А ваш мир - он еще совсем юный

Имя: Иван
Род деятельности: злодей
Рост: 172 см

***

Презрительное фырканье за спиной заставило меня отвлечься от экрана компьютера. Я обернулась и устало вздохнула, глядя на недовольное лицо Ивана.

— Досье, серьезно? Не думал, что ты настолько плохой писатель.

Мои брови поползли вверх. Еще ни один из моих персонажей не позволял себе такое, даже те, кто сильно пострадал от моих рук. А этому всего пару часов от роду, и он уже возмущается? Вот сволочь злодейская, а! Создала на свою голову, тьфу.

— И я же просил не называть меня Иваном. Это совершенно неподходящее имя! Я же, как ты написала, злодей, и имя должно быть красивое, звучное, пугающее...

Ну ничего, я еще отыграюсь.

— А нечего было дерзить, Ванечка, — я злорадно улыбнулась и махнула рукой, прогоняя персонажа. Мне текст надо писать, и мнение героев учитывать вовсе не обязательно.

Хотя досье и правда было не лучшей идеей.

***

На мягком кресле сидел, подперев голову рукой, среднего роста мужчина. Он был молод и явно следил за своей внешностью, о чем говорили старательно уложенные волосы, гладкая чистая кожа и аккуратно подпиленные ногти. В свободной руке мужчина держал листы бумаги, покрытые мелкими черными значками букв, и напряженно в них вглядывался.

Мужчину звали Иван. Сидел он в своем кабинете, который, впрочем, походил скорее на гостиную богатого дома, столько в нем было дорогих безделушек и мебели. Однако против этого никто не возражал, поскольку занимал Иван в этой компании очень высокую должность, а, точнее, вторую по высоте. Что это за компания, не так важно, главное лишь то, что она большая и, безусловно, влиятельная.

И Иван был не менее влиятельным, без чего никак нельзя обойтись в его профессии. А по профессии Иван был злодеем.

***

— Звучит по-идиотски, — снова раздалось фырканье, — и уж компанию ты могла придумать. Но ладно, сойдет... А про героя досье сделай, мне так удобнее.

Я покачала головой и улыбнулась. Нет, Иван точно был редкостной сволочью, и раскрывать ему все карты я не собиралась. А то ишь чего, возомнил себя царем мира. Пусть обломится.

— С героем я тебя пока не познакомлю. Скажу только имя и, наверное, все. Ты ведь не против?

Мне никто не ответил, и, обернувшись, я увидела только пустую комнату. Обиделся, наверное.

***

Иван хохотал, откинувшись на спинку вращающегося стула. Этот элемент мебели сильно выделялся из общего интерьера комнаты, но Ивану безумно нравилось разъезжать по гладкому паркету на колесиках и медленно поворачиваться вместе со стулом, если кто-то входил в комнату. Сейчас же он, оттолкнувшись ногой от края длинного рабочего стола, отъехал к красивому винтажному комоду, стоящему на другом конце комнаты, и подцепил лежащую на нем салфетку.

— Иларион! Иларион Водопьянов! — Иван зашелся новым приступом хохота и согнулся, цепляясь за угол комода. Наконец, усилием воли он заставил себя успокоиться и прижал к влажным глазам салфетку, тихо фыркая и качая головой.

***


Я недовольно поморщилась, наблюдая за этой картиной. Я виновата, что рандомайзер выдает такие идиотские имена? Нет!

— Хватит ржать, сволочь, — я ощутила укол обиды, но все же это был мой собственный, родной персонаж. Не могу же я обидеться и уйти, бросив его блуждать посреди незаконченных строчек.

***

В темной комнате слабо мерцал белым ноутбук, освещая стол и целую армию разномастных чашек. Иван, сгорбившись, сидел за столом и уже несколько часов смотрел в компьютер, и с каждой минутой его поза становилась все более нервной и напряженной. Его глаза покраснели, между бровей пролегла морщина, а веселость пропала, словно ее и не было.

Ни в одном списке, ни в одном архиве не нашлось Илариона Водопьянова. Нигде не было сведений о существовании этого человека, но он был, должен быть — Иван был уверен в этом. А, значит, либо он жил под другим именем, либо… Либо его, черт возьми, обманули.

