Воробьиная сказка

   


    В одном большом и красивом городе, где протекает широкая и полноводная река, жил воробей. Летом, в дни, когда нет дождя, а он случался почти каждый день, солнце светило почти что двадцать четыре часа в сутки, но зато зимой ночь длилась долго-долго, давая солнышку выглянуть лишь на пару часиков.
    На самом деле в этом городе жило довольно много воробьёв, но не так много как голубей, которые чувствовали себя хозяевами города и прогоняли воробьёв со всех мест, где можно было хорошо подкормиться - задних дворов продовольственных магазинов,  рынков, дворовых мусорных бачков. И когда сгорбленные бабули, даже в тёплые летние дни в шерстяных платочках на головах, своими скрюченными от артрита пальцами крошили хлеб и где, казалось, было достаточно и места, и еды, голуби не давали воробьям подкормиться и тем приходилось довольствоваться либо остатками, либо просто хитростью подворовывать кусочки хлеба. За это голуби люто ненавидели воробьёв и где только возможно старались или клюнуть подвернувшегося воробья или просто прогнать, пользуясь тем, что были они крупнее и было их больше. Воробьи, прекрасно понимая, что вступать в открытый конфликт с голубями им нельзя, так и жили, подбирая остатки и тихонько подворовывая.
  Случались, конечно, и среди воробьёв некоторые отчаянные головушки, которые пытались вступать в схватку с голубями, но были они неизменно биты и изгнаны со всех кормушных мест и доживали свои, и так короткие жизни, где-то на задворках. Остальные воробьи не осуждали, но и не одобряли их поступков, хотя втайне гордились этими задирами. Были среди воробьёв и такие, которые пытались изображать из себя голубей, надувались, чтобы казаться больше, старались курлыкать по-голубиному, но голуби их тут же распознавали и били ещё сильнее за обман, да и свои же воробьи сторонились этих ''перевертышей''.
   В самом центре этого красивого города жил Молодой Воробей.
  Хотя, если говорить честно, то жить в центре было намного тяжелее, чем на окраине. Там было гораздо больше мест, где можно было найти еду, и голуби, наверное, поэтому, были не такие агрессивные как в центре. Правда в тех местах жили большие чёрные вОроны, но у воробьёв с ними были, как ни странно, гораздо лучшие отношения чем с голубями, хотя тоже не идеальные. ВОроны просто очень свысока поглядывали на воробьёв и не снисходили до открытых стычек с ними, а воробьи не очень-то и дерзили им – уж слишком неравны были силы.
    У Молодого Воробья характер был лёгкий, весёлый и он даже дружил, нет дружил всё-таки неправильное слово, приятельствовал со многими местными голубями, за что те позволяли ему кормиться рядом с ними. Когда другие воробьи рассказывали ему о своих проблемах, о том как голуби не дают им нормально жить, как им приходится изворачиваться чтобы прокормить себя и своих воробьят, Молодой Воробей, конечно, выслушивал их и даже кивал в ответ, как бы в знак согласия, но про себя думал, что нет, не всё так плохо как ему рассказывают. Конечно, он ещё не обзавёлся семьёй, но пока что за свою короткую жизнь он не испытал тех трудностей с голубями, о которых ему рассказывали. ''Что-то они все делают не так, в чём-то сами виноваты, что их жизни не складываются, ведь у меня же нет таких проблем.'' – так думал Молодой Воробей сидя у себя на чердаке и любуясь великолепной панорамой. ''В каком красивом городе я живу, как мне повезло, - думал он,- такое счастье выпадает далеко не каждому воробью. Как хорошо, что мои родители прилетели сюда из маленького городка, где они жили до моего рождения. Как они рассказывали, там было так много воробьёв и так мало голубей, что многие голуби умели чирикать по-воробьиному и дружили с воробьями. Правда иногда они почему-то становились очень агрессивными и, собравшись в большие стаи, начинали клевать и бить воробьёв. Воробьи же, которые никак не ожидали от голубей такой подлости, терялись и не могли постоять за себя, хотя и было их больше. Потом всё успокаивалось, и голуби опять начинали дружить с воробьями.'' Да, действительно мне повезло. И город классный, и с голубями у меня нет проблем, и крыша над головой, любой голубь позавидует,''- так думал Молодой Воробей, приподнимаясь на молодых сильных лапках и встряхивая крыльями.
