Болгарский КГБ

Эти не простые 90-е годы. Околожурналистика
Настоящая история была моим первым журналистским соприкосновением с темой сектантства. Произошло это где-то осенью       1992 г., сразу же после того, как я вернулась из Ярославля, где познакомилась с хорошей интеллигентной семьей. Их 16-летняя дочь, милая  домашняя девочка Люда, отличница, не закончив школу, ушла с «Белыми братьями». Вчера ничего не знала о Боге, сегодня – религиозная фанатичка. Ее родители: мама, Валентина Ивановна, педиатр, которую знала вся округа;  отец Вадим Николаевич, подполковник, воспитатель колонии - были просто в шоке. Вадим Николаевич  по горячим следам стал выяснять, что за «кружок» посещали старшеклассники в местном ДК, ибо дети после этих занятий стали резко меняться, а потом исчезать из дома. Родители «прижали» руководителя этого «кружка», но мало чего добились. Из детей делали религиозных фанатиков, используя какую-то суггестивную (внушающую) методику, подкрепляемую «кодированием», то есть работой с некими биологически активными точками на спине. Говорили об этом просто: на занятиях детям делали массаж… Это все, что родители успели вытянуть из молодого лидера, который вскоре из города исчез. Слово «кодирование» в связи с сектами  тогда мелькало очень часто, но что это такое, никто не понимал. Родители собрали мне несколько фото своих детей, сделанных после этих сеансов. И у всех – какие-то одинаковые глаза: воспаленно-возбужденные. Даже не специалисту было ясно, что над детьми вершилось какое-то психологическое насилие. Скорая и грубая работа.
По возвращении в Москву, в какой-то газете я увидела рекламное объявление, где  сообщалось о наборе слушателей в группу… обучения международным (!) методикам кодирования  (раскодирования)… Точных формулировок я уже и не помню. Руководитель – болгарский проф. медицины Тодор Дичев. Ба, - думаю, - это то, что мне нужно, он-то и даст мне грамотный профессиональный комментарий по фотоснимкам этих детей.
Набор слушателей назначался на шесть часов вечера в ближайшую пятницу и  проводился в здании средней школы в Сокольниках. Пришла я заранее, чтобы успеть переговорить с профессором. При входе увидела объявление, что группы набирает не только проф. Т. Дичев, но и наш, московский психолог-доцент доктор Зинченко. Решила сначала подняться на 4-й этаж, к профессору.
В коридоре, где уже собралось человек 15 будущих слушателей, я стала свидетелем такой сцены. Из школьного класса вышел разгневанный профессор. Солидный и колоритный, в роговых очках, с шапкой седых волнистых волос и в белоснежном медицинском халате. Классический профессор с картинки. Из классной комнаты он вышел, выгоняя оттуда какую-то женщину. Указывая на нее пальцем, он, не смущаясь присутствием своих будущих слушателей, кричал: «Ти –еврэйка, ти –жидомасонка, вас сжигат всэх надо!».
Женщина, действительно похожая на еврейку, была скорее всего учительницей школы, сдававшей помещение… Она неловко и как-то вязко оборонялась, но профессор, готовый развеять ее в прах, изгнал-таки ее…
М-да, интересно… Момент для обращения не самый лучший, что называется «под горячую руку», да и профессор какой-то странный, но иного не дано. И - коли уж пришла… Уловив паузу в этой гневной тираде, я подошла.
-Профессор, простите, я здесь не для себя. Прошу Вас прокомментировать  фото детей, попавших в секту. Или назначьте время… Публикация готовится для «Московских новостей». Ваша фамилия будет фигурировать…
Он как-то цепко посмотрел на фото и кажется сразу все понял. Но тут же - неожиданно и резко - набросился и на меня:
-С тобой тожэ говорыт нэ буду!
Его гнев вызывал во мне какую-то парадоксальную реакцию: чем дольше я наблюдала «кино» его гнева, тем спокойнее становилась.
-А со мной почему говорить не будете? Я тоже еврейка, тоже жидомасонка?
- Нэт… ти нэ жидомасонка, ти нэ еврэйка…
- В чем же дело?
Оказывается, «Московские новости» - это… «регио-масонский орган печати»… Я сделала попытку спустить его на землю:
-Профессор, но это же дети, им надо помочь…
- Нэ буду с тобой говорыт, - упрямо повторил профессор, - иды к доктору Зинченко…
«Кино» было в высшей степени странным… Я посмотрела на часы, до начала их занятий оставалось десять минут. И поспешила на этаж ниже. На этот раз в классной комнате, которая уже заполнялась публикой, за столом я увидела вполне адекватное русское лицо того самого д-ра Зинченко. Кратко представилась, сказала о проблеме… и, указав на этаж, с которого я спустилась, недоуменно спросила:
-А это – что? Вы что здесь, действительно – сжигаете?..