Иван хрипло выругался и со всей силы ударил по маленькому колокольчику на столе. Колокольчик, жалобно звякнув, сверкнул в холодном компьютерном свете и улетел на пол, закатившись под ногу Ивана. Это явно было ошибкой: Иван, размахнувшись, пнул колокольчик со всей силы и тот, пролетев через комнату, ударился в стену под подоконником.

— Кофе! Сколько мне еще ждать?! — Иван вскочил со стула и выскочил из комнаты в коридор, бесцеремонно распахнув дверь ногой. Но на весь этот шум ответила только тишина и искусственный свет. В коридоре было пусто, как и на кухне, в ванной и спальне. Ругаясь, Иван вынул из кармана телефон, собираясь позвонить своей секретарше и узнать, какого черта она ушла, но, глянув на экран, лишь устало застонал и осел на пол, опираясь спиной о стену. 3:42. Где он успел потерять столько времени?

***


Некий человек, временами зовущий себя Иларионом, внимательно перечитывал инструкцию по использованию некого сомнительного аппарата. Это было очередное порождение гениального ума его друга, мнившего себя великим изобретателем, пока, естественно, непризнанным.

— Так, значит, эта штука останавливает время? — осторожно переспросил Иларион, косясь на друга.

— Нет, — терпеливо повторил он, кажется, уже в тысячный раз. — Эта, как ты говоришь, “штука” позволяет тебе украсть время у кого-то другого. То есть ты получаешь время, а кто-то, выбираемый рандомно, его теряет. Теперь понятно?

Иларион с сомнением потянулся к прибору и, морща лоб, взял его в руки. Выглядел он весьма хлипко, отовсюду торчали цветные нити проводов и раздавался сильный запах клея. Ну что ж, была не была. Все равно другого выбора у него нету…

— Кстати, зачем он тебе? — юноша проследил взглядом за руками Илариона, которые тянулись к небольшой зеленой кнопке на боку устройства.

— Что? А… Да домашку сделать надо, а то мать из дома не выпускает. А что у меня, понимаешь, дела завтра, она и слышать не хочет. Ну, сам понимаешь, родители… — Иларион со вздохом нажал на кнопку, надеясь, что прибор сработает. Он все-таки герой, а проигрывать, не начав бой, как-то обидно.

Раздался тихий щелчок.

***

Иван, одной рукой держась за стену, а другой за голову, поднялся на ноги. Несколько раз моргнул, скользнул взглядом по светлой стене, двери, крючкам для одежды, остановился на кремовом плинтусе.

Десять часов. Он просидел за компьютером… десять часов? Иван снова моргнул, пошатнулся и прошел на кухню, где тупо уставился на кофеварку.

У него ведь были на сегодня планы. Совещание, деловая встреча, важный договор, который было необходимо проверить перед тем, как директор его подпишет. Иван проверял все договоры, все документы, следил за всем, что происходит на работе — иначе было нельзя, он должен быть в курсе каждой мелочи. А сейчас он потерял десять часов. Да за это время можно мир взорвать!

Злость наконец вывела Ивана из оцепенения и он, плюнув на причины этого временного парадокса, решил исправлять несделанное. Ткнув кнопку на кофеварке, он достал телефон, сердито напевая какую-то явно неприличную песню. Неприятно клацнула телефонная клавиатура, заставив Ивана поморщиться и включить режим “беззвучно”. Опрокинувшись на один из резных стульев с мягкими сиденьями, он принялся печатать, рассылая письма, отправляя запросы, раздавая приказания. Подумаешь, четыре часа утра! Его подчиненные в любое время должны быть готовы к работе. И это тут же подтвердилось: телефон негромко зажужжал, оповещая об ответах.

Кофеварка приятно зашумела, брызгая паром. Раздался плеск воды, и Иван, вскрикнув, подскочил и быстро подставил кружку под струю горячего кофе. Облегченно выдохнув, он взял с полочки над плитой небольшую баночку, чуть повозился с крышкой и высыпал изрядное количество ее содержимого в кофе. Половина, правда, просыпалась на столешницу, и по кухне, перемешиваясь с запахом кофе, разнесся запах пряностей: корица, розмарин, красный перец и базилик. Напевая что-то мелодичное, Иван подхватил кружку и, не обращая внимания на оставленный им беспорядок, закружил по коридору, направляясь в свою спальню.