 
    Леонид остановился и перечитал написанное. Вернулся к началу ещё раз и медленно читая исправил случайные ошибки и пропущенные запятые. Ещё раз взглянул на написанное и резко отодвинул от себя рукопись.
- Не то, не то, не то. Ерунда всё это. Какие-то воробьи, голуби. Чепуха. Кому это вообще интересно. Да и образы эти такие прозрачные, что ...
Ему давно хотелось выразить на бумаге свои мысли, сомнения, отношение ко всему, что его когда-то окружало и эта его первая попытка явно не удавалась.
- Как говаривал великий пролетарский писатель Горький – “рождённый говорить, писать не может”.
  С этими словами Леонид скомкал написанное, выключил настольную лампу и, тяжело поднявшись со стула, вышел из кабинета в кухню. В окно светила полная луна, с улицы неслись трели цикад. Жена спала. Не зажигая света, Леонид достал бутылку пива, снял крышку, у американского пива она снималась легко, надо было только слегка нажать на неё и провернуть, сел у окна, сделал небольшой глоток и задумался.
- Так жить больше нельзя, это не жизнь, а животное существование. Вроде пытался уйти от сегодняшнего дня, хотел написать что-то о той, прошлой жизни. Не получилось. Голуби, вороны, воробьи... Кому это сейчас интересно. Мир развернулся на сто восемьдесят градусов. Мы живём на планете антиземля. Попробуй я выложить куда-то в соцсети рассказ о чёрных вОронах и меня тут же упрекнут в расизме. Хорошо если просто закроют мою страницу. А ведь могут и к дому придти, устроить шабаш, побить окна, а может, и того хуже. И только потому, что вОроны ЧЁРНОГО цвета. Не важно, что такими их Господь или природа создали. Но сегодня называть их чёрными нельза. Это расизм. А если я напишу, что лебедь белый – это значит так выражается моё белое превосходство. Бред, бред, бред!
Полнолуние рождало в голове неожиданные мысли.
- Эх, сейчас бы как булгаковская Маргарита, натереться волшебной мазью и взлететь над всей этой мерзостью, что обрушилась на наш мир. Азазелло, ты где?
  Леонид живо представил, как он снимает одежду, берёт скляночку с “ведьмовой мазью”, натирается ей и взлетает над ночным городом. Он даже знал точно куда он полетит и где, так же, как и Маргарита, устроит небольшой погром. А потом, распластав руки как крылья, улетит с этой поганой антиземли куда подальше - от короновируса, от чёрных бунтов, от очень странных людей, целующих ботинки других, не менее странных людей, от идиотских споров о политике, из-за которых рушатся семьи и расстаются друзья.
    Когда тридцать лет назад он, бросив любимую работу, друзей, страну, взяв в охапку жену и дочку, садился в самолёт, который нёс его в новый неизведанный мир, полный иллюзий и надежд, то даже не мог предположить, как на его глазах этот благополучный, устоявшийся, спокойный мир превратится в ад. Он уезжал от мерзких издевающихся голубей и чёрных вОронов, а спустя годы, голуби и вОроны прилетели за ним.