-Не берите в голову,- улыбнулся психолог, - болгарский КГБ…
-А чем вы вообще здесь занимаетесь, что это за курсы?
- Сейчас я буду проводить психологическое тестирование. Цель – развитие психологических способностей… хотите вас протестирую?
-Да я здесь по другому поводу… Меня интересуют  фото этих детей, вы можете что-нибудь сказать об этом?
-Да разберемся мы с вашими детками, приезжайте ко мне в понедельник в лабораторию, там поговорим. А сейчас, давайте я вас все-таки протестирую. Вы мне просто предъявляете свои ладошки… Ба! Вы и сами много можете. Но собственные данные вам надо привести в порядок. Осмыслить, развить.
- А зачем? Разве не надо просто принять  то, что дал Бог?
- Совсем не надо, совсем не надо! – почему-то дважды повторил он. - Но потом  оглянулся на заполняющееся помещение… - послушайте, нам с вами непременно надо поговорить отдельно,  вот моя визитка, приезжайте в понедельник. И с детками разберемся…
Чем были вызваны его комплименты, я прекрасно понимала. С прессой тогда заигрывали все. Ему нужна была реклама, желательно предметная и бесплатная. Но в тот момент я считала, что наши цели можно совместить, и никакой опасности не почувствовала. Более того, идея получить грамотный научный комментарий по поводу этих в высшей степени непонятных явлений – меня очень занимала. И не только меня, но и моих коллег, родителей этих детей… В то время все, с кем я соприкасалась по этой проблеме, считали ее чисто медицинской – психологической, психиатрической. Дело было только в том, чтобы  найти специалиста, а я, похоже, сразу попала в яблочко…
***
Как только я вышла на улицу, мой оптимистичный настрой стал стремительно улетучиваться. Почувствовала я непонятную слабость, хотя только что была совершенно здорова. Домой  приехала уже совершенно больной, а к ночи у меня  разыгралась простуда по классическому сценарию. Однако, держа в голове важную встречу в понедельник, я при температуре 37.5 поднялась и встала под холодный душ, выпила чай с аскорбинкой… Весь следующий день я безуспешно боролась с простудой, симптомы же только добавлялись: у меня еще и разболелось горло. Я уже стала смиряться: ну что, придется сдаться и поболеть… А встречу – отложить.
Проболела я с неделю, недоумевая, почему же это Бог не пустил меня на эту встречу в психологической лаборатории? С выздоровлением в голове стали проясняться некоторые детали. Вспомнились два интересных факта, на которые по первости не обратила внимания.
Во-первых, я вспомнила двух странных женщин, стоявших в фойе школы.  Заметила я их еще при входе, но когда я выходила, они  стояли прямо у меня на пути. Одна из них была какая-то расслабленная и опущенная, другая – бодрая и даже скандальная.
- Вы что, тоже пришли записываться на эти курсы? Да вы только посмотрите на эту женщину, которая тоже сюда ходила!  Она совершенно потеряла здоровье. А с родней что?! – чуть не запричитала она, - у ее матери сгорел дом, у одной сестры ограбили квартиру, другая попала в автомобильную катастрофу! А все это они! – женщина указывала рукой наверх, откуда я только что спустилась. Она продолжала еще выкрикивать обвинения в адрес «шарлатанов», а я, не вступая в диалог, поспешила уйти – ну, мало ли вокруг ненормальных?  Но сейчас, размышляя спокойнее, в оценке я была не так однозначна. Вспомнила, и это во-вторых, что в такой замечательной семье из Ярославля, с которой я недавно познакомилась, произошло нечто подобное. Вадим Иванович, будучи в командировке на ВДНХ, уже через день вызвал к себе жену. Здесь, мол, можно записаться на недельный курс практической психологии, раскрывающей скрытые способности, интуицию… Как это полезно было бы для нее, как педиатра! Новые времена, новые веяния. Валентина Ивановна приехала и была в восторге от таких необычных занятий… А через какое-то время пришла одна беда: дочь ушла в секту. Вскоре вторая: у их годовалой внучки начались серьезные проблемы со здоровьем…
Уж и не помню, как долго я размышляла, но наконец поняла – ехать на встречу с этими странными психологами не следует... Стала восстанавливать в памяти детали последней встречи… И профессор странный и тандем с психологом – странный. И этот «КГБ-юмор»… Воспаленные глаза подростков их совсем не удивили. Мне тогда и в голову не приходило, что и сектантские «тренеры», и эти профессора «международных»  психологических курсов занимались одним и тем же. Бесовство лезло во все щели.
