалось, что она снова босоногая девочка подросток из белорусского местечка. Девочка. со своими маленькими заботами и бедами, и огромным счастьем по имени МАМА.
Анастасия Кирилловна отпустила ветку. И та, проскользнув по лицу, взметнулась вверх, унося с собой слёзы со щёк.  Надо было идти домой. Дети наверняка её заждались.

                2.
 Ключ с мягким звуком дважды провернулся в замке. Анастасия вошла в коридор квартиры. Первым делом она заглянула на кухню. Там, окончив домашние дела и разложив на кухонном столе тетрадки, сидела соседка Татьяна. Она была учительницей русского языка и литературы в городской школе.
Услышав шаги и оторвав глаза от тетрадей. Татьяна прочла вопрос ещё до того, как Анастасия успела открыть рот.
- Накормила. Уроки сделал.
Первое касалось обоих детей Анастасии. Второе только старшего сына.
Сделав вдох, Татьяна сама хотела задать вопрос, который Анастасия также поняла до того, как он был задан.
-Пока без изменений,- опустив глаза выдавила из себя Анастасия.
Муж Татьяны, Игорь, весельчак и балагур, душа компании, лежал в одной палате с её Алексеем. И состояние Игоря было критическое.
Ещё раз глубоко вздохнув, Татьяна вспомнила:
- А у тебя гость.

 Гости? Какие ещё могут быть гости? Да ещё в их закрытом городке! Анастасия пошла к своей комнате и решительно открыла дверь.
На стуле у окна сидел ОН! Это было настолько неожиданно и нереально, что на мгновение у неё расплылось всё в глазах и перехватило дыхание. Да что дыхание!? Само сердце кажется на мгновенье остановилось. Изображение в глазах расплылось. Она на мгновенье потеряла сознание.
 Это был ОН! Сколько раз она вспоминала ЕГО!  Сколько лет она считала ЕГО погибшим. Погибшим в том последнем бою, уже после победы. А ОН - вот, стоит перед ней. И даже за прошедшие 14 лет только не только не состарился. А наоборот, помолодел.
 
 Пожилой мужчина, которому бы дали лет 50-60, встал ей на встречу. Он был худощав. Роста выше среднего. Одетый в домотканую русскую косоворотку и домотканые же штаны. С бородкой и длинными волосами, завязанными в пучок на затылке. Вот только вместо обычной для крестьян верёвки, рубаху стягивал широкий кожаный ремень, с висящим на боку ножом в ножнах. Обут он был в небольшие сапоги-поршни, а волосы на голове удерживал маленький витой кожаный же ремешок. Качество кожи, из которых были сделаны ремень и сапоги поразило даже не сильно разбирающуюся в кожаных изделиях Анастасию.   
 
Лицо Ария разгладилось. Морщинки бесследно исчезли. В волосах, которые раньше были седыми или только казались такими, появилась лёгкая рыжина.
А глаза же, глаза! Его голубые глаза светились улыбкой и излучали фонтан энергии.
Это был Арий. Впрочем, чаще его называли: дедушка Яр.
- Здравствуй, Настенька! А меня тут хозяева уже чаем попотчивали! – сказал Арий, показывая рукой на детей, сидевших напротив его на диване.
 Всё! Это было слишком для сегодняшнего дня! Тугая уздечка воли, стягивавшая её до того момента. лопнула с треском.
Лицо Анастасии перекосилось в истерике. Сделав глубокий вдох, на выдохе она схватила за грудки Ария и. тряханув его пару раз, отпустила. Затем стала наносить со всей силы звонкие пощёчины. Потом сжав свои кулачки, стала бить Ария по голове, по груди и плечам, по всему что попадалось ей под руку.
- Ты! … Ты! ...-, рыдала и захлёбываясь ничего не могла сказать Анастасия, - А я.. А я…Громкие всхлипывания сбивали дыхание и не давали докончить ни единой фразы. По лицу её потоком текли слёзы.
Это было столь неожиданно, что теперь Арий замер. Даже улыбка на его лице ещё несколько мгновений не сходила.
Но всплеск эмоций ослаб. Анастасия смогла сказать хоть какие-то законченные фразы.
- Ты негодяй! Я думала, что ты погиб!  А ты просто бросил меня! Лучше бы ты не возвращался!
- Вспоминай, Настенька! Вспоминай! – улыбка исчезла с глаз Ария. Острый, колючий взгляд пронзил мозг Анастасии.
Но что же она могла вспомнить? Долгие годы она пыталась совместить свои воспоминания с чужими, отделить бред от яви. Или, наоборот, совместить бред и явь. Но получалось плохо.

                3.
Была середина мая 1945 года. По приказу командования госпиталь, в котором служили Анастасия и Арий переводили на новое постоянное место. Интенданты уже нашли для этого подходящее здание в соседнем городке. Очередная партия персонала и раненых была погружена на машины.
 Караван только тронулся как из машины, где ехали медсёстры и санитарки раздалась песня. Они все были ещё очень молоды. Позади была страшная война. А впереди только счастье и любовь. Ну куда же девчонкам   без любви!? Арий ехал в следующей машине с раненными. В начале и в конце колонны шли машины с автоматчиками сопровождения. В местных лесах было ещё не спокойно.
 Внезапно впереди колонны раздался взрыв. Сработал фаустпатрон. Застрекотали короткие злые очереди автоматов.
- Засада! – послышался крик.
    Но госпитальная колонна просто наткнулась на перекрёстке на колонну эсэсовцев, пытающихся пробиться на запад к американцам. Правда от этого было не легче. Головной грузовик охраны был уничтожен фаустпатроном.
Паники не было. Все здоровые быстро спрыгнули на землю и стали помогать тяжелораненым. Подбежавшие автоматчики из замыкающего грузовика заняли оборону по придорожной канаве.
 
Немцы, также оставив свои машины, стали растягиваться в цепь вдоль опушки леса. Видимо решили обойти с фланга.
Настя вместе с подругами попыталась помочь раненым во впереди идущей машине. Но короткая очередь повалила насмерть двух её подруг. И сама она почувствовала острую жгучую боль. Пришлось сесть, прислонившись к колесу.
Дальнейшие воспоминания она приписывала скорее к бреду. Хотя они и подтверждались потом очевидцами.
Внезапно за соседней машиной раздался страшный утробный рёв. Затем показался гигантский, в четыре сажени, бурый медведь. В несколько прыжков он преодолел расстояние до цепи немецких солдат и стал давить их и рвать. Эсэсовцы пытались отстреливаться. Это были бывалые вояки, которых ничего не пугало. Но пули вероятно застревали в грубой лохматой шерсти зверя, не причиняя ему вреда.
Покончив с вражеской цепью медведь также прыжками подлетел вражеской колонне. Он легко перевёртывал грузовики. Мотоциклы же просто кидал в ещё уцелевших немцев. В конце колонны стоял бронетранспортёр с крупнокалиберным пулемётом на крыше. Внезапно из люка вылез немец и схватившись за гашетки выстрелил не целясь. Да и что целиться? В такую цель, занимавшую почти весь обзор, промахнуться было невозможно.
 Вероятно, крупный калибр всё же пробил шерсть. Медведь замер на мгновение. Затем с чудовищным рёвом в один прыжок достиг броневика. Страшный удар огромной лапы раздавил и стрелка, и пулемёт.
 А потом наступила тишина. И в этой тишине раздался голос Ария:
- Настенька!
 Она с трудом повернула глаза на голос и увидела совершенно голого Ария, из левого бедра которого сочилась вязкая голубая жидкость. Помнится, что даже в бреду её поразило его лицо. Пожелтевшее, всё покрытое морщинами, с глубоко запавшими потухшими глазами. Это было лицо совсем древнего старика. Она никогда не видела Ария в таком виде.
Он подошёл к ней и взяв в руки её голову прижал так, чтобы губы Анастасии коснулись его раны.
- Пей! Пей, Анастасия! – повелительный голос не допускал неповиновения.
Настя открыла рот и лизнула голубую солёную жидкость. Сотни иголок ударили по её языку и гортани, а затем по всему телу. Но она уже не могла оторваться. Внезапно покалывание прекратилось. По телу разлилось тепло и умиротворение. Уже погружаясь в сладкое забытьё она услышала голос Ария:
- Я устал, Настенька… Мне надо отдохнуть… Сына береги…
Очнулась Настя уже в новом расположении госпиталя. Теперь она сама была в роли раненой. Впрочем, уже через неделю Настя встала на ноги. Столь быстрое выздоровление госпитальными был приписан к тем секретам, которые Настя приобрела, работая с Арием.
 Она пыталась расспрашивать об Арии, но все лишь пожимали плечами. Тела младшего лейтенанта медицинской службы Ярослава Иванова так и не нашли. А потому записали его как пропавшего без вести. При осмотре места боя была найдена порванная в лоскуты гимнастёрка. Но кожаный вещмешок, с которым Арий никогда не расставался, найден не был.

                4.
Анастасия очнулась от воспоминаний.
- Так это всё правда? Это не сон?
- Это явь.
- Ты хочешь сказать, что ты всё это время отдыхал? Почти пятнадцать лет!  Не слишком ли много?! И где?
Арий опустил голову и медленно сел на краешек дивана.
- Прости ты меня, старого дурака, Настенька! Сколько живу, а всё забываю, что у вас смертных время бежит быстрее.
Сделав паузу продолжил:
- Десять лет я сидел на вершине Белухи. Это гора на Алтае. Я же тогда почти полностью исчерпал запас энергии. Едва хватило до Белухи добраться. Затем три года прожил у старообрядцев там же на Алтае, чтобы окончательно прийти в себя. Ну а затем, пошёл тебя искать.
- Десять лет на вершине горы? Это как?
- Да примерно вот так, - с этими словами Арий скинул с ног сапожки. Затем скрестив ноги уселся на полу в позе лотоса. Он положил кисти рук на бёдра и закрыл глаза.
Анастасия и дети замерли с интересом ожидая продолжения.
А через несколько секунд стало заметно, что Арий оторвался от пола и начал медленно подниматься к потолку. Но оторвавшись от пола примерно на метр, Арий внезапно выпрямил ноги. Стоявшие в стороне сапоги рванулись под него. Так что стоял Арий на полу уже обутый в сапогах.
 Неожиданная развязка особенно позабавила детей, которые залились смехом. Младшая дочь ещё и захлопала в ладоши и закричала:
- Браво! Браво! Вы настоящий фокусник!
- Обижаешь, зайчик! Я настоящий волшебник, - с напускной обидой ответил Арий и тоже рассмеялся.
- Так вот и провисел в 50 саженях от вершины, пока не пришёл в себя. А потом спустился в долину, где вышел на деревню староверов. Почему к староверам? Да потому, что им не привыкать к подобным явлениям.
- Да ты меня просто бросил! Признайся! Просто бросил. К чему все эти сказки про Алтай?
- Я всегда был с тобой, Настенька. Всегда. Просто ты меня не видела.
- Это как? Ты просто ищешь оправдания.
- Вспоминай, Настенька! Вспоминай! – Арий придвинулся к Анастасии, и острый взгляд его вновь пронзил глаза женщины.

Анастасия снова перенеслась в далёкий май 1945 года.
Неделя постельного режима в госпитале была единственным отпуском за все 4 года войны. А потому вволю отоспавшись Настя смогла спокойно подумать. А что же ждёт её в будущем? Ещё полгода-год и долечат они всех раненых. И что дальше? И тогда же поняла, что нашла своё призвание. Она хотела стать врачом. Но для этого надо идти учиться. Это, конечно, когда её демобилизуют.
А пока надо набираться опыта в госпитале. За 4 года войны она и так поднялась из санитарок в медсёстры. Все виды перевязок, и многое другое Анастасия делала уже играючи. Но остался последний рубеж, святая святых госпиталя, - операционная. Туда врачи брали лишь дипломированных медсестёр.
Туда-то и нацелилась Анастасия. Её планам способствовало то, что много медсестёр было ранено или даже убито в том скоротечном бою на перекрёстке
  Пару дней не решалась, а потом всё же подошла к старому доброму Аркадию Филипповичу.
Успенский Аркадий Филиппович, хирург ещё старорежимной закваски. Его отец Филипп служил благочинным в соборе Успенья Богородицы, доставшимся по наследству от его отца. Когда по императорскому указу велено всем было получить фамилии, то консисторские дьячки думали не долго. Все семинаристы получили фамилии по приходам их отцов. Так появились Богоявленские, Воскресенские, Рождественские и прочие. Были среди них и Успенские.
Вот только молодой Аркадий религией интересовался мало. Наслушавшись агитации наследников «Народной Воли» он грезил о лучшей доле для простого народа, даже о революции.
Как-то услышав революционные фантазии сына. Филипп решил серьёзно поговорить с сыном. Разговор вышел долгим. От вечерни до заутрени. Но дал Бог нужные слова своему слуге. Убедил сына на примере Спасителя, что пуля и бомба сделают мир только хуже. А спасти же может лишь доброе слово и доброе дело.
И всё же пришлось пойти на компромисс. Сын пошёл в университет учиться медицине. А ведь так хотелось, чтобы он унаследовал сан отца. Ну да, грех жаловаться. Подрастали ещё три сына.
А сын Аркадий после учёбы недолго служил в городской земской больнице. Началась Германская война, молодого хирурга призвали в армию. С тех пор и определилось его направление деятельности – военно-полевая хирургия. И, вероятно, стал бы давно большим начальником от медицины, но Аркадий Филиппович твёрдо держал данное когда-то отцу слово: быть вне политики. А потому всегда заявлял начальству, что он уже давал клятву – Клятву Гиппократа, и больше никаких клятв давать не намерен.
Аркадий Филиппович охотно согласился взять Настю на операцию в качестве второй ассистирующей медсестры. Благо обязанности были несложные, да инструктаж он провёл заранее.  Но главное заключалось в том, что он был уверен, что не придётся, бросив оперируемого, помогать самой Насте. Были, увы, такие, которым при виде крови и раскрытых внутренностей делалось дурно.
День первой операции Анастасия запомнила навсегда. Вместе с основной операционной медсестрой Ларисой Анатольевной подготовили операционную, разложили медикаменты и пахнувшие жжёной тряпкой после стерилизации инструменты. Затем приняли и положили на операционный стол больного, которому сразу накрыли лицо смоченным в хлороформе полотенцем. А пока больной погружался в небытие, стали одевать Аркадия Филипповича.
Одевание врача для операции – это целый ритуал, чем-то напоминающий ритуал облачения священника перед службой. А может просто взыграла родовая память. Кто знает.
И вот они стоят перед больным. Тут оказалось, что делать Насте в общем-то и нечего. Ну пару раз подала зажимы, да раз вытерла пот со лба доктора.
Она уже хотела было разочароваться в самом процессе операции, как неожиданно Аркадий Филиппович прервал свои манипуляции и резко сказал:
- Лариса! Дыхание!
Медсестра Лариса сняла с лица больного тряпку с хлороформом и поднесла к нему маленькое зеркальце. Затем посмотрев на зеркальце сказала:
- Дыханья нет.
Аркадий Филиппович коснулся пальцем сонной артерии на шее пациента.
- Всё. Мы его потеряли.
В глазах Насти вероятно сквозила большая растерянность в смеси с разочарованием: «Мол, как и это всё?»
Хирург отвернулся от стола и уже готов был идти к выходу, как услышал чей-то твёрдый, не допускающий ослушания голос:
- Работать! Я приказываю тебе работать!
Он обернулся и увидел, как Настя, положив руку на грудную клетку больного, ещё и ещё раз чьим-то чужим голосом повторяет:
- Работать! Я приказываю работать!
Внезапно голова больного вздрогнула, он сделал вздох.
Настя повернулась к Ларисе:
- Добавь хлороформа! - а сама взялась за скальпель. Она проделывала скальпелем такое, от чего бросало в пот видавшего виды хирурга. Но главное, что сам организм больного послушно исполнял всё, что от него хотела Настя. Она сжимала пальцами, разрезанный только что кровеносный сосуд, и он переставал фонтанировать кровью. А потом, когда она соединяла разрезанные концы, они вдруг слипались, и кровь как ни в чём не бывало начинала течь по сосуду.
Но извлечён последний осколок. Соединены и снова начали функционировать все органы и кровеносные сосуды. Заканчивая. Настя обжала края кожного разреза. И, хотя края кожи слиплись и уже не кровоточили, всё-таки сделала несколько стежков для верности.  Аркадий Филиппович укоризненно покачал головой:
- Да разве это хирургический узел? Да ты ж не платье шьёшь, дочка,- только подумал старый хирург, но предпочёл не говорить это в слух.
Затем Настя повернулась к Аркадию Филипповичу:
- Поздравляю вас с успешной операцией, доктор!
Затем она повернулась к хирургу спиной. Но внезапно остановилась. Голова её стала мелко подёргиваться. Раздались всхлипы. Настя схватилась за край операционного стола и медленно стала опускаться, пока не села на полу, привалившись спиной к краю операционного стола.
- Я …! Я…! Не я…! Не я …! – уже своим голосом запричитала она.
Второй резкий поворот сбил с толку даже уравновешенного Аркадия Филипповича. Чтобы прийти в себя он потянулся за папиросами, лежащими у него в кармане. Но нащупав сквозь операционный халат папиросную пачку, всё же одумался (ведь он же в операционной!) и отдёрнул руку. Этого было достаточно, чтобы Успенский пришёл в себя. Резким движением он открыл шкаф и налил из бутылки в мензурку спирта. Затем разбавил её водой и протянул Насте:
- Выпей, доченька! Это поможет.
Разведённый спирт обжёг гортань Насти. Но через несколько мгновений ей вдруг стало тепло. Она успокоилась. Даже смогла помочь Ларисе Анатольевне перевалить больного на каталку и убраться в операционной. Но очень просила никому не рассказывать о случившимся.
 А старому хирургу и самому не очень хотелось посвящать кого-либо в эту историю. Что за чудеса? Что за чужие голоса? Ещё припомнят ему, что он поповский сын. Жди тогда неприятностей А вот Лариса Анатольевна, по своей женской слабости к сплетням, уже через день не выдержала и рассказала всё своим подругам. А уже те разнесли слух по всему госпиталю. В начале конечно в этот слух мало кто поверил. Но Настю вскоре перевели уже в операционные медсёстры к хирургу Успенскому приказом по госпиталю. А потом и другие хирурги стали приглашать Настю на сложные операции то ли для подстраховки, то ли как талисман. И уже тогда госпитальные заметили, что ни один пациент не умер, если хирургу помогала Настя. Кстати, после этого и стали называть её Анастасией Кирилловной.

                5.
- Арий, так это был ты?
- Настенька! Ты по наивности, конечно думала, что сама отгоняла Старуху от своих пациентов?
- Какую старуху?
- Ну, ту, которая с косой. Точнее с серпом. Или сама лепила здоровое тело из полутрупа на операционном столе.
Анастасия опустила взгляд. Она уже давно стала воспринимать, происходившие на её операционном столе, как нечто само собой разумеющееся.  Хуже того, она привыкла к сначала молящим, а затем восхищённым взглядам окружающих. Ещё не успела окончательно «обронзоветь». Но стремительно приближалась к этому состоянию.
И вдруг такое крушение! Она, Анастасия Бессмертная, лишь скальпель даже не в руках, а в мыслях этого старика.  Это ОН мог лепить как из глины, из растерзанной плоти живое тело, находясь при этом за тысячи вёрст. А её, Анастасию, использовать просто приводной ремень для исполнения своей воли. Это потрясало сознание. Но что же она хотела? Арий поражал не только её, но всех ещё с момента своего появления в фронтовом госпитале.