 Леонид достал из холодильника ещё одну бутылку и вернулся к окну. На безоблачном небе по-прежнему светила луна. Сегодня она была какой-то необычайно большой, с красноватым оттенком, изливающая на землю лучи мертвенно-жёлтого света. Леонид даже прикрыл глаза, чтобы заслониться от этих мёртвых лучей. Они пугали его и притягивали. Сквозь полузакрытые веки лунные лучи казались жёлтой дорогой ведущей ввысь, в небо, в космос, в бесконечность. Туда, где нет ни белых, ни чёрных, ни жёлтых, ни красных, ни ещё каких-либо других цветов. Туда, где нет погромов и взорванных домов, туда, где не летают самолёты и ракеты, сеющие смерть.  И где вообще нет людей, потому что нет худшего врага для человека, чем сам человек.
- Впрочем, это кто-то уже до меня сказал, - подумал Леонид и снова поднялся, достал из бара бутылку виски, из холодильника насыпал в стакан немного льда, налил виски, почти до краёв, и снова сел к окну.
- Чему-то я у этих вОронов всё-таки научился. Правда, виски тогда были не в ходу, а вот водочку попивали.
    Виски был дорогой, Леонид не покупал дешёвку. Дешёвка она и есть дешёвка. Бьёт в нос резким запахом, в горле стоит комом. А дорогой виски был мягок, пился легко, с удовольствием. Слава Богу, он мог себе позволить и хороший виски, и большой дом, и дорогую машину. Тридцать лет американской жизни не прошли даром. Вначале работал на “дядю”, потом открыл свой бизнес. И не какую-то прачечную, а настоящий, хай-тек бизнес, который много лет приносил хороший доход. А когда подошли годы и решил, что пора на отдых, удачно продал его. Нашлись очень заинтересованные люди, дали хорошую цену, и вот уже третий год Леонид наслаждался полной свободой. Дочка давно жила в другом городе, в трёх часах лёту от их дома, и они с женой примерно два раза в год ездили навестить её и внуков. Остальное время занимало общение с друзьями, три – четыре раза в неделю – гольф, к которому он пристрастился лет пятнадцать назад, рыбалка, катер, купленный сразу, как только перестал работать, (всегда мечтал о катере, но пока работал было не до этого), телевизор по вечерам. В общем, жизнь была наполнена и скучать было некогда.
  Тут ещё сдуру решил заняться графоманством, да неудачно, не его это. А может просто не до того стало. Уж больно близко он стал принимать к сердцу изменения, происходящие с его страной. Да, конечно, теперь это его страна, нет, не родина, родина осталась там, в тесном Питерском дворе, но страна, которую он воспринимал абсолютно своей, болел за неё сегодняшнюю и переживал за её будущее. А как же могло быть иначе, если он прожил здесь почти полжизни, здесь родились его внуки, здесь сбылись многие его мечты. А теперь вся страна летит в тартарары. Нет уже той великой страны Америки, где каждый человек имел практически неограниченные возможности, нужно было только не сидеть на диване, а прикладывать усилия и работать, работать, работать. Ребята, которые руководят этой страной последние пятьдесят лет, видимо никогда не изучали дедушку Маркса. А ведь он говорил – “Kто не работает, тот не должен есть”. Ну зачем вы кормили всех бездельников – продуктовые карточки, бесплатная медицина, жильё? И добро бы это всё больным да старикам. Ну вот теперь и получаем. Мало, видите ли, им давали.
  Леонид долил в стакан виски и залпом выпил. Кухня тихонечко поехала в сторону, лунный свет показался ещё более пронзительным, жёстким, осязаемым. Мягкая волна подняла в воздух и понесла по блестящей жёлтой лунной дороге. Леонид стал барахтаться, пытаясь уцепиться за шторы, за стол, за раму окна, но всё было бесполезно.  Эта волна, поднявшая его, была столь мощной, что сопротивляться ей не было никакой возможности. И Леонид сдался, закрыл глаза и подчинился этой неведомой силе, уносившей его ввысь.

