Перо писателя

Я лежало на письменном деревянном столе в маленькой комнатке, окутанной почти невидимыми паутинками волшебства, загадок и тайн. Чуть прохладные осенние лучи (а был уже конец сентября) опускались на меня сквозь огромное окно, пронизывая душу тоской и смятением.
Колокол старинных часов, застывших на высокой серой башне недалеко от дома, пробил шестнадцатый час, да так громко, что стая сидевших на нём ворон чёрной тучей разлетелась по окрестностям и закуткам небольшого городка, имя которому – Старофольф.
Я пребывало в гордом одиночестве и ни о чём не думало. Я знало, что скоро, с наступлением унылого и мятного заката, я снова буду выполнять свои прямые обязанности, заполняя листы струями романтики ночь напролёт до прихода лилового рассвета, чтобы после крепко уснуть в руках старого и доброго гения, которого я так сильно люблю.
Но его всё не было. Лишь жирный кот, который всегда норовит ударить меня громадной лапой, похожей на хоккейную ловушку вратаря, утыканную гвоздями, вылез из-под шкафа, в котором хранились немногочисленные битые временем сюртуки писателя, а со вчерашнего дня новый, с иголочки, костюм и белые, воздушные, как хлопья снега, туфли. Я было очень удивлено, когда увидело это творение неизвестного портного. Неужто хозяин надумал свадьбу сыграть с милой барышней? Ей он посвящал такие строки, от которых я в его волшебных руках проникалось до слёз и нечаянно роняло кляксы на трепещущий листок, пахнущий табаком.
Эх, увидеть бы её хоть разок или, ещё лучше, очутиться в её пальчиках, ну хоть на долю секунды, чтобы ощутить их аромат и нежность.
А тем временем ветер разгонял последние солнечные лучи, вечер прилип к холодному окну коричневым пластилином и...
Закрутилась пластинка, заиграл саксофон, разрезая баритоном, словно золочёной шпагой, уснувшую комнату. Наверное, хозяин вернулся после долгой прогулки с полными карманами впечатлений и доброй, даже детской, улыбкой на сладких, медовых устах.
Я обрадовалось, но не тут-то было, этот кот – пушисто-дымчатый кусок шерсти — сидел на тумбе возле громоздкого заведённого патефона и нагло зевал во весь объевшийся рот. Это он нечаянно нажал на кнопку «пуск», и осенний вечер ещё больше стал осенним.
Джаз кружил жёлтыми шарами под сводами невидимого потолка, и вот уже труба в руках великого Луи Армстронга медью вырвалась из охрипших колонок, промчалась вдоль письменного стола, тронув мои хрупкие пёрышки, и растворилась навсегда в созвездии Большой Медведицы.
Мелодия оборвалась, пластинка слетела, кот тяжёлым мешком свалился с тумбы и выскочил через приоткрытую дверь будто ошпаренный. В окно уставилась далёкая бледная луна. Как сказал однажды мой хозяин, держа меня длинными табачными пальцами чуть под наклоном влево ( хозяин был левшой): «Луна в такую осеннюю ночь похожа на снежную королеву: такая же красивая и далёкая, холодная и колючая». Вот эта снежная королева и привезла на волшебных санях красавицу ночь и бледными лучами легла на меня, разделив тонкой полосой комнату на две части. А хозяин всё не появлялся.
Я мечтало согреться в его ладонях, довести до конца начатый военный роман; вывести красивыми буквами любовное послание милой барышне! Да просто побыть с ним наедине! А его всё не было и не было. Лишь наутро какие-то люди вошли в дом, осмотрели все комнаты, тумбочки, шкафы… достали тот самый новенький костюмчик с белыми туфельками и ушли, выпустив мяукающего кота на свежий воздух.
Через час они внесли и поставили рядом со мной скромный осиновый гроб, в котором, как кукла, в новом костюме застыл мой хозяин.
Он всё предусмотрел! Как же я раньше не догадалось?! И в памяти моей всплыли словно острые глыбы льда прощальные строки, адресованные ей:
«Если я погибну на дуэли,
Ты не смей себя ни в чём винить.
Я навеки твой безумный гений,
Никогда тебя мне не забыть».