Любовь в тылу врага. Глава 8
Сентябрь 1941 года.
Наутро Вовка проснулся от того, что страшно замёрз. Решил выйти на улицу, порубить дров, чтобы согреться. Дёрнул дверь, она ни в какую, дёрнул снова – ничего. Оказалось, за ночь так замело лагерь, что сугробы сровняли землянки с землёй, двери занесло. Вдвоём кое-как удалось им сдвинуть дверь и выйти наружу. Там уже партизаны вовсю чистили территорию, а снег всё шёл и шёл, буквально, в течение часа заметало всё заново. Пробрался к комбригу, тот раскрасневшийся после уборки снега, он всегда был на равных с мужиками, говорил, мол, или вместе и мы – сила, или каждый за себя, тогда нас фриц всех убьёт поодиночке, попивал горячий чаек и обсуждал с бойцами ночную вылазку. Несмотря на метель, решили, всё-таки, идти:
- Метель только в помощь, вся немчура по домам будет сидеть, а тут вы. Да и уходить проще: в пургу далеко не видно. Давайте, мужики, не подведите. Надо разбить этот форпост.
- Может, я с ними, товарищ комбриг, хотя бы на шухере посижу? – попросил радист.
Комбриг посмотрел на него, оценивающе:
- Ладно, но если что, бегом на базу, никого не ждать, в перепалку не вступать, сразу сюда, ясно?
- Ясно! – обрадовался Володя и помчался собирать всё самое необходимое, как ему казалось: свой «Суоми», валенки, перчатки, проверил магазин, взял запасной. Всё, готов!
Когда стало темнеть, зашёл Ильич:
- Радист, ты готов? Выходим!
Вовка вскочил и двинул за командиром. Провожал их Трофим, обнял Вовку и пригрозил ему кулаком, мол, попробуй только не вернуться, найду и сам прибью…
- Да ладно тебе, ну что я маленький, - отстранился Вовка и тронул след в след за Ильичом. Группа шла по возможности быстро, утопая в снегу. Часа через два дотопали до границы леса.
- Радист, сидишь тут, понял?
- Ага, - Вовка во все глаза следил за командиром, - вы когда вернетесь?
- Когда вернёмся, тогда и вернёмся, сиди и жди. Всё, мужики, за мной! Немного опережая группу, в метели скрылся Фёдор. «Пошёл патруль снимать», - понял Володя.
Метров через двадцать группу он уже едва различал. Завалился в выкопанную в снегу ямку и пристально смотрел вперёд. Только темень и снег не давали ничего увидеть, а минут через тридцать стало клонить в сон. Чтобы не заснуть он стал вспоминать стихи, которые очень любил:
«Пред испанкой благородной
Двое рыцарей стоят.
Оба смело и свободно
В очи прямо ей глядят.
Блещут оба красотою,
Оба сердцем горячи,
Оба мощною рукою
Оперлися на мечи.
Жизни им она дороже
И, как слава, им мила…»
Закончить он не успел, со стороны села послышалась оглушительная стрельба, взрывы… Вовка вскочил на ноги: «Чёрт, что делать?» Взметался он в кустах, выходить, тем более бежать на помощь, он не мог, приказ. «Так, всё, успокоится и ждать!» - приказал себе радист, прислонился спиной к молодой сосенке, лицом в сторону взрывов и замер в ожидании.
Минут через сорок появились тёмные силуэты впереди, радист спрятался за деревом. Вытянул вперед свой «Суоми»:
- Радист, живой? – услышал он весёлый крик Ильича.
«Господи, мужики! Живы» - обрадовался Вовка.
Партизаны вернулись почему-то весёлые и довольные. А стрельба впереди не стихала:
- Что случилось? Там кто-то из наших остался? – удивлялся радист.
- Не, все наши тута, - довольно крякнул Ильич. – Эти дурни друг в друга палят.
- Ты только представь, - возбуждённо продолжал один из парней, - Мы пришли в село, караул Федька без единого звука положил, разошлись по домам, по команде, закидали их в окна бутылками и гранатами, те вывалились на улицу, там человек триста, не меньше. И давай друг по другу шмалять, метель же, ни хрена не видно на два метра. А нам пришлось валить, мы даже по разу не стрельнули. Слышь, что творят? Туда им и дорога, тварям!
- Не понял, откуда там триста человек? Там же дорожники только немецкие, человек пятьдесят, комбриг говорил, – продолжал недоумевать Володька.
- Видать, батальон шёл, а может, и полк, метель застала в дороге, вот они у своих и решили переждать непогоду. А мы их распугали, вот от неожиданности они вон до сих пор стреляют, идиоты, по своим.
Мужики веселились, их задор передался и Вовке, так смеясь и всячески издеваясь над недалёкостью врага, они часа через два были в лагере.
- Товарищ майор, самолёт уничтожить не удалось, придётся возвращаться дня через два, когда эти недострелянные уйдут, - закончил доклад Ильич.
Комбриг посмеивался:
- Да, ситуация, мужики, без единого патрона полк уложить!
- Ну это неизвестно, - поправил его Ильич, - позже узнаем, сколько там полегло.
- Да не прибедняйся, Ильич, сколько тебя знаю, как в рубашке родился, ни одной царапины, а задания выполняешь на раз-два!
- В этот раз не вышло, товарищ комбриг, - вздохнул Ильич, - боюсь, теперь немчура за нами охоту устроит.
- Встретим, как родных, - ухмыльнулся Никифоров. – Отчёт не забудь отправить! Потом отдыхать, а я пошлю разведать, что там и как.
Выспавшись, Вовка пошёл на кухню за новостями. Витёк ел что-то горячее из чашки, Трофим кашеварил.
- Плесни чего-нибудь, друг, - попросил его радист.
Тот выдал чашку с супом, суп был невкусный, но горячий.
- Мяска бы, - протянул Вовка, - слышь, Витёк, давай прогуляемся, может, найдем кого, притащим нашему громиле, пусть пацанов накормит.
Трофим замахал руками, показывая что-то большое вокруг и прижал указательный палец к губам, мол, немцы вокруг, тихо надо сидеть, опасно ходить куда-то. Дверь открылась и в хлипкое тепло кухни ворвался ледяной морозный воздух, парни обернулись, на кухню вползали два бойца, ходившие сегодня в разведку к аэродрому:
- О, мужики, - завопил Витёк, - заходите, рассказывайте, что там, много фрицы фрицев уложили? – и рассмеялся.
- И ты уже знаешь? – засмеялся один из разведчиков, - да, братки, такого я еще не видал… Да что там, даже не слышал, это ж надо так обосраться, чтоб по своим стрелять?
Кухня взорвалась хохотом, было из-за чего, группа партизан без единого выстрела уложила полторы сотни фашистов!
- Вышли мы в село – тишина, ни одной машины, ни мотоцикла. Тихо подошли к крайнему дому, заглядываем – у иконы дед сидит, крестится. Мы зашли, спрашиваем, мол, немцы остались, дед.