Тут надо сказать, что квартира Ивана, как и его рабочий кабинет, представляла из себя просто образец чистоты. Каждая книга была тщательно вытерта от пыли, каждый угол выметен и вылизан, ткань кресел и диванов избавлена от всех мельчайших пятен. Даже если бы вы, скажем, решили провести белоснежной тряпочкой за картиной или под плинтусом, вы не нашли бы там ни пылинки.

В общем, жил Иван почти что в стерильных условиях. Только вот был один момент: всю эту чистоту поддерживала одна лишь уборщица. Нанятая лично Иваном, пожилая смуглая женщина, не знающая ни слова по-русски, она молча убиралась в его доме и кабинете каждое утро. Иван платил ей достаточно, чтобы она могла позволить себе сменить работу, но что-то ее здесь удерживало - может, привычка, а может, жалость к Ивану. Потому что он, честно говоря…

Впрочем, лучше все показать.

Иван, как было сказано, шел в свою спальню. Это была единственная комната, куда он не пускал никого, включая уборщицу (разве что иногда, по праздникам, позволял ей подмести). Он включил свет, сбросил где-то на пороге штаны, поставил кофе на стопку бумаг на тумбочке и, кинув рубашку в угол, упал на большую кровать. Поморщился, вытащил из-под себя какой-то шуршащий фантик, откинулся на подушки, уставившись в телефон и потянулся за кофе. Кружка под его неловкими пальцами покачнулась и упала, выплескивая горячий напиток на бумаги и цветастую простыню. Иван, ругаясь, рывком дотянулся до кружки, поймал ее и опрокинул остаток кофе в рот, небрежно прикрыв пятно на простыне попавшимся под руку полотенцем. Однако кофе был еще слишком горячим, и Иван вскрикнул, дернул рукой и закашлялся, высовывая покрасневший язык. Кружка же, вырвавшись из его руки при резком жесте, пролетела над кроватью и рухнула в гору одежды на другом конце комнаты.

Иван вздохнул, завернулся в одеяло и дотянулся до выключателя. С тихим щелчком погас свет, но спать еще было рано, и Иван, ерзая среди подушек, включил телефон.

***

Делать уроки, конечно, дело не геройское. Иларион был в этом уверен и за последние несколько часов не раз проклинал непонятливых преподавателей. Какие, к черту, домашние задания! Какой, мать его, русский, математика, да хоть что — ему скоро мир спасать, а он сидит над пустым тетрадным листом и грызет ручку.

Но вот все долги сданы, двойки исправлены, домашка сделана на неделю вперед — словом, времени хвати

***

Я откинулась на спинку стула, оборвав предложение. Как Иларион мог тут же отправить готовые задания преподавателям, если у него, по сути, лишние десять часов? То есть его временная прямая сделала изгиб, своеобразный карман, который никак не пересекается с прямыми других людей. Вот он, например, отправляет сообщение в три-плюс-пять-часа, а во сколько оно доходит? В три? В восемь? Но восемь у Илариона еще не настало…

Ответ пришел ко мне в голову сам собой. Впрочем, так всегда бывало, когда я задумывалась о всяческой магии в своих рассказах: нельзя где-то вычитать ответ, если дело касается твоего собственного мира.

Так вот, думаю, тут дело в том, что Иларион сам об этом не задумывался. Многие говорят, что магия работает только тогда, когда в нее верят — так же и тут. Ведь Иларион не думал, как уместятся лишние часы во временную структуру мира. Он не пытался рассчитать, во сколько до русички дойдет его сочинение, он просто его отправил, думая только о хорошей оценке. А если бы Иларион вдруг понял весь абсурд его проделки, возможно, произошел бы временной парадокс, Вселенная могла взорваться, аппарат бы не подействовал а, значит, спасение мира бы не удалось...

Я улыбнулась, включая потухший компьютер. Теперь понятно, почему стольких героев создают идиотами.