В июле 1941 года Западный фронт вёл тяжёлые бои за Могилёв. Собственно, там и образовалось нечто похожее на фронт, на сопротивление безжалостному агрессору из остатков отступавших частей Белорусского ВО и того, что Москва смогла собрать для подкрепления.
На окраине деревни, где жила Настя расположился госпиталь. Раненые лежали кто в палатках, а кто и под открытым небом, т.к. палаток не хватало. Да что там палаток! Не хватало всего! Медикаментов, перевязочного материала и даже людей. А имеющийся персонал был крайне вымотан.
Настя со своими подругами пришла к начальнику госпиталя и предложила свою помощь.
Начальник госпиталя, майор медицинской службы Ройзман Наум Соломонович, сын знаменитого комиссара времён гражданской войны Соломона Ройзмана. После гражданской Соломон Ройзман остался в ЧК и достиг там высоких постов. Но давняя связь с группой Троцкого сказалась в 1937 году, когда Соломон был арестован и впоследствии расстрелян. Его сын, Наум к своему счастью послушался матери, а не отца, и пошёл в медицинский институт. А после окончания был распределён в один из госпиталей Белорусского ВО. Собственно, это и спасло его от привязки к делу отца.
Майор медицинской службы усталым взглядом осмотрел пришедших девчонок.
- Что вы умеете?
Девушки потупили глаза. В медицине они, конечно, ничего не знали.  Но это были деревенские девчонки, которые не боялись никакой работы.  И, немного поколебавшись, майор медицины отправил своё новое пополнение на работу в хозблок. Это помогло ему освободить медсестер для работы с больными.
 А работы в хозблоке хватало. Надо было постоянно стирать вещи раненых. Да что вещи! Бинты, которых катастрофически не хватало, стирались и использовались по нескольку раз. И это в поле. Т.е. надо было принести воды и дров, прокипятить в котлах вещи, а уже потом собственно стирать и выполаскивать. А ещё надо было помочь на кухне. А ещё надо было помогать переносить раненых.
 Увидев, чем перевязывают раненых бойцов, девчонкам стало не по себе. И на утро третьего дня, собираясь в госпиталь Настя открыла свой заветный сундучок. В этом сундучке лежало её приданное, которое собирала она с помощью родителей уже больше 10 лет. Там помимо разных мелочей лежало сотканное ею полотно. Уже много метров полотна для её другой, замужней жизни было готово.
Она достала его всё. Без колебаний уложила в мешок. Из ткани в сундучке остался лишь отрез белого ситчика с мелкими васильками – подарок родителей на окончание школы. Она так и не собралась сшить платье себе на школьный выпускной. Всё откладывала на «после сдачи экзаменов». А после экзаменов началась война. Девушка взяла отрез и положила в мешок.
В этот момент скрипнула дверь. Настя обернулась. В избу вошла её бабушка. Баба Христя на правах старейшей правила все женской половиной дома, но и мужчины её побаивались.
Я тут…, - Настя запнулась. Врать она не умела, а правду сказать побаивалась.
Но баба Христя всё поняла. С высоты прожитых лет неграмотная старуха видела дальше своей образованной внучки. Раскаты недалёкой артиллерии говорили ей, что свадьбу внучки она вряд ли дождётся.
А потому старуха перекрестила Настю и отвернулась к выходу. И лишь отвернувшись краем платка вытерла слезинку с морщинистого лица. Это был полный крах её мечты. А давно ли она считала себя самой счастливой.
Шутка ли? Вырастила внучку. Теперь можно думать о её свадьбе. А там глядишь и правнуков в зыбке покачать доведётся. Такого у них не то, что в роду, во всей деревне не случалось.
И вот теперь, Настюша, её надежда, забирает приданное для раненых в госпиталь. Что ж, может внучка и права. Если их сейчас не выходить, то кто же после войны свататься к ней придёт?


 И вот в один из таких суматошных дней на дороге показался странник. Он выделялся уже тем, что шёл против общего потока. Толпы гражданских уходили от войны на восток. Угоняли скот. Увозили всё, что можно вывезти. Этот же, похоже, шёл на запад.  Когда он приблизился, то женщины смогли его рассмотреть.
 Это был худощавый старик ростом выше среднего. Одет он был в домотканую русскую косоворотку и домотканые же штаны.  Косоворотка была перехвачена широким кожаным ремнём. С боку к этому ремню был подвешен нож в ножнах. Обут странник был в короткие сапоги-поршни
 Подойдя к женщинам, он поздоровался:
- Добрый день, красавицы!  - и не дожидаясь ответа, сразу задал вопрос.
- А как мне найти вашего начальника?
В ответ ему сначала ответили недружным приветствием, а потом показали на одну из палаток, возле которой майор медслужбы что-то объяснял стоявшим рядом с солдатами.
Старик подошёл к майору и долго стоял, не желая прерывать чужой разговор. Когда начальник госпиталя отпустил солдат и развернулся было зайти палатку, Арий коснулся его руки. Майор вздрогнул от неожиданности и только тут обратил внимание на старика.
- Бог в помощь, начальник! – приветствовал его Арий.
- Да, бог бы нам не помешал, - неожиданно искренне сказал майор.
- Ну, вот я и пришёл. Чтобы помочь. Только скажи, что делать надо.
Измотанный и уже давно не высыпавшийся майор не понял ни иронии, ни скрытого смысла в словах Ария. Да и саму просьбу не понял.
 Перед ним стоял старик, который скорее всего выпрашивал себе еду, пусть и маскируя просьбу под предложение помочь.
-Иди на кухню, - майор показал в сторону, где стояли полевые кухни, - скажешь, чтобы тебя накормили. И тут же скрылся в своей палатке.
А старик вернулся к женщинам
- Я договорился с вашим командиром. Ну, красавицы, чем вам помочь?
Прачки не слышали разговора, но видели, как старик беседовал с начальником госпиталя. А потому решили, что разрешение получено. Но чем им может помочь старик? Явно желая проверить прибывшего, женщины указали на дрова. Мол, неплохо бы поколоть.
Арий взял топор. По-стариковски заворчал, укоризненно качая головой. Затем, оглядевшись по сторонам, подобрал с земли камень и стал точить им топор. Делал он это не спеша, усевшись на землю. Прошло минут 15-20. Прачки уже решили, что заточкой топора и закончится вся помощь этого странного деда. Но тот, наконец, встал и подошёл с топором к колоде.
Что было потом заставило притихнуть всех зубоскалок прачечной. На их глазах старик ставил чурку на колоду и опускал топор.  Именно опускал, поскольку на нём и его лице не было ни капле напряжения. Со стороны казалось, что топор сам взлетает и падает на чурку. А старик то ли просто держится за топорище, то ли вообще мешает топору раскалывать древесину. Время от времени старик прерывался и начинал складывать паленья. То, как он это делал, поразило женщин ещё больше. Арий не укладывал дрова в поленницу. Он просто кидал поленья, которые сами нарушая все законы физики складывались рядами.
- Нет, ну ты погляди, что вытворяет! – промолвила одна прачка, останавливая свою соседку одной рукой, а другой показывая на Ария.
Покончив с дровами, старик взялся за вёдра и пошёл за водой к ближайшему колодцу. И носил воду часа два. Без остановок и перекуров. А затем снова взялся за топор. Но теперь он пошёл в рощу и приволок срубленную им берёзину.
К вечеру прачки уже не скрывали восторгов от своего помощника и, закончив дела, пригласили его на ужин. А вот от ужина Арий отказался. Пожевав горбушку ржаного хлеба, он лёг на землю, положив под голову свой вещмешок, и тут же заснул.
- И не мудрено. Умаялся, чай, бедный за день, - решили прачки и не стали его будить.
Но утром следующего дня они увидели, что полный сил Арий заканчивает заполнять котлы водой. Не прошло и часа с прихода женщин, а Арий закончив все свои обязанности, уселся по-турецки возле прачек.
Внезапно он встал и коснулся плеча одной из женщин,
- Скажи, красавица, а почему вон к тем раненым никто не подходит?
Та презрительно посмотрела на старика. Мол, вроде и не дурачок, должен понимать. В том краю луга лежали тяжело раненные.
Военно-полевая хирургия – вещь жестокая. Гуманизмом в ней и не пахнет. Ещё Пироговым было сформулировано правило: лечение начинать с легкораненых, а тяжело раненных оставлять напоследок. Это была жестокая необходимость. Когда счёт шёл на сотни и тысячи, отдельной жизнью приходилось жертвовать в условиях ограниченных ресурсов. А раненых было много.
- Это умирающие, - услышал в ответ Арий.
Когда начальник госпиталя во время обхода подошёл к прачкам, то с изумлением увидел вчерашнего старика. Он хотел прогнать его, но женщины встали дружно на его защиту. Но ещё больше он удивился просьбе, с которой подошёл ему старик.
- Командир, разреши мне помочь раненым, к которым никто не подходит. Только я возьму себе в помощницы одну из этих красавиц, - Арий показал на Настю и её подружек,
- Разумеется в свободное время.
Майор махнул рукой, мол, делай что хочешь. и пошёл дальше.
Арий взял за руку Настю, оказавшуюся ближе других,
- Пойдём за мной, дочка. Нам предстоит много работы.
Прежде всего они сходили на ближайшее болотце и принесли по корзинке чистого мха. Затем стали промывать у бойцов раны и перевязывать их, обкладывая место раны чистым мхом. В этом не было ничего удивительного. Настя и сама слыхала от старших о целебных свойствах мха. А вот то, что произошло дальше поразило её.
Арий, или как стала называть его Настя дедушка Яр, попросил отвести его к ближайшему роднику. До родника было пару километров, и Настя пыталась возражать, мол, и в колодце вода не хуже. Но старик был непреклонен. Конечно, как всякая деревенская девушка, Насте было не привыкать принести на коромысле два полных вёдра. Но нести полные вёдра две версты - это уже перебор. И всё же Настя постаралась не выдать свою усталость этому странному старику. И за это была вознаграждена зрелищем ещё одного чуда.
Вернувшись к раненым. Арий достал из своего мешка нож и чашу. Нож был каменный, сделанный из куска кремния. Чаша – из прозрачного кварца. Настя читала о каменных орудиях первобытных людей в книжках, даже помнила картинки с этими орудиями. Но то были вещи, очень грубой работы. А нож и чаша Ария были тщательно отполированы и отличались изяществом.
Девушка захотела было попросить у старика рассмотреть эти диковинки поближе.  Но тут к её большому удивлению Арий закатал себе левый рукав и полоснул ножом по своей руке. Настя от удивления чуть не вскрикнула. Но удивление было настолько большое, крик застрял у неё в горле.
Между тем из раны стала сочиться и капать вязкая голубая жидкость. Старик простёр руку над ведром. Тёмно-голубые капли падали в воду и тут же в ней растворялись. Видимо отсчитав положенное количество капель, Арий перешёл ко второму ведру, а затем и к третьему с четвёртым. В конце же провёл по ране ладонью правой руки. И на месте раны остался лишь светлая линия шрама.
- Пойдём, напоим воинов, Настенька, - сказал Арий девушке. И они, взявши одно ведро, пошли поить умирающих бойцов. Настя поднимала солдатику голову. А её напарник черпал чашей из ведра воду и вливал в страждущий рот, следя за тем, чтобы ни одна капля не пролилась мимо.
Принесённых ими четырёх вёдер едва хватило, чтобы напоить всех.
- На сегодня хватит. Твои товарки нас, чай, заждались, - улыбаясь, сказал Арий девушке,
- Я обещал их тоже не оставлять.
Утром следующего дня Ройзман обходил госпиталь. Внезапно он остановился. В какофонии криков десятков людей, рёве моторов машин и отдалённых раскатов артиллерии он уловил нечто необычное. Майор оглянулся и вслушался пристальнее. Нет, вроде всё было на месте. Всё было, как всегда.
Лишь где-то с третьего раза он понял отличие. Сторона луга, где лежали умирающие тяжелораненые молчала. Не было обычных стонов и хрипов о помощи. Холодок пробежал по его телу. Неужели они все умерли? И тут он вспомнил о странном старике, предлагавшем ему помощь с этими обречёнными.
Быстрым шагом, почти бегом Ройзман двинулся к прачкам. Там, возле поленницы дров он и застал Ария.
- Ты что сделал с людьми? Признавайся! – переходя на крик выпалил майор.
Арий отложил топор и повернулся к начальнику госпиталя.
- Воспитанные люди обычно сначала здороваются, - спокойно сказал Арий,
- А раненные спят ещё. Позаботься о том, чтобы их хотя бы обедом накормили.
- Спят?! Просто спят? –недоумённо переспросил майор.
- Хорошо. Пойдём, проверим.
Они пошли вдвоём в скорбную сторону, где лежали умирающие.  Начальник госпиталя, сам знаток военно-полевой медицины, не поленился и осмотрел каждого лежащего на траве пациента. И каждый был отмыт от следов крови, добротно перевязан и тихо посапывал. Впрочем, тихо спали не все. Некоторые метались во сне. Видимо донимали кошмары. Но главное, что все были живы. Впервые за долгое время никто из них не умер.
Наум Соломонович был так поражён, что после обхода молча уставился на старика, не зная, что сказать.
Арий вывел его из замешательства фразой:
- Так берёшь меня на службу, начальник?
Это помогло майору прийти в себя и вспомнить о других неотложных делах.
- Иди к заму. Он оформит приказ, - произнёс Ройзман, а сам быстрым шагом пошёл продолжать обход.
Так в госпитале появился ещё один солдат. Рядовой Иванов Ярослав Аладьевич.  Писарь потом рассказывал, что эти данные явились итогом компромисса. Так старик заявил, что фамилии у него никогда не было. А потому можно записать любую. Зовут же его Арий, а отца его - Аладо. На что писарь резонно возразил, что таких имён нет, но может его записать Ярославом. На это старику пришлось согласиться ради того, чтобы писарь не искажал хотя бы имя его отца. Писарь устало махнул рукой. К отчествам у начальства придирок было меньше. Да и в самом деле, мало ли какая блажь могла запасть в голову старорежимным попам. А ведь людям приходилось жить и с таким именем, и с таким отчеством.

                6.
Анастасия, кажется, совсем успокоилась. Она присела на стул и смогла продолжить беседу.
- И зачем ты к нам приехал?
- За сыном.
- Я не отдам Олежку. И не проси.
- Не на совсем. Только на лето. Его надо многому научить. Поживёт со мной в тайге. Другим человеком станет.
Она решила, что ни за что не отдаст сына. Даже на время. Да и тему разговора надо сменить.
- Арий, у меня муж болен. Помоги.
- Ты же врач. Вот и лечи.
- Алёша тяжело болен. Ни я, ни другие врачи помочь не можем. Возможен летальный…, - запнулась и испуганно поглядела на детей. О состоянии отца правду им не говорили.
- Ну, вы же смертные. Рано или поздно все умираете, - с полнейшим равнодушием сказал Арий,- да и не будет ревновать по поводу моего прибытия.
Дети, когда речь зашла об их отце, притихли. Их лица стали серьёзными. Они тоже пытались хоть что-то понять из разговора взрослых. Девочка накуксилась, готовая заплакать. Лицо Олега посуровело. Он уже смотрел на гостя с ненавистью.  А их мать растерянно замолчала. Она не ожидала отказа и полнейшего равнодушия к её горю.
В разговоре наступила пауза.
Внезапно мальчик не выдержал:
- Мой отец – большой учёный! – закричал он, - это он и его друзья сделали атомную бомбу! Бомбу, благодаря которой мы все живём без войны! И будем…
- Олег! – ударом хлыста прозвучал голос Анастасии. Таким тоном она ещё никогда не разговаривала с детьми. О работе мужчин в этой квартире знали все её жильцы, но говорить об этом с посторонними было абсолютным табу. Сын замолк и испуганно уставился на мать. Послышались всхлипывания. Это заплакала дочь.
Женщина подошла к дочери, обняла её, пытаясь успокоить. Затем она посмотрела на Ария. Тот замер. Голову втянул в плечи. Глаза его потеряли остроту и неподвижность. Теперь они бегали от подростка к его матери и назад.
Вновь наступила пауза. На этот раз она затянулась.
И вот, прерывая паузу, Арий повернулся к Олегу:
- Ты хочешь сказать, что твой отчим – Воин Света?
- Он – мой отец, какой ещё…, - недовольно пробурчал подросток, явно не понимая сказанного.
Но Анастасия поняла всё! Впервые за многие месяцы в её глазах вспыхнула надежда.
- Да, Арий! Да! Мой муж и его друзья – это Воины Света! – как можно твёрже сказала Анастасия. Она вспомнила, как на войне Арий не жалел ни себя, ни её, спасая, казалось бы, безнадёжных солдат. Но был совершенно равнодушен, когда дело касалось гражданских.
Арий встал и подошёл к Анастасии. Коснулся её волос и, сглаживая неловкость момента, сказал:
- Настенька! Я же говорил, что я прихожу всегда вовремя. Завтра мы займёмся твоим мужем и его друзьями.
- Завтра? Да до этого завтра надо ещё дожить! Нет у нас столько времени!
- Ох, уж эти смертные, - проворчал Арий. Затем он замер как бы в задумчивости. Только крылья его носа зашевелились. Было видно, что он пытается уловить какой-то запах.
- Нет. Ничего нет, - после паузы сказал он.
- Чего нет? – не поняла Анастасия
- Нужен родник с хорошей водой. В округе 10 вёрст я его не ощущаю.
- Я тоже не слыхала о родниках возле города. Но может Таню спросим?
- Это наша соседка, - пояснила она гостю.
Татьяна уже закончила проверять тетрадки и собиралась лечь спать, когда к ней пришли со странным вопросом.
- Родник есть. И хороший родник. Но он далеко. 27 километров. Ну помнишь, я тебе рассказывала про развалины старого монастыря. Вот монахи и брали с этого родника воду.
27 километров – это не два. Пешком не дойдёшь. Но где найти машину поздним вечером. И она решила рассказать всё соседке. Ну или почти всё.
- Таня, мой гость может вылечить всех. И моего, и твоего, и всех остальных ребят. Не я, только он. Но ему нужна вода из того родника. Нужна сейчас. Потому, что никто не знает сколько нашим мужьям отпущено.
Татьяна ничего не поняла из вышесказанного, но она верила своей соседке. Особенно в том, что касалось медицины.
- Так Петровича попроси. Если, конечно, он ещё не спит, - задумчиво проговорила Татьяна.
Любин Николай Петрович, или просто Петрович, работал персональным водителем директора атомного центра. Проживал Петрович в соседнем подъезде. Служебную машину он ставил возле дома, чтобы с утра везти директора в центр.
Так вот Петрович уже пытался уснуть, когда к нему заявились Татьяна и Анастасия с необычной просьбой. Он, конечно, был в курсе аварии в центре и состояния здоровья учёных, получивших дозу радиации. Проколесивший за баранкой всю войну и видевший много смертей, Петрович не мог душой никак воспринять смерть, грозившую группе молодых учёных.
- Да как же так! Да не дело это! И войны нет, а молодые робяты умирают! Нечто мало на войне погибло. Так и на развод никого не останется.
И, конечно же, согласился поехать к роднику.
Уже в кромешной тьме по разбитой дороге они больше часа добирались до родника. А затем, набрав пару трёхлитровых банок родниковой воды, столько же ехали назад.
Сонная Люба вышла на шум из сестринской.
- Анастасия Кирилловна, это вы? – пробормотала она, пытаясь проснуться. Она отчаянно пыталась понять происходящее. Уже сам ночной визит Бессмертной без всякого на то вызова был необычен. А с ней ещё были посторонние. Женщину она раньше видела. Это жена одного из облучённых физиков. А вот старика видела впервые.
- Любаша! Пожалуйста, принеси чистую эмалированную кастрюлю, - шёпотом произнесла Анастасия и, повернувшись к сопровождавшим её, добавила:
- Тише! Все уже спят.
Впрочем, спали не все. Время от времени из палат доносились стоны больных.
Затем она коснулась руки Татьяны и поманила за собой в одну из палат. В ней весь иссохшийся, с пожелтевшей кожей в беспамятстве лежал её Игорь. Теперь, если бы Анастасия не показала бы его, она бы не узнала своего мужа. Она помнила Игоря полного жизни, весёлого и энергичного. Сейчас же перед ней лежала скорее мумия. К тому же без сознания. Татьяна уже готовилась заплакать. Нет, заголосить по-бабьи, навзрыд с причитаниями. Но Анастасия плотно зажала ей рот ладонью.
- Ты сейчас всех разбудишь. А если хочешь плакать, то иди на улицу, - прошептала она соседке. Последняя немного успокоилась.
- Мой гость может многое. Поднимет и наших мужей. – добавила, опуская руку.
Тем временем Любаша принесла кастрюлю из пищеблока. В неё тут же вылили воду. А затем настала очередь Ария. Он не спеша достал из своего вещмешка до боли знакомые Анастасии каменные нож и чашу. А затем, закатав рукав, полоснул ножом по своей руке.
Татьяна и Любаша, никогда не видевшие ничего подобного, застыли в изумлении. На их глазах из руки старика стала сочиться не тёмно-бурая кровь, как у обычных людей, а тёмно-голубая.
- И так, приступаем. – сказал Арий, повернувшись к Анастасии. Он зачерпнул из кастрюльки кубком воду и выдавил в него каплю своей крови.
Женщина взяла кубок из рук старика и повернулась к кровати мужа.
- Нет, - шёпотом, но очень твёрдо произнёс Арий, - мужа напоишь последним. Не должно быть личных предпочтений. Поверь, что это очень важно.
И тогда они стали пытаться влить влагу в рот Игорю.  Затем остальным облучённым. Закончив процедуру, они тихо попрощались с Любашей и вышли на улицу. Петрович уже уехал, поэтому домой они пошли пешком.
И тут Анастасия рассмеялась. Татьяна недоумённо посмотрела на соседку. Мол, до смеха ли теперь.  Но та лишь махнула рукой:
- Таня, милая! Ты ещё не поняла? Наши мужья скоро будут дома живые и здоровые. И мы ещё споём с твоим Игорем.
Татьяна недоверчиво взглянула на соседку. Даже её большой веры в способности Анастасии не хватало, чтобы представить такое после виденного ей в больнице. Да и воображения тоже.

