Пусторадицы. История пятая

              История четвертая здесь:  http://proza.ru/2020/10/26/1149

История пятая
Ольга Ивановна


               Ольга Ботова из деревни уехала ещё совсем девчонкой, на крановщицу учиться. Много окрестной молодёжи в те годы металлургический завод засосал, и пока строился, и после, когда уже свою продукцию выпускать начал. Если бы кто-нибудь сказал ей, что пройдёт совсем немного времени, и она окажется, без преувеличения, самым узнаваемым лицом в стремительно развивающемся городе, ни за что бы не поверила. Ну и зря!

             А началось всё с малого, со случайного участия в одной из первых передач только ещё нарождающегося городского телевидения. И было это, пожалуй, в конце пятидесятых. Только вот случайного ли? Философы подскажут, что случай есть непредвидимое проявление определенности. Впрочем, непредвидимое – это как раз для них, для философов, для Ольги оно было просто непредвиденным. Но так или иначе, а с того времени и закрутилось… Кто бы мог подумать: вчера ещё крановщица – а теперь диктор телевидения. И хоть по всей области и телевизоров-то было чуть больше двухсот, а уже и на улице узнают, кто здоровается, кто улыбается, кто просто глазеет.

              Сумасшедшая была работа, всё – впервые. Новостная программа – только с фотографиями, до роскоши с киноплёнкой ещё не дожили. Всё – в прямом эфире. Ведущие-то помаленьку привыкли к камерам, а с приглашёнными просто беда, кто в прострацию впадает от волнения, кто в болтливость. И только ведущий может спасти положение. А телекамеры? – Мастодонты в человеческий рост с хвостами кабельными в руку толщиной, тянущимися в глубины аппаратной. Операторы с превеликим трудом этих чудищ по полу катали, изрядная сила требовалась.

              Тогдашние телезрители быстренько «поженили» Ольгу с Юрием Ивановым, ещё одним диктором. Ну как же, такие знаменитости! Не может быть, чтобы между ними – и ничего! Такое вот социалистическое фанатство по-провинциальному. А у неё была своя любовь, настоящая – Рудик Ушаков, инженер из Ярославля, приехавший поднимать местное телевидение. Потом было много всего: замужество, дети, долгая увлекательная работа на городском телевидении, интересные люди, значительные события.

              А потом – резкая смена «декораций» - переезд на Ставрополье, вслед за работой мужа, ставшего оператором НТВ. Опасные его командировки в девяностых туда, где стреляют, съёмки Дудаева и Мосхадова во время интервью с ними на «их территории». Однажды Ольга увидела дырявую от пуль «четвёрку», на которой съёмочная группа вернулась из командировки и твёрдо упёрлась: «Больше не пущу!» Было у неё невесть откуда взявшееся убеждение: каждому человеку написан свой предел риска. Где он, этот предел, никому знать не суждено, но за его гранью жизнь становится маловероятной. И ведь добилась своего: Рудольф Павлович больше в горячие точки не ездил.  Зато ездит теперь туда, где стреляют, их сын, по удивительному совпадению – оператор НТВ. И мать, будучи не в силах отвратить его от продолжения отцовой профессии, тихонько молится, чтобы до предельной черты было так далеко, что просто недосягаемо.

              Уже на пенсии, когда они перебрались на ПМЖ в Подмосковье, стало Ольгу Ивановну всё неотступнее тянуть в родную деревню. И дом стоит незанятый, пропадает, да и ехать теперь не в пример ближе, нежели с юга. Рудольф Павлович долго уговаривать себя не позволил, он и сам был «за». Так и повелось: однажды решив, стали они на лето выезжать в деревню, а к октябрю забираться на зимние квартиры. Жить здесь круглый год отваги не набиралось: и здоровье требует пощады от деревенских нагрузок, да и дом не в той кондиции, тепло уже не держит так, как надо бы.