- А он поворачивается к нам: «Господи!» и снова крестится. Я ему говорю? «Федька меня зовут, а не Господи, но за комплимент – спасибо! Так что с немцами?» Так уехали, говорит, собрали своих в сарай, велели захоронить, а сами уехали. Кто остался, спрашиваю. А он – человек, говорит, тридцать, за аэропортом следят. Много в сарае-то осталось, спрашиваю. А он повел нас смотреть, сарай, как раз, у его дома, рядом совсем. Открываем дверь – мать честная, лежат, сволочи, в три слоя, друг на друге. Сотни полторы точно, гадом буду! – и разведчик перекрестился.
- Жаль, что с аэропортом ничего не вышло, - встрял Вовка.
- Добьем, паря, не переживай, - похлопал его по плечу один из разведчиков, - сама судьба нам помогает, сечёшь?
- Секу, секу, - ковырял жидкий суп радист, - ну что, Витёк, погнали за мясом?
- Не надо, не рискуй, лучше быть голодным, но живым, – отговаривал его разведчик, - давай вот что, у нас есть несколько кусков сломанной бороны, пошли придумаем что-нибудь.
- Капкан, что ли? Так они и так у нас стоят, - удивился Вовка.
- Это на людей, а мы поставим на зверье, да и места надо знать, пойдём, пойдём, - увлёк его за собой разведчик.
Здоровяк и Витёк переглянулись, Трофим махнул подбородком, мол, чудаки-люди, взял винтовку, накинул тулуп и позвал мальчишку с собой. Они молча вышли из кухни, свернули за неё, там начинался лес. И Витёк, и Трофим изучили эти места, как свои пять пальцев. Отойдя, метров на триста вглубь, заняли выжидательную позицию. Минут через десять показался первый белый, выскочил на лужайку, искупался в снегу, огляделся и как заорёт, так они подзывают сородичей, мол, идите, безопасно. Трофим и Витёк переглянулись, парень начал отсчет:
- Раз, два, три…
Грянули выстрелы, на снегу остались два бело-красных вытянутых тельца. Парни забрали их с собой и также молча дошли до лагеря. Трофим сам готовил тушки к варке, не играя на хрупких детских нервах. Аккуратно снял шкурку, вспорол брюшко каждого, вымыл шкурки о снег и отложил. Пригодится, зимы у нас суровые. Тушки разделал на порционные кусочки, снова все обвалял в снегу, встряхнул и бросил в котелок. Мясо для мужиков есть. С чем его готовить?
На кухне уже Витёк весело молол пшеницу:
- Трофим, вот нашёл у тебя в закромах немного, давай лапшу сделаем?
Громила показал большой палец, отличная идея, мол. Муку смешали с водой и получилось крутое тесто, раскатав его в тонкий пласт, Витёк порезал на тонкие полоски и сложил поближе к огню, так быстрее высохнет. А Трофим ещё раз промыл мясо, взял котелок побольше и поставил его на огонь.
- Лучка бы с морковкой ещё где раздобыть? А, Трофим? – задал риторический вопрос Витёк, понимая, что такого богатства зимой в лесу точно не найти.
А здоровяк, как будто что-то вспомнив, ринулся под стол, начал копаться в своих нескончаемых мешках и, наконец-то нашёл то, что искал. Вылез из-под стола и суёт парню под нос какой-то свёрток.
- Что это?
Витек взял, аккуратно развернул, а там кругляшки сухой морковки и лука, пересыпанные таким же засушенным укропом.
- Господи, Трофим, ты что это летом ещё приготовил? Ты же говорил, что немцы к зиме сбегут, замерзнут, а сам на всякий пожарный… - Витек огрёб здоровяка обеими руками, - ты знаешь, что ты - самый лучший друг?
Трофим зарделся, это было так удивительно.
- Не зря Вовка всегда говорит, что ты очень добрый… Слушай, а чего ты такой здоровый? Может, у тебя предки были гигантами?
Громила пожал плечами, почём мне знать, как бы говорил он, кем они были, вроде, как и у всех, обычными. Витёк перебирал сухую морковку и восторженно разглядывал Трофима:
- Нет, ну как ты мог догадаться, запастись на зиму витаминами, а потом и сам забыл? Забыл, ведь? Это же я тебе напомнил, да?
Здоровяк кивнул головой.
- Сейчас как наварим лапши с мясом, мужики с ума сойдут от запаха, сейчас сами сюда потянутся, - сам с собой бормотал Витек, - Вовка там капканы делает, а мы уже мясо варим. Нет, ну какие мы молодцы, а?
Трофим огляделся, как будто их кто мог услышать и прижал палец к губам.
- Что тихо? Я не понял… - пытался перевести его жест парень, - А, ты имеешь в виду, чтобы я не проболтался, что мы с тобой от лагеря отходили? Не, я – могила! Не боись!
Между тем мясо вскипело и, действительно, пошёл такой запах, мама не горюй. Витёк, только слюнки глотал, а Трофим его по макушке иногда трепал, мол, потерпи. Где-то через час мясо было готово, настала пора засыпать сухие овощи и лапшички.
- Ну что, зову мужиков? – спросил Витёк. Трофим кивнул.
Витёк ушёл, а повар достал все мясо из котелка и принялся его делить на мелкие кусочки, чтобы каждому, хоть по чуть-чуть, но досталось. На кухню стали потихоньку собираться партизаны, каждый получал по чашке лапши и небольшому куску хлеба. «С хлебом тоже, похоже, скоро начнутся проблемы», - промелькнуло в голове Трофима. Партизаны со свистом втягивали в рот огненную лапшу и нахваливали повара:
- Ох, Трофим, не ожидал от тебя, где ты все это берешь? Вроде, запасы уже к концу давно должны были подойти, а ты нас всё балуешь, - удивлялся комбриг.
Трофим только улыбался и пожимал плечами.
- Наш кудесник, с голоду, братцы, не помрём, пока с нами Трофим, - пробасил один из вкушавших, - его надо беречь.
- Да я за такую еду готов сутками в снегу валяться, лишь бы потом Трофим горяченького налил.
Комплименты текли рекой. Вовка смотрел на смущённого Трофима и понимал, что так он долго не выдержит. И точно, минут через пять бесконечной похвалы, громила натянул свой тулуп и вышел на улицу.
- Чего это он? – удивились мужики.
- Стесняется, - ответил радист, - он считает, что это его работа и он должен делать её хорошо, что он и делает. Вы же друг друга не хвалите за каждого убитого немца. Повисла тишина, видимо, мужики пытались понять сказанное, а потом как грохнули в хохоте:
- Ильич, ну ты молоток, столько фрицев жахнул!
- Да и ты, Петро, немцев бить не дурак!
Дверь распахнулась, на пороге стоял удивлённый Трофим с лопатой, похоже, снег чистил у кухни, мол, что тут у вас происходит?
- Заходи, заходи, дорогой ты наш человек! – махнул ему комбриг, - всё, обещаем, что не будем тебя расхваливать, Володька нам всё объяснил. Только «Спасибо!», не больше, договорились?
Здоровяк заулыбался и пожал комбригу руку. Мужики доели и потихоньку потянулись на улицу, на мороз, откуда на кухню стал долетал запах табака.
- Курить пошли, - констатировал Витёк.
Следующие несколько дней принесли не очень приятные новости. К аэродрому подтянули новые отряды немцев, те принялись за вырубку леса вокруг аэродрома, натянули по периметру колючую проволоку с сигнализацией – пустыми консервными банками, те истошно гремели, стоило тронуть проволоку. Поставили патрули по три человека на расстоянии около трехсот метров друг от друга.