      Сколько времени он летел Леонид не знал, так как проспал весь полёт. Открыв глаза, он обнаружил себя сидящим на голой земле. Но что-то стрaнное случилось с его телом. Оно стало почти невесомым. Леонид хотел подняться с земли, встал на ноги, покачнулся, взмахнул руками чтобы сдержать равновесие и неожиданно взлетел в воздух.
- Чего- то я не понял, это я что, летаю?
А руки уже практически без его ведома махали сами по себе всё активнее, и Леонид понял, что это не руки, а крылья, которые поднимают его всё выше и выше. А управлять ими у него что-то не очень получалось. То он заваливался на один бок, то на другой. Но после нескольких неудачных попыток удалось поймать устойчивость и даже сообразить, как менять высоту и направление полёта. Ещё через пару минут он уже без проблем управлял своим телом, ставшим таким лёгким, и мог осмотреться вокруг. А вокруг не было ничего. Плоская, усыпанная огромными камнями равнина простиралась до самого горизонта. Не было ни гор, ни рек, ни леса. На небе висели низкие тёмные тучи, готовые вот-вот пролиться дождём. Леонид плавно спланировал к земле,
- а земля ли это?
 подумалось ему, но почему-то эта мысль совсем не испугала. Начал накрапывать дождик, и Леонид забрался под большой камень. 
- Итак, что мы имеем? Я нахожусь где-то у чёрта на куличках, возможно даже не на земле, а на какой-то планете. Это плохо. Но я могу дышать, значит здесь всё в порядке с кислородом. И это хорошо. Я, похоже, превратился в птицу или меня превратили, что в общем-то не меняет дела – я птица, правда ещё не понял какая. А быть птицей может и хорошо, а может и плохо. Кто знает. Я ей ещё не был. Теперь еда. Если я хищная птица, то мне надо на кого-то охотиться и убивать. А это как-то не по мне. Я даже на рыбалку не ходил, когда был человеком, так как для меня живое было всегда живым и лишать его жизни совсем не моё дело. Да и не видел я тут чего -то живого. Степь да степь кругом. Ну а если я просто какой-нибудь снегирь или там сорока, то мне нужно бы червячков да гусениц искать. А как это делать? Раньше я как-то по другим делам был специалистом.
  Дождь становился сильнее и под камень стала заливаться вода. Леонид непроизвольно нахохлился, поджал ноги, сел на землю и втянул голову в плечи.
- Во даю, без году неделя как стал птицей, а уже повадки птичьи работают, как будто я так и родился.
 Сами собой закрылись глаза, и Леонид уснул. А когда проснулся вокруг сияло солнце и небо было такой синевы, как будто его кто-то накрасил ярким акрилом. Леонид вылез из-под камня и удивился. Вокруг стоял дремучий лес, а чуть подальше за ним виднелись горы.
- Во как всё поменялось! То ничего не было, то вдруг тебе всё.
Леонид отряхнул перья, расправил крылья и взлетел. Пролетая над лесом, он отчётливо услышал щебетание птиц.
- Ага, я тут не один. Планетка – то обитаема. Это хорошо.
Леонид плавно спланировал на вершину дерева. На соседнее дерево тоже села какая-то птица.
- Жаль, что я не орнитолог. Вот что это за птица, похожа на ворону. Чёрт её знает. Может мне с ней дружить надо, а может – наоборот, опасаться. Кстати, я ещё не понял, а я-то кто? И как понять, я же себя не вижу, зеркала тут нет.
В это время птица с соседнего дерева что-то прокричала, и Леонид с изумлением понял, что кричит она по – русски.
- Во даёт! Я, кажется, слышал, что ворон можно научить человеческой речи. У меня в компании был один американец. Я его научил говорить: “здравствуй”, “доброе утро”, “как дела” и “у меня всё хорошо”. Кроме этих слов он не знал ничего. Так наши, русскоязычные, которые видели его впервые, очень удивлялись, что он после этих слов приветствия больше не понимает ничего. Вроде только что пообщались, целый диалог случился. 
