Эра водолея

Эра водолея

Что я вижу: поэтическая легковесность, рассеянность, словесный проект, кичливость и сползание к наихудшему — в вульгарность, в литературу.
Ж. Батай, Внутренний опыт

Философическое эссе

НЕМНОГО О СКОТОВОЗКАХ НА ГУЖЕВОЙ ТЯГЕ

  Как известно, Петербург - город клопов и разводных мостов. Но не стоит забывать, что помимо этого, ещё он - город поэтов, которых в Петербурге не меньше чем клопов, а значит, чтобы выделиться из общей массы, поэту необходимо приложить немалые усилия. Когда я только начинал мои философические исследования в мытарствах по литературным рассадникам Петербурга, мне запомнился один яркий персонаж - Наталья Опрельская. Среди прочих она выделялась своей пышной огненной шевелюрой, проницательным взглядом с поволокою, элегантным платьем и, что самое главное, своим вездесущим присутствием. В первый мой визит, она презентовала свою книгу в одном из ЛитО дома писателя. На следующий день я отправился в другое ЛитО и вновь оказался на той же презентации книги стихов Натальи Опрельской, и когда пару недель спустя, уже в библиотеки на Петроградке, я попал на какое-то литературное заседание и снова застал там Наталью Опрельскую за чтением своих стихов, мне стало очевидным величие этого поэта. Каковы же были её стихи? Да какая в общем-то разница, дело вкуса. Это ведь совсем не то, что необходимо для достижения поэтической славы. Пегаса можно запрячь в любую скотовозку, но вот сделать так, чтобы тебя печатали в журналах, осыпали премиями и титулами - это мастерство подвластное далеко не каждому. А между прочим, Наталья Опрельская является Членшей Союза Писателей России, и это говорит само за себя. Однажды я присутствовал на презентации книги какого-то невнятного поэта, который, судя по вялой реакции зала, не смог впечатлить никого, но в конце тогда слово взял руководитель одной из древнейших поэтических мастерских дед Морозов: "Это хороший парень, он уже давно к нам ходит, так что я думаю, нужно дать ему члена". И самые выдающиеся поэты современности хорошенько усвоили, что значит заниматься поэзией, и что действительно необходимо для того, чтобы привести свою скотовозку в движение: инвестировать деньги во всевозможные литературные издания, находить значимые скопления единомышленников, важные знакомства, да и вообще, для увековечивания своего имени использовать свои боговдохновенные уста всеми возможными способами.

КОРАБЛЬ ***СОСОВ

  Дико извиняюсь за обилие всех этих, очевидных и без моих рассуждений вещей, которые я расписал в первой главе и за то количество банальностей, коему только предстоит быть написанным. Однако, признавая как закон лемму о том, что писать дозволительно лишь нечто новое, пишущий человек должен бы был вымереть, а по факту, вымрет лишь пишущий человек с совестью. Так что продолжим нашу мысль. К моему удивлению я так и не смог отыскать ЛитО с вышеобозначенным названием, хотя всем когда-либо побывавшим в любом из этих ЛитО, ПидО, на презентации книги или литературных чтениях, бросается в глаза несомненное их сходство со всем известной картиной Босха. И никакого пренебрежения или осуждения в этих словах нет, ведь иного средства передвижения в кивоты грядущих столетий, для подлинного гения пера выдумать просто невозможно. Читатель как таковой излишен в этой системе, его номинальную роль поочерёдно могут исполнять сами поэты, пусть и со скрипом, ведь поэты - вовсе не интеллектуальные извращенцы, как принято о них думать, и сами с трудом выдерживают творческий напор своих соратников. Ведь одно дело - ощутить непосредственно себя значимым культурным явлением, роняющим в души слушающих зерно прозрения; другое - быть жертвой, над которой со сцены изголяется очередной дегенерат. Очевидно, по этому пассажиры корабля с крайним удивлением косятся на тех, кто, оказавшись с ними на одной лавке, не пытается наперебой восхищаться их творчеством и под шумок продвигать своё.  Редактор какого-то журнала Геннадий Булинг, резюмируя отношение литературного сообщества ко всем его недостойным, однажды очень метко заметил: "Меня не интересуют негативные отзывы о моих стихах, тем более от людей не пишущих стихи, ведь это всё равно, что человек, который не умеет готовить будет критиковать повара". И он прав, ведь непочтительной критикой социальный капитал не сколотишь, а то, что повар вам подал похлёбку из своего дерьма, так это у вас просто плохой вкус, и в изысканном дерьме вы не разбираетесь. Так что Геннадий как истинный поэт рекомендует нам заткнуться и внимать. И мы внимаем, и, внимая, смертельная скука и тоска обуревают наши сердца. Нас штормит, и морская болезнь подкрадывается к горлу. Но раз уж мы по иронии окружившей нас воды, заполонившего всё творчества, оказались на этом чудесном корабле, что же нам теперь остаётся? Уподобиться корабельным крысам? Сброситься с корабля современности?