- Да, наделали им мужики шороху, - медленно произнес комбриг, - а задание не выполнено до сих пор… Надо думать… Ильич, какие предложения? Самолёт надо уничтожить, аэродром взбороздить, чтоб как сыр был, ни одна собака чтобы сесть не могла! Слышишь?
- Слышу, командир, слышу, как осуществить только пока ума не приложу… - пробормотал Ильич.
- Пойми ты, это стратегический объект, сюда немцы доставляют свои солдатам всё, если так и дальше будет, то нам здесь места не останется, - орал комбриг, - тут или мы их, или они нас.
- Не трави душу, майор, не мальчик, кумекую… Есть мыслишка, но тут только добровольцы, я не возьму на себя такую ответственность, - начал Ильич, - если уберем постовых, то можно и до самолёта добраться, но вот остальные фрицы сбегутся, времени в обрез.
- Ты же понимаешь, что после первого взрыва вам не выбраться? Нет, не пойдёт, Ильич, давай по-другому…
- Давай, - согласился тот, - только другого варианта нет, майор, что так, что сяк, добровольцы не выберутся…
- Мы вас поддержим огнем.
- Само собой, только видал сколько их там, а оружие?.. Да они одним выстрелом вспашут так, что от группы мокрого места не останется.
- Так, значит, нужно вывести из строя оружие, а потом уже снимать постовых, - задумался комбриг.
- Как? Как мы к оружию подберемся?
- Там же есть местные мужики, работают на очистке дороги, правильно?
- Ну есть.
- Ну вот, надо с ними переговорить, пусть помогут родине.
- Своя шкура, знаешь, ближе. Они же тоже понимают, после такой операции немцы озвереют и расстреляют любого подозрительного.
- Чёрт… значит, надо уничтожить аэродром вместе со всеми немцами, слышишь, со всеми, чтобы люди нам доверились.
- Хорошая мысль! – усмехнулся Ильич, - а главное, результативная. Ну что нам стоит грохнуть двести солдат, вооруженных автоматами?
- Ты не ёрничай, думай давай! – огрызнулся комбриг.
Вовка молча наблюдал за этой перепалкой, что-то рисуя на бумаге перед собой. И тут его осенило:
- Товарищ майор, а командование там есть какое?
- Конечно, как солдаты без командиров?
- Ну вот смотрите, я тут набросал схемку: вот аэродром, вот патрули, расстояние триста метров, вот точки – орудия, их всего четыре, так?
- Так, дальше, дальше давай, - подгонял его командир.
- Ну вот, это дома рядом с аэродромом, не знаю точно сколько их там, только те, что я видел сам, узнать бы, в каких командиры их квартируются… Вот тогда можно их захватить, а потом уже под угрозой расстрела те отдадут солдатам нужные нам приказы.
- Ты уверен, что солдат, давший присягу, испугается расстрела? – ухмыльнулся комбриг, - они, наоборот, прикажут стрелять на поражение. Конец тогда и нашим парням и этим командирам. А аэродром будет функционировать, - задумался майор, - хотя мысль неплохая… Трусливы они в своем большинстве…
- Слушай, майор, можно параллельно испортить им орудия и снять патрули, тогда останутся только солдаты на аэродроме, они там почти без оружия, чистят полосу. Можно взять их в кольцо и собрать их где-нибудь в одном месте. Немчуру там похоронили, не в курсе?
- Да, сразу, сарай пустой.
- Эх, жаль, вот для них это удар бы был: оказаться наедине со ста пятьюдесятью трупами своих соотечественников.
- Так можно начать операцию ночью, - снова встрял Вовка, - тихо взять спящих немцев, обезоружить, связать, кляп в рот, чтобы раньше времени шорох не подняли, и в сарай. Потом командиров, а уже после оставшихся солдат на поле, что им делать останется? Тихо, мирно, аэродром будет наш.
- Связно говоришь, сынок, - задумался майор, - чем чёрт не шутит, иного выхода у нас нет. Только всех либо уничтожить, либо собрать в сарае. Только так доберемся до аэродрома.
- Но орудия нужно вывести из строя раньше, - добавил Ильич.
- Само собой… Иди, собирай группу из добровольцев, распределите задачи. Про колючку не забудь…
- Мне, конечно, сидеть в лагере? – на всякий случай спросил Вовка.
- Конечно, не игрушки это, радист, война. Тебе ещё отчёт в Центр и Ленинград отправлять в случае удачной операции, ну и в ….обратном случае тоже, - вздохнул комбриг.
Дело в том, что с конца августа сорок первого года радиосвязь с партизанами обеспечивал радиоузел Ленинградского штаба партизанского движения.
Вовку до обсуждения деталей операции не допустили, как и что там предполагалось, он не знал. В голове он постоянно прокручивал, как бы сделать так, чтобы и свои остались целы, и аэродром уничтожить. Ничего хорошего не приходило, в любом случае жертв не избежать, а уж о последствиях лучше не думать. «В случае провала база будет уничтожена в течение суток, немцы церемонится не станут. Они и так уже несколько месяцев точат зуб на нас, мы для них как назойливые мухи, появляемся то здесь, то там, нанося немецким отрядам видимый ущерб. Пока не трогают, не хотят лезть в лес, понимают, что лес – это наш дом, мы тут знаем каждый кустик, а они заблудятся в три счета, а уж, если разбредутся на группы, то мы их мелкими частями всех побьём. А вот, если наши провалят взрыв аэродрома, немцев уже не остановить. Те же самолеты, что возят им продовольствие закидают лес снарядами и всё… Прости, мама, прости, папа, ваш любящий сын Владимир».
Дня три разведгруппы ходили к аэродрому, изучали обстановку, в итоге, накануне выступления у группы на руках был план с изображением ключевых точек, которые нужно было уничтожить в первую очередь. Дед, тот, что крестился при их виде, рассказал, где расквартировалось начальство, эти дома тоже были на карте. Также разведчики выбрали место выхода группы, там, где патруль расходился и минут десять эта территория метров в сто было абсолютно пустой, а если на помощь партизанам придет и пурга, что было крайне вероятно, мело уже две недели без продыху, будет и вовсе отлично.
В ночь мужики, обвешанные взрывчаткой, автоматами, запасными обоймами, вышли на задание. Решено было, что работают две группы: одна - в селе, вторая по команде закидывает взлетную полосу гранатами. В лагере все сидели как на иголках. Спать никто не ложился, да и как тут уснешь. На всякий случай, собрали всё, что можно, для того, чтобы быстро переместить базу. Больше всего барахла оказалось у Трофима. Оставить хоть что-то он не согласился. Командир плюнул и отстал от него. Он мерил шагами небольшую землянку, постоянно курил, то и дело высовывал голову на улицу, будто мог что-то услышать…
- Вовка, позови Николая с группой, - обратился он к Вовке.
Радист метнулся, Николай появился в землянке почти сразу.
- Коль, собери своих парней, поддержи их на всякий случай.
- Есть, - без лишних разговоров, понял командира Николай.
Их группа вышла примерно через полчаса. В лагере оставалось человек пятнадцать, включая радиста и Витьку, от которых, в случае боя, помощь была бы небольшая. В землянке уже дышать было нечем, комбриг курил одну за другой.