              В первый приезд после долгого отсутствия оказалась Ольга Ивановна в некотором противоречии – родная деревня была и та и не та. Все дома вроде на месте, даже новых слегка прибавилось. А один прибавился так «удачно», что откровенно посягнул на их территорию. Видимо, новые жильцы никак не ожидали появления старожилов, но всё-таки дождавшись, даже не посчитали нужным хотя бы извиниться за нарушение пространства и доставленные неудобства. Деликатная Ольга Ивановна восприняла обиду молча и даже защищала новосёлов перед соседями: «Так им же ездить больше негде!»

              «Экстерьер» деревни изменился значительно. Некоторые знакомые места оказались неузнаваемы, Ольга Ивановна даже сперва не поняла, почему. Потом сообразила: всему причиной – заборы, глухие, металлические, двухметровые. Милый сердцу штакетник, ничего не скрывавший и делавший деревню визуально просторнее, бесследно, как говорится, канул в небытие.  И показалось ей, что туда же канула и открытость души, определявшая открытость жизни односельчан. Уже не зайдёшь запросто на участок к кому-нибудь, а увидев двери, подпёртые палкой, не поймешь, что хозяева в отлучке, но где-то поблизости. Теперь надо постучать, а то и позвонить в глухую калитку и долго ждать, чувствуя себя по-идиотски: откроют или нет? А возвращаясь домой после долгого бесполезного ожидания недоумевать: людей не было дома или они не сочли нужным с тобой общаться в данный момент, при этом даже не снизойдя до того, чтобы сказать тебе об этом? Не по-деревенски как-то.

              А вот старый дом Никифора Усача похорошел, обзавёлся металлической крышей и весёлой одёжкой из вагонки, крашеной «под персик». Теперь даже в пасмурные дни от него будто солнечный свет исходил, глаз радовал. На аккуратной лужайке из-за зеленых туй какое-то чудо чудное виднелось. Это уж потом Ольга Ивановна вблизи рассмотрела – огромный, причудливо изогнутый корень, то ли змееконь, то ли слонопотам, это уж кому как привидится. Хозяин, Алексей по имени, большой придумщик оказался. А познакомились они так: видит Ольга Ивановна – идёт навстречу незнакомая пара, вроде как в лес собрались. И мужчина вдруг меняет курс и прямо к ней:

              - Ольга Ивановна, это вы! Здрасьте! А ведь я – ваш поклонник уже лет сорок как, пожалуй!

              Представляется и начинает ей, да и своей спутнице заодно, взахлёб рассказывать, как он, будучи ещё первоклассником, бегал смотреть телевизор в соседний барак к своему приятелю. А в телевизоре, маленьком да нераженьком вот она – Ольга Ботова, краса неписаная.

              - Да вы и сейчас не изменились! – продолжает восторгаться. – Я хоть и мал был, но как оказалось, в красоте разумел правильно.

              С тех пор стала Ольга Ивановна к ним заглядывать «на огонёк», благо на автолавку идти всё равно по пути было. Говорили обо всём: о былом и будущем, о деревне и городе, о детях и внуках. Да что толку перечислять-то!

              Размягчённая вниманием собеседников, Ольга Ивановна с удовольствием пускалась в воспоминания. А однажды, немножко стесняясь, показала фотографию:

              - Узнаёте, кто здесь?

              Алексей с Надеждой глянули:

              - Ну, это вы, конечно!

              - Так, ребята, верно! А рядом со мной кто?

              «Ребята» пригляделись:

              - Да неужто… Левитан?

              На фото что-то говорил Ольге Ивановне в самом что ни на есть дружеском расположении, что легко читалось по лицу, первый голос Советского Союза – знаменитый диктор Юрий Левитан.

              - По-нынешнему это можно было бы индивидуальным мастер-классом назвать, - тихо гордилась Ольга Ивановна.

              ***
       
              В очередном августе как-то незаметно подкатил местный праздник - День деревни.

              На главную лужайку, как раз напротив дома Сергея Васильевича по такому случаю притащены были со всей деревни столы, стулья и лавки. Хозяйки завершали последние кулинарные подвиги для складчины. Возбуждённая предстоящим событием разновозрастная детвора старательно помогала, путаясь под ногами и усугубляя всеобщую суету. Здесь же ошалело скакал у столов вездесущий общедеревенский Ваучер, сбитый с толку обилием дурманящих запахов съестного.