ДУБИЛЬЩИК В ПОИСКАХ ЭЛИКСИРА БЕССМЕРТИЯ

  Для Хармса стихи должны были быть такими, что если бросить их в окно, стекло бы разбилось, для Буковски книги уже были как битое стекло, которыми толком даже жопы не подтереть. Пришло время мужественно взглянуть в лицо современной литературе, разверзнувшейся перед нами как кровоточащая жопа. Литература вне объективных критериев оценки её качества и достоверности является заурядным хобби, причислить себя к которому имеет полное право абсолютно любой человек, способный составить буквы в слова. С нормами же и установленными структурами литература не может претендовать на какую-либо сущность, выходящую за рамки простого ремесла, пусть и более утончённого и деликатного, схожего скорее с массажем простаты, но всё же ремесла. И в этом случае швея в России больше чем швея. Дубильщик в России больше чем дубильщик. А если ещё точнее: поэт не больше чем дубильщик или швея или массажист простаты, и большая литература синонимична ортодоксальной графомании. Однако, это очевидное положение вещей невозможно принять, мысля себя в архаичных напыщенных терминах искусства, где "Литература" звучит благородно, если только ты - Поэт, а не так, чтобы все - поэты. Таким образом из глубин веков прорастает иерархическая плесень, сбиваясь в сгустки литературных союзов, всевозможных дегенеративных премий, где сведущее жюри с заросшими плесенью дипломами литературоведов с вершин заплесневелой иерархической лестницы вещает нам, что в этом мире должно почитать Прекрасным. Но постойте, ведь эпоха средневековья давно прошла, и мы все стали поголовно грамотными, и мы уже не способны поверить в их богоизбранность. У нас у всех есть перья и немного чернил, чтобы с лёгкостью воспарить до тех же литературных высот.

СРЕДНЕВЕКОВАЯ ПЫТКА ВОДОЙ
   
  В средние века в определённых кругах было модно положить человека на спину, засунуть ему в глотку воронку и вливать в неё воду. Чтобы не захлебнуться, жертве приходилось глотать, а когда рвота опустошала живот, пытка начиналась сначала. Современные же высокотехнологические воронки позволяют новым поколениям ортодоксальных графоманов непрестанно лить воду в головы своих незадачливых жертв, и что-то противопоставить этому кажется невозможным. И сам Сократ предпочитал претерпеть от несправедливой системы чем из последних сил сопротивляться ей, но это наводит только на одну мысль, что в тюрьме его всё-таки опустили. Так что лейте и вы, мудрецы! Грань между так называемой литературой и так называемой графоманией должна быть размыта окончательно, обрушив всё в нечленораздельную пучину, из которой не будут больше возвышаться затхлые судна с монументами кучерявым и в меру кучерявым стихоплётам на них, как не возвышаются же монументы дубильщикам или массажистам простаты. Вздымайте знамя радикальной графомании! Дискредитируйте литературу очередным гениальным творением! Пишите, пока слово "литература" не станет непристойным, пока литература, наконец, не обретёт своё заслуженное место на параше... И вот тогда писать станут только те, кто действительно иначе не могут. Без малейших надежд и иллюзий. Только тогда в устах никому ненужных подзаборных колдырей, в устах общепризнанных дегенератов поэзия вновь обретёт подлинную ценность.