- Командир, вы нам ещё нужны, - протянул Вовка.
Комбриг остановил свой бег поперёк землянки и вытаращил глаза на радиста, Володька аж сжался.
- Чего? Не понял…
- Курите много, так и до инфаркта недалеко, - пояснил радист.
- А, ты об этом, - комбриг удивленно посмотрел на свою самокрутку, как бы удивляясь, откуда она взялась в его руке, и выкинул.
Вовка устал смотреть на это головокружение и вышел на воздух подышать. Взял лопату и принялся чистить территорию от снега – успокаивает. Через пару часов началось. Со стороны аэродрома послышалась череда взрывов и стрельба.
Комбриг вылетел из землянки в чём был:
- Молодцы, мужики! – орал он, - я знал, нет, я был уверен, они не подведут! Слышь, радист, вот какие наши партизаны, всё, хана немецкому аэродрому!
Бой продолжался минут сорок, не меньше.
- Что так долго? – волновался Володька, - может, их там больше, чем рассчитывали?
- Не может такого быть, у нас разведка - во! – показал кулак комбриг. – Потом разберемся, вот вернутся, доложат… Если вернутся…
Наконец, всё стихло, оставалось дождаться возвращения групп с задания. Вовка махнул Трофиму и Витьку, те уже понимали друг друга без слов. Парни решили пойти навстречу группам, мало ли что там, тогда придётся предупреждать лагерь и срочно сниматься, уходить. Шли молча, медленно, прислушиваясь. Рассчитывали встретить Ильича с мужиками примерно через пару часов, поэтому спешить было некуда. А в лагере сидеть и ждать, уже не было сил. «Если комбриг увидит, что радист смылся – порвёт, - Вовка улыбнулся от этих мыслей, - не, он мужик понимающий. Тем более, если радист вернётся живой, а он обязательно вернётся живой». И вот впереди показалось шевеление, троица притихла, всматриваясь. Первым увидел Петро Витёк:
- Мужики, это наши, вон Петро.
Вовка присмотрелся, точно он. Вышли из засады, встретились. Вовка точно не знал, сколько человек участвовало в операции, да и командир ещё одну группу вслед им послал. Но перед собой он, явно, видел меньше.
- Петро, сколько убитых, раненных? – спросил у партизана.
- Не знаю пока, человек двенадцать точно, - пробасил тот.
- Убитых?
- Да.
- А раненых?
- Да не знаю я, сам смотри, - огрызнулся Петро.
Вовка не стал приставать с расспросами, решил, на месте разберёмся. Взял за плечо одного из раненых бойцов, Витёк шёл рядом, нёс оружие раненого. Трофим впереди – очищал дорогу, метель мела страшная, их следы уже давно замело, а раненым по сугробам лезть совсем тяжело.
Добрели до лагеря ещё часа через два. Командир рвал и метал, мерил шагами уже территорию лагеря. Вытоптал отличную тропинку, которая по краям даже подтаивала. Вовка удивился, как много незначительного он стал замечать за эти месяцы, каждая мелочь может однажды спасти жизнь.
- Ну, наконец-то… - кинулся им навстречу комбриг, - радист, два дня ареста, сидишь в землянке безвылазно. Кто разрешил покидать базу? Ну ладно ты, ну ладно, этот ребенок, - кивнул на Витька, - он за тобой в огонь и воду, но ты, Трофим? Ты же опытный боец! Ты что не понимаешь, какой это риск для радиста и, значит, для нас, всех! Так, раненых в землянку, Петро и Ильич – ко мне!
Зашёл к себе, снял шинель, приготовился слушать доклад:
- Где Ильич? - рявкнул он на вошедшего Петра.
- Нет Ильича, командир, там остался…
- Чёрт… Рассказывай, как всё было? Николая ко мне, - приказал Сафронову.
- Всё сначала шло по плану, дошли до места, разъединили колючку, разделились на группы, мужики побежали к аэродрому, мы - в село. Там опять разделились на двойки, одновременно зашли в дома, указанные на карте, а там нет никого, кроме баб, нет командиров их, понятно? Ну и всё пошло дальше, как… пошло. Спрашиваю у хозяйки, мол, где немцы? А она мне: «Так, милок, в бане они моются». А у нас на карте нет бани, понял? Плохо твоя разведка сработала.
Пётр нервно курил, руки у него подрагивали, воспоминания огнём злости блестели в глазах.
- Мы с парнями решили, что в бане все точно не поместились, значит, там только командующий состав, а солдаты – по домам. Как поступить, а? Баня, как показала старушка, в глубине улицы, нам никак не пройти мимо домов незамеченными, – продолжал Петро. – Короче, Ильич с мужиками рванул к бане, я с ребятами остался в начале села, для прикрытия, если их из домов засекут. Мужики, конечно, перемещались перебежками, аккуратно, как могли, но, всё-равно, были обнаружены. Фрицы, как собаки стайками, стали выбегать из домов по мере удаления группы Ильича. Сначала мы с ними легко справлялись: выскочат на улицу, мы их уложили выстрелами. Но, сами понимаете, выстрелы не скроешь, немцев стало всё больше, мы распределились по разные стороны улицы, чтобы те не сразу поняли, откуда стреляют. На нашу стрельбу мужики с аэродрома среагировали и начали закидывать гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Вы бы видели рожи этих солдат, тут стреляют, там бомбят, они головами машут во все стороны, куда бежать, в кого стрелять, не понятно. Ну и, видать, Ильич с мужиками не успел добежать до бани, их командиры услышали стрельбу, выскочили на улицу и всех уложили, человек десять точно… Ещё не смотрел, кто вернулся, кто ранен, кого уже нет… Короче, отстреливались, сколько могли, уложили мы, конечно, фашистов немало, но, похоже, ни одного командира… Когда поняли, что мужики уже не вернутся, побежали к лесу, там и встретили группу с аэродрома. Ну, а дальше вы знаете… Сил моих нет, командир, - вдруг взвыл Петр, - какие люди гибнут! И мы ничего, слышишь, ничего, не можем сделать…
- Война, боец, она без жертв не бывает. Мне ли тебя учить? Сам всё понимаешь…
Вовка вышел из землянки, больше ничего нового он не услышит, пошел посмотреть, кто ранен, может, помощь нужна. На телеге лежали двое с перевязанными ногами, у одного была подвешена бинтом рука, ещё один парень сидел покуривал с забинтованной головой. К нему и подошёл радист:
- Здорово!
- И тебе не хворать.
- Как голова, что-то серьёзное?
- Да, пол уха отстегнуло, ерунда, с этим жить можно, - усмехнулся раненый, - мужиков жалко, всё по-дурацки вышло…
- Сколько там немцев убитых?
- Кто ж их считал? На поле мужики человек пятьдесят грохнули, ну и мы в деревне, наверное, столько же, нет, больше, - задумавшись, ответил парень, - домов десять, из каждого, как стервятники, вылетали по пять-восемь немцев, вот и считай… жаль, ни одного генерала не жахнули…
- Да их там нет, максимум, полковник, - ответил Вовка, - хотя, хрен его знает, у них такие же звания, не знаешь?