7.
Однако уже на следующий день Игорь пришёл в себя. О чём радостно сообщила вечером соседке Анастасия. Но в этот вечер Арий задал ей новую задачу.
- Настенька! Ну, кажется, ребята пошли на поправку. Может нам это отметить? Ну, скажем, походом в ресторан. Я тут гулял по городу и какой-то насмотрел.
Предложение было крайне неожиданным. Алексей никогда не водил свою жену в ресторан. Не то что бы у него не было на это денег. Просто в их среде это было не принято. И, как следствие этого, никаких особых вечерних нарядов у Анастасии не было.  А потому немного опешив от такого неожиданного предложения, она возразила Арию:
- Да мне даже одеть нечего. Там ведь нужны нарядные платья.
- И вот так всегда. Всё самому. А не подскажешь ли ты мне в городе хорошего портного?
- Я? Нет. Разве у Тани спросить.
Та действительно подсказала, что в городском ателье недавно появился новый портной, и что местные модницы теперь только у него и обшиваются.

 На следующий день после ставшей уже привычной процедуры поения больных, подождав, когда Анастасия обойдёт остальных своих пациентов и отпросится на часок, они пошли в ателье к портному.
Там они увидели старого бородатого еврея, который стоя перед столом, колдовал над очередной выкройкой. Где-то за полгода до описываемых событий Давид Маркович Коц приехал в гости к сыну. Да так и не смог уехать.
От скуки он осмотрел гардероб сына и, купив на свои деньги отрез, сшил ему костюм. Возражения он не принял.
- Ты учёный. И должен выглядеть как учёный, а не как оборванец. К тому же ты мой сын.
Затем он сшил платье невестке. И не успел оглянуться, как к нему стали приходить люди с просьбой сшить что-либо.
Собственно, об этом он и рассказал, когда его стал проверять первый отдел при его прописке в закрытом городе.
- А что ты хочешь, начальник? Я же из Винницы, где половина евреев. И половина из этой половины таки немножко шьёт! А тут Эльдарадо! У меня заказы расписаны на два месяца вперёд! Что? Не подамся ли я в Израиль? Молодой человек! Да, я старый верующий человек. Но, я надеюсь, что тут мне никто не будет мешать читать дома мои молитвы! И мне этого достаточно. Ты помнишь, что я говорил про Винницу? Так вот в Израиле будут совсем одни евреи. И что старому портному Коцу там делать?
  В первом отделе посмеялись и дали разрешение на прописку к восторгу женской половины города.
- Что вам надо, молодые люди? – спросил портной, оторвав глаза от выкройки.
- Ну будем считать это комплиментом, - ответил Арий.
- Каким комплиментом, - недоумённо спросил Коц
- Да по поводу молодости. Ну да я пришёл по другому вопросу.
- Слушаю вас, уважаемые мои.
- Вот этой даме надо вечернее платье, - Арий указал рукой на Анастасию,
- Сделать надо за сутки. Можешь пока снять размеры. А я поищу, что у тебя есть подходящее из материала.
- Но это всё материал за…- хотел было возразить Давид Маркович. Он хотел сказать, что шьёт из материала клиентов, а своего материала у него нет. Но жёсткий голос Ария заставил его замолчать,
- У Анастасии мало времени. Снимай размеры.
Коц конечно слыхал от сына об Анастасии Бессмертной. Она стала в городе местной достопримечательностью. Но никогда не встречался с ней лично.
- Конечно, конечно, Анастасия Кирилловна! Для меня большая честь сделать вам наряд. Но, всё же, одних суток, боюсь не хватит.
Арий открыл свой вещмешок и, покопавшись в нём. выложил на стол перед портным три царских червонца.
- Это задаток. Завтра получишь столько же.
Всё. Старый еврей больше не мог сопротивляться. Как и все евреи он питал к золоту слабость. До войны у него было немного накоплено в монетах и колечках. Но бегство 1941 года и последующая жизнь в эвакуации быстро истощило его скромные накопления. И вот сейчас представлялся шанс ещё что-то отложить. А потому, сглотнув набежавшую слюну, Давид Маркович согласился на столь короткие сроки заказа.
И пока портной снимал мерку и обсуждал фасон, Арий бесцеремонно стал перебирать имеющееся в мастерской отрезы материала.
- А вот этот кажется подойдёт, - сказал он, повернувшись к портному. В руках Арий держал великолепный отрез небесно-синего щёлка.
- Настенька, посмотри! Ты будешь в нём королевой!
Это было слишком! Старого еврея чуть было не схватил инфаркт. Дело в том, что этот шёлк на днях принесла жена начальника первого отдела центра. Её муж на нынешнюю должность был назначен совсем недавно. А до этого был в длительной командировке в Китае, где помогал товарищу Мао сокрушать Чан Кайши и его гоминдановцев. Вот из Китая он и привёз в подарок жене этот чудесный щёлк.
- Ой. да шо ви такое говорите, - окончательно растерянный Давид, от волнения ставший путать великорусский с украинским суржиком.
- Это никак не можно! Даже не просите меня!
Его рука даже потянулась вернуть полученные червонцы, Настолько страх угнетал природную его любовь к благородному металлу.
- Ты уже снял мерку? – голос Ария превратился из беззаботно-шутливого во властный, не терпящий никаких пререканий,
- Завтра ты после работы принесёшь платье в больницу. А с хозяином шёлка я потом сам договорюсь. Ты всё понял?
- Старый Додик – маленький человек. Но заказчик таки будет сильно зол.
На том они и расстались. Арий проводил Анастасию до больницы, а сам сел на газоне возле входа в приёмный покой в позу лотоса и замер.
В таком положении его и застал директор научного центра академик Иванов. Ивановым, правда, он был из соображений секретности, а настоящей его фамилии в городке никто не знал. Ему уже доложили, что сотрудникам, пострадавшим в результате аварии, стало гораздо легче. Поэтому, отложив все дела на этот вечер, он приехал в больницу с большой корзиной фруктов и огромным букетом цветов.
В те времена к концу мая фруктов уже не было. Но академик потребовал у директора горторга вытрясти все заначки, но набрать корзину фруктов. Научный центр – был основой города. Следовательно, было трудно сказать кто важнее: первый секретарь горкома, начальник первого отдела или академик. Поэтому требуемые фрукты были доставлены.
Широким шагом академик прошёл по палатам. Ему сделали исключение и пустили в реанимацию. С каждым из пострадавших коллег он здоровался, находил какие-то шутки, старался приободрить и поделиться своей кипучей энергией. А пройдя все палаты Иванов повернулся к сопровождающей его Анастасии:
- Ну, Кирилловна! Ну спасибо, обрадовала! – сказал он и в нарушение всех больничных правил залился раскатистым смехом. Он даже обнял Анастасию и пытался её покружить. Но женщина вывернулась из его объятий. На что академик не обиделся, а взял букет у сопровождавшего его секретаря и вручил его Анастасии Кирилловне.
- А это тебе, наша волшебница!
От цветов она не отказалась, но поманила академика к выходу. Тут и до последнего дошло, что он расшумелся в реанимации, и понимающе поспешил к выходу.
Но Анастасия имела ввиду другое. Выйдя с академиком на крыльцо приёмного покоя, она показала на старика, сидевшего на газоне в позе лотоса.
- Вот настоящий спаситель ваших сотрудников.
Академик ни в какую народную (или как потом будут говорить альтернативную) медицину не верил, считая её уделом шарлатанов и невежд. Но зоркий глаз физика узрел нечто нелогичное, не поддающиеся научному объяснению. Что именно, он не сразу понял. И лишь прищурившись с удивлением разглядел, что старик не сидит на газоне, а парит где-то в полуметре над землёй. Это было потрясением всех его материалистических основ. А потому после некоторой паузы, стараясь не показывать своего удивления, он сказал:
- Я надеюсь, что он не покинет нас раньше, чем ты выпишешь больных.
- Так оно и будет, - ответила врач.

                8.
Ровно в шесть часов вечера следующего дня Давид Маркович со свертком в руках переступил порог приёмного покоя больницы. Там его уже ждали. Портной развернул свёрток. Из рук потоком устремился шёлк.
- Только для вас. Этот шедевр, уважаемая, предназначен только вам, - он обернулся к Анастасии.
- А это мы сейчас посмотрим, - ответил Арий. – Настенька, мы ждём.
Анастасия никогда в жизни не держала в руках даже близко ценного наряда. Она с опаской взяла платье и ушла за ширму. Шёлк струями скатился по её телу, а затем как бы соединился с ним, стал одним целым. Ей почему-то казалось, что она голая. Потребовалось время, чтобы женщина, осмотрев себя, уяснила, что всё нормально, что она одета и очень хорошо выглядит.
Тем временем мужчины стали проявлять нетерпение и предлагать помощь.
Но вот она вышла. И Арий с портным замерли от восхищения, не зная, как его выразить словами.
- Ну, королевишна!, - это в приёмный покой, заслышав чужие голоса, заглянула проходившая по коридору медсестра.
- Пока ещё нет, -  ухмыльнулся Арий. Он развязал свой вещмешок и достал из него маленький тоже кожаный мешочек вроде кисета. Из последнего вытянул длинную нитку крупного жемчуга. Два ряда сверкающих жемчужин легло на открытую декольте грудь Анастасии. Портной и медсестра замерли от изумления.
- Снимай серьги, - скомандовал Арий. Анастасия удивлённо посмотрела на него. Мол, зачем? Это были её любимые серёжки. Да, они были сделаны из нержавейки с цветным стёклышком. Но они ей нравились и напоминали годы учёбы в институте.
- Настя! – поторопил Арий. И та стала нехотя снимать серёжки. А когда всё же сняла, Арий разжал кулак. На его ладони лежали золотые серьги невероятно утончённой работы. А в центре каждой из них размером с крупную вишню алело по рубину. Он подождал, когда Анастасия оденет серьги, и взял её руку. Незамеченное ею за серьгами, золотое кольцо с таким же крупным рубином опоясало её палец.
- А вот теперь ты точно царица! Посмотрись в зеркало.
Чужая, незнакомая красавица взглянула на Анастасию с обратной стороны зеркала.
- Боже мой! Да неужели это я, - подумала она. Но ничего не сказала, ибо слов подходящих у неё не нашлось.
- Да откуда у тебя такие сокровища? – немного оправившись от изумления спросила женщина.
- Да, ерунда. Как-то вытащил с того света одного индийского раджу лет четыреста назад. В награду за это снял с его любимой жены все украшения. Кроме короны конечно. Ведь она не украшение, а знак титула.
- И она не возмущалась?
- Кто? Жена? Да, нет конечно. Она бы всё отдала ради мужа.
- Неужели она его так любила?
- Ну откуда ж мне знать! Любила – не любила. А на костёр в случае смерти раджи ей идти. Такие у них законы в Индии.
- Ну это в далёком прошлом. Сейчас, конечно, такого нет.
- Не знаю. Но сто лет назад, когда я последний раз был в Индии, обычаи старины ещё были живы. Не смотря на усилия англичан.
Оторвав взгляд от женщины. Арий повернулся к портному.
- Тебе не кажется, что ты превзошёл сам себя?
Давид Маркович ничего не ответил, да и не мог ответить. Кроликом, смотрящим на удава он стоял не в силах вымолвить слово. Само платье, им же сшитое, было драгоценностью. И он готов был преклониться перед женщиной, надевшей его. Но украшения… У него захватывало дух, глядя на них. Даже в ювелирной мастерской его дяди при старом режиме не было и близко ничего подобного. А этот старый напыщенный индюк, его дядя Фима любил пустить пыль в глаза несмышлёному племяннику, показываю то перстень, то цепочку, и называя с важным видом особенности и стоимость каждой вещи.
- Мы опаздываем, - Арий взял портного за плечо. А когда тот наконец пришёл в себя, положил на стол стопку из десяти червонцев.
После столь роскошных украшений 10 монет не показались Коцу чрезмерной платой. Но это была его синица в его руке. А потому раскланявшись и поблагодарив столь щедрого заказчика он вышел.
- Настенька. Нам тоже пора, - и они вышли следом за портным.
Выйдя на улицу, Арий взял спутницу под ручку. Это была странная пара. Красавица, точно сошедшая со старорежимного портрета, в вечернем платье и украшениях, достойных любого музея, и старик в посконной одежде. Если бы он шёл чуть сзади, то можно было бы сказать, что идёт барыня со своим крепостным мужиком. Но они шли под ручку, улыбаясь друг другу и о чём-то беседуя. Прохожие оборачивались, желая рассмотреть эту пару получше.

                9.
Но вот и ресторан. Швейцар, пропустив Анастасию, грудью перегородил дорогу Арию. Последний с силой отодвинул неожиданную помеху в сторону.
- Милиция! Милиция! – закричал, не ожидавший такого поведения швейцар. Из-за угла здания появился сержант милиции.
- Задержите этого хулигана, - распалялся швейцар.
- Что случилось?
- Да вот, решил зайти поужинать, а меня не пускают.
- Нет, ну вы посмотрите, как он одет! Разве можно в таком идти в ресторан. Там же приличная публика!
- Моя одежда бела, как снег. Без единого пятна или заплатки. Разве этого недостаточно? У нас рабоче-крестьянское государство. А этот рудимент старого режима не даёт крестьянину отужинать.
Сержант был родом из уральской деревни и доводы старика показались ему более убедительными.
- Отец, это дорогое заведение. У тебя деньги-то есть?
- Меня дочка угощает. Он её-то пустил, а меня держит.
С этими словами Арий прошёл в зал, где Анастасия уже заняла столик и начала волноваться.
Они только принялись за осетрину, запивая её «Алазанской долиной», как заиграла музыка. Начались танцы. Анастасия взглянула в глаза Ария.
- Пойдём, потанцуем, - читалось в её взгляде. Арий виновато пожал плечами. Танцевать он не умел. Женщина разочарованно вздохнула и принялась усердно доедать рыбу. Но ей не пришлось долго досадовать. Из компании военных, сидевших через столик, отделился капитан и подошёл к ней.
- Разрешите! – сказал он, протянув женщине руку. И они закружились по залу в вальсе. А после вальса она качалась в танго с майором, который затем передал её другому капитану.
- Это воровка! – надрывный женский крик выбросил Анастасию из моря музыки танца и счастья на каменистый берег реальности.
- Воровка! – кричала женщина, подбегая к Анастасии. Но капитан, как истинный кавалер прикрыл собой даму и дал ей уйти из центра зала к своему столику. Это была Варвара Сергеевна, супруга начальника первого отдела. Вслед за ней подходил и её супруг.
Но теперь Анастасию прикрывал уже Арий. Он встал из-за столика и перегородил дорогу рассерженной чете.
-Прочь! – заревел Зимин и замахнулся, готовый снести старика. Но неожиданно стальная хватка задержала руку особиста.
Зимин, Павел Павлович, с детства отличался драчливым характером. И сидеть бы ему где-нибудь в тайге на нарах, да пожалел его старый участковый. Вместо суда отправил учиться в военное училище.  А дальше Зимин помнил только войны. Гражданскую в Испании, финскую на Корельском перешейке, Великую Отечественную от звонка до звонка да опять гражданскую, на этот раз в Китае. И везде не просто на передовой, а в рукопашной. Лицом к лицу, ножом к ножу. И везде везло. Да под Шанхаем нашёл его снаряд. Вроде опять повезло. Выжил, подлечили. Да остался возле сердца осколок на память. Потому и отправили его в этот научный центр. За центром да за городом закрытым приглядывать.
Так они стояли некоторое время лицом к лицу, глаза в глаза. Воля против воли. Стальной организм  и стальная воля особиста не могли ничего сделать. Тогда он решил предпринять последнее усилие, последний рывок. Зимин напрягся и …
В глазах потемнело. И он стал медленно сползать на пол. Пал Палыч, как звали за глаза его в городе, потерял сознание.
Арий положил Зимина на стоявший у стены диванчик и отошёл, когда Варвара Сергеевна подошла к мужу. Ей было уже не до платья Анастасии.
А последнюю вновь закружили в танце офицеры, не давая ей передышки.   
Вино, музыка и мужские комплименты сделали своё дело. Анастасия была как никогда счастлива. Уже, не только она сама, но и её разум кружил под музыку в ритме вальса.
Но музыка закончилась. Офицеры хотели увести Анастасию за свой столик, но твёрдый голос Ария:
- Она со мной, - разрушил их планы.
И тут оказалось, что Арий уже давно заказал на десерт даме чай с пирожными, а себе ещё бутылку вина, на этот раз красного, и очищенные орешки. Вино Арий уже выпил, а вот пирожные Анастасии пришлось глотать быстро, запивая холодным чаем.

                10.
Тёплым июньским полумраком они возвращались домой. Анастасию слегка качало. Не от вина, нет! От бесконечного кружения в вальсе. И ещё от невыразимого счастья. Она благодарно прижалась к Арию. Так они и шли по безлюдному тротуару, а затем свернули во дворы своего микрорайона.
И вот тут их внезапно остановил чей-то резкий голос:
- Опа на! Это кто это идёт!? Кислый, ты посмотри, какая краля! А какие на ней цацки! А ты. папаша, чего встал верстой коломенской? Канай отсюда пока цел. А мы тут с твоей дочкой поиграем. Ей понравится!
- Женщина! За спину! – прошептал Арий, и не дожидаясь реакции совершенно растерявшейся Анастасии, с силой задвинул её за себя.
- А вот и ужин подоспел! А то на рыбке и ноги протянуть можно. – теперь уже в полный голос и глядя на мужчин, проревел Арий.
- Протянешь, папаша! Сейчас и протянешь, - ухмыляясь ответил ему Брага, находящийся в середине троицы.
Меж тем крайние, Кислый и Угрюмый, не спеша начали обходить Ария с боков. Уже оставалось около трёх шагов, и казалось, что трагическая развязка близка.
 Внезапно Арий вытянул руки. Это было нечто невообразимое. Руки, как резинка, растянулись, достав до груди Кислого и Угрюмого. А затем так же резко вернулись в нормальное состояние. В каждой было по куску кровавого мяса. Они ещё трепыхались. Анастасия поняла, что это два сердца. Через секунду Кислый и Угрюмый упали на землю мёртвые. Лишь центральный Брага стоял замерев, пытаясь понять, что происходит.
- Ну хоть поем от души, -  довольным голосом проговорил Арий, после чего проглотил сердце Кислого.
А-а-а! – завопил Брага и бросился наутёк.
Десерт! Ты куда?! – кликнул ему в след Арий и сразу проглотил второе сердце.
И, уже ворча сам с собой, добавил:
- Вот никогда поесть нормально не дадут. И куда бегут? Всё равно умирать.
- Страшный дед, - подумала про себя Анастасия.

