Заварка для белья

     Несмотря на то, что моя мама утверждала, будто она произошла от пришельцев, реальная картина её корней все же просочилась сквозь коммунистические происки советского времени.
Её мама, урожденная Анна Глинская, утверждала, что хорошо помнит, как её бабушка рассказывала о годах обучения в Смольном институте в Петербурге. В это учебное заведение принимали дочерей лиц чинов не ниже полковника и действительного статского советника на казённый счёт и дочерей потомственных дворян за годовую плату, и готовили их для придворной и светской жизни.
Бабушка Анечка, или Бабанечка, как её звали мы все, прожила нелегкую жизнь, но смогла вдохнуть в своих дочерей любовь к этой самой жизни и необыкновенное чувство юмора. Моя мама, женщина с царственной осанкой и божественными чертами лица, всегда смеялась, когда муж её родной сестры называл маму Великой Екатериной Третьей. Несмотря на бедное детство и тяжелую жизнь, рачительной хозяйкой она так и не стала. В её характере присутствовала некая дворянская широта души, расточительность и доброта. Щедрость и радушие не позволили скопить грош на черный день, она отдавала последнее и никогда не жалела об этом. Глядя на неё, моя молодая жена, воспитанная в бедности и тщательной экономии, к сожалению – а может, и к счастью – переняла мамино отношение к жизни. Отсутствие педантичности в характере, некоторая небрежность в быту и умение посмеяться над собой не привели к мелочному истязанию ближнего в семье из-за неудачного планирования бюджета или множества других, сопутствующих семейной жизни, проблем.
То, что мы с женой могли одновременно в один и тот же день купить по велосипеду, так как давно собирались это сделать, и, не сговариваясь, каждый получил премиальные деньги и притащил к вечеру домой железного коня, говорило о нашем одинаковом восприятии жизни. А уж покупка хлеба, кефира, фруктов и так далее, оканчивалась порой просто гомерическим хохотом, когда мы приносили после работы – и она, и я – все по полному объему.
Когда моя жена увидела, как мама, распахнув дверцу платяного шкафа, небрежным царственным движением ноги отфутболила выпавшую кучу одежды обратно, она стала поступать точно так же, не заморачивая себе голову тщательным развешиванием вещей в шкафу.
     – Всё – суета, – говорила моя мама.
     – Всё – суета сует, – вторила ей моя жена.

     Особым событием, которое превратилось впоследствии в нашу повседневность, стала стирка белья особым способом. Моя жена все же обладала некой эстетичностью: не любила сизые простыни и тщательно сортировала белое и цветное бельё в надежде сохранить белизну. На удивление, почти всегда в белоснежный массив простыней попадал мой черный носок и портил всю «малину».
     – Ну, вот! – восклицала жена в отчаянье. – Я же внимательнейшим образом проверяла закладку белья в стиральную машину! Ну, черт побери, за каким лешим опять твой носок плавает в ней!?
     Со временем этот злосчастный носок мы назвали «заваркой» для белого белья.
     Шли годы, но по-прежнему мелочи жизни, кроме слов «черт их дери», и бурного смеха, ничего не вызывали. За спиной – сорок три года совместной жизни. Сегодня, когда я утром достал отстиранное на 90 градусов и отбеленное постельное белье из стиральной машинки, чтобы его развесить, и не обнаружил там «заварки», я очень удивился, а потом посмотрел повнимательнее и увидел залепленный в уголок мой дорогой и горячо любимый чёрный носок. Ура!!! Все заморочки судьбы – на месте!