- Не интересовался…- буркнул партизан, - чем больше блеска, тем выше звание, я вот так рассуждаю…
- Ну да, ну да… Получается человек сто двадцать вы уложили, это примерно половина… - задумчиво считал радист, - надо уходить, они нас в покое не оставят…
Комбриг приказал Вовке отправить отчёт об операции в Москву и Ленинград. А вечером отряд двинул вглубь леса, оставив насиженное место, где они находились с июля. Раненых уложили на телеги и сани, туда же скарб Трофима, рацию Вовки, палатки и оружие. Шли всю ночь, периодически сменяя друг друга, кто-то дремал на телегах, кто-то шёл рядом. Разговоров не было, всё и без слов было понятно: партизаны вынуждены сдать свои позиции, но это пока. Никто не сомневался в Победе, просто, сейчас нужно сберечь людей и не рисковать. К утру где-то сзади загрохотало, это немцы вышли на охоту за партизанским отрядом.
- По нашу душу, - пробормотал Витёк.
- Только запоздали они немного, не догонят уже, - ответил Вовка.
- Хорошо зима, летом бы не прошли, - продолжал парнишка.
- Почему? – удивился радист.
- Ну как почему? Болота же кругом… Сейчас льдом затянуло, снегом занесло, вот мы и идём.
Вовка удивленно посмотрел под ноги:
- А так и не скажешь. Вон и телеги, и кони идут, не проваливаются…
- Вот снег сойдет – увидишь. Только к весне нужно отсюда уходить куда-то, на землю, опасно тут будет, тропы нужно знать…
К рассвету отряд вышел к месту новой стоянки. Вокруг был лес, значит, не топи, можно смело копать землянки, ставить палатки, одним словом, обустраиваться. Для штаба выбрали отличное место: была небольшая возвышенность, как раз, в рост человека, осталось только выкопать внутри комнату и заложить стены бревнами. Трофим и ещё пара крепких парней принялись за рубку деревьев, остальные, как муравьи, занимались каждый своим делом: кто-то копал, кто-то носил брёвна, кто-то ставил палатки, кто-то расчищал снег, без дела никто не сидел.
Вовка и Витёк помогали Трофиму, обрубая ветки с деревьев и таскали их пильщикам, те, в свою очередь, распиливали бревна на части нужной длины. В перерывах Трофим грел кипяток, добавлял туда сушеные яблоки или закидывал щепотку чая, о еде никто и не думал, первым делом нужно подготовить место для базирования отряда, всё остальное – потом. К вечеру база была готова, Трофим обустроил свою кухоньку, взялся за приготовление супа. Мяса не было, искать - не было времени, поэтому похлебка была постной, а из муки пожарил лепешки. Отряд расселся вокруг костра и принялся за поздний ужин. Вовка рассматривал уставших, грязных мужиков, с которыми его свела судьба и понимал, вот они, настоящие герои, люди, которые по мере своих сил приближают победу, люди, которые живут в нечеловеческих условиях, едят что попало, работают, как муравьи, воюют, как тигры, за свою родную землю, только такие люди смогут победить! Не те, что пришли на чужую территорию, живут в тепле и домах, из которых выгнали хозяев в сараи, не те, что едят по расписанию и имеют первое, второе и компот, а вот эти грубые и сильные мужики, за ними правда и сила, а не за теми...
- Мужики, я понял, как фашистов победить! – смеясь, воскликнул Вовка.
И десятки удивленных лиц обернулись на радиста.
- Нет, правда, у них надо забрать еду, теплые шинели, машины, оставить их вот, как нас, наедине с природой, они и недели не протянут, точно вам говорю, - и засмеялся.
Мужики переглянулись и захохотали так, что слышно было на километр, но никто по этому поводу не переживал, сюда немцы не дойдут.
- А он прав, - отсмеявшись, поддержал Вовку Петро, - им что, оружие привозят, еду доставляют, живут в наших домах, парятся, падлы, в наших банях… А мы тут, как шакалы, по лесам прячемся, - зло добавил он.
- Недолго им париться осталось, парни, - вступил в беседу комбриг, - аэродрома нет, значит и со жратвой и оружием станет труднее, а там разберемся… Так, поели, всем спать! Караул покорми, Трофим! – резко поднялся и ушёл в землянку.
«Вот опять, говорил, говорил, бац, всем спать, вот такой у нас командир… конкретный», - подумал Вовка.
Мужики занялись мойкой своих чашек, благо, снега вокруг – завались. Покурили и разбрелись спать. Радист зашёл в штаб к командиру, тот сидел за картой, задумавшись, что-то там измерял, прикидывал.
- Ты отправил в Москву наше местоположение? – обратился он к вошедшему.
- Нет, а где мы?
- Вот, смотри, - ткнул пальцем в карту, - примерно, тут.
Вовка увидел название – Лычково. Быстро составил короткое сообщение, достал упакованную рацию и приступил к работе. Минут через сорок, связь была установлена, сообщение передано. Связь была не по времени, поэтому пришлось подождать выхода радиста на другом конце. Из Москвы передали только – ждать дальнейших распоряжений. Вовка передал комбригу это сообщение и попрощавшись, пошёл к себе. Витёк и Трофим уже храпели, Вовка тихо прилёг рядом, сна не было. Постоянно лезли в голову воспоминания о парнях, которые остались у аэродрома, которые никогда больше не вернутся и не увидят своих родных. «Чёрт, надо бы им написать, пусть знают, что их отец, брат или муж, были настоящими героями… Завтра займусь», - думал Вовка. Он вспоминал Ильича, тот относился ко всем молодым парням в отряде, как к сыновьям. Постоянно подшучивал, похлопывал по плечу, если они грустили, рассказывал анекдоты и что-нибудь интересное из жизни.
А потом оказалось, что собственных детей у него с женой нет. И вот сейчас, когда он ушёл на войну, жена вовсе осталась одна. Ильич постоянно вспоминал её, какая она замечательная хозяйка, какие пироги пекла, особенно он любил с яйцом и луком, как вышивала скатерти и наволочки для подушек, дома всегда была стерильная чистота и красота. «Эх, как же её зовут? Надо бы у командира спросить, должен знать… - размышлял Вовка, - как ей об этом написать? Как сказать, что единственный её родной человек погиб? Как сказать, чтобы не ждала, что он никогда больше не вернётся, не попробует ее пирогов, не похвалит ее за красивые скатерти? Как?»
Еще в голове постоянно крутился один из парней, который тоже остался с Ильичем там. Как его звали Вовка не помнил, а может, и не спрашивал никогда… Тот был очень щепетильным, каждый день стирал свой воротнички, даже, когда приходил с задания уставший, всё-равно, снимал рубаху и тщательно тёр белые нашивки на воротничках. Однажды Вовка спросил:
- Зачем?
- Ты что, паря? А вдруг завтра победа, а я чумазый? Ну или в плен попаду, а рубаха чёрная? Нет, так не пойдет, в любом случае: и в горе, и в радости нужно быть в чистой форме!
Вовка улыбнулся и почувствовал, что на губах что-то мокрое, попробовал рукой, а это – слезы. Первый раз Вовка плакал так, что не заметил слез…
…Наутро Володя еле-еле разлепил глаза, горло драло, как наждачкой его натирали, тело стало будто не своё, всё ломило, встать с кровати получилось только с третьего раза, постоянно кружилась голова, приходилось снова ложиться, ждать, когда пройдёт. «Похоже, грипп, - пронеслось в голове, - ох, как не вовремя…»
- Витёк, - крикнул Вовка, но вместо своего голоса услышал какой-то невнятный хрип, очень тихий, не то, что Витёк, сам себя еле расслышал, - Витёк, - ещё раз, прокашлявшись, попробовал Вовка.
