Лицемер

Валера недолюбливал своего отца. И даже не за то, что он развёлся с матерью и теперь жил в другой семье. Просто, во время их нечастых встреч, отец всегда неприятно поражал его своим цинизмом. Как и любой молодой человек, себя Валера тоже относил к циникам, но, как у любого молодого человека, цинизм его был весьма возвышенным и заключался в том, что мир лежит во зле, но есть единицы прекрасных, таких как Валера, людей, способных изменить его к лучшему.

— Нужно просто не лицемерить, нашему миру требуется новое поколение людей, не способных к лицемерию – говорил он претенциозным тоном и тут же натыкался на саркастическую ухмылку отца:
— Ох, ну что за чушь ты несёшь? Рассказать тебе, что такое наш мир? Наш мир, сынок, это большой,  преимущественно дружеский круг, плотно стоящих друг к другу людей, в котором каждый видит перед собой чью-то задницу. Самая главная обязанность человека и гражданина – лизать эту задницу, и по возможности, делать вид что вкусно, даже если на самом деле противно. Не нужно отказываться или делать  это с пренебрежением. Пусть это даже не совсем вкусно, но в плотном дружественном кругу, где каждый видит перед собой чью-то задницу, всё же так приятно ощущать в своём анальном отверстии влажный освежающий язычок и, оборачиваясь в минуты отдыха видеть довольное улыбающееся лицо друга.
— Фу, папа, тебя слушать противно – отвечал Валера, и ему казалось, что отец и действительно нечист, что от него исходит тяжёлый неприятный запах, несмотря на то, что он недавно вышел из душа.

Отец подходил, трепал сына по плечу, гладил по голове, на что тот, инстинктивно, вжимал голову, отводил плечи.
— Противно? Странно, сам сказал о том, что нужны нелицемерные люди, а когда я, открыто, без лицемерия, сказал тебе, что я думаю про этот мир, тебе вдруг стало противно. Выходит, даже ты, мой сын, не хочешь слышать от меня правды,  тебе бы больше хотелось, чтобы я просто покивал тебе на твою пафосную чушь про новое поколение нелицемерных людей. Ведь так? Ещё бы, как же иначе, на самом деле, тебя не интересуют ни мои мысли, ни правда, тебе нужен только кивок утверждающий тебя в своём мировоззрении. Вот я не кивнул, поступил нелицемерно, а тебе стало, вдруг, противно. Поэтому я редко говорю с кем-то откровенно, а говорю то, что люди предполагают услышать.
— Зачем это делать? Настолько боишься проиграть спор  или постоянно печёшься о возможных выгодах?
— Ни то ни другое, Я просто получаю удовольствие от того, что кто-то доволен моими словами. Я научился лгать без сокрушения, а с радостью, теперь я смеюсь внутри, говоря разным людям абсолютно противоположные вещи. У меня всегда на готове вариант один и вариант два:
1 — Как можно быть таким некультурным, чтобы преследовать людей за их сексуальную ориетацию.
2 — Давно пора приструнить этих жопошников, лично бы морды бил.
1 — Неужели люди до сих пор не поняли, что нации не имеют значения? Мы все одинаковы.
2 — Ха-ха-ха, некоторые ещё говорят, что мы все одинаковы. Позвольте, кто? Я одинаков с
дикарём из племени “мумба-юмба”? – увольте.
1 — Гуманизм, гуманизм и только гуманизм. Я считаю, человечество спасёт доброта.
2 — Эх, Сталина бы сейчас, к стеночке кое-кого поставить, для протрезвления умов.
1 — Ненавижу  предателей-эмигрантов, поплевывающих издалека на свою родину и поучающих нас, что мы не правильно делаем, как будто там всё устроили они.
2 — Свалю отсюда при первой возможности, надоело, хочу пожить в нормальной стране.
1 — Эти дураки всё ещё цепляются за отжившие понятия бог, церковь, грех… Может быть хватит?
2 — Да, и я что-то давно не молился, нужно, нужно обязательно. Молитва душу очищает.
1 — Отвратительная молодёжь пошла.
2 — Замечательная  молодёжь растёт.
Ну и так далее, причём я даже сам не могу сказать, какой вариант мне ближе. Честно говоря, мне ближе третий, что-то среднее, в нём больше истины, среднее забирает все соки из двух крайностей. Поэтому я лучше всего отношусь к людям, которые не имеют чётко сформулированного мнения. Чёткие формулировки, как правило, основаны на информации из одного источника. Конечно, ты можешь презирать меня за это, в твоем возрасте обычно любят правдорубов со стальным взглядом, вот только потом, когда внимательней приглядишься к этому взгляду, он оказывается не стальным, а оловянным.
— То есть ты попросту – лицемер.
— Ах да, я забыл, что ты ещё в том возрасте, когда даже неглупые люди мыслят ярлыками. Называй как хочешь, но вот это, так любезное тебе, правдорубание, иногда, так вообще, просто глупость. Вот спрашивает меня недавно знакомая: “Ну, как на мне сидит мой новый полушубок?” Кокетливо, в ожидании комплимента, естественно, а сидит он на ней отвратительно. У неё и так торс широкий, и ноги тоненькие в разные стороны торчат, а полушубок ещё усиливает контраст, но что я ей скажу? Нет не идёт, ты мне напоминаешь телевизор стоящий на табуретке, так что-ли? Говорю, хорошо, мол, сидит – она довольна. Какие вопросы? Правду пусть ей муж объясняет, или мать, или дочь, а я просто поступил по законам вежливости.
— Нет, папа, я с тобой полностью не согласен, это слабость и трусость.
— Говори, болтай, пока болтается, повзрослеешь, узнаешь, что такое настоящее одиночество – станешь менее категоричен.
— Причём тут одиночество? В любых обстоятельствах нужно иметь гордость. Помнишь: “Никогда ничего не просите, особенно у сильных, сами предложат, сами всё дадут”
— Ха-ха, цитатой меня удивить хотел. Я тебе могу сейчас сто цитат привести, одна другой лучше. Никто ни хрена не предложит, никто ни хрена не даст, так-то, дурачок…

Валера махнул рукой и вышел из комнаты, а отец уселся в кресло, поставил на колени пепельницу и долго курил, иногда чему-то ухмыляясь.