                11.
Это определение Ария Анастасия впервые услышала ещё в январе 1941 года в засыпанных снегом и закованных трескучим морозом полях Подмосковья.
Ещё с битвы под Смоленском Арий стал куда-то отлучаться и почти всегда приходил с незамысловатыми гостинцами. То рыбных консервов в масле принесёт, то мясной паштет. И всё не наши -  немецкие. А на Новый Год вообще принёс бутылку французского вина и шоколад с печеньем на закуску.
Настя пыталась каждый раз узнать, мол, откуда всё это. А тот отшучивался, что прислали разведчики из своих трофеев.
Однажды сразу после того Нового Года ей довелось перевязывать капитана, командира разведчиков. И она, конечно, не могла не поблагодарить его за щедрые гостинцы. Тот сначала ничего не понял. Мол, какие ещё гостинцы.
- Ой, ну как же какие? Ваши ребята через дедушку Яра передавали. Передайте им большое спасибо.
- Ты с ним в госпитале служишь?
- Да, мы с ним за раненными ухаживаем. Давно. Ещё с Могилёва.
Капитан помолчал, а потом задумчиво сказал:
- Страшный дед. А ты его не боишься?
- Да дедушка Яр самый добрый человек на свете.
 Ещё помолчав, видимо не зная, как отзовётся его рассказ, капитан рассказал ей следующее.
Как-то пришёл к нам твой дед и говорит, мол, не возьмёте ли меня в разведку. Я сначала хотел прогнать его. В разведку, это ж даже не в атаку. С кем попало не пойдёшь. Да ребят моих к тому времени почти не осталось. Кто ранен, а кто и… А старичок-то смотрю бодрый, жилистый. Может на что и сгодится. В общем взял я его.
- Дойдешь с нами до нейтралки. Там заляжешь. Будешь нас там ждать. Если что прикроешь.
Ладно. Стемнело. Пошли мы. Я впереди, а твой дед сзади за моими ребятами. И вот ты веришь? Идем. Слышу, как под каждым снег скрипит, как дышит каждый. А деда не слышно. Несколько раз оборачивался. Смотрел, может отстал. Да, нет. Идёт след в след как положено.
Дошли мы до нейтралки. Остановились. Тут дед подходит и в полшёпота, почти молча, говорит:
- Сейчас я пойду.
Не успел я возразить, как он прошел несколько шагов и присел, стал что-то в снегу раскапывать. Потом рукой меня позывает. Я глянул. Мать честна! А там проволока. Растяжка значит.
-Командир, покажи, что с ней делать, - шепчет. Ладно, сняли мы ту растяжку, ползём дальше. А меня в мозгу шевелится: да откуда ж дед мог знать про ту растяжку? Её же снегом замело так, что и фрицы бы не нашли.
И вот мы уже у вражьего штабного блиндажа. Я его ещё днём в бинокль приметил. И часовой стоит, и офицеры часто мелькают.  Стал оглядываться, как ловчее к тому блиндажу подобраться. И тут дед ко мне подползает.
- Буду махать – подходите.
Я только хотел ему возразить, а его уже и нет. Ну словно тень испарился.
Ну точно, думаю, шпион. Нас сейчас всех и сдаст. Да делать нечего. Лежим, к последнему бою приготовились.
А тут смотрю какая-то тень за немецким часовым выросла, и уложила та тень фрица аккуратно и без звука на снег. А потом нам руками машет, мол подходите.
Я с ребятами вскочил и бегом к блиндажу. А дед, нас не дожидаясь, туда первый нырнул. Влетаем и мы следом. И видим такую картину. Стоят у стенки три немецких офицера, руки задравши в гору, а напротив их дед с немецким же пистолетом.
Ну это я ещё как-то понять могу. Но дальше… Так вот говорит этот твой дед фрицам по-немецки, а я вроде как его понимаю, хоть и не шпрехаю ни сколько.
- Мне нужен только один из вас. Кто больше всех расскажет, тот свой фатерлянд после войны и увидит.
А они молчат, только хари свои брезгливо морщат.
И тут Яр тыкает пистолетом в того, что слева стоял:
- Говори!
Тишина. А чего им говорить? Выстрелишь – себя выдашь. Потому они и молчат. И тут свободная рука деда резко рвётся вперёд и стрелой пронзает немецкий мундир. А когда она назад вернулась, то на ней сердце этого фрица трепыхалось. Думаю, мать честна! Неужто сам нечистый с нами разведку пошёл. А пока я удивлялся, дед это сердце проглотил и уже к полковнику, что в центре стоял подходит.
- Говори, а то и с тобой тоже будет!
И тут толстяк, что слева стоял бухнулся перед твоим дедом на колени.
- Всё скажу! Только не губи!
Старый полковник на толстяка поглядел с презрением. Хотел что-то сказать, да не успел. Дед ударил полковника рукояткой пистолета.
- Вяжите, - это уже к нам обратился. И вырвал сердце из груди толстяка. И, проглотив ещё живое сердце, он легко закинул полковника через плечо.
Уже с языком на плечах он спохватился и стал сгребать всё со стола в свой мешок. И карты, и документы, и всё съестное
- Уходим, пока не схватились, - говорит нам и скрылся в темноте. Вот так и привели мы языка. А за него мне вот этот орден дали.
Капитан свой орден показывает. А Настя помнит, как она тогда ещё удивилась, а что же дедушке Яру не дали ничего.
- Да он сам отказался. Ты подумай сам, капитан, говорит мне. Ну кто в Москве поверит, что какой-то дед при госпитале языка взял. Ты лучше попроси моего майора, чтобы мне лычку дали.
- Да, да. Дедушке Яру недавно ефрейтора присвоили. Он очень был довольный.
- Странный твой дед. И страшный. А лычку надо тебе, Настёна, дать, раз ты не боишься с таким дедом вместе служить.
Они оба рассмеялись и расстались довольные.

                12.
Капитан рассказал не всё. Он не хотел огорчать совсем юную медсестру.
Но, возвращаясь в свой блиндаж, он освежил в памяти для себя окончание этой истории.
Он не счёл вправе скрывать происшедшее в разведке и доложил об этом особисту майору госбезопасности Ткачёву. Последний приказал привести старика в его блиндаж.
Уже с прихода капитана и Ария всё пошло не по тому плану, что задумал Ткачёв. Войдя и доложив по уставу:
- Рядовой Иванов по вашему приказанию прибыл, - Арий тут же уселся вместо того, чтобы стоять на вытяжку перед офицером.
На команду особиста: «Встать!», Арий спокойно заметил:
- Ну сделайте скидку старому человеку.
Майор сдержался и начал допрос:
- Имя и фамилия?
- Арий, сын Аладо, устроителя этого мира. А фамилию мне написали Иванов, хотя раньше жил без фамилии.
- И сколько ж лет ты так жил?
- Да точно не помню. Но думаю, что тысяч пятьдесят будет.
- Ты чего, старый, несёшь?! Ты соображаешь с кем разговариваешь?!
- Со смертным, который может умереть в любой миг. Ведь сейчас война.
- Да я сейчас тебя сам в расход пущу!
Особист достал трофейный вальтер.
- Ты видишь это? – он стал трясти им под носом у Ария.
- Ну смелее. Стреляй! – улыбаясь, прошептал Арий.  Особист нажал на спусковой крючок. Осечка. Ещё раз нажал. Ещё одна осечка. Его безотказный вальтер не хотел слушаться.
-Да я сейчас тебя! – заорал майор Ткачёв и замахнулся рукой на Ария.
В ту же секунду он ощутил стальную хватку на своём запястье. Эта хватка не просто держала руку, она ещё тянула вверх. На его счастье потолок в блиндаже был низким, и его не оторвало от пола.
- Я сейчас сыт, а потому добрый. Но когда начинаю раздражаться у меня просыпается зверский аппетит, - ответил посуровевшим голосом Арий. В глазах его больше не было шутливой вальяжности, а читалась открытая угроза.
Капитан, стоявший в стороне и доселе молчавший, счёл нужным вмешаться в разговор. Перед его глазами ещё ясно стояла сцена в немецком блиндаже, а потому он понял смысл угрозы старика.
- Товарищ майор! Так ведь это он взял и на себе принёс немецкого полковника. Я думал, что вы старика благодарить будете.
Этих секунд хватило, чтобы майор пришёл в себя.
- Отпусти, старик, - уже спокойно сказал особист.
Стальная хватка разжалась.
- Так ты будешь нормально говорить или нет? – продолжил он.
Арий открыл свой мешок и достал свою чашу.
- Что по-твоему это, майор?
- Ну, стеклянная плошка. И что?
Арий оглянулся по сторонам. Его взгляд упал на топор, стоявший возле буржуйки. Он поставил чашу на плаху, на которой рубили дрова, и рукой поманил капитана.
-Попробуй разбить её.
Капитан взял топор и нехотя слегка ударил по чаше. Но чаша осталась цела.
- Сильнее, капитан! Давай со всей силы!
Теперь капитан размахнулся и ударил обухом топора со всей силы по чаше. При этом он отвернулся, опасаясь, как бы осколки чаши не попали в лицо.  Но открыв глаза он увидел, то в реальность чего он не сразу поверил. Удар топора вдавил чашу на почти сантиметр в древесину, но не нанёс ей никаких повреждений. Больше того, на обухе топора появилась небольшая вмятина.
- Это ж надо же! Что за чертовщина!
Арий рассмеялся.
- То, что вы называете стекляшкой, на самом деле изделие из кварца. Такие вещи делали в Атлантиде Эпохи Расцвета тридцать тысяч лет назад. По крайней мере в это время эту чашу сделали для меня. Увы, секрет был утрачен ещё до гибели самой Атлантиды. Подобные предметы и тогда были дорогими, сейчас же они вовсе бесценны. А уничтожали их только бросая в жерло вулкана.
- Но ты же из неё поишь раненых бойцов.
- Да, потому что вода в чаше усиливает свои целебные свойства.
- Мне сказали. Что ты пришёл на фронт с востока. Вроде как доброволец.
- Да. Последнюю тысячу лет я жил на Алтае. Ну после того, как люди отказались от своих богов. И это лишь вторая попытка вернуться к моему народу. Первая была в Смутное время.
-Арий…  Арий…  Погоди, а ведь фрицы называют себя арийцами.
Лицо Ария посуровело. Глаза стали стального цвета.
- Ты почти угадал, майор. Эти нелюди вздумали назваться моим именем, взваливая и на меня свои преступления. Это оскорбление, которое можно смыть только кровью. Чем я и занимаюсь в свободное от медицины время.
Ткачёв посмотрел на капитана.
- Похоже на то, - промолвил задумчиво последний.
Фактов, не вписывающихся в строго материалистичную картину мира майора Ткачёва, было предостаточно. Необходимо было время, чтобы их обдумать. Да и дел других было много. Поэтому особист решил завершить разговор, при чём на позитивной ноте.
- Спасибо тебе, солдат, за языка. Но тебя, наверно, заждались твои раненые. Так что свободен!
- Спасибо? А мне капитан обещал лычку выхлопотать у моего начальника, - с улыбкой ответил Арий.
- Будет тебе лычка!
И все трое дружно рассмеялись и разошлись каждый по своим делам.

                13.
- Пойдём. Настенька! – вывел из оцепенения воспоминаний голос Ария.
- Страшный дед! – обдумывала воспоминания Анастасия, - какая глупость! Самый добрый и самый хороший.
И снова, прижавшись к нему, зашагала домой.
Дома она уложила заждавшихся детей, постелила Арию на полу в кухне и улеглась сама.
Ни случай в ресторане, ни встреча с хулиганами не испортили ей настроения. Она была в восторге от сегодняшнего вечера и вполне счастлива. Музыка и вино вскружили ей голову. Да что там музыка? Комплименты офицеров были самой сладкой, самой желанной музыкой для её ушей.
Погружаясь в пережитые эмоции, Анастасия не заметила, как пересекла запретную черту. Из глубин её подсознания вылезли воспоминания, которые она много лет давила, и, казалось, окончательно стёрла из своей памяти.
Она вдруг вспомнила апрель 1945 года. Тогда их госпиталь стоял в Силезии в одном из поместий. В один из уже тёплых вечеров Арий заманил её на хозяйский сеновал. Там уже стояла бутылка вина и копчёное мясо. Он даже где-то умудрился найти свежие яблоки. Яблоки Настя запомнила отчётливо. Она даже предположить не могла, что их можно так долго сохранить.
Вино вдарило Насте ударило в голову. Она прижалась к Арию. А он начал гладить и целовать её.
Что было дальше Настя не помнила. Осталось лишь одно ощущение Счастья и Желания Счастья, которое сначала всё больше и больше переполняло её пока не взорвалось, разрывая всю плоть на кусочки. А её освобождённая душа устремилась вверх, к облакам и потом скользила по ним, не желая возвращаться на землю.
Их было всего три, этих ночей счастья. Потом их госпиталь опять завалили ранеными. Они валились с ног от усталости.
И вот эти воспоминания опять всплыли у неё в памяти. И не только в мозгу. Нет, всё тело сладко ныло от казалось бы забытых ощущений. Как будто не прошло с той давней поры почти пятнадцать лет. Как будто не было многолетней её попытки стереть любую память о них.
Анастасия металась в постели.
- Господи! Да какая же я дура! Ну зачем, зачем вышла замуж?! И что такое 15 лет? Вот они, прошли и словно и не было. Да, Ария можно и сто лет ждать.
 Она словно забыла, что это он бессмертен, а, увы, не она. И снова металась в постели. А тем временем всплывшие из подсознания ощущения окончательно добивали в её сознании установки верной жены.
Женщина встала и вышла в коридор. У двери в кухню она замешкалась. Это остатки верности мужу пытались предотвратить непоправимое.
В это время раздался звонок. Кто-то пришёл к ним.
Анастасия открыла дверь. Она увидела молоденького лейтенанта милиции в сопровождении двух сержантов.
- Что вам надо?
- Нам нужен ваш гость, - ответил лейтенант и, не дожидаясь разрешения, вошёл в квартиру.
Анастасия проводила милиционера на кухню, где на полу крепко спал Арий.
- Просыпайтесь! Пойдёте с нами! – громко скомандовал лейтенант.
Арий проснулся и молча одев сапожки вышел коридор. Там он получил вторую команду:
-Руки!
На вытянутые вперёд руки со щёлком оделись наручники. Затем милиция с задержанным покинула квартиру.
От шума проснулась соседка и вышла Анастасии.
- Кирилловна! Что случилось?
- Ария арестовали. – выходя из оцепенения промолвила в ответ Анастасия. Татьяна ушла к себе, но через секунду вернулась со стопкой коньяка.
- На, выпей. И ложись спать. Утро вечера мудренее.
А в отделе милиции на Ария пытались составить протокол задержания. Но документов при нём не было. И сам задержанный больше отнекивался да отшучивался. А потому лейтенант махнул рукой. Пусть, мол, завтра начальство само с ним разбирается. И отправил Ария в камеру, предварительно сняв с него наручники.
В камере Арий огляделся.
- Ба! А Десерт уже здесь!
Брага, которого Арий окрестил Десертом, наконец разглядел в вошедшем старике страшного деда.
- Сержант! Сержант! – метнулся он к двери и начал колошматить её что было силы.
Сержант открыл дверь,
- В чём дело?
- Это же маньяк! Тот самый маньяк! Я же говорил! Переведите меня в другую камеру!
Брага был близок к истерике. Он сам после той кошмарной встречи прибежал отдел милиции и просил оформить ему явку с повинной. При условии, что его закроют в камере и будут охранять. Он твердил, что на них напал маньяк, убивший двоих его корешей. И вот теперь этого маньяка сажают к нему в камеру.
Ария перевели в пустую камеру ко всеобщему удовольствию. Брага затих. А «маньяк» даже поблагодарил дежурного за «отдельный номер», в котором он тотчас же растянулся и уснул.

                14.
- Сергей Николаевич занят! У него сове…, - встала, перекрывая дорогу, секретарша Лиза, но была отброшена в сторону и едва не упала на пол, ухватившись за стол.
Анастасия с силой толкнула дверь и вошла в кабинет академика. Участники совещания удивлённо повернулись в её сторону. А она, не обращая внимания на остальных собравшихся, подошла к академику.
- Это вот такая ваша благодарность? Я спрашиваю: такая благодарность? – гневно выпалила она в лицо академику.
- Голубушка! Что случилось! – вывести его из себя было не так легко. Сказывалось воспитание в семье питерской интеллигенции.
- Его арестовали. И это после того, что он сделал, - выпалила Анастасия
-Арестовали? Вы, голубушка Настасья Кирилловна, успокойтесь! Мы сейчас разберёмся и всё уладим, - Иванов встал из-за стола, обнял женщину левой рукой и увлек её к ближайшей двери.
За дверью находилась небольшая комната отдыха. Это не было роскошью, это была насущная необходимость. При окончании очередной темы исследований всегда были авралы, и академик сутками не покидал здание центра.
А в комнате он усадил её на диван и налил ей полрюмки коньяка.
- Выпейте, голубушка. После совещания мы разберёмся и всё уладим. А вы пока тут посидите и успокойтесь.
Вернувшись в кабинет, академик обратился к начальнику первого отдела:
- Павел Павлович, вызовите сюда начальника милиции. И пусть привезёт с собой задержанного.
- А мы пока продолжим, - уже обращаясь к остальным начальникам отделов и заведующим лабораториями сказал Иванов.
Оставшись одна в комнате отдыха, Анастасия огляделась и заметила начатую бутылку коньяка на столике. Она налила себе ещё полрюмочки. А потом ещё столько же. И только после этого начала понемногу успокаиваться.
Прошло около часа, прежде чем к ней заглянул академик
- Голубушка! Вы наверно думаете, что о вас забыли? Пойдёмте. Привезли вашего гостя.
Совещание закончилось и кабинет опустел. Лишь Пал Палыч сидел на своём месте.
Но вот дверь раскрылась и вошёл полковник милиции, начальник городского ОВД. За ним зашёл Арий в наручниках в сопровождении двух дюжих сержантов.
Анастасия рассмеялась. Неужели они думают, что могут удержать Ария!
- Ну вот уже и смеёшься, горлица, - проворковал академик, - как же быстро женщины меняют настроение! Особенно такие красивые!
И, уже повернувшись к начальнику милиции, продолжил:
- Пожалуйста, снимите с гостя наручники. А сержанты могут отдохнуть в коридоре.
Один из сержантов повернулся к Арию, но тот опередил его. Он опустил руки вниз, сложив трубочкой кисти рук. Наручники со звоном упали на пол.
- Вот спасибо! Это не мой фасон браслетов, - с хитрой улыбкой произнёс задержанный.
- Лиза, солнышко! Сходи в буфет, принеси нам по бутерброду, - обратился Иванов к секретарше, - а чай даме я сам сделаю.
Отослав секретаршу, он прошёл в комнату отдыха, но вернулся почему-то не с чаем, а с целой бутылкой коньяка и стопками.
- Товарищи полковники! За встречу! – услышав команду чекист и милиционер встали по стойке смирно и не задумываясь выпили налитые Ивановым стопки.
В советской табели о рангах звание академика приравнивалось к генеральскому. Причём в такой закрытой области, как атомная, почти приближалось к маршальскому.
Академик Иванов имел математический склад ума. Любую возникающую задачу он привык изображать в виде логических уравнений. Вот и сейчас он выстроил два таких уравнения.
 Первое. Он отдаёт этого странного старика-лекаря на расправу полковникам. И тогда сохраняет с ними хорошие отношения. Но тогда он теряет группу доктора наук Соколова, которая ближе всех подошла к решению главной темы их центра. И тогда иметь ему бледный вид при отчёте перед ЦК. Со всеми последствиями.
Второе. Настаивает на освобождении лекаря. Но тогда получает у себя под боком могущественных врагов. И тогда любая ошибка даже будет истолкована как преступление.
Такие уравнения он обычно решал мгновенно. Но сейчас оба варианта давали отрицательный ответ. И тогда Иванов сложил уравнения в систему. Система была гораздо сложнее. На её решение требовалось время. Всего лишь одна-две минуты. Но судьба часто и этого не давала. Это время надо было выиграть, немного затянув процесс.
А потому. когда все сели, академик обратился начальнику милиции:
- Что произошло?
Полковник достал из папки какую-то бумагу и начал рассказ.
- На днях из ближайшей колонии сбежали трое заключённых. Их искали, но безуспешно. А вчера в 23-30 в отдел милиции прибежал один из них. Причём сам! И очень просил, чтобы его посадили в камеру. На вопросы о других сбежавших рассказал следующее.
Они четверо суток блуждали по тайге пока не вышли к городу. Здесь они планировали запастись провизией и попытаться сесть в товарняк, чтобы следовать дальше. Но в одном из дворов на них напал маньяк, убивший его товарищей. По его словам, маньяк погнался и за ним, но не догнал.
Разумеется, дежурный по ГОВД уголовнику не поверил, но выехал с нарядом на место, описанное Брагиным. Там наряд действительно обнаружил два трупа, которые после составления протокола были доставлены в морг.
Уже сегодня утром патологоанатом трупы осмотрел и сделал вскрытие. И вот, что он пишет.
Полковник взял лист и начал читать:
- На телах не обнаружено повреждений кожного покрова. Но при вскрытии обнаружено, что сердца у обоих отсутствуют.
Полковник передал протокол академику. Тому хватило секунды, чтобы прочесть текст. Навыки скорочтения он освоил ещё в университете.
От избытка информации система уравнений рассыпалась и превратилась мозаику, которая складывалась сама. И он начал свою партию.
Иванов поглядел на Анастасию:
- Голубушка! Как здоровье ваших пациентов?
Он имел ввиду группу Соколова. А в глазах его искрилось:
- Ну, подыграй мне, девочка!
И она уловила этот его посыл:
- В настоящий момент есть значительное улучшение, но требуется продолжать лечение, чтобы добиться стабильной ремиссии.
- Вы можете сделать это самостоятельно?
- Нет. Это может только Арий.
Затем академик повернулся к Зимину:
- Павел Павлович, наш город ещё имеет статус закрытого или уже нет?
Начальник особого отдела непонимающе уставился на говорящего.
- По городу ходят беглые зэки и даже маньяки. Я не удивлюсь. Если и шпионы также скоро обнаружатся.
Чекист теперь понял академика. Поддерживать изоляцию города было его прямой задачей. А столько незваных гостей, да ещё сразу говорило о полном развале. Внутри его похолодело.
Зимина назначили на эту должность после выписки из госпиталя. Обещали через пять лет генеральские погоны под пенсию и элитную квартиру в Подмосковье. И вот теперь это всё начинало рассыпаться. Ну то есть пенсия, конечно, будет. Но уже без генеральских погон и Подмосковья. Да как бы вообще не с майорскими.
Так Иванов не просто обыграл особиста, но и переманил его на свою сторону.
Затем он вернул протокол полковнику милиции.
- Простите, но это бред. Интересно, сколько накануне выпил ваш эксперт. Грудная клетка и кожные покровы целы и не повреждены, а сердце при этом отсутствует. Такое, с позволения сказать, экспертное заключение не примет не только суд. Его завернёт ещё прокуратура. Я скорее поверю, что он сам вырезал сердца для своих каких-то целей.
Знаете, что милейший, - продолжал академик, - кремируйте вы их поскорее. А выжившему втолкуйте, что его подельников загрызли в лесу волки. Если же вдруг изменит показания, то на него же эти два трупа можно и повесить. Ибо поножовщина среди криминала – обычное дело. Ну, да вы сами это лучше меня знаете.
Партия была сыграна. Ему осталось подвести итог.
- И последнее. Я полагаю, что старика можно освободить, раз у вас нет к нему вопросов.
Но вопросы видимо оставались. Зимин всё ещё смотрел на Ария с плохо скрываемой ненавистью. Прощать обиду своей жены, да и вчерашнюю схватку он не собирался.
Тут, сидевший молча в стороне. Арий подошёл к ним и, обращаясь к Зимину, сказал:
- За мной должок. Ну, да ты коммунист, а значит цену золота не возьмёшь.
На лице Пал Палыча ненависть сменилась на удивление, но он ничего не ответил.
- А цену стали?
Но это также ничего не говорило Зимину.
- Раздевайся! – услышал он твёрдый приказ, которому на своё удивление подчинился и снял рубашку.
- Ложись! – последовала вторая команда. Но её сбил возглас академика:
- Ну не на стол же! Милости прошу на мой диванчик.
И они переместились в комнату отдыха. Арий склонился над лежащим Зиминым.
Тёплая левая ладонь легла на лоб чекиста. Теплота, умиротворение и покой разлились по его голове, прогоняя злобу и ненависть.
Тогда правая ладонь легла на грудь Зимина. Он почувствовал боль. Это зашевелился возле сердца осколок. Боль усиливалась, но была вполне терпимой. Осколок начал свой путь наружу. Пал Палыч ощутил, как острый металл протиснулся между рёбер и упёрся в кожу. Сильная острая боль резанула и тут же стихла.
Арий внезапно сжал правую ладонь.
- Вот и всё. Можно вставать.
Он протянул вновь раскрытую ладонь Зимину. На ней лежал в крови маленький кусочек железа.
- Я полагаю мы в расчётах.
Чекист молчал. Тогда заговорил академик, обращаясь к начальнику ГОВД:
- Вы же на машине? Подбросьте наших медиков до больницы.
И добавил шёпотом уже Зимину:
- Павел Павлович, езжайте с ними. Сделайте рентген. Проверим нашего целителя. А осколок оставьте мне. Я отдам его на металлографию.