Рядом никого не было, парнишка, наверняка, у Трофима, когда сюда зайдут – неизвестно, только, если срочная радиограмма или Трофим забеспокоится, если с утра на кухню не зайдёт радист. Вовка решил во что бы то ни было, встать, нечего прохлаждаться в такое время: «Отдохнём на том свете» - так всегда говорил отец, вспомнив, улыбнулся, вроде даже легче стало. Посидев немного, медленно, словно во сне, накинул короткий тулуп, натянул валенки и вышел на улицу. Вокруг всё шло свои чередом, каждый выполняет свою работу. Вовка втянул свежий морозный воздух носом и… всё, больше ничего не помнил. Очнулся закутанный в несколько старых одеял, перед глазами какие-то два расплывчатых пятна и очень жарко. Хотелось поднять руку и стереть пот со лба, но руки не слушались.
- Кажись, очнулся, - проговорил Витёк, - мокрый весь, дай я тебя, браток, утру.
Рядом сидел Трофим и помешивал что-то горячее в кружке.
- Поесть бы, - простонал Вовка.
- О, точно, пошел на поправку, - заулыбался Витек, - что я тебе говорил? Он здоровый, подумаешь, простуда какая-то, вот, уже и есть хочет, хотя, немудрено, два дня валяется…
Трофим взял одной рукой Вовку за подбородок, второй начал вливать ложкой горячую жидкость в рот. Радист только почмокивал, как младенец.
- Хорошо как, малинка, - зашептал радист, - откуда?
- Да ты что, Трофима не знаешь? Он же вот, какой запасливый, засушил за лето, что только можно, вот и пригодилось, - ответил Витек.
Вовка открыл глаза, яркий свет мешал рассмотреть, что вокруг происходит.
- Что со мной было?
- Дык это, простыл, температура два дня шпарила, вот сегодня только под утро спала, вон, мокрый весь. Бабушка говорила, что это инфекция уходит. Так что, теперь всё будет нормально.
- Как два дня? Я ничего не помню… - пробормотал Вовка.
- Как тут помнить, когда ты весь горел огнём, бредил, Милку какую-то звал. Это кто? Невеста твоя?
- Сестрёнка… А тут как оказался? Где мы?
- Командир отдал свою землянку для важного пациента, - засмеялся Витек, - Ты, видать, вышел на улицу и упал, сознание потерял, а мы с Трофимом тебя ждали на кухне. Слышим, какой-то шум, вышли посмотреть, что там. Ба, наш дружок лежит, признаков жизни не подает. Трофим тебя в охапку и обратно занёс, пришёл командир, увидел, в чём дело и велел тебя к нему перенести, вот костерок тут запалили, тебя укутали. Трофим начал свои зелья варить, тебя отпаивать. Ты огненный, пылаешь весь, я снег носил, тебя обтирал. Вот сегодня третий день пошёл, как ты без сознания. Хотели уж тебя отправить в Новгород, думали, где бы самолёт посадить. Но потом решили, что дорогу не вынесешь, оставили тут. А ты - молодец, выкарабкался.
- Спасибо, парни…
Трофим присел рядом уже с чашкой в руках.
- Жевать сможешь? – поинтересовался Витька, - наш здоровяк тебе каши сделал.
- Конечно, смогу… наверное… есть очень хочется. Лучше бы колбасы какой…
- От колбаски я бы тоже не отказался, - улыбнулся парнишка, - да где ж её тут возьмешь.
- Да я шучу, - тоже попытался растянуть губы в улыбке Володя, но стало больно и в рот затекло что-то горячее и сладкое.
- Тихо, тихо, - засуетился Витек, - вон все губы потрескались, погоди, дай смажу, - чем-то жирным протер губы радиста, - вот, теперь аккуратно давай, ешь.
Вовка с удовольствием пожевал ложки три и отвернулся:
- Всё, больше не могу, наелся.
- Ну ты едок тот еще, давай ещё ложечку, за маму, - приговаривал Витька, - за папу, молодец, вот ещё, за Милку твою. Тебе сил нужно набираться, не встанешь же.
Вовка мужественно жевал, понимая, что друг абсолютно прав.
- Как дела в лагере, что нового? – спросил он.
В это время в дверь просунулась чья-то голова и вопросительно уставилась на радиста.
- Это кто? Вроде не знаю его… - вспоминая, спросил Володька.
- Не знаешь, это точно. Он недавно у нас нарисовался, - начал рассказывать Витек, а Трофим в это время сгреб своей огромной лапищей голову в двери и вытолкнул его наружу, - Иваном звать. Слышь, Иван, - позвал он любопытного парня, - иди к нам.
Тот, застенчиво улыбаясь Витьку и боязливо косясь на Трофима, вошёл в землянку, подкрался к Вовкиной лежанке и протянул руку.
- Володя, - принял рукопожатие радист, - чё это он такой пугливый? – спросил у Витька. Тот не ответил, а продолжал знакомить ребят.
- Володя, а это Иван, пожмите руки друг другу.
- Да уже пожали, - удивился Вовка, - а он сам не может сказать своё имя?
- Я же говорю – Иван, - улыбался Витек.
- Ja,ja, - вдруг произнес «Иван». Вовка резко выдернул руку из руки немца.
- Это чё, фашист, что ли? – заорал на Витьку, а тот покатывался со смеху, - ты чё ржешь, дурья твоя башка? Что за шутки такие? Почему он в нашей одежде? Откуда взялся-то?
Вовка ничего не понимал, Витёк ржал, Трофим тоже, улыбаясь, смотрел то на радиста, то на «Ивана».
- Да ладно, не бесись, - успокоил друга Витек, - тут, понимаешь, такая история… Хрен его знает, откуда он взялся, но, похоже, заблудился в лесу, от своих отстал, может, чёрт его поймет… Заявился на кухню, мы тогда с Трофимом обед с тушёнкой готовили, вот он на запах и пришёл. Открывается дверь и вот это чучело, правда, тогда он был в каком-то платке поверх пилотки и тоненькой шинельке, весь замёрзший, из носа сосули торчат, весь трясется… короче, дверь открыл и падает на колени перед нами, чего-то лопочет, не пойми чего, руки сложил вот так, - Витек показал, соединив две руки на уровне груди, - чуть не плачет и показывает нам на котелок. Ну мы поняли, что он голодный. Трофим хотел его пристрелить на месте, а потом глянули на него, жалко стало. Я пошёл за комбригом, а Трофим привязал его к скамейке и дальше кашеварит.
