Творец

Где-то в глубине души Толя считал себя гением. Он жаждал творить, но никак не мог определиться, что именно натворить он хотел. Сначала появилась идея стать художником, начал шлёпать пятнами краски по холстам, и по деревяшкам, но, так-как этим, давным-давно, никого нельзя удивить, сказал:
- Живопись умерла, и ограничивать себя поверхностью холста глупо. Для художника весь мир холст.

После чего вышел из дому абсолютно голый, только повесил на шею табличку с надписью: “Вечный человек”. Поймали его минут через двадцать. В объяснительной он написал, что это был его творческий месседж человечеству, забывшему истоки, и что стражи порядка просто не поняли его концепт.
Позже он договорился с одним бомжом, посулив бутылку водки, обмотал его скотчем и поставил на площади с табличкой: “Личинка человека”. Люди подходили, удивлённо смотрели и спешили уйти.
- Пялятся, быдло – досадовал он - и никому невдомёк, что вся суть в диссонансе Личинки и личины, которую все мы носим.
Бомж, тем временем, начал кричать и просить, чтобы его освободили, Толя стыдил его, увещевал, напоминая, что они договорились на весь день. В итоге, прохожие начали звать милицию, и творец решил, что лучше просто убежать.
- Нет, не дорос наш народ до такого искусства – дикари. Того и гляди, ещё ****юлей отвешают – резюмировал он.

Потом Толю потянуло в музыку. На инструментах играть он не умел.
“Да и не нужно - подумал он - сейчас электроника, что хочешь сделает. Лучше петь буду. Правда голос у меня тоже не сказать что-бы, но может быть за счёт харизмы прорвусь.”
Пошёл на какой-то конкурс, и только начал петь: “Ночь па улицам паашла…” его тут же прервали и сказали, что можно не продолжать.
- Подождите, там же кульминация ещё – увещевал Толя, и даже пытался грянуть “Толь—кк-аа…” Тщетно.
- Суки, допеть не дают. Там как раз кульминация, харизму мою так и не дали показать.

Решил Толя, уж было книжки писать, да больно неподъемным и скучным ему это показалось.
- Нет, книги уже умерли, догнивают, скоро вообще никто читать не будет. Сейчас нужно зрительный образ.

И вот тогда он понял, что лучше и проще всего для него будет снимать кино. Особо его порадовало, что режиссёру не нужно уметь писать, рисовать, иметь певческий голос, а просто можно делать тонкие замечания и давать мудрые указания, то есть делать то, что и должен настоящий творец.

Сносная любительская видеокамера у него была, а больше и не надо решил Толя.
- Сам буду вручную снимать, вся эта громоздкость уже прошлый век, так дыханье жизни чувствуется.
Без сценария тоже решил обойтись.
- Кому нужна эта литературщина? Главное режиссёру творцу, создать образ, настроение.

Собрал в фильм всех своих родственников и друзей. Несколько дней мучил их, указывая, что говорить и как смотреть.

После окончания сьёмок, раструбил о своём фильме где только можно, всем миром помогли арендовать небольшой зал для премьеры. Фильм назывался “Помойка”.
Началось всё с долгого молчания, камера никак не могла сфокусироваться, потом медленно изображение начало проясняться, и зрители увидели какой-то буро-зеленый обшарпанный, то ли сарай, то ли склад, камера начала двигаться, где то за кадром слышалось шумное дыхание и топот шагов. Все это продолжалось бесконечно долго, мучительно долго, камера двигалась мимо каких-то мастерских, складов, бетонных заборов, по дороге с потрескавшимся асфальтом, под аккомпанемент все того же дыхания и шагов, Пять минут двигалась, десять минут – и по-прежнему зритель не увидел ни одного лица и не услышал ни одного слова. Толя предложил ему помыслить образно. Он хотел показать бескрайность и неустроенность земли, подчеркнуть антигламурность содержания.

Наконец, не прошло и двадцати минут с начала фильма, шагов стало не слышно, видимо пришли куда надо. Зритель увидел какое-то странное помещение, увидел Толю, который передал камеру в руки товарищу, решив сыграть главную роль, потому что, никто кроме него не сможет донести режиссёрский, то есть, его собственный замысел.

Экранный Толя вошёл в помещение, там сидели несколько мужиков и выпивали. Он тоже сел, ему ни слова не говоря, налили, он выпил, тоже молча, естественно. Повышенно акцентировалось внимание, на свистящем дыхании, на звяканье бутылок, грязных пальцах, гнилых зубах, пережевывающих огурец. Здесь зритель уже подумал, что в картине вообще не будет никаких разговоров, но вот, не прошло и получаса, раздался голос, сказавший первую фразу.
- Слушай, а ты в бога веришь? – спросил один выпивающий мужик у другого.
- Нет - ответил другой мужик.
- Почему?
- Не знаю, так просто.
- А я верю…
Вот собственно и поговорили.

Потом сцена сменилась, выпивший Толя покупал жвачку, причем, тоже не говоря ни слова, подошёл к ларьку, сунул туда деньги, продавец, не спрашивая, что ему нужно, подал жвачку. Казалось, герои общались с помощью телепатии.
Камера задержалась на обертке, Толя решил сделать на всякий случай скрытую рекламу, вдруг заплатят, но так же, по его концепту, обертка говорила о том, как глубоко в нашу жизнь вошли бренды.

После, Толя оказался дома, на кухне, сидящий за столом. Рядом вытирала тарелки мать. Знакомое зрителю, долгое, томительное молчание.
- Есть будешь – наконец спросила мать.
- Буду.
Долго, молча, ели борщ. Камера лезла к ним прямо в рты, в тарелки, снимая, то кусок свеклы, то капустный ошмёток в уголке рта. Этим эпизодом, Толя тонко подчёркнул духовное разобщение самых близких людей.

В дальнейшем Толя еще долго ходил, по каким-то бурым пространствам, иногда вступая в скупые тягостные диалоги. Вообще, всем своим существом Толя хотел показать, что фильм не для дураков, а умные должны понимать все из контекста ситуации. Закончился фильм тем, что Толя, вытряхивая из мусорного ведра, сказал:
- Наша жизнь - помойка.

Больше всего Толю оскорбило, что некоторые зрители во время сеанса начали болтать о своём, а некоторые даже нагло всхрапывали.

Но Толе повезло, совершенно случайно на сеанс попал журналист, очень злой на то, что ему не дали возможности освещать один престижный кинофестиваль. Этим же вечером он написал статью, поносившую тот самый кинофестиваль, говорил, что там всё прогнило, что хороших фильмов там не увидишь, и как альтернативу бездарности, привёл молодого режиссёра, снявшего, совсем недавно, смелый фильм “Помойка”, сказал, что именно такие свободные дерзкие режиссёры должны в нём участвовать.
После этого, у Толи, наконец-то, появилось законное право считать себя творцом и говорить, что он ещё уделает Тарковского и Линча. Впереди ждали великие дела. Первым из великих дел планировался фильм, под названием “Клоака”.