                15.
На том они и расстались. Стоит только сказать, что следующим утром до начала совещания Иванов поинтересовался результатами рентгена.
- Исчез осколок. Я даже просил повторить снимок. Но там, где всегда белым пятном светился осколок теперь была чернота. Я, если честно даже тогда не поверил. Пошёл в спортзал. Мне ведь и гирю поднять нельзя было, сразу колоть начинал.  А тут я лёжа штангу на сотку легко отжал. И ничего. Чудеса!
- Ну это вы напрасно, любезный, - промолвил задумчиво академик, - подождали бы месяц-другой. Мало ли там не всё срослось.
А затем вынул из кармана бумажку с осколком:
- Возвращаю. Такая сталь выплавляется на заводах Дюпона в Питсбурге, штат Огайо, США. Та же фирма изготовляет из этой стали снаряды. Но уже в разных городах.
Они оба замолчали. Надо было начинать совещание. 
Вечером, возвращаясь домой, академик обратился к водителю:
- Петрович, ты всё ещё возишь нашего лекаря к развалинам монастыря?
- Ну вы же разрешили, Сергей Николаевич. Он ведь смог поднять ребят.
- Нет, нет. Всё нормально. Но завтра, будь добр, привези его ко мне, а за водой съезди один.
Вечером того же дня Зимин ощутил небывалый прилив сил. Жену, которая подошла к нему спросить об украденном шёлке, он просто сгрёб в охапку и начал кружить по комнате.
- Да брось ты эти тряпки! Мы тобой. Варюха, ещё повоюем! Чёрт с ней с ружой! Будут деньги – пушку купим! Мы с тобой ещё повоюем, Варюха!
И вот как прикажешь жене относиться к этой выходке мужа? С одной стороны она была радостно удивлена, увидев прежнего Пашку Зимина. А с другой – она и так почти всю их семейную жизнь только и делала, что ждала мужа с очередной войны, не зная вернётся он или нет.
А Пал Палыч, отпустив жену и усевшись в кресло, удивлённо думал:
- Да как он мог мечтать о какой-то тихой жизни на пенсии?! Он, команданте Пабло, который один останавливал под Мадридом бегущие отряды анархистов, а затем сам их вёл в атаку! Он, капитан госбезопасности Зимин, который оказавшись в командировке 22 июня 1941 года в Измаиле, уже на следующий день организовал контратаку и перенёс бои на территорию Румынии! Он, товарищ Лу Син, создавший за месяц из китайского сброда, сельских батраков и городских кули, полк, который потом с успехом громил отборные гоминдановские части! Что? И он теперь живым трупом будет греться на печке или сидеть на лавочке?! Никогда! Он завтра же отправит рапорт в Москву!

                16.
Когда утром Арий садился в машину, Петрович озвучил ему приглашение Иванова.
- Хочет поговорить, говоришь. Что ж, поговорим, - хмыкнул Арий.
За час до начала совещания он вошёл в кабинет академика.
- Утро доброе, старик! Я хотел бы поблагодарить тебя!
Лукавая улыбка Ария была ответом на благодарность.
- Ты учёный муж. И сейчас ты ждёшь от меня очередного фокуса, или, как вы сейчас говорите, сеанса магии с последующим разоблачением. Но я не фокусник! Я – Арий, сын Аладо, устроителя этого мира! Славяне ещё называли его Ладом. Я прародитель белой расы! И делаю я только то, что нужно. Что МНЕ нужно!
- Но ты же вылечил моих людей.
- Это другое. Бог ты или простой смертный, ты должен выбрать сторону Света или сторону Тьмы. Но это не одномоментный поступок. Этот выбор перед нами каждый миг. И от того какие поступки ты совершаешь, ты и будешь на стороне Света или Тьмы. Ты и твои люди сейчас на стороне Света, пока что. И поэтому я с вами.
 Но пришёл к тебе за другим. В этом здании я ощущаю сильный источник злой энергии. И сейчас тебя от него избавлю.
- А вот это интересный поворот, - подумал академик, - Даже интересно, что это будет. Неправильно заряженная водопроводная вода или отравленные продукты в буфете.
Но вслух сказал:
- Ну что ж, веди.
К величайшему изумлению Иванова Арий вывел его прямо к заглушенному после аварии реактору. Не успел академик даже просто сформулировать своё изумление, как старик шагнул ко входу.
Дверь в помещение реактора была закрыта и завешена освинцованным брезентом. Последний был на случай входа в заражённую зону. Чтобы через открытую дверь радиация не проникала в чистое помещение.
Но Арий скрылся за пологом. Затем было слышно, как лязгнул замок.
Академик прильнул к небольшому окошку из толстого освинцованного стекла. Было видно, как старик вытянул руки в сторону реактора и застыл. У Иванова сжалось сердце от жалости к этому странному старику. Да он его почти не знал, но старик так вовремя помог ему с людьми.
Излучение в аппаратном зале было такое, что здоровому человеку хватило на смертельную дозу и 15 минут. Значит старику хватит и 5 минут.
- Надо что-то делать, - промелькнуло в голове у академика. Он выскочил в коридор и остановил проходившего мимо сотрудника.
- Собирай аварийную бригаду! Срочно! С всем снаряжением! Давай! Бегом!
А сам вернулся и стал завороженно смотреть в окошко. Старик продолжал стоять в той же позе совершенно неподвижно.
Прошло уже полчаса. Собралась аварийная бригада в защитных костюмах с приборами. На их недоумённые вопросы Иванов показал через окошко на неподвижную фигуру старика.
Пока решали, что делать, лязгнула дверь и, откинув полог, к собравшимся вышел Арий с опущенной вниз головой.
- А кого встречаем?
- Семёнов, приборы! – скомандовал академик.
Семёнов вытянул вперёд дозиметр и с удивлением сообщил:
- Всё чисто, Сергей Николаевич.
- Да не стесняйтесь! Проходите! – рассмеялся Арий.
Семёнов нерешительно прошёл сначала за занавес, а потом и за дверь уже в сам зал.
- Сергей Николаевич! Всё чисто! Излучение лишь вдвое превышает фоновый показатель.
Теперь и остальные сотрудники во главе с академиком вошли в зал управления реактором.
Это был подарок неслыханной щедрости. Иванов уже в уме просчитывал варианты работы, при которой центр смог бы закончить тему в срок. И тут он увидел, что Арий стоит по-прежнему с опущенной головой.
- Тебе плохо, старик! Ты что такой невесёлый!? Это ж такое чудо сотворил и грустишь! Ну спасибо!
Голова Ария поднялась. Глаза его не горели. Они слепили невыносимо ярким светом. Иванов от неожиданности закрыл свои глаза и прикрылся кистью руки. Но поток света пробивал не только веки, но и ладонь так будто они были стеклянные. И лишь кости слегка задерживали световой поток. В тенях костей он даже различил утолщение, след давнишнего перелома. Он сдался и отвернул голову.
- Помилосердствуй, уважаемый! Ты меня ослепишь своим сеянием!
Арий опять опустил взгляд к полу.
Академик также отвернулся от собеседника. И в этот момент увидел в руках одного из пришедших сотрудников чёрные очки. Это были не просто солнцезащитные очки. По затемнению они приближались к маске сварщика. Но помимо этого стёкла были ещё покрыты свинцом для защиты от радиации. Иванов вырвал из рук подчинённого очки и протянул их Арию.
- Умоляю, одень их. Не губи моих людей.
Арий одел очки. За тёмными стёклами его глаза уже не слепили, а лишь сверкали двумя фонариками. Он улыбнулся.
- Я не очень смешон в этих стёклах?
Иванов поспешил заверить, что старик имеет очень серьёзный вид.
- А кто будет сомневаться, то предложи им вид без очков. Они поймут, что были не правы.
Арий расплылся в улыбке. И тогда Иванов решился на ещё один вопрос.
- А теперь скажи мне. А это зачем тебе надо?
- Это надо тебе. А за это ты выполнишь мою просьбу.
- И какую же?
- Настенька и её семья должны жить в отдельной квартире.
- Ну это не так просто, старик.
- А разве у тебя бывают простые задачи?
- И то верно, - подумал академик, а вслух сказал:
- Это зависит не только от меня. Распределением квартир занимается профком. Что я им скажу? Ты творишь большие чудеса. Но кто мне поверит, если я им буду о них рассказывать? Да, мы в конце года сдаём дом для сотрудников, но Алексея в списках в этот дом нет.
- Ты - учёный муж. И найдёшь аргументы. Напомни хотя бы о спасённых жизнях.
- А ещё и спасённом реакторе, после закрытия которого вставал вопрос о закрытии всего города, - подумал про себя Иванов, - так что, если подумать, то квартира не слишком большая цена.
- Не слишком большая цена, - эхом раздался в мозгу академика голос Ария.



Но прошло ещё пара дней. Больные уже пошли на поправку.
- Настенька! А дальше сама управишься. Без меня. Я уже и Олега собрал.
Арий вытащил из какого-то угла новый рюкзачок, кирзовые сапоги и телогрейку.
- Господи! Да, когда ж он успел!? Да и где же в их комнате он мог всё это прятать? – подумала Анастасия. А ещё она подумала, что неужели вот и всё, что кончилось их, такое долгожданное, свидание?
А вслух сказала:
- Я же сказала, что Олежку не отдам!
Но сын, видимо, был другого мнения. Он быстро переоделся и взял рюкзак.
- Не пущу! – начиная сердиться, твердила женщина.
- Ну тогда давай чайку попьём и всё обсудим.
Анастасия вышла на кухню греть чайник. А когда вернулась, то комната была уже пуста. От отчаяния она присела на диван. По лицу её катились слёзы. Она немного успокоилась лишь, когда со двора пришла дочь. Последняя была удивлена, что мать уложила её вместе собой и долго целовала. А ещё говорила, что очень любит и никогда никому не отдаст.

                17.
Вот и настал день выписки. Группа мужчин, ещё бледных и осунувшихся, но уже самостоятельно вышедших на улицу, и, хотя бы уже потому, весёлых. Их развезли по домам. Анастасия в сопровождении Игоря и Алексея зашла в квартиру. Там их уже ждала Татьяна, приготовившая праздничный обед.
В разгар этого семейного праздника раздался звонок.  Пожалуй, правильнее будет сказать коммунального праздника. Это к ним в гости пожаловал сам академик Иванов с бутылкой шампанского и большим букетом цветов.
Он вручил цветы Анастасии, промурлыкав ей несколько комплементов о её красоте и врачебных талантах. И, оставив мужчинам открывать и разливать шампанское, увлёк женщин в коридор, где и раскрыл им основную цель своего визита.
- Голубушка, Анастасия Кирилловна, наших мальчиков надо восстановить полностью. А потому на днях они улетают в санаторий на Воды.
Он на мгновение замолчал, видя удивлённые лица женщин, а также стараясь помягче сформулировать следующую фразу:
- Но, к сожалению, времени потеряно много. А потому я попросил их взять с собой записи. У них будет время их… привести в порядок.
Женщины, ничего не понимая продолжали смотреть на академика.
- Голубушка, - уже обращаясь к одной Анастасии, - но вы же их знаете. Они же не только о процедурах, но и про сон и еду забудут, дорвавшись до работы. Пожалуйста, проконтролируйте их на Водах. Вы же их вели, вот и там продолжите. А Танюша вам поможет. Она всё равно в отпуске. И последнее. Путёвки подвезут послезавтра к самолёту. Я уже договорился о спецрейсе. А теперь давайте по глотку шампанского, и я побежал. Извиняюсь, дела.


Санаторий? Курорт? Она и в отпуске- то была только раз. В декретном, когда рожала дочь. Больше как-то не получалось. Не отпускали дела. А тут ещё и с мужем.
Выздоравливающим учёным было выделено несколько двухместных номеров в конце коридора санатория Академии Наук. Когда все после размещения вышли на ужин, Татьяна, дёрнув слегка за рукав Анастасию, пошутила:
- Я думала это курорт. А это та же наша коммуналка.
- Только теперь она значительно расширилось, - улыбнувшись, ответила Анастасия.
Почти неделю женщины старательно выполняли поручение академика. Но уже на седьмой день по заезду к Анастасии подошла главврач санатория. И после тысячи извинений запросила о помощи. На Водах в санаториях было много врачей, но все они курортологи. Хоть и разных направлений. Хирургов было мало. Уровня Анастасии не было вообще.
- Анастасия Кирилловна, выручайте! Одному уважаемому человеку плохо. Нужна срочная операция, но наши не берутся делать.
Уважаемым человеком оказался директор местного колхозного рынка. В те времена торговцы, торгаши как их тогда презрительно называли, уважением не пользовались. Анастасия думала, как бы ей отказаться от операции. Но врать она не умела. И решила, что при осмотре найдёт причину для отказа.
В больничной палате, куда её привели, она увидела седого мужчину лет пятидесяти. Вместо правой ноги из штанины торчала палка в качестве протеза.
На стуле висел пиджак с орденскими колодками.
Мкртчан, Гайк Саркисович в начале войны кончил шестимесячные курсы лейтенантов. Начал воевать под Москвой, закончил на Курской дуге, где был ранен и лишился ноги. После выписки из госпиталя ему, как хорошему организатору и человеку кристальной честности, поручили руководить местным колхозным рынком. За прошедшие с тех пор годы его кристальная честность слегка потускнела, но опыт организатора только возрос. И, потому рынок он держал в идеальном порядке.
Он повернулся и своим потускшим взором взглянул на вошедших. Внезапно в его глазах загорелся огонь, морщины начали разглаживаться. Даже седые повислые усы слегка приподнялись вверх.
- Сестричка, это ты? Сестричка! Настёна! Да быть такого не может!
Он попытался встать, но не смог.
- Не узнаёшь? Ты меня тогда спасла под Лихославлем.

Её давно никто не называл Настёной. А слово «сестричка» опять возвращала её в госпиталь, в военные годы.  В памяти Анастасии всплыло воспоминание о тяжёлых и затяжных боях подо Ржевом. Немцы в очередной раз отбили деревню, которую Красная Армия за день до этого взяла. Выжившие артиллеристы принесли на руках в госпиталь своего командира. Это был жгучий брюнет лет 25. Молодой, красивый, если не считать излишне большого носа. Ранение его было столь тяжёлое, что дежурный врач отказался его принимать и отправил к Арию с Настей, как к последней надежде.
Настя ещё тогда удивлялась тому, как много времени и своей крови Арий тратил на этого лейтенанта.
- Настенька! Мэн – это на многих языках «человек», «люди». Армен – это человек Ария. Это единственный народ, который не отказался от моего имени, - пояснил ей Арий.

- А вот под Курском, сестричка, тебя не оказалось. И я остался без ноги. А у тебя в помощниках был ещё странный дед. Жив ли он теперь? Хотя вряд ли. Столько лет прошло.
Анастасия чуть не рассмеялась в лицо больному. Она поперхнулась, сдерживая смех. Но правду сказать было нельзя. А потому женщина озвучила то, во что недавно верила она сама.
- В середине мая 1945 года мы попали в засаду. Тогда его и убили.
- И это уже после победы. Жаль. Хороший был дед, добрый. Ну да он хоть пожил, а сколько молодых погибло…
А на следующий день была операция. И вновь Анастасии пришлось разбираться с последствиями войны. В брюшной полости многие органы и сосуды оказались повреждёнными и срослись неправильно. На шрамах в сосудах появились наросты холестерина. Приходилось всё вырезать и соединять снова, благо это у Анастасии получалось превосходно.
Местный хирург, ассистировавший Анастасии вместо медсестры только для того, чтобы оценить заезжую знаменитость, после операции долго был не в состоянии вымолвить слово. И лишь при расставании решился сказать:
- Анастасия Кирилловна, тут недалеко от больницы есть фотоателье. Может зайдём сфотографируемся.
- Да я вас совсем не знаю, чтобы фотографироваться на память.
- Мне нужна лишь ваше фото. Я повешу её в операционной и буду молиться вам при каждом сложном случае. Вы – богиня скальпеля, Анастасия Кирилловна.
- Ах, коллега! Да вы просто не видали богов!
И они разошлись. Она не стала рассказывать ему о знакомстве с Арием. А хирург полагал, что она имела в виду московскую профессуру.
Уже на третий день утром бодрого и заметно помолодевшего Мкртчана выписали из больницы. А вечером того же дня в номер Анастасии доставили корзину фруктов и плетёную десятилитровую бутыль вина.
Слухи об уникальной операции моментально разошлись сначала в медицинской среде, а затем и среди больных. И потянулись ходоки и просители. Анастасия и сама не заметила, как стала каждый день делать по одной, а то и по две операции. После завтрака её увозила Скорая помощь в больницу и возвращала только к обеду. Надзор за мужчинами пришлось оставить на Татьяну.
И всё же это был отпуск. После обеда она «выгуливала» мужа, или просто тихонько лежала на кровати и смотрела как Алексей работает.
А вечерами мужчины собирались вместе в холле и устраивали диспуты. Или пели песни под гитару. Песни Вертинского или молодого и малоизвестного Окуджавы. Или устраивали танцы под патефон. На десять кавалеров было всего две дамы. И последние к своей радости постоянно кружились в танце, когда мужчины возвращались к проблемам физики.
Многие годы спустя Анастасия вспоминала этот отпуск, как самое счастливое время в жизни.