***

ло и даже оставалось еще около часа. Иларион, насвистывая песню про кузнечика, плюхнулся на кровать, намереваясь почитать книгу. Книга, как всегда, была про героев. Иларион читал только такие книги последний год, надеясь хоть как-то подготовиться к своей задаче. Он ведь никогда, никогда не спасал мир, даже во сне, и совершенно не представлял, как это делается. Он даже не до конца осознавал, что будет делать, поскольку знал лишь имя своего главного врага. Иларион не представлял, что тот будет делать, не знал его целей, не понимал, зачем им вообще сражаться… А может, сражаться и не надо будет? Может, ему надо переубедить Ивана? Но как переубеждать, если он даже не видел этого злодея?

Иларион отбросил книгу в сторону и уткнулся лицом в подушку. Никогда раньше он не думал о своей геройской участи. Сначала он просто радовался, везде находил подтверждения собственной особенности и грезил будущей славой. Потом же он чуть ли не забыл обо всем этом, поскольку вокруг не происходило вообще ничего особенного, да еще и учеба… В общем, очнулся Иларион только недавно, увидев обведенную красным дату в календаре — дату спасения мира.

А как он, собственно, обо всем этом узнал? Да никак. Просто проснулся однажды со знанием, что он герой и что такого-то числа ему нужно спасать мир. Серьезно, ничего больше не было, ни места встречи, ни каких-либо других подробностей. Вскоре, правда, он таким же образом узнал имя врага-злодея, но про него тоже было сказано только это. Интересно, тот Иван такой же злодей, какой Иларион герой, или нет? А если Иван действительно сильный и могущественный? А если он владеет магией?

Илариону нужна была помощь. Во всех книгах о героях был некий старший товарищ, наставник, который учил героя, вытаскивал его из передряг и неизменно приходил, если ситуация выходила из-под контроля. А у Ивана никого такого не было, и даже у сверстников он не мог просить совета — никто из них никогда не был героем.

Илариону нужна была помощь, но он знал, что ниоткуда не получит ее. Знал так же, как знал, что он герой.

Вдруг Иларион сел на кровати, вытерев набежавшие на глаза слезы. А что, если вся эта чушь с героями, злодеями и спасением мира была всего лишь его сонной фантазией? Что, если он совершенно, совершенно обыч…

— Аня! Аня, иди обедать! — за дверью послышались шаги матери. Вырванный из своих мыслей, Иларион недовольно открыл рот. Он ведь столько раз просил не называть его Аней! Герои-девушки всегда смешные и неудачливые, постоянно рыдают и влюбляются в каждого спасителя — словом, ему совсем не хотелось быть таким героем. Но, махнув рукой, Иларион встал с кровати и шагнул к двери. Мама его все равно не поймет.

***

Я выдохнула, убирая трясущиеся руки от клавиатуры. Черт, он ведь чуть не задумался о самом страшном! Надо быть осторожнее, а то персонажи разбегутся, как тараканы, от поставленных им задач, и текст опустеет.

***

Зачастую в своих текстах авторы нарочно строят красивую структуру. Например, они могут создать зеркальную композицию, поместив разных героев в одну и ту же ситуацию, таким образом обозначая особенности их характеров:

Иван зевнул, потянулся, протер глаза и поморщился, сонно тыкая в трезвонящий телефон. Попасть в кнопку отключения будильника ему удалось только раза с пятого, но к тому времени он уже почти проснулся и потому встал с кровати. Небрежно распахнул дверь, прошел в ванную, сонно уставился в большое зеркало над раковиной. Включив кран, несколько минут смотрел сначала на свое отражение, а потом на расческу.

Иларион вскочил с кровати при первом же писке будильника. Хоть уснуть ему удалось только к середине ночи, сейчас его тело было похоже на пружину или натянутую струну. Он был готов куда-то нестись уже сейчас, переполненный бодрости, решимости и какого-то нездорового возбуждения. И он понесся — сначала, путаясь в штанах, в ванную, где одной рукой чистил зубы, а другой застегивал пуговицы на рубашке, потом вниз по лестнице, на кухню, параллельно надевая носки и шнуруя ботинки. На кухне же Илариона ожидала настоящая пытка: ему пришлось несколько минут просидеть за столом почти неподвижно. Из-за этого он так яростно ел кашу, что тарелка чуть не улетела в стену, так что ему пришлось ее ловить, рывком перегибаясь через стол. То, как он пил чай с тостом, надевал рюкзак и выскакивал на улицу, Иларион вообще не запомнил. Видимо, это было совершено так быстро, что человеческий мозг не был способен это уловить. Запомнился только сонный возглас матери, означавший что-то вроде «куда ж ты так рано».