***
На встречу в лабораторию я не поехала. И вскоре была за это вознаграждена: в моем окружении появились академические профессора психиатрии. Первый, с кем я познакомилась, был молодой 38-летний профессор МГУ, назовем его Алексеем Велитарьевым. Он заведовал кафедрой, в названии которой было это интересное словосочетание «измененного сознания»… Помнится, мне так понравилось, что есть специальная кафедра с таким названием. Все это казалось мне таким вдохновительным. К тому же, это была очень близкая мне научная среда. А все мы тогда свято верили, что именно наука поможет нам понять, что такое секты, так стремительно и агрессивно ворвавшиеся в нашу жизнь. Проф. Велитарьев оказался естественен и прост в обращении, мы легко нашли общий язык. Обозначились и темы для общения. К тому же, с проблемой сект он уже соприкоснулся. Недоуменно улыбаясь, рассказал о недавнем визите к нему харизматического вида индусов.
-Приехали сюда, чтобы заработать. Тоже хотят основать какую-то секту и стать гуру…  Просили, чтобы я обучил их некоторым профессиональным «штучкам». Плата - белый «Мерседес». Пришлось их огорчить: «Нет, ребята, я этим не занимаюсь».
*****
Первый «родительский комитет» (состоял он из родителей и родственников тех, кто попал в секты)  возглавляла энергичная дама, доцент МГУ, Валентина Николаевна. В секту с названием  «Богородичный центр» ушел ее единственный 24-летний сын. Иногда, на несколько часов он мог прийти домой. Но, по ее словам, он стал настолько невменяемым, что она не могла доверить ему даже пользование газовой плитой… Валентина Николаевна сама создала этот «родительский комитет», стала во главе его, чтобы облегчить себе контакты с городскими и силовыми структурами, с депутатами, с прессой… Она делала все, чтобы извлечь сына из секты. Мне она говорила:
-Прошу вас, только не отказывайтесь, помогите мне… У меня есть деньги, я буду платить вам. Для вас открыты двери, которые закрыты для меня.
-Но вы и так в курсе всего. Что вам нужно?
-Мне нужен психиатр. Причем такой, который бы по моему звонку приехал в течение часа в то время, когда сын появится дома. Чтобы он в неформальной обстановке обследовал его и поставил диагноз…
-Я вам и так найду такого психиатра.
Именно в это время меня познакомили с проф. Велитарьевым. Молодой профессор проникся бедой  В.Н. и пообещал сорваться с места по первому зову. Но сын ее, как нарочно, долгое время не появлялся дома.
А пока я предложила другую тему: устроить что-то вроде выездного заседания кафедры на литургию секты «Богородичный центр». Кафедра молодая и мобильная – всего 6 человек… Мне хотелось иметь что-то вроде психологического заключения об этих новых сектантских радениях. Ну чем не тема для молодой кафедры?
Надо сказать, что Бог понижал мои надежды на науку очень и очень постепенно, не разочаровывая скажем так – сразу и окончательно. Первая новость такого рода ожидала меня уже перед этой «литургией». Рано поутру к метро, где мы условились встретиться,  кроме  проф. Велитарьева пришел только один его коллега. Я была в недоумении.
-А где же остальные ваши сотрудники?
Загадочно улыбаясь, психологи переглянулись.
-Не придут они. Боятся…
-То есть как – боятся? Чего?
-Да ведь говорят, что у сектантов есть свои боевые дружины.
От метро мы довольно долго шли к ДК, где и должно было состояться это радение. По дороге  профессор философски  просвещал меня.