                18.
По возвращении с курорта жизнь Анастасии вернулась в прежнее русло. Это Работа, и ещё раз работа с редкими свободными вечерами. В эти вечера особенно остро всплывала чувство нехватки сына.
В один из таких вечеров, а было уже 30 августа, Алексей читал дочке на ночь сказку про дядю Стёпу, Анастасия приводила в порядок дочкино платье.
Покончив со сказкой Алексей повернулся к жене:
- А где же наш путешественник? Не случилось ли чего? Не пора ли подавать в милицию заявление?
- Завтра схожу, подам.
Они замолчали. Только было слышно, как дочка, то же вспомнившая о брате, стала шмыгать носом, готовая заплакать.
Внезапно раздался дверной звонок. Анастасия открыла дверь. Перед ней стоял среднего роста мужичок с копной выгоревших волос, обгорелым серьёзным лицом. Он был одет в телогрейку. Обутые в кирзовые сапоги, ноги были широко расставлены.
Мужичок поклонился Анастасии, коснувшись пальцами правой руки дверного порога:
- Мир дому сему, матушка Анастасия Кирилловна!
Она не узнала сына. Он подрос примерно на полголовы. Несколько раздался в плечах, хотя и был ещё по-детски узкоплеч. Но главное, это не по возрасту серьёзное лицо.
- Сынок! Это ты?!
Полная ребячьей непосредственности, чистая улыбка смела напускную серьёзность с лица подростка.
- Это я! Это я, мамочка!
И бросился к ней на шею.
Это был он! Её Олежка!   
                ВЕЛЕС.
                1.
В сауне бывшего профилактория бывшего научного центра в городе N гуляла братва. На столе, стоявшем в комнате отдыха, ещё стоял старорежимный самовар. Предполагалось, что отдыхающие сотрудники научного центра пили чай. Но эпоха сменилась. И потому на столе вокруг самовара стояли в беспорядке бутылки с самым разнообразным алкоголем. Всё свободное от алкоголя место занимали тарелки с закусками. Братва любила гулять широко. А ещё братва любила приглашать на эти посиделки жриц коммерческой любви. И сейчас эти наяды плескались в небольшом бассейне сауны. А для полноты кайфа в углу комнаты на маленьком столике стояли две коробки. Одна с травкой, вторая с коксом.
Седой, пахан братвы, разрешал своим подчинённым расслабиться, и сам оплачивал такие вечера по пятницам. Но в остальные дни недели установил в своей банде жёсткий сухой закон. Он знал, что дела можно делать только на трезвую голову. С тяжёлыми же наркотиками Седой как мог боролся не только среди своих, но и во всём городе.
В тот вечер Седой как всегда сидел во главе стола и наблюдал за происходящим. Он не поднимал стаканы и не говорил тосты. Перед ним стоял небольшой маленький заварочный чайник и маленькая чашка. Но пил он не чай. Чёрная жидкость цвета гуталина и такого же вкуса называлась чифир.
К чифиру Седой пристрастился на зоне, которой отдал 15 лет. После освобождения он так и не смог изменить своей привычке и перейти на алкоголь. Последний лишь туманил мозги и клонил ко сну. То ли дело чифирчик. Всего пара маленьких глотков прочищали мозги, и ускоряли ход мыслей. Стоило сделать ещё несколько глотков, и голова начинала работать в таком бешенном темпе и так проникала в суть вещей, выдавая совершенно невероятные идеи, что все просто диву давались.
Но и тут, конечно, надо было знать меру. Ибо всего несколько лишних глотков уводили от реальности в мир грёз, мало отличающийся от грёз наркомана. Но Седой свою меру знал. Эксперименты, поставленные над собой на зоне, не прошли даром.   
Веселье уже было в самом разгаре, когда намётанный глаз Седого уловил нечто странное. Молодой парень по кличке Дрозд (вероятно имел фамилию Дроздов) недавно посадивший одну из девиц себе на колени, внезапно замер. Затем он лёгким движением рук освободился от девицы, встал и странной походкой направился к Седому. Последний, помимо странной походки Дрозда, отметил и застывшие, как бы остекленевшие, глаза его с зауженными в точку зрачками.
Подойдя к пахану, Дрозд на секунду замер и каким-то чужим голосом, от которого даже Седого на мгновенье взяла оторопь, изрёк утробным басом:
- Я назначаю тебе стрелку. В полночь. Под городским мостом. Есть дело.
Взяв себя в руки, Седой оглядел своего бойца, явно перебравшего сегодня. Резким движением он дал Дрозду сильнейшую пощёчину.
- Иди проспись, стрелочник! Завтра поговорим.
Но парень даже не шелохнулся и лишь снова повторил:
- В полночь. Под мостом. Или пеняй на себя.
Это было уже слишком. Седой сжал кисть в кулак и двинул Дрозда в челюсть. От чего последний отлетел к стене и медленно сполз на пол. Уже усевшись на полу он уронил голову на грудь и замер.
Прошло с полминуты. Братва затихла, наблюдая происходящее.
- Да жив ли баклан. Вроде и ударил в полсилы, - подумал Седой и уже хотел проверить пульс на шее Дрозда.
Но тут тело дёрнулось. Голова поднялась. Испуганные глаза уставились на пахана.
- Седой, за что ты меня?
- А ты уже забыл, баклан, что мне стрелку забивал. Тут говори, что хотел, - еле сдерживаясь, проговорил Седой, выделив ударением слово «тут».
Стрелку? Какую стрелку? Ты о чём? – с неподдельным удивлением ответил Дрозд. И оглядевшись добавил:
- А куда Ксюха убежала?
Братва дружно взорвалась громовым хохотом. Девицы тоже подхихикивали в такт своим кавалерам.
Не смеялся один Седой. До него стало доходить, что происшедшее не бред пьяного, а нечто другое.
- Одевайся. Жду на улице, - приказал Дрозду.


                2.
Седой взял сигарету, и, разминая её, вышел во двор профилактория. Стоял тихий тёплый вечер. Но август, уже укравший у дня для ночи пару часов, погрузил всё во тьму. Остановившись на крыльце, он закурил.
- Хорошо-то как! Нет ни шума, ни крика. Нет уже надоевших физиономий его братвы. Эх, бросить бы всё да поселиться где-нибудь в тайге на заимке. Чтоб кругом никого. Только ты один. Ну, может с какой-нибудь бабцой. Да нельзя. Поставили смотреть за городом.
Докурив, Седой спустился с крыльца и прошёл к машинам. В одной из них сидели два Коляна Женатика. Ещё не так давно они тоже веселились со всей братвой. Но где-то год назад к нему заявилась жена одного из них и по своей бабской дури хотела устроить скандал. Мол она не позволит своему мужу развлекаться с проститутками. При этом перешла сначала на крик, а потом и на визг. Наверно думала этим завести Седого. Но он только рассмеялся ей в ответ. Не ожидавшая такого ответа женщина сразу сникла и заплакала. Но и женские слёзы на Седого не подействовали, но заставили его прервать молчание.
- Да ты не кипишуй, сердитая! Твой Колян сидит все вечера в машине и покой братвы охраняет. Да и развести по домам надо же кому-то трезвому.
Уж не знаю почему, но женщина поверила Седому, и успокоенная ушла прочь. А пахану только оставалось смеяться над женской доверчивостью. Он даже братве этот случай рассказал для поднятия настроения. И так смеялся дня три, пока не посмотрел на этот прикол с другой стороны.
А ведь действительно вся братва гуляет. Если кто по их душу заявится, то они же даже пикнуть не успеют, не то что стволы вытащить. Так не посадить ли женатиков охранять братву. И ему спокойней, а уж как жёны рады будут. При этой мысли он усмехнулся, как хорошему анекдоту.
И, когда пришло время очередных пятничных посиделок, Седой приказал Коляну, мужу жалобщицы, и другому Коляну сидеть в машине и охранять братву. Коляны пытались возражать. Но Седой был настойчив, аргументировав свой приказ фразой: «А не надо было жениться». И под жеребячий гогот остальной братвы повёл всех в сауну.
- Заводи. Надо съездить к мосту. И проверь стволы на всякий случай.
Из дверей профилактория показался Дрозд. Машина заурчала, и четвёрка поехала к мосту.

                3.
Не доезжая квартал до моста, они свернули в переулок. И обогнув по переулку квартал, машина выехала на берег реки. И почти уже у самой воды проехала по берегу к мосту. Берег под мостом был любимым местом городских рыбаков. Сюда приходили затемно, чтобы встретить зорьку. Приходили и среди дня. Но сейчас, в начале ночи тут обычно не рыбачили.
Машина остановилась метрах в 50 от моста. Когда переключили свет с ближнего на дальний, то увидели одинокую сгорбленную фигуру, сидевшую на бревне лицом к реке.
Седой повернулся к Дрозду:
- Иди, прогони рыбака. Нам свидетели ни к чему.
Дрозд вышел из машины и не спеша пошёл к сидевшему. Подойдя поближе он смог осмотреть рыбака. На коренастой широкоплечей фигуре сидела лысая голова со всклоченной бородой.  Рыбак видимо собирался сидеть всю ночь. Судя по одежде. А одет он был в суконную рубаху, поверх которой была овчинная безрукавка мехом наружу. Были также суконные штаны, заправленные в короткие сапожки.
- Эй, старый! Сматывай удочки и вали отсюда! – крикнул Дрозд, и только тут заметил, что никаких удочек у рыбака нет.
Рыбак медленно повернул голову, окинул Дрозда взглядом, полным презрения.
- Слышь, щегол, тебя, что не учили старших уважать?
Было слышно, как загоготали прерывистым смехом Женатики с Седым. Не желая быть посмешищем среди братвы, Дрозд подлетел к старику и занёс руку для удара.
- Да я тебя!
Что произошло дальше со стороны было незаметно, но тем странней и страшней это было.
Внезапно старик встал. Его рука рванулась вперёд, схватив железной хваткой за локтевой сустав правую руку Дрозда. Последний попытался выдернуть руку из чудовищной хватки железной кисти, но всё было бесполезно.  Кисть ещё сильнее сжалась. Нечеловеческий крик Дрозда заглушил хруст костей его руки. Локтевая часть руки была сложена вдвое. Дрозд умолк и потерял сознание.
Женатики схватились за стволы. Но Седой остановил их. Такой старик ему нужен был живой. И, желательно, в качестве союзника.
Седой сам пошёл на встречу рыбаку.
- Остановись. Ты же хотел поговорить со мной, а не калечить моих людей. Говори, что хотел, и разбежимся.
- Ты не торопи. Или тебе есть куда спешить? А может ты боишься, что без вас девки заскучают? Дело у меня есть к тебе, Седой. Надо одну бабку прижать.
- Бабку? Какую ещё бабку? Твою что ли? Или сам уже справиться не можешь? И. вообще, кто ты такой. Я что-то в городе тебя не видел.
Седой засмеялся. Женатики угодливо засмеялись в след пахану.
Старик пропустил мимо ушей обидный смех. И не спеша представился:
- Я. Велес, бог подземного мира, скота и богатства. А в город я только прибыл. Потому ты меня и не видел.
Негромкий утробный бас Велеса был полон такой твёрдости и самоуважения, что смех у Седого и его спутников внезапно прошёл. И все они застыли в ожидании, что же будет дальше. Светящиеся в темноте глаза Велеса всё больше завораживали их.
- Мне нужна бабка, которая служит врачом в вашей больнице. Её надо взять и подержать где-либо два-три дня.
-Ты говоришь о Бессмертной? Но зачем она тебе? И что Я с этого буду иметь.
- Она мне нужна не она, а тот, кто за ней придёт. А пока ты сможешь выбить у неё согласие на переоформление её квартиры. Ты же понимаешь, что одной бабке трёхкомнатная сталинка ни к чему. Это и будет твоей платой.
Седой задумался. Он, конечно, знал, что Анастасия Бессмертная проживает одна в большой квартире. И была бы это какая другая бабка, он бы даже и не сомневался в этой затее. Но Бессмертная была известна всему городу. Мало этого очень много в городе зависело от её усилий.
Было о чём подумать Седому. Как-то так получилось, что после развала Союза и закрытия научного центра, из всех предприятий в городе успешно работала одна больница. И держалась больница на талантах хирурга Анастасии Кирилловны и организаторских способностях главврача, сумевшего монетизировать таланты Бессмертной. Да так успешно монетизировать, что и городскую поликлинику умудрялись содержать из своих доходов. Что было очень кстати, т.к. городская казна была пуста.
И что? Теперь наезжать на старую? Так это же весь город сделать своим врагом.
- Это плохая идея. Я потеряю многократно больше, чем стоит её сталинка. У меня же весь город во врагах будет. И вряд ли удастся откупиться от властей.
- Что ж, не хочешь её квартиру, тогда я дам тебе золото. Много золота. Да и ту, которую вы неправомерно называете бессмертной отпустишь целой и невредимой. Мне она нужна, как наживка. За ней придёт страшный монстр людоед. Вот его я и хочу убить.
- Монстр? Людоед? Ну ты сказочник! Да разве такие бывают?  А сам-то намного лучше? Вон как Дрозда покалечил.
- Бывают, Седой, бывают. Ему вырвать сердце из твоей груди – плёвое дело. А полакомиться этим сердцем – его любимое развлечение.
Женатики снова загоготали от такой невероятной байки. И только лицо Седого всё больше становилось каменным и хмурым. Он вдруг вспомнил, как на зоне ему как-то рассказывали байку о таком монстре, и как он тоже смеялся от невероятности ситуации. Но сейчас, услышав ту же историю от совершенно другого источника, у него шевельнулась мысль, а неужели это была правдивая байка.
Перед глазами Седого как на яву встала картина. Вечером на нарах в бараке собрались зеки. Один весьма пожилой законник, желая развлечь собравшихся, поведал байку о трёх зеках, что чалились когда-то давно на этой зоне и однажды решились на побег. Эта троица вполне успешно оторвалась от погони и вышла к городу N., собираясь прибарахлиться для дальнейшего пути. И вот тут они напоролись на маньяка, который вырвал сердце у двоих беглецов. Причём не вскрывая грудную клетку. Третьему тогда удалось бежать. Он тогда был так напуган, что сам сдался в ментовку. Когда возвращённый беглец рассказал это зекам на зоне, то ему никто не поверил. И лишь много позже писарь из канцелярии принёс весть, что рассказ беглеца был правдив. Но это было так давно. Судя по байке маньяк уже тогда был стариком. Давно уже наверно кони двинул где-нибудь в тайге.
Лицо Велеса расплылось в презрительной ухмылке. Похоже он читал мысли Седого.
- Ошибаешься. Тот, кто мне нужен не относится к смертным. Года ему как часы для вас. Да и убить могу его только я, чтобы избавить людей от страшной угрозы. А вам, как он придёт лучше сидеть и не высовываться.
В голове Седого начали складываться пазлы в картину. Колдун, что стоит перед ним, хочет убить другого.  В то, что Велес замыслил убийство ради спасения всех людей Земли, Седой не поверил сразу. Но какое ему дело до истинных мотивов, если ему предлагают золото. Вот это его интересовало гораздо сильнее.
- Старик, а где твоё золото? И сколько его будет в моей доле?
- А сколько ты хочешь? Вес барана тебя устроит?
- Это как вес барана?
Велес не ответил. Он стал молча стягивать с правой руки перчатку.
И только тут Седой обратил внимание, что Велес был в кожаных перчатках. Это были странные перчатки с двумя отделениями для большого пальца. Когда перчатка была полностью снята, Седой заметил на кисти два больших пальца с заострёнными, больше похожими на когти ногтями. Впрочем, такими были и все остальные пальцы.
Таким вот заострённым ногтем указательного пальца Велес небрежно показал на постанывающего Дрозда.
- Он тебе нужен?
- Да нет, к чему мне такой калека. Был только на голову, теперь ещё и на руку, - ответил Седой, ещё не понимаю к чему этот вопрос.
Велес склонился над Дроздом и положил оголённую руку ему на голову. Раненный издал истошный крик, который впрочем тут же оборвался. И на глазах у остолбеневших от нереальности происходящего братков тело Дрозда стало сжиматься и приобретать металлический блеск.
Когда процесс закончился перед изумлёнными зрителями лежала фигурка чуть более полуметра.
- Принимай. Это первая часть твоей доли.
Седой посветил фонариком. Фигурка, которая когда-то была Дроздом отливала жёлтым металлическим цветом. Похоже это и вправду было золото. Правда надо будет отдать проверить.
- Но почему такая маленькая фигурка?
Велес довольно рассмеялся.
- Да ты похоже в школе двоечником был. Закон сохранения материи никто не отменял. Ты попробуй его поднять сначала.
Фигурку Седой поднял, хоть и не без напряжения. Похоже в ней действительно было около 70 килограмм, примерно столько и весил Дрозд. Золото же гораздо плотнее органики, а потому и объём занимает меньше.
И тут пахана пробило. Чифир ещё бурлил в его голове. И сразу возникла идея, как можно благодаря этому колдуну решить сразу множество давно мешающих ему жить вопросов. А если точнее, то людей, что мешали Седому крышевать город. И не то, чтобы их убрать было так сложно. Но останется труп, за трупом потянется уголовное дело. Зачем ему эта запара? И вот подвернулся случай не просто утилизировать тела. Нет, можно превратить их в золото. Нету тела, нету дела. С этой пословицей согласны не только урки, но следаки.  А уж золото он придумает как легализовать.   
Пахан оторвал взгляд от золотой фигурки и осторожно улыбнулся Велесу.
- Перчаточку одень, благодетель. На сегодня чудес хватит. В машину и едем домой. А вопрос со старухой мы решим завтра.
Впрочем, по дороге домой они заехали в профилакторий и разогнали всё ещё гулявшую братву по домам