– Доброе утро.   
Ему, естественно, отвечают,
 – Доброе утро.
Он,
-Как дела?
Ему,
- Нормально, а у тебя как?
Он,
- У меня всё хорошо.
И после этого – всё, кирдык, ничего не понимает, а только мило улыбается.
Может, и этa ворона такая же?
- Послушайте, я к вам уже третий раз обращаюсь, как Вы сюда попали?
- Это Вы мне?
- Вам, Вам, Вы что не слышите. Кричу, кричу, а вы и не реагируете. Со слухом плохо? Вижу, вижу, Вы не первой молодости. Ну и как Вы здесь очутились, в наших палестинах?
- Да, честно говоря, и сам не знаю. А Вы здесь давно?
- Да, очень. Раньше-то я полицейским был в Нью-Йорке, а потом вот сюда перебросили. Несу службу теперь в этих краях.
- А почему по-русски говорите?
- А я что по-русски с Вами говорю? Это даже интересно. Раньше никогда на этом языке не говорил. Ну да не удивляйтесь. Здесь вообще место необычное. Я бы даже сказал, странное место. Тут такие чудеса иногда случаются, и то, что я заговорил на, какой Вы сказали язык?
-Русский.
- А, на русском, это ещё семечки.  Ну да Вы со временем разберётесь. Надолго к нам? Откуда, кто послал? Документы есть?
- Какие документы? Я вообще тут оказался случайно. Меня никто не посылал. Я не знаю, что Вам нужно. И вообще, где я?
- Вы на Планете Птичьего Совершенного Счастья. Сокращённо ППСС.  Здесь все счастливы. На нашей планете живут только птицы и они все счастливы.
 - А может это всё-таки такой воронообразный попугай. За пять секунд три раза повторил слово “счастье”.
- Не знаю, как Вы к нам попали, поэтому я должен проверить Ваше прошлое.
Птица – полицейский откуда-то из-под хвоста достала ноутбук и принялась щёлкать когтями по клавишам смешно качая головой, как будто хотела клюнуть экран.
- Итак, Вы Воробей. Это подтверждается информацией из компьютера.
-  Так, уже что-то прояснилось. Значит, я воробей. Не так чтобы очень хорошо, но могло быть и хуже.
  Птица – полицейский продолжал, глядя в компьютер:
- Вы здесь действительно случайно, Вас никто не присылал, Вы не шпион и не диверсант.
- Уже не плохо, - подумал Леонид.
- Так что можете поселиться у нас на ППСС. Но прежде я должен ознакомить Вас с правилами нашей жизни. Их не так много, но они важны чрезвычайно и невыполнение этих правил ведёт к изгнанию с Планеты.
    Во-первых, Вы должны быть всегда счастливы. Отсутствие счастья на Вашем лице немедленно приведёт к изгнанию с ППСС. Ну да я уже об этом говорил.
У нас нет разделения на сильных и слабых. Все равны. К примеру, вот Вы воробей, а Ваш сосед ястреб или орёл. Ведь Вы не можете стать такими как они, ну в силу чисто физиологических причин. Значит они становятся такими как Вы. То есть вы все, ну то есть мы все равны.
- Я не очень сведущ в поведении птиц, но мне казалось, что орлы и ястребы питаются чем-то более существенным чем зёрнышками, найденными в навозе. И, кстати, простите за вопрос, а Вы кто? Какая птица?
- Я Ворон! И я тут главный!
- Но Вы же сказали, что все здесь равны?
- Да, да, да! Но я главный.
Леониду уже давно хотелось смеятся. Этот надутый от собственной важности ворон выглядел так глупо, что принимать его карканье за чистую монету было смешно. 
- Кроме того – продолжал Ворон, - если Вы, к примеру, нашли много еды, Вы должны тут же сообщить об этом всем соседям. При этом поглощать пищу все должны в одинаковых количествах, не зависимо от того – воробей вы или орёл. Так мы придерживаемся принципа равноправия. Живут у нас все тоже в одинаковых условиях. Гнёзда должны быть определённого размера, установленного администрацией.