Пришли мы с комбригом, а тот сидит, слезами обливается, что-то Трофиму рассказывает, он же не знает, что Трофим у нас неговорящий. Картина, я тебе скажу, та еще. Мы и заржали с командиром. Руки ему развязали, комбриг сел напротив немца и спрашивает: «Гитлер капут?», а тот ему: «Капут, капут», поржали над фрицем, тот готов любые слова подтвердить, лишь бы поесть дали. Видать, долго он по лесу шлялся. Как его наши патрули не остановили, ума не приложу. Комбриг им по первое число всыпал. Велел идти в лес, искать мясо для отряда. Одного зайца сумели втроём подбить… Ну ладно, о чем это я? А, ну вот, короче… Немецкого никто не знает, так несколько слов, в общем, кое-как разъяснились с ним. Говорит, мол, буду у вас служить за Сталина.
- Что, так и сказал? – удивился Вовка, разглядывая нового бойца партизанского отряда.
- Ну не так, не знаю, что он там сказал, но остаться хотел, точно тебе говорю. Вот теперь всю грязную работу у нас выполняет. Да, Иван?
- Ja, ja, - кивал немец.
- Wie hei;t du? – спросил Вовка.
- Otto.
- Что он сказал? – спросил Витек.
- Говорит, что его Отто зовут, а не Иван вовсе.
- О, наш больной идет на поправку, - вместе с морозным воздухом ворвался в землянку комбриг, - познакомились, смотрю? Как самочувствие, радист?
- Да уже лучше, по крайней мере, в сознании, - улыбнулся Володя, - вот, новости Витек рассказывает, с Иваном познакомился. Ну дела у вас, командир! Стоило мне на три дня свалить, а тут такие дела… Немцы в партизанах уже ходят…
- Ты, смотрю, по-немецки шпрехаешь? Узнай, кто он, откуда, может, шпион?
- Да ну, не тянет он на шпиона, хотя… - задумался Вовка, прикинуться дурачком, втереться в доверие, и вот… Он неистово стал вспоминать немецкие слова, так нужные в этот момент.
- Sag mir schnell, wer dich hergeschickt hat und warum? –рявкнул на немца радист. Мужики вылупили на глаза, не понимая, что происходит.
- Вов, ты чё орешь-то? – погладил по плечу друга Витек.
- Тссс, - приложил палец к губам Вовка, - я у него спросил, кто его сюда послал и зачем. Sprich, du Mistkerl!
Трофим с кашей в руках и комбриг стояли, раскрыв рты, и переводили взгляд с радиста на немца.
- Nein, nein, niemand hat geschickt, ich habe mich verirrt, dortwurde geschossen... ich bin in den Wald geflohen...verirrtest. Lange ging, gefroren, dannging ich hierher, ich wollte wirklich Essen. Ich bin kein Spion, ich bin mit Ihnen, ich bin gegen andere Menschen zut;ten. Wir Leben auf dem gleichen Globus, warum k;mpfen? Alle haben genug Platz! Sei nicht Sauer, bitte! Du bist noch krank!
- Охренеть… - почесал макушку Вовка, - я тебе что, переводчик? Помедленнее давай, черт лупастый, langsamer.
- Niemand hat geschickt, - начал Отто-Иван.
- Ага, не посылали, дальше?
- Ich habe mich verirrt, dortwurde geschossen... ich bin in den Wald geflohen...verirrtest.
- Так, заблудился, были выстрелы, он, похоже, струхнул, рванул в лес и заблудился…
- Ja, ja, - кивал немец, - лес. Gefroren, dannging ich hierher, ich wollte wirklich Essen.
- Холодно, кажись так, есть захотел.
- Ich bin kein Spion, ich bin gegen andere Menschen zut;ten. Wir Leben auf dem gleichen Globus, warum k;mpfen?
- Не шпион, говорит, нельзя убивать людей. Зачем воевать, дальше не понимаю, чёрт.
- Ладно, ладно, не горюй, ты, итак, вон сколько всего узнал, - похвалил его комбриг, - молодец.
- Sei nicht Sauer, bitte! Du bist noch krank!
- Кранк, ишь ты какой заботливый, - возмутился Вовка, - сочувствует мне, я болею, мол, нельзя злиться. Вроде, не брешет, не похож он на шпиона…
- Не похож, - согласился командир, - спроси, какое у них было задание, куда направлялись, зачем.
- Wo ist Ihre Truppe gangen, warum?
- Nein, nein, nicht gangen, sondern hingegangen, - улыбался немец.
- Да пошел ты, придурок, учить он меня будет, - взорвался радист, - отвечай давай, warum, wo?
- Чё он говорит? – спросил Витёк.
- Учит меня, говорит, неправильно в прошедшем времени глагол употребил, урод.
- Freunde, ich wei; nichts, ich bin nur ein Soldat.
Вовка вскинул кулак в сторону Отто-Ивана, но не дотянулся.
- Эй, ты чего, парень? Потише, - успокоил его командир, - что он сказал?
- Друзья, говорит, урод, друзья, вы поняли? Какие мы ему друзья, они наших расстреливают, а он – друзья! У, фашист проклятый!
- Тихо, тихо, что еще сказал?
- Ничего не знает, он просто, солдат, всё.
- Понятно, ну ладно, пусть живёт пока, - резюмировал командир, - от него у нас пользы больше, чем у себя, в немецкой армии.
Командир вышел, мужики продолжали рассказывать Вовке последние новости: раненных нет, убитых тем более, есть только нечего стало, только сухие запасы Трофима, он там что-то химичит, придумывает, пока хватает, но ненадолго, видимо.
- А чего на охоту не сходите? – удивился Володька.
- Да ходим иногда, опасно, вон немцы появились, - ткнул на Отто Витёк, - кто его знает, может у них тут отряд где прячется, наткнемся, сами погибнем и базу раскроем. Они, итак, над нами постоянно летают, хорошо, ёлки закрывают, да и маскируемся, вон видал, накинули на основные объекты парашюты.
- Парашюты? Откуда?
- А, ты же не знаешь… Ну, брат, долго ты спал, - похлопал Вовку по плечу Витёк, - немчура тут летает и раскидывает то листовки с предложением сдаться и мол, будете вы жить долго и счастливо в лучшей стране мира, то провизию своим, но промахнулись километров на пять, нам перепало..
- Они что, листовки на парашютах кидают?
- А, нет, это было три лазутчика, решили, видать, отыскать нашу базу, но хрен им. Даже Бог за нас, закинуло их в самое болото, там снегом, конечно, присыпало, но льда нет, вот их там и засосало, а мы парашюты стибрили. Здорово?
- А как вы их из болота-то достали, если разведчики погибли, а вы как же?
- Так они с высоты гакнулись, со всей дури, а мы тихонько ползком, вот и достали. Вот, в общем-то, поэтому и жратвы мало…
- Понятно, а меня чем Трофим кормит? Небось, все свои заначки для меня раскупорил? Не надо, я как все, не надо мне тут деликатесов, - поднялся на локти, - видали, вот, я почти здоров, всё нормально. Трофим, всё, что ты припас для меня, раздели мужикам, пожалуйста!
Здоровяк мотнул головой, нет, мол, ешь то, что дают. Вовка знал, что спорить с ним бесполезно и удручённо вздохнул. В течение следующей недели Вовка пришёл в себя, набрался сил, много времени с ним проводили теперь не только Трофим с Витькой, но и Отто, который быстро ловил русскую речь и уже сносно выражал свои мысли.