               Алексей и Надежда тоже влились в это дело с пирогами и огромным жбаном клюквенного киселя. Они впервые участвовали в таком сабантуе и потихоньку присматривались к сельчанам, чтобы вдруг не совершить чего-то не соответствовавшего случаю.

               И вот народ собрался, артисты из района приехали, местные и приглашённые гармонисты и гитаристы по «соточке» для куража «в кулуарах» за трактором Коли Мерзликина потихоньку приняли. Можно начинать. Только какое же торжество без торжественной части? Вот тут-то и настало время бенефиса Ольги Ивановны. Оказывается, она загодя съездила в район и привезла из краеведческого музея много интересных сведений, о которых местные никогда и не задумывались, а дачники и вовсе не знали. Вот, например, оказалось, что первое упоминание о поселениях в этих краях датировалось аж началом семнадцатого века.

              Услыхав про такое, сельчане запоглядывали друг на друга со значением, а мужская половина застолья тут же потребовала тост.

              - Это что же, старше Питера получаемся! – прикинули самые быстроумные.
 
              В разгар веселья кто-то толкнул Надежду в бок. Она посмотрела в указанную соседкой по столу сторону и увидела такую картину. Со своими столами, стульями и угощением тащилась к эпицентру веселухи семья «диссидентов» Вертуновых. Эти до последнего брюзжали по поводу затеваемого праздника и никак не хотели поверить в возможность его проведения в «современных социально-деревенских условиях». А ведь поди ж ты, не выдержали всё-таки. Понимают, что получат от кого-нибудь неделикатного колкий упрёк по поводу собственных заблуждений, но идут ведь!

              Видела их приближение и Ольга Ивановна. И думалось ей в это время, что, пожалуй, не права она была в своих поспешных оценках деревни. Ещё не весь дух добрососедства сгинул за глухими заборами, если осталась у сельчан способность собраться вот так-то. И не только чтобы попеть да поплясать. И поработать вместе могут. Вспомнила Ольга Ивановна, как по весне мужики мосток через Усть-Кадуйку ладили. Любо-дорого.

               Они с Рудиком возвращались домой, а праздник ещё гудел позади.

               - Знаешь, я посмотрела, мы с тобой сегодня ведь самые старые были. Вот и Сережи Корнева уже нет. И нездешних много, - она не стала обижать дачников словом «чужие». - Я многих и не знаю почти.

              - А ты помнишь, - она шутливо боднула Рудика плечом, – кто сказал: они жили долго и счастливо и умерли в один день?

              - Не знаю, - ответил он. – Кажется, у Грина было что-то такое.

              - Ну, первую часть мы уже, пожалуй, выполнили. Вот бы и вторая получилась, а? Не сейчас, конечно. Когда-нибудь, когда нам жить совсем надоест. Согласен?

              - Угу! – Рудик ответно боднул жену плечом.

              Ольга Ивановна ещё не знала, что Рудик её обманет. Через четыре года в своей подмосковной квартире, в обычный день после обычного завтрака он вдруг почувствует тупую горячую иглу в груди слева. И в одно то ли стремительное, то ли бесконечное мгновение уже не человеческим разумом, а как-то совсем по-другому поймёт всё сразу. И это всё поместится только в одно-единственное, странное, где-то слышанное слово: Амба! Поймёт, что нет и быть не может никаких вариантов, и думать об этом некогда и незачем. Здесь Всё Закончилось. Больше Не Существует Времени. Для него.

              Он ещё успеет, пока жаркая боль не сковала язык, не дрогнувшим голосом отправить свою Олю на кухню за чаем покрепче. Не надо, чтобы она видела… А когда она вернётся с кружкой, он будет уже далеко, безвозвратно далеко…

              Ольга Ивановна распорядится кремировать тело, чтобы потом захоронить прах на их деревенском кладбище, где уже так много родных и знакомых и где так хорошо слушать ненавязчивый шелест листьев и скрип старых деревьев.

              Продолжение здесь:   http://proza.ru/2020/10/28/1132