Или можно закольцевать текст, то есть сделать так, чтобы его конец отсылал к началу или, точнее сказать, его начало отзывалось в конце. Многих читателей это заставляет улыбнуться и оживиться, мол, ага, это уже тут было! Причем можно использовать для этого приема как важный элемент сюжета, так и незначительную деталь:

Закончив утренний ритуал умывания, Иван прошел на кухню и включил кофеварку. В этот раз не забыв подставить кружку, он заранее насыпал туда смесь специй и, рассудив, что дальше техника справится сама, ушел одеваться.

Надо сказать, что, хоть в комнате нашего злодея и был кошмарный бардак, его одежда всегда была чистой и тщательно выглаженной, и, кроме того, Иван никогда не одевался безвкусно или скучно. Даже самый простой строгий костюм ему удавалось ненавязчиво разбавить какой-то небольшой деталью, которая не рушила образ официальности, но добавляла в него изюминку, из-за чего люди легко его запоминали. Например, он мог, будто случайно, надеть разные носки (с кем не бывает в утренней спешке): привычный белый и ярко-красный. И вдруг оказывалось, что этот ”неправильный” носок гармонирует с красным галстуком, который смотрится очень неплохо на фоне светлого костюма в мелкую полоску. Впрочем, это было еще довольно дерзкое его решение. Иногда же Иван одевался так, что все смотришь на него и не можешь понять, в чем же тут дело, почему так бросается в глаза именно этот человек? Можешь разглядывать его долго-долго, и только тогда, когда это станет уже почти неприличным, найдешь эту мелкую деталь.

Так вот, сейчас Иван стоял перед открытым шкафом и думал. С одной стороны, он, как все уважающие себя злодеи, должен был выглядеть идеально и строго. Ведь не зря столько поколений злобных гениев соблюдают такой официальный стиль, не позволяя себе излишеств — мужчину в черном костюме запомнить и опознать куда сложнее, чем мужчину в том же черном костюме, но с цветастой бабочкой и в носках с утятами.

Но, с другой стороны, Ивану не хотелось быть обычным злодеем. Если вдруг придется громить город, то лучше пусть в новостях про него скажут «неизвестный мужчина в носках с утятами», чем просто «неизвестный мужчина». А потом, возможно, из этого родится прозвище, и его нарекут человеком-уткой… Иван фыркнул и поморщился, тут же отбросив в сторону цветастые носки.

Через несколько минут Иван уже закрывал дверь своей квартиры. На нем был светло-кремовый костюм в карамельную полоску, темно-кофейная рубашка с зелеными пуговицами и кожаные ботинки светло-кремового цвета, с темно-кофейными подошвами и карамельными шнурками. Кроме того, на воротник пиджака была приколота небольшая брошь в форме змеи, в цвет пуговицам на рубашке, и сверху был накинут такой же зеленый шарф. Иван решил идти туда, куда понесут его ноги — все равно точного места встречи назначено не было. Немного подумав, он решил, что ноги понесут его в большой парк, в котором Иван не был уже давно. Несмотря на то, что парк был далеко от его дома, он пошел туда пешком, подарив себе небольшую прогулку.

Иларион в это время садился на дребезжащий трамвай. Таких в его районе было немало, правда, маршрут он знал только у одного — на нем он ездил в школу. Сейчас же Иларион нарочно сел в первый попавшийся, с неизвестным номером, и даже не посмотрел на карту с маршрутом. Ему хотелось, чтобы сегодня все было случайно, чтобы, раз уж он сам ничего не знает, все решала бесконечно мудрая судьба. Возможно, именно судьба станет его помощником, именно она подскажет, как надо действовать дальше. Оставалось только надеяться, что она сама не решит иначе.