                4.
В то утро Анастасия выпила чашку зелёного чая с кусочком сыра. Чай придавал бодрость. А небольшой кусочек сыра восполнял силы, не позволяя при этом откладываться лишнему жиру. Одевшись вышла на улицу. Ветерок, ещё не потерявший ночную прохладу, бодрил и настраивал на работу. Ради этого настроения Анастасия теперь предпочитала ходить пешком. К тому же эта прогулка заменяла ей зарядку. Зарядку, которую она всё собиралась начать делать, да так пока и не собралась.
А ещё на улице светило Солнце, которое одно давало Анастасии море энергии. Она не так давно открыла, что достаточно закрыть глаза и подставить лицо Солнцу, как через минуту уходило плохое настроение и все дурные мысли, а весь организма переполнялся живительной энергией. В особо напряжённые дни она выходила в больничный сквер и сидела несколько минут на скамейке, подставив лицо животворным лучам Солнца. Этих нескольких минут вполне хватало чтобы напитать тело энергией, упорядочить мысли в мозгу, а также снова заставить и тело, и мозг подчиниться силе воли.
Выйдя из дому, Анастасия привычно на секунду подставила лицо лучам Солнца, а затем склонив голову, чтобы не щуриться от яркого света, пошла по улице. Она, разумеется, не заметила, как из стоявшей чёрной машины вышли двое мужчин. Последние схватили женщину за руки, и не особо церемонясь затолкали её в машину на заднее сиденье. И только в машине, немного придя в себя от неожиданности, Анастасия начала понимать, что её похищают.
Она пыталась возмущаться, пыталась освободить руки. Но всё было бесполезно. Мужчины были явно сильнее её. И тут, сидевший на переднем сиденье мужчины, видимо самый старший из похитителей, и дожидавшийся пока Анастасия прекратит сопротивление, прекратил молчание.
- Да успокойтесь же вы, уважаемая! Я решил пригласить вас к себе в гости. Замучили поди симулянты- нытики. Отдохнёшь у меня пару дней, отоспишься. Радовалась бы такой возможности.
И уже обращаясь к подчинённым, Седой добавил:
- Мешок на голову оденьте.
Так что ко особняку Седого Анастасия подъехала уже с мешком на голове и не могла понять, куда её привезли.
В подвале особняка, помимо прочих помещений, располагалась сауна. В неё и провели пленницу. Когда с головы Анастасии сняли мешок, Седой жестом показал на помещение,
- Располагайся. Можешь включить сауну и погреться, если спать надоест. Полотенца и халат на вешалке. Обед будет в час.
Видимо эта фраза успокоила пленницу, и она попробовала снова начать возмущаться.
- Немедленно отвезите в больницу! Меня ждут больные! Вы что себе позволяете!
Она обращалась к Седому. Но из-за стоящих рядом братков вышел человек, явно непохожий на этих бандитов. Это был мужчина среднего роста со столь широкими плечами, что казался квадратным.  Лысая голова его синела татуировками.
- Спи! А как проснёшься, зови на помощь. Ты знаешь КОГО. А сейчас СПИ!
В его глазах вспыхнул огонь, который высасывал из Анастасии не только все страхи и заботы, но волю и стремление к действию. Мозг засыпал. Картинка в глазах начала расплываться, пока сомкнувшиеся наконец веки не погрузили женщину окончательно в сон.
Велес ловко подхватил начинавшее падать тело и положил его на кушетку.
Затем он повернулся к Седому.
- Наживка на крючке. Будем ждать поклёвки. А пока ждём я готов заняться твоими делами.
                5.
Первым в списке Седого стоял Ваха.
Ваха, он же Вахтанг Иоселиани, был тоже коронованным вором. Но принадлежал не русской, а грузинской ветви преступного мира. У этих ветвей между собой постоянные тёрки, иногда переходящие в войны. И было из-за чего. Грузины далеко ушли от былых законов преступного мира, которыми ещё руководствовались русские авторитеты. Поговаривали, что в Тбилиси и короновать могут любого желающего за это проплатить. Любого, даже не чалившегося на нарах.
Седой поначалу и Ваху подозревал в этом святотатстве. Но ему сообщили, что Иоселиани всё же сидел 3 года по молодости. Это конечно тоже не срок. Скорее всего сам напросился. Была на Кавказе такая странная идея, что уже не армия, а именно зона является школой жизни.
Впрочем, это была не вся правда. Лишь часть её, что законники выливали в уши своих шестёрок. Главное же заключалось в том, что в стране назревал передел собственности, во время которого надо было урвать наиболее жирные куски. Но как это сделать, если начавшая в стране гиперинфляция изрядно сократила покупательную способность общаков. Ведь общаки держались в рублях.
И не важно налом или раскиданы по десяткам сберкнижек. Они всё равно таяли как снег в апрельский день. А тут ещё явились «гости» с Кавказа. Они свои накопления предпочитали держать в золоте. Не важно каком. Ювелирка, монеты или просто золотой песок из Сибири. Но в золоте. А теперь с разрешением торговли валютой это золото поменяли на баксы и высадили десант в регионе для скупки недвижимости.
Ваха со своими сыновьями Анзором и Гогой поселился несколько месяцев назад в их городе. Основал в здании одного из бывших кафе шашлычную и вёл себя пока тихо. Но Седой понимал, что Ваха пока осматривается, проводит так сказать разведку. Пока его интересовали только магазины. Но это только пока.
Седой пытался наехать на Ваху, посылал своих братков, требовал дань за «крышу». Но тот посланцев выгонял. Мало того, сам начал подминать под себя торговцев и остатки кооперативов. Так что разборка с пришельцами становилась насущной необходимостью. Седой лишь обдумывал как это сделать так, чтобы не вызвать повышенный интерес милиции.
Но теперь, имея такого союзника как Велес, из банальной криминальной разборки Седой решил устроить спектакль. А потому он с утра позвонил Вахе:
- Привет, дорогой! Как здоровье?
- Спасибо! И тебе не хворать.
- Ваха, ко мне приехал один авторитетный человек. Я хотел бы его угостить твоим шашлыком. Да и всех своих тоже. Так что режь барашка. А мы к обеду подъедим.
- Что же ты, Седой, свою поляну не накрываешь?
- А вот представь себе, решил приподнять тебя богатым заказом. Да и посторонних глаз днём у меня слишком много.
В 14 часов, как и обещал, Седой подъехал с братками к шашлычной.
               
                6.
- Ба! Да ты опять в обновке!
Так приветствовала дежурная медсестра пришедшую сменщицу
- Ну-ка, Ленка, повернись!, и, дождавшись, когда Ленка повернулась вокруг себя, добавила с восхищением:
- Хороша! Хороша! Прямо по тебе сшито.
Муж Елены, когда в ядерном центре начались перебои с зарплатой, стал челноком, т.е. возил из Китая и торговал их им на городском базаре. Елена же по женской слабости к нарядам, не упускала возможность выбрать из привезённого товара что-либо интересное пофорсить в нём 2-3 дня. А то и оставить себе на совсем. Вот и сейчас она пришла в новой китайской ветровке, с которой ещё не оторван ярлык. Муж Елены с этой слабостью смирился. И даже стал использовать её, как своеобразную рекламу своего товара. Ибо время от времени его супруга приходила уже без обновы, но с деньгами.
- А теперь дай мне примерить, - не унималась медсестра Галя, видя, что Елена уже сняла обнову и взяла в руки свой белый халат.
- Везучая ты, Ленка. Вон какой у тебя мужик оборотистый. А мой всё сидит сиднем в этом дурацком центре. Уж какой месяц без зарплаты.
И вдруг осёклась. Лицо Галины стало из восторженно-завистливого тревожным.
- Ты знаешь, Старуха пропала.
Старухой с некоторых пор стали называть Анастасию Кирилловну.
- Как пропала?
- Так ни вчера, ни позавчера она не появлялась. На звонки не отвечает. Ездили домой. Окна тёмные. Дверь не открывает.
- Да жива ли она? А дверь-то ломали? – весёлые нотки в голосе Елены сменились тревожными. Слишком много зависело от Старухи. Они ВСЕ от неё зависели.
- Ломать дверь. Это с милицией. Может сегодня и будут.
- В отделении всё по-старому. Изменение назначений посмотришь в журнале.
Галина сняла свой халат и уже хотела примерить обновку подруги.
В это время дверь в комнату отворилась, и в неё вошёл старик. Медсёстры сразу узнали его, хотя и не разу не видели. Видеть-то не видели, но многократно слышали его описание в рассказах старшего поколения сестёр о Старухе.
Это был Арий. Его не узнать было невозможно. И всё же не верилось, что это ОН. ОН до мелочей походил на то описание, что давали пожилые медсёстры. Но именно поэтому мозг отказывался ЭТО воспринимать! Ведь прошло 30 лет. А перед ними стоит тот же пожилой мужчина лет 50-60, а не согбенный восьмидесятилетний старец.
Женщины замерли от неожиданности и услышали мягкий, слегка насмешливый голос:
- Я вас не испугал, красавицы? Ой, вижу точно испугал. Ну простите старика. Я Настеньку ищу.
Женщины не сразу поняли, о какой Настеньке идёт речь. Лишь через несколько мгновений они вспомнили, что так называл Старуху колдун. Тот самый колдун, который приходил к ней 30 лет назад.
- Я не нашёл её дома. Где она?
- Анастасия Кирилловна уже третий день не приходит на работу. Жива ли она? Наверно сегодня будут квартиру вскрывать.
- Она жива, мои хорошие. Не надо дверь ломать. Но вот где она?
Арий озадаченно присел на краешек кушетки и погрузился в себя.
- А может… - начала было Галина.
Но Арий поднял руку, и женщина замолчала.
- Настенька жива, и она в городе. Надеюсь, она догадается ещё раз позвать меня. А пока я так похожу по городу.
- Простите, вы не знаете, что с ней?
- Пока нет. Но что-то нехорошее.
Арий вышел в больничный сквер, сел на лавочку и закрыл глаза. Со стороны казалось, что он спит. Но он не спал!
Он напряжённо вслушивался в шум города. Затем стал отбрасывать шум машин, шелест листвы. И так пока не настроился на шум биения сердец. И среди тысяч биений он не слышал ритма биения её сердца. Но вибрации её души Арий ощущал. Анастасия была ещё жива, и она была в городе.
Внезапно Арий вздрогнул. Сквозь какофонию городских шумов до него донёсся отчаянный крик Анастасии:
- Арий! Где же ты? Неужели ты меня не слышишь?!
Всё! Направление определено, и примерное расстояние тоже.
Арий встал и бодрым пружинистым шагом пошёл по улице в сторону, где красовались особняки новых хозяев жизни.
Ещё не дойдя до особняков Арий стал различать тревогу души Анастасии. Наконец он уловил стук её сердца, близкого к отчаянию сердца. Следовало поторопиться, и он ускорил шаг. Конечно можно было бы мгновенно перенестись. Но для этого надо знать конечную точку. А её он пока не знал.

                7.
А в это время Седой в своём особняке беседовал с Велесом. Беседа проходила не гостиной, а в биллиардной на втором этаже подальше от глаз сварливой жены Седого. Хозяин, как всегда, потягивал чифир. А вот Велес пил армянский коньяк. Впрочем, тут скорее подходит термин «глушил», ибо Велес вливал в глотку зараз целый стакан. И делал это с таким видом, будто пил воду. Только с лица его стала сходить обычная суровость, и всё больше и больше расплывалось в блаженной улыбке.  Время от времени Велес после стакана отпускал фразу:
- Добрая брага. Добрая.
Бойцы Седого сидели вдоль стен опустив головы и молча пили сок. Они боялись поднять головы и обнаружить на своих лицах нескрываемую ненависть к гостю хозяина.
Нет, ну Дрозда они может и простили бы ему. Но то, что этот старик вливал в себя коньяк, как воду, в то время, когда они по воле пахана потягивать через трубочку сок. Этого их молодецкое нутро перенести не могло. А потому их раздирала изнутри злоба. Но как эту злобу выплеснешь? Само воспоминание о том, как этот старик неспеша стягивает правую перчатку, бросало в холод отнюдь не робких братков Седого.
А Седой вился плющом вокруг своего страшного гостя. Теперь, когда он полностью зачистил под себя поляну в этом городке, пахана потянуло на область.
Взять под контроль областной центр, а затем и всю область. Это ли не достойное его место в иерархии криминальных авторитетов. Да и подвал к этому времени полностью заполнится золотом.
- Мой подпольный Лувр, - с довольным ехидством думал Седой, мысленно расставляя статуи своих недавних врагов, покрытые свинцом. Последнее, то есть покрытие свинцом золотых статуя пришло Седому после очередного глотка чифира на последней посиделке. Да в самом деле, золотые статуи вызывали и обязательно будут вызывать слишком много вопросов. А вот свинцовые вопросов почему-то не вызывали. Ну разве что кроме одного. Кто этот чудак, что отлил столь уродливые фигуры из свинца? А на тот вопрос у пахан была заготовлена целая лекция. Мол один полусумасшедший художник предложил отлить статуи для украшения дома. Но вместо голых богинь почему-то отлил этих уродов. Свои творения он назвал воплощением Страха, Ужаса и Смерти. Самому Седому смотреть на них противно. Но, говорят, что за кардоном подобным бред в цене. А потому, мол, оставил до поездки за границу, где постарается эти скульптуры сбыть. Такое объяснение обычно всех устраивало. А может задавать дополнительные вопросы Седому просто побаивались.
Внезапно Велес встал и замер. Так замирает собака, учуяв зверя на дереве. Седой и его братки замерли, стараясь даже дышать реже.
А Велес всё вслушивался в тишину, пытаясь различить только ему слышимый звук. Затем он поднял лицо к потолку. Из его глотки вырвался страшный волчий вой. Руки Велеса стали удлиняться, постепенно превращаясь в мохнатые волчьи лапы. Лицо вытянулось в морду с чудовищным оскалом.
Последние слова Велеса, что услышал Седой, было:
- Уводи людей! ОН пришёл!
И огромный волк, выбив стеклопакет окна, выпрыгнул во двор. Во дворе он ещё более увеличился так, мохнатые волчьи уши оказались на уровне окон второго этажа.
А за минуту до этого браток, охранявший вход в усадьбу, заметил согбенного старика с палкой в руке, подходившего к воротам усадьбы.
- Эй, старый! Проваливай пока цел!
Старик разогнулся. Нижний конец палки расплылся в воздухе полудугой от земли до шеи охранника. Удар был такой силы, что сломалась не только гортань. Были выбиты шейные позвонки. Браток упал с шумом замертво.
На шум подбежало ещё два бандита с автоматами в руках.
- Сдаюсь! Сдаюсь! Тут вашему плохо стало.
Но когда братки подошли поближе, намереваясь скрутить старика, руки последнего рванулись вперёд. А когда вернулись в исходное положение, в каждой было по трепещущему сердцу.
В этот момент и раздался первый волчий вой.
- И вот так всегда, - проворчал недовольно Арий, -
- Не дадут спокойно поесть, - и проглотив оба сердца, издал протяжный медвежий рёв.
А затем, разрывая на себе одежду и увеличиваясь в размерах, Арий стал превращаться в гигантского медведя.
Им было тесно на просторном дворе Седого. Гигантский бурый медведь на западных лапах, глаза которого проглядывали в окна третьего этажа, и огромный ме5дведь со странными рыжими и чёрными пятнами на серой шерсти.
Леденящий душу волчий вой соединился с переходящим в инфразвук медвежьим рёвом, от которого крошились и опадали стёкла окон соседних домов  и замирало сердце.
Но вот волк рванул вперёд, пытаясь в прыжке достать до медвежьего горла. Медведь попытался лапой отбить атаку.  Движения не удались обоим. Медвежья лапа не дала волчьим клыкам добраться до горла. Но зато клыки вонзились в лапу. Попытка стряхнуть волка с лапы медведю не удалась. Тогда он ударил по волчьей голове второй лапой. Волк кубарем отлетел в сторону, снеся при этом летнюю веранду на первом этаже дома. Но тут же встал на лапы и в два прыжка оказался в углу двора, от куда он начинал атаку. И тут же бросился в новую атаку. Медведь надеялся на этот раз сразу отбиться здоровой лапой. Но волчьи клыки вонзились теперь уже в эту лапу. И снова удар свободной лапой отправил волка в сторону двора. На этот раз Велес отлетел к высокому кирпичному забору, окружавшему усадьбу Седого. Часть забора и будка охранника на входе с шумом рассыпались по улице.  И снова волк вскочил на лапы и, отряхнувшись, прыжком оказался в исходной позиции.
На этот раз Велес готовился к прыжку немного дольше, несколько секунд. Он скрёб задними лапами землю, издавая негромкое урчание, и, наконец кинулся в атаку третий раз.
Медведь снова пытался отбить атаку лапой, но промахнулся. Волк, прижавшись к земле, ушёл от удара медвежьей лапы и оказался позади противника.  Возможно он хотел запрыгнуть на спину и уже со спины достать шею. Но медведь уже начал разворачиваться. И тогда волк вонзил свои клыки в то что было ближе – левое бедро. При этом оставался за спиной Ария и практически недосягаем. Страшные медвежьи лапы могли лишь слегка доставать противника.
Отчаянный рёв раздался, большая часть которого была в инфразвуке, заставив включиться все автомобильные сирены квартала. В ближайших домах посыпались стёкла. У братков Седого началась было паника. Но пахан резким окриком на великом и могучем привёл их в чувства.
 А затем медведь рухнул. Но не вперёд, а назад. Прямо на волка. Последний попытался было отскочить в сторону, но не успел.   В результате волчья голова оказалась вывернута перпендикулярно его спине. На такие повороты волчья голова не была рассчитана. Хруст костей шеи тому подтверждение. Ещё несколько мгновений волк пытался лапами вывернуться и спасти положение. Но всё бесполезно. К тому же масса медведя всё сильней давила уже на само волчье туловище, ломая и там все кости. Издав последний хриплый стон, волк затих.
  Только тогда медведь смог разжать волчью пасть и снова встать на задние лапы.   И сразу начал постепенно уменьшаться в размерах. А недвижное тело гигантского волка стало так же постепенно растворяться в воздухе, разлетаясь по двору пылинками чёрной сажи и мельчайшими частичками золота, посверкивающего на солнце.
Когда своим окриком Седой задавил панику своих подчинённых, то решил:
- С этим пора кончать. Пусть забирают Старуху.
Ему эта идея сразу не нравилась. И он со всех ног метнулся в подвал.
Анастасия сидела в подвале. Она хорошо слышала шум, доносившийся со двора, но не могла понять, что происходит.
Внезапно дверь отворилась, и Анастасия увидела на пороге хозяина дома. Он был бледен и явно напуган. Пленница хотела спросить, что происходит. Но вместо ответа Седой схватил руку женщины, и со словами:
- Пойдём! За тобой пришли! – потянул её на верх.
На крыльце они и застали окончание битвы.
- Что стоишь? Иди! – сказал Седой, слегка подтолкнув Анастасию. И она пошла. Медленно. Едва переставляя от страха ноги. Пошла к медведю, который к тому моменту уже был лишь в два раза больше человеческого роста.
Когда же она наконец приблизилась, то перед ней стоял уже человечьем облике и нормального роста Арий. Он был совсем голый. С ран на его руках стекала тёмно-голубая кровь. Рана на бедре была серьёзней. Там был оторван, правда не до конца, кусок мяса. И была задета крупная вена, из которой фонтанчиком билась та же голубая кровь.
Приняв окончательно людское обличье, Арий занялся собой, совершенно не смущаясь своей наготы и взглядов посторонних.  Для начала он прижал к бедру висящий кусок плоти. И уже через минуту на месте раны остался только кривой след.  Затем то же проделал с руками. И лишь покончив восстанавливать своё тело, Арий поднял глаза и увидел стоящую в метре от него Анастасию.
- Ты звала меня. Я пришёл, Настенька.
Её поразило лицо Ария. Это был облик древнего и дряхлого старца. Его голос с хрипотцой слегка дрожал. Ей стало жалко его. Она сняла с себя и накинула ему на плечи свой плащ.
- Хоть как-то наготу прикрыть, -  подумала женщина.
Чтобы приободрить его, Анастасия постаралась ему улыбнуться. Наверно это получилось плохо, так как на старческом лице так же обозначилось нечто, напоминающее улыбку.
- Только пришёл, и вот опять уйдёт, - подумалось ей. А она так его ждала.
Но вслух произнесла:
- Ты опять на Белуху? На десять лет?
На лице старика вновь появилась улыбка. Но, боже, какой беспомощной она была, эта улыбка на дряхлом лице! На этом знакомом, и одновременно незнакомом лице дряхлого старика бледно светилась беззащитная улыбка ребёнка.
- На Белуху? Нет… Я же всю энергию потратил. Не хватит до Белухи добраться.
- И что же теперь?
- Осталось последнее. Обратиться к Отцу.
Он помолчал несколько мгновений, как бы не решаясь что-то ей сказать.
- Настенька! Пошли со мной. В Ирий. Мы будем вместе. И будем счастливы.
Это было слишком неожиданное предложение. Да, она звала Ария, надеялась на его помощь. Но ей не хотелось менять свою жизнь. Её ждали её пациенты, её коллеги. И, конечно же, дочка с внуками. Все они её ждут. Все надеются на неё. И что вот так просто взять и уйти? И куда? В Ирий? И откуда? Из мира живых? Нет!!! Она не готова к этому.
И она отрицательно покачала головой.
Тогда Арий вернул ей плащ, сделал шаг назад, и, подняв руки к верху произнёс:
- Отец мой, отец всего сущего! Прими сына своего, ибо он нуждается в помощи твоей после битвы на стороне Света.
Внезапно свет мощным потоком ударил с неба точно на Ария. Тело его засветилось, и, растворившись в мощном потоке света исчезло. А затем краешек облака перекрыл и сам поток солнечных лучей. Так как будто и не стоял никто.
Анастасия осталась стоять в замешательстве среди разгромленного двора.
Окончание битвы, а также исчезновение противников помимо братков Седого видели и соседи, подошедшие на шум. Наблюдал за всем и местный ОМОН, вызванный соседями.               
 