- Простите, а у вас есть и администрация, - чуть улыбнувшись спросил Леонид,
- А чему вы улыбаетесь. Да есть. Администрация, это я. Я же сказал, что я здесь главный!
    Итак, я Вам всё разъяснил, можете лететь вить гнездо. Вам полагается жить вон на той сосне, на пятой ветке сверху. Ну а гнездо уж сами как – нибудь.
И Ворон – полицейский, пробежав по земле несколько метров, как лайнер на взлёте, улетел.
  Леонид зачем-то потыркал клювом у себя под крылом, подумав при этом,
- Вот ещё один птичий рефлекс. Откуда что берётся? Явно не по Дарвину. Человеком -то я носом к себе в подмышку не нырял. Ну, ладно, полечу устраиваться. Неохота опять под камнем ночевать.
  Пятая ветка большой раскидистой сосны была уже кем -то занята. Леонид присел на самый кончик ветки, которая стала раскачиваться даже под его лёгким весом и обратился к птице, которая сидела в гнезде у самого ствола дерева.
- Простите, мне было сказано, что я могу здесь свить гнездо, но видимо это какая-то ошибка. Ведь эта ветка уже Вами занята.
- Никакая не ошибка. Моё гнездо у ствола, а вся остальная ветка свободна. Но не думайте, что она вся Ваша. Ставьте своё гнездо рядом с моим. На остальной ветке может уместиться ещё как минимум два гнезда и, поверьте мне, это случится очень скоро, так как на нашу ППСС прилетает всё больше и больше птиц. Все хотят жить счатливо.
Леонида уже не удивляло, что и эта птица говорит по-русски.
- Но мне как-то неудобно вить гнездо так близко от Вашего. Мы же будем мешать друг-другу. Вы ведь даже вылететь не сможете, пока я не уступлю Вам место.
- Это нормально. У нас на ППСС все так живут. Как говорится, в тесноте да не в обиде. Зато у всех всё одинаково, никто никому не завидует.
- Действительно, - подумал Леонид, - завидовать тут и в самом деле нечему.
    Прошло несколько дней. Леонид не только свил гнездо, но и получил новую соседку на своей ветке. Та птица, что поселилась первой, оказалась жаворонком и будила всех жильцов их дерева утренними трелями. Следом за Леонидом на их ветке поселилась большая, толстая сова, под весом которой ветка чуть треснула. Сова ухала по ночам и ворочалась в своём гнезде, раскачивая ветку. Вначале это жутко мешало, а потом Леонид привык и такое раскачивание и уханье даже помогали уснуть. Поскольку ветка треснула, то больше никого к ним не селили.
- Что ж, нет худа без добра, - думал Леонид, - на других ветках по пять - шесть гнёзд, а у нас всего три. Можно сказать, малонаселённая квартира. 
     С соседями он ладил. Собственно, видел он их только под вечер, перед сном. А днём летал в поисках пищи. Надо сказать, что на этой ППСС были свои преимущества. Как только кто-то находил достаточное количество червячков или гусениц, то сразу сообщал об этом всем живущим поблизости, и воробьи, трясогузки, коршуны, грифы и прочие птицы тут же слетались. Правда, если воробьям, трясогузкам и им подобным еды вполне хватало, то крупные птицы явно страдали от голода. Например, его соседка сова через несколько дней заметно похудела и её уханье из радостного превратилось в очень даже грустноватое. Да и червячки с личинками явно были ей не по вкусу. Большой коршун с соседнего дерева от слабости даже упал ночью со своей ветки и только чудом не разбился.