-Не удивляйтесь, они действительно боятся. Знаете… в психологию люди часто идут  для решения своих собственных проблем. Вам ведь знакома конечно популярная психологическая серия Владимира Леви? «Охота за мыслью» и пр., - увидев мой согласный кивок, он продолжал, - Так вот, сын В. Леви учился, потом работал у нас на психологическом факультете МГУ… Очень проблемный молодой человек. Из уважения к его отцу все с ним возились как могли. Но работать он так и не смог…
Итак, первое признание проф. Велитарьева, что руководит  он инвалидной командой, мне пришлось проглотить. Ну ладно, думаю, хоть два человека…
Зал ДК был переполнен. В фойе «священники» Богородичного центра в замысловатом облачении совсем на православный манер проводили исповедь. Все было почти что всерьез. Публика, как в театре, усаживалась в кресла.  Некоторые, предвкушая «радения», уже мечтательно закидывали головы и впадали в транс. Мы было присели, но соседи стали улыбаться нам так «загадочно», что я поднялась первой.  Мои спутники предложил встать справа, у стены. К тому же, стоящие люди там тоже были.
На сцену вышел лидер Богородичного Центра Береславский, и все закружилось в уверенном и заданном темпе. Ритмичные песнопения, бьющие по голове, сменялись почти эстрадными песенками…  кружения, танцы- не танцы… А потом вдруг Береславский на полном серьезе начинал говорить что-то невероятно важное, но – какое-то не понятное… Пародия на проповедь?  Потом все - заново. Зал начинал включаться, раскачиваться и вторить…
Мои эксперты слушали очень внимательно, время от времени глядя на часы…  «Заметьте, - шепнул  мне  проф. Велитарьев, - если этот ритм будет продолжаться 10 минут, значит, сценарий очень жесткий». Я засекла время. Ровно через десять минут зал расслабился и запел чуть ли не «Подмосковные вечера».
Минут через 30-40 психологи переглянулись и сказали мне:
- Ничего нового уже не будет, можно уходить.
Из того, что говорилось по дороге к метро, я могла заключить только то, что в сценарное действо заложена грамотная схема внушающего воздействия. Психологически – жесткого…  Расстались мы, несколько подавленные сознанием того, что такой беспредел, как это воскресное радение сектантов, в сегодняшней Москве возможен… И что  мы собственно бессильны против этого…
****
Время от времени я звонила проф. Велитарьеву. Интересовалась, был ли он у Валентины Николаевны, намекала на то, что ожидаю заключения по результатам нашего похода… Наконец он признался, что у Валентины  Николаевны – был.
-Видите ли, мне надо бы понаблюдать этого молодого человека в стационаре. К тому же я не уверен, что «до того» он был действительно здоров…
Значит, ни профессионального  заключения, ни – лечения… Отчаявшись вернуть сына, Валентина  Николаевна пошла на сотрудничество с сектой. Позже мне пришлось познакомиться с учредительными документами дочерней структуры «Богородичного центра», учредителем которой была и она… И все это – за возможность хоть иногда видеть сына.
Ну и наконец последнее в этой грустной истории. Рассказывая о состоянии сына Валентины  Николаевны,  проф. Велитарьев неожиданно признался: «У меня ведь тоже родился больной сын…». Насколько я поняла, сын его страдал болезнью «дауна». Ребенка они с женой «сдали», а  потом развелись. От второго брака, - как он сказал, - у него родился- здоровый ребенок… Когда он говорил «здоровый», я почувствовала в его голосе напряжение, то есть он и сам в этом еще не был уверен.
И блестящий Владимир Леви, и проф. Велитарьев имеют больных детей, вылечить которых они не могут… Последний не смог помочь и В. Н. Позднее я достаточно долго общалась с проф. Кондратьевым, м.б. лучшим профессором психиатрии этих лет. У него детей не было, была больная жена. Но и последний не смог нам предложить рецепта, как «вылечить» в массе своей появившихся религиозных фанатиков-сектантов, вчера еще индиферентных атеистов. Все подвигало нас к осознанию того, что проблема эта – не медицинская.
И еще одно разочарование: за анализ той, «богородичной литургии» молодая кафедра так и не взялась.
  *****
Конечно, на главный и острый вопрос, нас тогда волновавший, психиатры ответить не могли, то есть не могли ни «вылечить» сектантов, ни вернуть их к «нормальной» жизни. Не говоря уже о глобальном взгляде на проблему. Ближе всех к проблеме «излечения» подошел академик Смирнов, в советское время возглавлявший некоторую закрытую лабораторию. О его работах, кстати, хорошо знали американцы. Так, когда в Америке готовилось массовое самоубийство секты «Дети Бога», американцы обратились именно к Смирнову. Он порекомендовал им записать на частотах подсознания голоса родственников («Папа, мы ждем тебя!», «Мамочка, мы без тебя скучаем! и т. д.) и воздействовать на сектантов вблизи здания в таком безмолвном режиме.  Но американцы есть американцы: они спросили о проценте (!) успеха… Акад. Смирнов удивился… назвал цифру 70 процентов. Американцы сочли, что это мало. Но голоса родственников записали. Запись включили громко, в динамики. Началась паника, массовое самоубийство тем самым они ускорили.