Трамвай, покачиваясь, скрежетал на поворотах. За окном мелькали кусты сирени и чубушника, одни многоквартирные дома сменялись другими. Постепенно менялись цвета стен и маленьких садовых заборчиков, и Иларион вдруг осознал, что в этом районе он никогда не был. Вслед за осознанием пришел страх и до дрожи в коленях противное ощущение реальности происходящего. Он ведь сейчас не спит и не мечтает. Он ведь и правда едет на встречу с неизвестным ему человеком, а, точнее, со злодеем. А вдруг Иван и правда настоящий злодей? Такой, который творит зло во имя зла, убивает людей, устраивает катастрофы…

Аня вздрогнула и вцепилась руками в поручни. Она чуть было не дернулась в сторону открывшихся дверей — еще ведь не поздно убежать, вернуться домой, спрятаться там, где безопасно. Но она остановилась, вовремя вспомнив, что их встреча все равно назначена на сегодня. Назначена самой судьбой, а разве можно пойти против судьбы? Аня знала, что нельзя. Так что если она вдруг пострадает от этой встречи, пусть это произойдет подальше от дома, подальше от мамы. Если с Аней что-нибудь случится… Что ж, значит так предрешено. Такова участь героя. Главное, чтобы мама смогла это пережить.

Иларион решительно разжал руки, стискивающие металлические поручни трамвая, и встал с сиденья. Трамвай как раз подъезжал к очередной остановке, и Иларион, морщась от неприятного звука торможения, выскочил на улицу. Сердце все еще колотилось от не желающего отступать страха, и, решив отвлечься, Иларион осмотрелся.

Прямо перед ним был вход в парк. Собственно, остановка так и называлась — “Парк”, и, если бы Иларион слушал, он не был бы удивлен. Но он, конечно, не слушал, и теперь пялился на кроны деревьев, уходящие, казалось, в бесконечную даль.

Иларион редко гулял в парках. Рядом с его школой, конечно, был сквер, и он проходил через него каждый день, но то были жалкие два ряда невысоких деревьев с лавочками между ними. А то, что было сейчас перед ним, вполне могло претендовать на звание настоящего леса. Должно быть, именно в таких местах орудуют маньяки и всяческие привидения. Иларион усмехнулся: какое чудесное место для встречи с врагом ему выпало. Но выбора не оставалось, и он, выдохнув, шагнул на широкую асфальтовую тропу.

Иван, напевая что-то яростное, бодро шагал по парку, полный невероятной решимости. Раньше он часто гулял здесь, а потому примерно знал, куда ведут какие дорожки. Даже сейчас, не думая о маршруте и погрузившись в мысли, он подсознательно задал себе путь, думая пойти куда-нибудь в глубь. Что ж, так и получилось: ноги вели его в самое сердце парка.

Листва кленов и осин негромко шуршали, где-то мелодично чирикала птица, мелкий щебень монотонно хрустел под колесами редких родителей с колясками и велосипедистов. Дорогу перебежала белка, на секунду остановившись посередине, будто что-то высматривая. Ее рыжая шерстка блеснула золотом в лучах полуденного солнца, и Иван замедлил шаг, не желая прогонять пушистое создание. Но стоило ему подойти чуть ближе, как зверек встрепенулся и, прыжками преодолев остаток дороги, взобрался по стволу высокой липы на той стороне. Иван, с минуту понаблюдав за тем, как белка мелькала между листьев, продолжил идти, теперь уже неспешно и молча — видно, песня выскользнула у него из-под носа. Вместо нее мелодия леса обволакивала Ивана со всех сторон, и он шел будто в полусне, размышляя о чем-то совсем постороннем.

Вдруг в мозгу будто вспыхнул и пропал какой-то маячок. Затем снова вспыхнул, снова пропал. Иван остановился, слегка встряхнул мысли и понял, что у него в голове пульсирует, будто кровь, имя: Иларион. Сердце тут же предательски дрогнуло, и Иван, стараясь не показывать волнения, огляделся. Но никого, хоть каплю напоминающего героя, видно не было. Женщина с коляской, мужчина-бегун в спортивных шортах, небрежно одетая девушка…

“Иларион”.

Иван медленно, очень медленно повернулся на каблуках, снова смотря на девушку, и поймал ее ответный взгляд. “Иларион. Иларион. Иларион”. Черт побери, да этот внутренний голос может хоть немного помолчать?! Иван чуть было не выругался вслух, но удалось обойтись лишь тихим скрипом зубов. Обычно, конечно, Иван посчитал бы это непозволительно явным проявлением эмоций, но сейчас его мысли были заняты другим.