  Ворон – полицейский каждый день прилетал с проверкой – все ли соблюдают правила ППСС-ной жизни, у всех ли всё поровну. Проверял гнёзда, никто ли не спрятал какой-либо еды, не поделившись с соседями. Провинившихся, почему -то не изгонял с ППСС, как он обещал всем вновь прибывшим, а отселял на мёртвое дерево, стоящее в отдалении от всех. 
У самого же перья по-прежнему лоснились и был он полон сил. Ну никак не похоже было, что питается он одними червячками. Но жил Ворон-полицейский где-то на другом краю леса, и никто не знал, где именно он живёт и чем питается. 
    Через пару дней эта ППСС начала довольно сильно раздражать Леонида. Вроде есть где жить, еды тоже хватало, всё-таки воробей, не орёл. Но очень ему не нравилось, что многие птицы совсем не ищут пищу, а как только её кто-то находит сразу же бросаются впереди всех, дабы ухватить свою порцию.  А ведь добыть пищу в этой ППСС было ой как не просто. Земля была плотной, глинистой, да ещё и каменистой, и чтобы добраться до каких-нибудь личинок приходилось очень даже потрудиться. Но самое противное было в том, что у Ворона – полицейского эти бездельники были в любимчиках и, хотя многие птицы на них жаловались, он не делал ничего, чтобы заставить их тоже работать. Леонид заметил, что любимчики частенько что-то нашёптывали на ухо Ворону-полицейскому, видимо доносили на своих же соседей. Да и коммунальная квартира на пятой ветке, тоже достала.
  - Чем-то мне эта ППСС напоминает мою былую страну, из которой я удрал много лет назад и вот теперь, похоже, опять вляпался.
 Но теперь бежать было некуда.
 Когда вечером Леонид забрался к себе в гнездо, началась сильная гроза. Верхние ветки не спасали от дождя, было холодно и противно. Молнии сверкали над их сосной и было, честно говоря, страшновато. Леонид прижался к одной из стенок гнезда, куда ему казалось дождь попадал чуть меньше, спрятал голову под крыло и вроде бы даже задремал. Но вдруг молния ударила прямо в их ветку, которая и так уже была надтреснута, ветка обломилась, и Леонид полетел вниз. Почему-то ему никак не удавалось расправить крылья, чтобы взлететь вверх и не упасть на землю. Видимо они так намокли, что перестали его слушаться, земля приближалась всё ближе, ближе, раздался мощный раскат грома и Леонид потерял сознание. 
   
     Леонид очнулся, с трудом поднял голову. Дождя не было, а молнии сверкали уже где-то в отдалении. Сквозь разрывы грозовых туч просвечивала круглая луна, освещая кухню и стол со стоящей на нём пустой бутылкой из-под виски.
- Это я хорошо приложился, - подумал Леонид, встал, чтобы убрать бутылку и вдруг сообразил, что он уже не воробей, а вполне себе даже человек. И находится он ни на какой-то дурацкой ППСС, а у себя дома. Жена, конечно, спит себе в спальне, а он, старый дурак, напился и заснул прямо за столом. И вся эта история с ППСС была лишь сном.
- Чёрт побери, приснится же такое. Да, надо поосторожнее с выпивкой. Уже не те годы.
   Леонид убрал со стола бутылку и стакан, поставил на место стул, осмотрел кухню, всё ли в порядке. Жена, когда проснётся, если заметит, что что-то не так, будет ругать. Потушил свет, прошёлся по остальным комнатам, проверяя всё ли там в порядке, и поднялся по лестнице в свою спальню. Уже лет пять, как они спали с женой в разных комнатах. Вначале было как-то непривычно, а потом притёрлись, поняли, что так удобнее. Зашёл в ванную, почистил зубы, разделся, взял с тумбочки книжку, открыл её на нужной странице, но не читалось. Отложил книжку в сторону, выключил свет, повернулся на бок и перед тем, как провалиться в сон, успел подумать,
- Нет, нет в мире счастья. Везде погано.
И уснул.