Акад. Смирнов обнаружил такую вещь. У сектантов, как результат постоянной суггестии, в районе мозжечка образуется что-то вроде небольшого нароста, то есть вполне материальное  образование. Он вычислил некоторый диапазон звукового воздействия, который может постепенно нивелировать этот нарост… Но и этот метод «лечения» был конечно ограничен. Во-первых, психиатрическим законодательством: человек только сам (и письменно) должен был обратиться за этим лечением. К тому же, это было еще и экспериментально… В единственной лаборатории. Его никто не финансировал.  Делалось все, как говорится, на коленке. Сам процесс лечения заключался в том, что человек (тот же сектант) должен был ежедневно в течение 10 мин. прослушивать через наушники  какой-то звуковой отрывок, пассаж… Это был определенным образом  подобранный  набор звуков, частью очень неприятных. Например, там было какое-то скрежетание…
Следила я за работой акад. Смирнова на расстоянии, без личного знакомства. Что-то меня удерживало. Психологически мне это было понятно: я не хотела новых разочарований. Останавливало меня и то, что акад. Смирнов часто и серьезно болел, как будто сам Бог тормозил его работу.
На чем сердце успокоилось.
Конечно, этих психиатрически-бездуховных методов и «практик»  надо было коснуться. И понять то, что они ничего не дают,  тоже надо было.  Только потом я встретилась с о. Олегом Стеняевым. М. б. были и другие священники, занимавшиеся в то время  этой проблемой… Были, конечно. Но убедил меня тогда именно о. Олег.
Когда я с ним познакомилась, сердце мое успокоилось. Первое, что меня впечатлило: он не разделял этой тревоги, этой безысходности при соприкосновении с проблемой, с горем  несчастных родителей, других  родственников сектантов. И равнодушием это не было. Поговорив с ним, я наконец осознала: секты, ворвавшиеся к нам с таким «гиканьем» - это эффект сжатой пружины, закономерное следствие 70-летней бездуховности. Он был просто и спокойно  убежден в том, что  по мере того, как православная церковь будет занимать подобающее ей место в обществе, острота проблемы сектантства будет уходить. Заезжим болтунам и эмиссарам здесь просто нечего будет делать. Он понял это в самый пик. И оказался прав. 
-О. Олег, о чем вы говорите с матерью, сын которой ушел в секту?
-Очень важно, чтобы была верно понята первая фраза, которую я говорю: «Ваш сын ушел из семьи. Он ушел от вас». Можно обвинять общество, которое допустило в страну секты, можно обвинять секты, но куда деться от того факта, что человек ушел от самых близких? Труднее всего обвинить себя. Значит, в семье было холодно, бездуховно… Если бывает правильно понята первая фраза, меня даже не спрашивают «Почему?». Значит, знают, почему. А если знают, обстановку в семье надо менять…
- Так просто?
 - Иногда это действительно бывает «так просто»! Так, уход одного юноши из АУМ начался с того, что он заметил дома (а наведывался он домой только тогда, когда там никого не было) православные книги, иконы. Были и другие причины, но вернулся-то он домой…
О. Олег не просто произносил эти истины и ждал наступления  «светлого будущего». Он – работал. И тоже – спокойно и уверенно. Причем, методы работы у него были «соблазнительные». Даже люди, знавшие его давно, пожимали плечами… Например, он задружил с сектантскими лидерами. На чай их приглашал с этаким искренним радушием, устраивал  совместные диспуты-конференции. Более того, он предоставлял им для  проповедей свою православную аудиторию… И только потом, по прошествии времени, вскрывались истинные цели о. Олега. Предоставив сектантам «для общения» православную аудиторию, он намекал, что и ему хотелось бы сказать слово среди их паствы… Эффект его выступлений в сектантской аудитории был равен действию бомбы замедленного действия. Он показал своим новым «друзьям», что владеет «специальными техниками» не хуже, чем они. Свои выступления он начинал, усыпляя внимание и сектантов и их лидеров, с утверждения о том, что дважды два, оказывается четыре, что надо делать добро и не надо делать зла, что надо чтить отца и мать… А потом делал такие неожиданные словесные повороты, сразу не замечаемые… После одного такого его выступления произошел массовый уход из АУМ… Будто он как-то «незаметно» сказал: «Вы все хорошие русские ребята, но что же вы тут среди японцев делаете? Пойдемте лучше со мной!». И они пошли. В тот день из секты ушло 250 человек.  Сектантские лидеры наконец осознали, что этот рыжий толстяк их обыграл. А ведь представлялся-то – простак простаком!