                8.
Когда замешательство от исчезновения Ария прошло, к Анастасии подошёл командир ОМОНа майор Гатилов. Он осторожно взял её за руку:
- Как вы, Анастасия Кирилловна?
В голосе его сквозила нежность и сыновнее почтение. И было от чего. Только в прошлом году она дважды спасала жизнь майору, удаляя бесконечный пули из его тела.
О первом таком случае ещё долго в ГОВД ходила легенда. Тогда ОМОН поехал брать банду заезжих гастролёров, но сам напоролся на засаду. Гатилов, шедший впереди, был сражён сразу. Его лёгкий бронежилет не удержал очереди из калашникова почти в упор. Было ранено ещё несколько бойцов. Но у них раны были лёгкие.
Рассвирепевшие омоновцы не успокоились пока не положили всё банду. Когда схлынула злость боя, встал вопрос что делать с раненными. Особенно с командиром. Вот тогда кто-то и вспомнил:
- Да у нас же в больнице есть чудо-хирург. Она ещё на фронте таких раненных спасала.
- Это Бессмертная что ли? – переспросил Сергеев, зам. Гатилова,
- К ней сейчас не подступиться. Она сейчас только богатых и за большие деньги лечит. Нам и не подступиться будет.
 Все замолчали.
 - Но ты же сам говорил,- возразил сержант, - что мы после задержания поедим в отдел за получкой. Может скинемся, кто сколько может.
Опять наступила тишина. Эта получка и так пришла с задержкой в 3 месяца. Бойцы и их семьи уже давно питались своей картошкой да дачными заготовками. Но перед ними умирал их командир, и они, не сговариваясь готовы были отдать всё ради его спасения.
В ГОВД они взяли весь баул с деньгами. Секретарша, по совместительству выдававшая деньги, попыталась протестовать, взывая к защите начальника милиции. Но полковник лишь опустил голову. Он не нашёл в себе силы для возражения.
Так ОМОН и прибыл в больницу. Четверо бойцов несли на носилках майора. За ними двое вели секретаршу с баулом денег. Оставшиеся окружали их по бокам.
На шум в приёмном покое пришёл главврач больницы. Сергеев потребовал срочно оказать помощь командиру и то, что сделать это должна хирург Анастасия Кирилловна.
Толпа омоновцев не произвела никакого впечатления на главврача.
- Молодой человек! Анастасия Кирилловна сейчас готовится к очередной очень сложной операции. Пациент прибыл ради этого из Америки. И вы хоть представляете какие деньги ему пришлось ради этого заплатить? А вашим раненым займётся другой хирург.
Тогда Сергеев выложил баул с деньгами на стол в приёмной.
- Сколько надо, эскулап? Сколько надо?
Увидев пухлый инкассаторский баул, главврач смягчил свой тон.
- Хорошо. Я попрошу, чтобы вашим раненым хирург занялась после плановой операции.
- Ты меня не понял! Командира надо спасать сейчас! Я не знаю, сколько он ещё протянет.
На шум в приёмный покой заглянула Анастасия Кирилловна. Все обернулись к ней. А той хватило взгляда, чтобы оценить обстановку. И тут произошло неожиданное. Всегда спокойная, со светлой улыбкой на лице, и говорившая только вполголоса, а то и шёпотом, Бессмертная вдруг посерела, и острым лезвием в ушах и мозгах собравшихся раздался почти мужской громкий баритон.
- Ты совсем обезумел, пархатый? Совсем тебя деньги с ума свели? Это Воины Света! И лечить мы их будем бесплатно! А если надо, то ещё и приплачивать будем за эту честь!
Потом она повернулась к медсёстрам и таким же голосом скомандовала:
- Что встали?!  Готовить раненого к операции. Немедленно!!!
Медсёстры оживились. Они подкатили каталку, куда омоновцы бережно переложили своего командира. Поскрипывая каталка скрылась в дверях. Тогда Анастасия повернулась к омоновцам. На лицо её возвратилась обычная улыбка. И уже почти шёпотом сказала:
- Всё будет в порядке, ребята.  Я пошла готовиться. Завтра можете навестить командира.
И после паузы добавила:
- Деньги не забудьте. Вам ещё семьи кормить надо.

 А в это время главврач пытался решить сложную задачу. Он только вышел на рынок медуслуг Америки.  Сумма, внесённая за операцию – 250 тысяч $, казалась ему заоблачной уже сама по себе. Но успешное проведение операции сулило поток, исчисляемый миллионами. Потерять такие доходы, на которые можно было бы содержать всю больницу, и хорошо содержать, он не мог. К тому же часть этих доходов перепадала лично ему.
В таких расстроенных чувствах Моня пришёл в палату к своему первому американскому пациенту. В палате главврач начал объяснять на ломанном английском необходимость переноса операции. Он ожидал взрыва негодования, угроз или (а это самое страшное) требования возврата денег.
Но Гарри Уокер молча выслушал объяснения. Он вырос в маленьком городке в Милуоки на сериалах про героических полицейских, ведущих бесконечные войны с вооружёнными бандами. Он и сам в детстве мечтал стать таким же копом. Но судьба и светлые мозги привели его на Нью-Йоркскую биржу, где он и заработал деньги на операцию.
А потому выслушав объяснения врача, Уокер лишь попросил показать раненного русского копа. Это было нарушением правил. Но Моня пошёл на это только ради богатого пациента.
В перевязочной, куда его ввели, Гарри Уокер увидел на столе раненного. Перед его глазами лежал не киношный, а самый настоящий герой. На полу в углу лежал простреленный броник и форма с бинтами в настоящей, а не бутафорской крови.
- Do you understand me?
- Yes, of course.
Американский пациент ушёл в свою палату. Много лет потом у себя в Штатах он будет рассказывать, как уступил место на операционном столе раненному русскому копу. И снова, как в детстве, будет воспринимать себя напарником этого русского.
А через 15 минут Гатилов уже лежал на столе в операционной. К нему с поднятыми руками подошла Анастасия. Это уже была не та девочка, только что взявшаяся за скальпель, и безоговорочно доверившаяся неведомым силам.
Теперь она больше напоминала машину. Острый, сконцентрированный только на месте разреза, взгляд. Движения, отточенные до долей миллиметра и десятых секунды. Со стороны казалось, что это делается легко и как бы само собой. Но эта лёгкость была чистой видимостью. Такая точность требовала повышенной траты энергии.
Через полчаса Анастасия прошлась по разрезу пальцами, скрепляя разрезанную плоть. Затем она прошлась средним пальцем по гребню шва. Это уже была её недавняя находка. Вдавливая гребень, она добивалась минимизации следа. Арий был бы ей доволен.
И только покончив с операцией, Анастасия обратилась к медсестре:
- Как состояние больного?
- Плохо, Анастасия Кирилловна. Слишком много потерял крови. Может не выдержать.
Кровь. Это была не её епархия. Она остро почувствовала необходимость в помощи Ария. Но его нет. И не будет. Что делать? И тут в её голове всплыла дорога в Германии. Вкус крови Ария проступил на её губах и иглами стал колоть язык. Да в ней же самой бурлит голубая кровь Ария. Пусть не та концентрация. Ну что ж, значит увеличим дозу.
- Систему мне! Систему по переливанию крови!
- Но Анастасия Кирилловна, у больного другая группа крови, - пыталась возразить медсестра.
- Систему, - потребовала снова Анастасия, усевшись на стул возле операционного стола.
Ассистент быстро воткнул одну иглу в артерию Анастасии. А затем подождав, когда кровь заполнит систему и начнёт капать из другой иглы, воткнул вторую иглу в руку Гатилова. Не прошло и минуты, как пациент вздрогнул. На экране осциллографа мертвенная прямая изогнулась и стала отображать биение ожившего сердца. Ещё через три минуты Анастасия вырвала иглу из своей руки.
- Хватит. Закругляйтесь.
Она попыталась встать, оперевшись на край операционного стола. Это получилось с трудом. Ассистент заметил её состояние, и, подбежав, помог дойти до кресла в коридоре.
- Анастасия Кирилловна, может отложим вторую операцию до завтра?
- Нет. Я обещала американцу заняться им сразу после этой операции. Через час чтобы он был на столе. А я пока отдохну здесь.
Ассистент и операционная сестра переглянулись. Чудит старуха. Как бы её саму не пришлось откачивать. Но спорить с Бессмертной было не принято. По-крайней мере в операционной. А через час она снова бодрая и предельно собранная стояла у операционного стола.
Пожалуй, это было самое удачное вложение нью-йоркского брокера Гарри Уокера. Он поставил почти всё, что у него было в нале – четверть миллиона долларов на неизвестную то ли ведьму, то ли колдунью из России.
И ВЫИГРАЛ!!! То, что предлагали ему сделать не менее чем за десяток операций и за гораздо большую сумму в Америке, она сделала чуть более чем за час. Все врождённые и нажитые повреждения были исправлены и приведены в идеальное состояние. Состояние, соответствующее молодости.

                9.
- Вам плохо? – повторил вопрос Гатилов. Анастасия постаралась улыбнуться в ответ:
- Всё хорошо. Всё уже хорошо.
- Вас отвезти домой?
- Да, пожалуй.
Но по дороге она попросила остановить машину около почты. На почте она отправили телеграмму в Москву дочери в два слова
«СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ».
И только после этого пошла домой. Теперь она жила одна в трёхкомнатной сталинке, оживавшей лишь когда приезжала дочь с внуками.
Желая, как можно скорее избавиться от чуждых запахов подвала, в котором она провела несколько дней, Анастасия разделась и тщательно вымылась под душем.  Затем, совершенно не отдавая отчёт в том, зачем она это делает, она достала из шкафа то самое платье китайского шёлка и облачилась в него. Затем подошла к зеркалу и не спеша украсила себя подаренными Арием драгоценностями.
- Хороша! Как и прежде хороша! – довольно подумала женщина.
А затем она прошла в спальню и прямо в своём парадном одеянии легла на пастель поверх покрывала.
- Всё ещё хороша, - снова подумала она засыпая.
Ей снился огромный бальный зал в каком-то дворце. Она ничего не видела за окнами зала, но была уверена, что такие залы могут быть только во дворцах. Расположившийся на хорах оркестр играл вальс. И сотни пар кружились по паркету зала вокруг неё. И она сама кружилась в вальсе в паре с Арием, который недурно вальсировал. Или уже парила. Мало ли что бывает во сне.
Внезапно музыка прервалась. Все танцующие остановились и повернулись к выходу. Там в дверях появился великан. В все присутствующие не доставали и до плеча вошедшего. Увидев его Анастасия вспомнила старцев на иконах в храме. И почему-то Карла Маркса. Ну конечно, именно таким его и изображали на многочисленных бюстах. И вот этот бюст сейчас двигался в её сторону.
Но вот толпа расступилась в разные стороны, и Анастасия увидела великана целиком. Это был мужчина совершенно неопределённого возраста в белом одеянии с пышными длинными волосами и такой же пышной бородой.
Арий оставил её и склонился в почтительном поклоне. Анастасия была изумлена. Чтобы Арий (её Арий!) склонялся перед кем-то? Да он же с любым начальством разговаривал полушутя, показывая, что выполняет лишь их просьбы, но не приказы. Ни перед одним живым существом её Арий никогда не склонялся. И тут до неё дошло. Перед ней не существо. Перед ней Сама Сущность. Оладо, устроитель этого мира.
Но изумление продолжалось недолго. Великан остановил свой взгляд на Анастасии, но слова его были обращены к Арию.
- Так вот она какая. Та, что предпочла Пекло Ирию. Она ошиблась. Но это её выбор.
Затем великан протянул к ней свои руки. И в как бы в ответ руки Анастасии помимо её воли вспорхнули и оказались в больших и тёплых ладонях.
Что-то щёлкнуло. И когда пальцы Оладо разжались, Анастасия увидела на своих запястьях браслеты из тяжёлого литого золота. Отныне две орлицы поселились на её руках. Своими крыльями они охватывали запястье, а головы были направлены в стороны, так что смотрели только одним глазом. Но и этот один глаз из рубина казалось видел всё насквозь.
Затем великан положил обе руки на голову Анастасии. И снова послышался щелчок. По жёсткости и тяжести она поняла, что это корона. Но спросить не посмела.
Когда руки великана вернулись на место, на беспристрастном до этого лице засветилась лёгкая, еле заметная улыбка. Теперь Оладо обратился к ней:
- Это послужит тебе оберегом в Пекле. А передумаешь – обращайся.
И уже повернувшись к Арию, скомандовал:
- Пойдём.
И снова Арий поразил Анастасию. Не сказав ей ни слова, даже не повернувшись хоть на миг к ней, Арий пошёл за своим отцом. Но что же она хотела? Она ведь сама отказалась идти с ним.
Пройдя несколько шагов уходящие превратились сначала в туман, затем в светлое пятно. Последнее резко взмыло вверх и исчезло. А вслед за ними стали исчезать и пары вокруг неё. Последние из них превратились в туман уже вместе со стенами.
Рано утром во входной двери лязгнул ключ. Это прилетела из Москвы дочь Анастасии.
- Мама! Ты дома!
Но никто ей не ответил. Женщина сняла плащ и заглянула в спальню.
От увиденного у неё перехватило дух. На постели лежала остывающее тело её матери, одетой в лучшее платье. Но мало этого. На матери были драгоценности, подаренные ей фронтовым сослуживцем.
Но эти драгоценности она знала. Будучи девочкой она украдкой от матери примеряла бусы и серьги. Но золотые браслеты и корона – это что-то новое.
От неожиданности она замерла на несколько секунд. Затем, нащупав рукой кресло, медленно опустилась в него. От потрясения у неё не было даже сил плакать. Так в оцепенении провела она не один час. В себя привёл её только звонок телефона. Это звонил кто-то из больницы.
- Алё, Анастасия Кирилловна!?
Понадобилось усилие, чтобы женщина смогла ответить.
- Мама умерла.
На том конце провода от неожиданной вести не сразу нашлись, что ответить.
- Ой, извините.
И дальше пошли гудки.
И только тут женщину прорвало. Она зарыдала. По-бабьи. На взрыд. С причитаниями. Сколько это продолжалось она не знала.
                10.
По проспекту Оптимистов, главной улице города, шла траурная процессия. Шла она по середине проезжей части, ориентируясь на двойную сплошную линию. Встречные машины покорно вставали у обочины и приветствовали гудками.
Впереди вёл своих бойцов майор Гатилов. Омоновцы шли в непривычных парадных мундирах. Первые несколько рядов ещё и автоматами за спиной.
За ними ехал агитационный ПАЗик с рядом динамиков на крыше. Где нашли устроители похорон этот раритет старого режима – Бог весть. Из динамиков на всю улицу раздавался не скорбный похоронный марш. Нет, из них гремело «Прощание славянки».
За автобусом ехал открытый катафалк.  А в катафалке в открытом гробе почти вся засыпанная цветами плыла Царица. Поверх цветов были только руки в золотых браслетах. Не скрещенные, как велит обычай, а вытянутые вдоль тела. И ещё голова в короне, так же стилизованной под орла. Только голова этого орла смотрела вперёд глазами из голубоватых алмазов. Отполированных, но не огранённых.
Это расстарался Седой. Именно он сумел найти и пригнать катафалк из областного центра. И он же скупил все цветы у цветочников города. И даже честно заплатил за них торговцам. Правда по оптовой цене.
Подобные широкие жесты были не в натуре Седого. Но после того, как в милиции стало известно о смерти Анастасии Кирилловны, в особняк Седого вновь приехал Гатилов. И наехал на него что называется «по полной программе», обещая ему долгую и счастливую жизнь на зоне до конца его дней.
Ох, недаром чуйка опытного зека подсказывала ему не связываться с Велесом. Но золото… Кто ж от него откажется.
И пришлось Седому нарушить правило урок и рассказать капитану всю историю. Ну или почти всю. Зачем менту знать о золотых статуях. Тем более, что Седой их успел покрыть слоем свинца, чтобы при перевозке выдавать за поделки местных умельцев-ваятелей. А в конце наигранно беспомощно развёл руками, мол,
- Ну ты же сам видел, начальник, с какими монстрами пришлось иметь дело. Куда уж мне? Ты и сам бы с ними не справился.
И вот, чтобы откупиться от ментовской и прочей власти, он и решился на такой широкий жест.
Справа от катафалка шёл главврач, на руку которого опиралась дочь покойной.
А за катафалком шла в малиновых пиджаках бритая братва. Вперемежку с последней шли в дорогих итальянских костюмах представители городской администрации. Немного отступя шли в белых халатах медики, врачи, медсёстры и санитарки городской больницы. Трудно сказать, почему они решили выйти в белых халатах. Может в знак сопричастности с умершей, а может просто чтобы скрыть изрядно потёртые свои ещё доперестроечные наряды.
И уже после медиков шли многочисленные пациенты покойной.
Процессия была недолгой. Она не пошла на кладбище, а закончилась во дворе больницы возле больничной котельной. Дело в том, что сама не понимая почему, но дочь Анастасии твёрдо заявила, что мать надо кремировать. Крематория в городе не было. Но в больничной котельной для этих целей использовался один из котлов.
Когда настало время прощанья, то гроб вынесли из катафалка и поставили на козлы. Было сказано много речей, после которых по команде Гатилова вышло десять бойцов с автоматами и дали три коротких очереди.
Затем омоновцы подхватили гроб и занесли его котельную на выдвижной стол котла. Подошёл кочегар, и предложил снять с покойной украшения. Но дочь неожиданно резко ответила:
- Нет!
Кочегар пожал плечами и пробормотал что-то неопределённое.
Дверца закрылась, и огонь вспыхнул.
Через 10 минут огонь погас, и дверцу котла открыли. К выдвинутому столу подошёл кочегар совком и урной для праха. Но на металлической поверхности стола был только небольшой слой сажи. Покопавшись в ней кочегар нашёл несколько гвоздей от гроба и две маленькие металлические пластинки – супинаторы туфелек усопшей. И всё. Ни костей, ни золотых, хотя бы повреждённых, украшений. Ничего.
Наступила тишина. Потрясённая, не знающая как это понимать толпа замерла в недоумении. Эта пауза продолжалась довольно долго, явно затягиваясь. Но внезапно её прервал истошный крик санитарки Кати:
- Ушла! Она ушла!
                11.
Но вновь поменялась эпоха. Научный центр вновь заполнился молодыми учёными. А слегка модернизированный реактор снова был загружен расщепляющимися материалами. Правда на этот раз интересы учёных сдвинулись от военной тематики к мирному атому.
Не избежала перемен и городская больница. После капитального ремонта она наполнилась современным оборудованием и молодыми голосами нового поколения врачей и медсестёр.
А вскоре после ремонта с боку от главного входа появилась мраморная доска с надписью:
                Здесь работала
                с 1952 по 1992гг.
                МАЛЬЦЕВА
                АНАСТАСИЯ КИРИЛЛОВНА,
                Уникальный хирург

С боку от надписи была помещена бронзовая женская голова, и чуть ниже рука со скальпелем.
Под доской размещалась небольшая полочка, на которой обычно лежали цветы.
Но узнать что-либо подробнее о Мальцевой было почти невозможно. С такой проблемой столкнулся корреспондент из областной газеты, писавший очерк об интересных людях региона.
Ещё можно было понять, что молодые врачи только пожимали плечами.
Но больше всего удивил ответ главврача больницы.
- Мальцева? Да, говорят, что работала тут такая. Что? Уникальный хирург, создательница новых методик? Это явно преувеличено. Возможно она и была неплохим по тогдашним меркам хирургом. Но где её статьи, монографии? Ничего нет. Ну ладно статьи, ну хотя бы ученики. Их тоже нет. Все кто с ней работал, говорили, что и близко не могут повторить то, что делала она. А это значит, что и методик её скорее всего не было.
- Почему же тогда поместили памятную доску? Так народ просил. Вон цветы почти постоянно кто-то приносит.  Все расходы по изготовлению взял на себя один местный предприниматель. Да и смотрится неплохо, придаёт солидности учреждению. Так что пусть себе висит.
И лишь, если вы подойдёте к старой санитарке бабе Кате: подождёте, когда она вытрет руки, чтобы принять от вас шоколадку, вы услышите полную чудес историю о Кирилловне. Историю, которую уже никто ни подтвердить и ни опровергнуть не сможет.
Разве что дополнить. И тогда баба Катя покажет на старика, который частенько сидит на лавочке напротив главного входа.
А разговорить старика с седым бобриком в потёртом пиджаке, с орденскими планками на груди, задача сложная даже для прожжённых журналюг. Но история, что в случае удачи вы услышите, будет достойным вознаграждением за ваши усилия.