Однако, и тут не обошлось без курьезных случаев. Например, несмотря на хорошее отношение к немцу, ну не повезло парню родится в Германии и попасть на фронт, Вовка где-то, на интуитивном уровне, продолжал на него злиться и смотреть, как на врага, в общем-то, так оно и было. И поэтому частенько в разговорах с Отто-Иваном у радиста часто проскакивало – урод, придурок, фашист. Вовка с этим боролся, но пока не очень хорошо получалось. Однажды, при разговоре с немцем, Вовка затронул его семью:
- Кем работает твоя мать, отец?
- Майне мутер унд фатер – учьител, - перемежая русский с немецким, ответил Отто.
- Вот видишь, учителя, а ты, урод, воюешь, разве они тебя этому учили, придурок?
- Что есть угод и пгидугок?
Вовке стало неловко, на месте Отто мог оказаться и он, и также был бы отправлен на фронт.
- Понимаешь, начал объяснять радист, - урод и придурок – это такие слова, которые обозначают «друг, хороший человек», фройнд, понял?
- Да, фройнд, друг, корощо, - подтвердил немец.
А вечером Вовка оказался свидетелем грандиозного скандала на кухне. Когда все собрались за столом, кто-то предложил Отто присесть рядом. В отряде все к нему относились неплохо, немец был добродушным, услужливым, выполнял самую грязную работу и не роптал. Отто присел на краешек, пожал руку этому партизану и произнес:
- Ты есть настоясчий угод!
Тот вскочил и с размаху врезал Отто по морде, Вовка не успел среагировать и чувствовал себя виноватым в этой ситуации.
- Урод! – кипел партизан, - не, ну вы слыхали, мы для него уроды, спасли его, пригрели, накормили, а он нас уродами кличет. У, сволочь! - Схватил за грудки упавшего и ничего не понимающего немца, собираясь снова ему врезать. Но его кулак был перехвачен лапищей Трофима. - Ты что, за фашиста заступаться? – орал партизан, - мужики, что творится?
- Да погоди ты, - наконец-то вмешался радист, - это я виноват, парни, я ему так объяснил, что «урод» и «придурок» – это «друг» и «хороший человек». То есть, он тебе комплимент сделал.
- Не понял, а зачем ты ему набрехал?
- Ну понимаешь, я его постоянно называл уродом, фашистом, придурком, он и спросил, что это значит, ну я и…
Мужики засмеялись, протянули руки Отто, чтобы помочь подняться, а тот бормотал:
- Данке, угод, данкешон, пгидугок.
- Отто, ты лучше говори просто – друг, не надо вспоминать уродов и придурков, хорошо? – предложил ему Витёк.
- Корощо, дгук, - кивнул немец и улыбнулся мужикам на кухне.
Вовка чувствовал себя свиньёй, хорошего человека, пусть и немца, подставил, чуть не избили до полусмерти, а могли бы, да и было за что. Он бы тоже такое оскорбление терпеть не стал. Поэтому намочил кусок чистой тряпки и отёр лицо избитого немца.
- Извини меня, Отто, друг, - протянул руку для перемирия.
- Вовка, дгук, - пожал руку немец.
Вышли на свежий воздух.
- Ты как, стрелять умеешь? Пиф-паф, - показал Вовка.
- Пиф-паф, - удивился Отто, - конечно.
- Давай прогуляемся в Витькой в лес за мясом, мужики голодные, сколько им на муке сидеть…
- Лес? Мясо? Колотные? А, ja, ja, есть, - догадался немец.
Позвал с собой Витьку, тот удивился, мол, чего на ночь глядя.
- А когда? Чтобы нас комбриг застукал? Трусишь? Так и скажи, мы с Отто одни пойдем.
- Да нет, я с вами, конечно, а Трофим? Может, тоже возьмем?
- Иди, зови, мы тут, тебя ждём.
Вернулись вдвоём, Витёк скакал радостный:
- Трофим, оказывается, еще позавчера капканов наставил, так что и стрелять не придется.
- Ну вот, а ты боялся. Трофим у нас – мозг! – восхищённо произнёс Вовка.
- Это он для тебя старается, ему же когда-то командир велел беречь радиста, кормить его послаще, вот он и старается, да, Трофим?
Тот грубо треснул Витьку по макушке, мол, дурак ты, для всех стараюсь. Шли группой, не разделялись, зимой, действительно, стало опасно передвигаться поодиночке. Хотя Вовка ещё помнил те времена, когда они с Витьком ходили за ягодами, да отходили не на километр от лагеря, а на пять-шесть. «Времена, - улыбнулся про себя радист, - прошло-то всего два-три месяца, а уже в голове ассоциируется, как времена, будто, лет двадцать назад». Первый капкан оказался пуст, то ли сам выстрелил случайно, то ли зверь успел убежать. Во втором сидел заяц, в третьем – нога волка, по всей видимости.
- Вот зверь, а? Ну ты погляди, ни за что не сдастся, вон ногу себе отгрыз, а убёг, а, - восхищался Витёк.
- Маловато будет на отряд, может, стрельнём кого, Трофим? – спросим Вовка, вспоминая удивительную способность громилы бить в глаз белке с тридцати шагов.
Трофим прижал указательный палец к губам.
- Да знаю я, что нельзя, но, может, тихонько?
- Командир даст нам «тихо», - вздохнул Витёк.
Парни огляделись в поисках Отто, того нигде не было.
- Отто, - позвал Вовка, - Иван, wo bist du? Komm her.
Витёк дёрнул радиста за рукав и показал куда-то в сторону:
- Вон он, гляди.
Володька посмотрел туда, куда указывал Витёк и увидел немца в куче снега, тот за кем-то охотился. Ребята проследили за его взглядом и увидели незаметного в снегу беляка, тот аккуратно, перебежками прыгал, как раз, в сторону немца. Но был так далеко, что легко мог сменить направление и до Отто не допрыгать. Парни замерли в ожидании:
- Как он его собрался, голыми руками? – шёпотом спросил Витек.
- Не знаю пока, - Вовка напряженно следил за Отто.
Заяц скакал точно в сторону немца, ещё прыжок и нужно хватать, только как, парни не могли понять. Беляк был уже на уровне Отто, только руку протяни и почему-то не чувствовал человека, а наоборот, шёл прямо к нему. Он что-то нюхал на снегу и настойчиво приближался к Отто. Еще шаг и уши зайца в руках немца.
- Дгук, дгур, - закричал немец, - еssen, еда, кущать есть.
Подбежал к остолбеневшим парням и суёт им в руки зайца.
- Как ты его поймал, Отто? - медленно выговорил Володька, - голыми руками?
- Вот, любить он это, - немец показал щепотку махорки в руках, - идти на запах, я хватать.
- Зайцы любят запах махорки? – удивился Витек, - ты только нашим мужикам не говори, они тебя сожрут вместе с зайцем. Они за махорку, знаешь, мать продадут, а ты ее зайцам раздаёшь.
- Ja, ja, не говорить, есть.
- Ну ты даёшь, откуда такие познания? – спросил Вовка.
- Цу хаузе мутер…
- Мать разводила?
- Ja, ja, мутер.
Довольные добычей ребята вернулись в лагерь. Трофим намесил тесто для лапши и закинул тушки в котелки.
Вовка любил такие ужины, когда есть мясо. Такое было редко, но было, Трофим старался…
Продолжение - http://proza.ru/2020/11/04/1204
Свидетельство о публикации №220102600714