Девушка-Иларион шагнула (или шагнул?) навстречу ему. Иван, не желая отставать, шагнул тоже, и вскоре они оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Так они стояли несколько секунд. Голос, выкрикивающий в голове Ивана имя, становился все громче и нетерпеливей, он уже даже не кричал, а истошно вопил. Хотелось лечь на землю и колотиться головой об асфальт, только бы вытравить из мозга этот крик.

— Так вы, значит, Иван? — первой спросила девушка и протянула руку. Иван кивнул.
— Иларион? — получив ответный кивок, Иван пожал протянутую руку, стараясь сжимать ее пальцы не слишком сильно. — Простите меня за, возможно, нескромный вопрос, но позвольте уточнить: вы девушка?
— Да! — Иларион покраснел и отдернул руку, тут же пряча ее в карман, после чего фыркнул с показной надменностью. — Но обращайтесь ко мне, как к герою. Или как к Илариону — для вас это одно и то же.

Иван еще раз пристально оглядел Илариона и развернулся, зашагав куда-то по боковой тропинке. Иларион, поджав губы, последовал за ним, стараясь не отставать. Тропа была достаточно широкая, чтобы на ней уместилось два человека, и потому некоторое время герой и злодей шли рядом. Оба молчали, возможно, потому, что каждый о чем-то думал, а может быть из-за того, что сказать было нечего. Так они вышли на дорогу побольше и, не сговариваясь, повернули в одну сторону. Дорога была пустая, деревья перестали шуметь и казалось, что все живое вокруг затихло. Будто бы мир вокруг них умер, оставив противников наедине, чтобы не мешать их беседе.

Но какой-то момент они вышли на небольшую площадь, где торчало несколько маленьких киосков с едой. Послышались запахи сладостей и кофе, и тишина пропала.

— А вы и правда злодей? — негромко спросил Иларион, краем глаза смотря на Ивана. — А какие злодейства вы совершали?
Иван, казалось, вопроса не услышал. Он даже не повернул голову, продолжая молчать, и Иларион уже хотел было переспросить, но тут Иван, наконец, очнулся.
— Никаких. Думаю, вы, как герой, тоже пока себя не проявили? — Иван понимающе усмехнулся, смотря на покрасневшие уши собеседника, и кивнул. — Так что нечему тут удивляться.


Вновь повисло молчание. В этот раз было видно, что каждый из них хочет что-то сказать, но то ли не может поймать мысль, то ли не решается. Впрочем, Иван, умеющий говорить куда лучше, в этот раз нарушил тишину первым, кивнув в сторону одного из ларьков:
— Не желаете ли выпить кофе, Иларион? Или, может, чаю?
— Желаю, — кивнул Иларион, — кофе. А что вы задумали злодейского?
— Я? — Иван хлопнул глазами. — Ничего, я всего лишь предложил вам чашечку...
Иларион всплеснул руками, фыркнул и наморщил лоб.
— Я не о кофе, а вообще. Что ты… Ой… Вы задумали? Что я должен предотвратить?
— Можно и на ты. Мы ведь все же злодей и герой… — Иван негромко прицокнул языком и подошел к ларьку, заказав два латте. Больше он ничего не сказал, только нетерпеливо перекатывался с носка на пятку и чуть ли не вырвал у продавца из рук стаканчики, когда кофе был готов. Сразу после этого он, нарушив все правила приличия, ткнул один стаканчик Илариону, схватил его за руку и куда-то уверенно потащил.


***

Дверь позади меня распахнулась, громко ударившись о стену. В комнату быстрым шагом вошел Иван, втянув за собой растерянного Илариона.
— И что это значит? Ты хочешь сказать, что и ей… Ему ничего не объяснила? — бумажному стаканчику в руке Ивана явно грозила опасность, судя по белеющим пальцам, которые все сильнее его стискивали. — В чем суть? Ты можешь хоть что-то нам рассказать?