Месть секты была лютой и – бесполезной. Сначала сектанты решили его похитить. Но впихнуть толстяка Стеняева в маленькие «Жигули» по скорому не смогли.  Потом в храме «Всех скорбящих Радосте» на Б. Ордынке, где по вторникам в 12 часов о. Олег собирал родительские группы пострадавших, сектанты распылили какой-то угарный газ. О. Олег потом сетовал: «Голова три дня болела!». Устроили ему и такую противную месть. Собрали группу бомжей и уговорили их подойти в конце службы к Кресту у о. Олега. Мол, выпить дает. Вот уже и последний подошел к Кресту, священник собирается уходить… Бомжи: «Ты чё, батя, а выпить?!». Было и многое другое: в покое о. Олега не оставляли.
****
Знакомство с о. Олегом, его рассудительный взгляд на проблему, позволило мне иначе, «с другой стороны» посмотреть на то, что еще вчера казалось мне непонятным и безысходным. Анализируя некоторые истории, можно было ответить даже на вопрос: «За что?!». Вот характерная история.
Некая Марина Алексеевна, на вид простоватая женщина, одна растила дочь, которая не закончив школу, также ушла из дому с «Белыми братьями». М. А. показала мне большое число фотографий дочери, которая и в музыкальной школе училась, и занималась в драмкружке, и отличницей была… Девочка было не просто одухотворенной красавицей, в лице была отчетливая печать аристократизма, чего я никак не могла отметить в матери.
-Лена совсем на вас не похожа…
- В отца она… - и М. А. рассказала мне свою историю. Она была замужем за офицером. Муж не просто любил, но боготворил свою дочь. Когда девочке было года три, он отчего-то стал выпивать…
-Я решила, что «больной зуб надо рвать сразу» и подала на развод. Командование части его очень ценило и меня уговаривали «потерпеть», «подождать», очень уж хороший человек, может его беспокоит что-то особое… Но я была непреклонна… И только теперь, когда секта забрала у меня дочь, я поняла, какую боль я тогда доставила ему…
Вопрос «За что?» не оставлял меня и тогда, когда я вспоминала так понравившуюся мне семью из Ярославля. Все здесь было хорошо. В этом доме хорошо жилось и старой бабушке, и кошке, и собаке… Валентину Николаевну, педиатра, помимо всякой «скорой», соседи могли позвать к больному ребенку и в 12 и в час ночи… Вадим Николаевич, подполковник, воспитатель колонии, дома занимался инкрустацией по дереву. Сын их, молодой офицер, честно тянул лямку в степях Казахстана… И вот их дочь – ушла из дома с «Белыми братьями»…
В этой семье все закончилось хорошо. После событий 1993 года в Киеве, где готовилось массовое самоубийство, Вадим Николаевич подал-таки свою дочь на всесоюзный розыск. Через какое-то время ему сообщили, что Люда находится в детской комнате милиции г. Чернигова.
-Из дома я сорвался тут же… Когда я забрал Люду из изолятора, она долгое время не могла произнести ни слова. Сказала только: «Едем на рынок». Набрала там килограмма три фруктов, за которые я безропотно заплатил, и вернулись в изолятор. Фрукты она передала содержавшимся там детям…
- Вадим Николаевич, а вы не думали о том, почему это случилось в вашей семье?
- Думал, конечно… Бог не первый раз подвигал нашу семью к воцерковлению. История с Людой и была этой последней каплей… После того, как мы воцерковились, все постепенно пошло на поправку. Люда вернулась домой, поступила на регентское отделение в Духовную академию Сергиева Посада, у нее ведь музыкальное образование… «Белые братья» и там ее конечно доставали, но окружение оказалось для нее спасительным… И у внучки здоровье поправилось… Сейчас можно сказать, что мы пережили некоторое вразумление.
И все-таки таких, прозревших, было мало. Редко кто мог действительно услышать слова о. Олега: «Вашему сыну (дочери) так же трудно выйти из секты, как вам – вернуться к вере предков. Начинать нужно с себя». Большей частью пострадавшие винили секты и государство, допустившее их появление.
Шли эти не простые  90-е годы уже прошлого столетия.