Я подняла одну бровь, развернулась на крутящемся стуле и уставилась на Ивана. Потом, после недолгих гляделок, посмотрела на Илариона, который, видимо, запутался окончательно. Я вздохнула и потянулась.
— Хорошо. Приятно познакомиться, Иларион, я автор. Создала тебя, его и ваш мир. Впрочем, управлять этим миром я не буду: это право я полностью передаю вам. Вопросы есть?
— Автор? То есть… То есть как? Мир? Погодите, но как же… — Иларион, словно рыба, принялся открывать и закрывать рот, не издавая ни звука. Наверное, надо было его тоже предупредить заранее.
— Да, автор. Но ваш мир такой же реальный, как и все остальные — все миры ведь кто-то создает. А ты, Иван, мог бы и объяснить ему, прежде чем сюда тащить, — я укоризненно прожгла взглядом злодея, что его нисколько не смутило. Напротив, он посмотрел на меня не менее уничтожающе.

— Я правильно понял, — медленно и четко проговорил Иван, — что ты отрекаешься от своего мира и даришь его нам? Поэтому ты нас создала? Чтобы мы поддерживали равновесие?
— Да, — я кивнула, — но я не отрекаюсь, просто немного отхожу в сторону. Вы всегда можете ко мне обратиться, если что-то пойдет не так.

Иларион, не отводя от нас взгляда, хотел было сесть на диван, но промахнулся и плюхнулся на пол. Тихо ойкнув, он посмотрел мне в глаза и моргнул. Я вздохнула снова: возможно, герой у меня вышел слишком впечатлительным.

— Объясняю снова. В каждом мире должно быть равновесие, в том числе добра и зла. Обычно оно налаживается само, но в юных мирах контроль за этим просто необходим, иначе хаос может затянуться там на многие века. Древность вашего мира — всего лишь декорация, мировая история — обман, простая копирка. Вашему миру всего лишь несколько дней от роду, и, хоть у вас есть характер, сформированный многолетним опытом, это не значит, что возраст мира… Ладно, не буду про время, его структура слишком сложна. Короче, вы должны следить за равновесием, порядком и однажды спасти мир, тем самым, условно, завершив его настройки. После этого вы сможете оставить это дело и жить так, как вам захочется. Но не забывайте, что вы — герой и злодей. Везде должно быть две стороны. Надеюсь, теперь ясно?


Герой и злодей кивнули, завороженные моей речью. Наверняка сейчас они пытались справиться с грузом ответственности и власти, который на них свалился так внезапно… А, может, наслаждались им.

***

Был уже вечер, когда Иван, совершенно уставший, ввалился в свою квартиру. Против обыкновения, он бросил пиджак и шарф на пол прямо в прихожей, а после кинул сверху ботинки с носками. Зашел в ванную, вымыл руки и умылся, недовольно разглядывая в зеркале осунувшееся за день лицо. Вытерся махровым полотенцем, прошел на кухню, вспоминая, что сегодня он так толком и не поел. Черт возьми, а ведь только сегодня утром все было хорошо! И зачем, черт побери, за что он злодей? Может, он хотел бы быть простым офисным работником, который проводит целые дни за разбором бумаг? Иван хмыкнул, чувствуя, что его немного отпустило. Нет, не хотел бы.

Он подошел к кофеварке и, потянувшись к кнопке включения, вдруг вздрогнул и засмеялся. Под ней стояла кружка остывшего кофе с пряностями.

Тут в качестве детали, которая соединяет конец с началом, выступает кружка кофе. Особого смысла она, конечно, не несет. Только если вдуматься, можно предположить, что она как бы отсылает к тому времени, когда переворот в жизни героев еще не случился, и служит свидетельством, что, несмотря на большие перемены, стабильность все еще есть и мир не катится в бездну хаоса.

Впрочем, говорить обо всем этом читателям было бы крайне глупо. Разжевывать, словно маленьким детям, каждое слово, каждый прием… Это было бы ужасным неуважением к ним или, возможно, попыткой подкрепить слабый текст. Писателю, который бы посмел так сделать, можно смело плевать в лицо, поскольку такой прием служит доказательством его бездарности. Это так же примитивно, как сказать в конце книги: “И жили герой и злодей долго и счастливо, повидали на своем пути множество приключений и стали хорошими друзьями (хотя они, конечно, вам никогда в этом не признаются)”. Фу.