Тончайший слух

     Майское полуденное солнце ослепило меня. Все, кто сидел на лавочках Тверского бульвара, принимали почему-то одинаковую позу: закрыв глаза, они подставляли лицо солнечным лучам. Мне не удался этот простой манёвр. Я надела темные очки, которые успокоили мою светобоязнь и преобразили окружающий мир. Все вокруг стало синюшным и нечетким. Хотя очки, наверное, тут уже ни при чём. Не люблю очки от солнца, но с каждым годом пользуюсь ими все чаще.
     Тридцать пять лет назад на этом же самом месте я вместе с пятилетней дочерью встречалась с Мартой Казимировной, двоюродной сестрой моего отца. Она, пожалуй, была единственной в нашей огромной семье, относящейся с немалым чувством любви к классической музыке. Уже тогда она ходила плохо, с палочкой, и мы встретились здесь пораньше, чтобы не спеша добрести до консерватории. Пятилетнюю Ляльку мы впервые вели на такой концерт в это священное для музыкантов место. Марта обожала меня и мою дочь, а мы обожали её. Когда мы встречались, некий объемный заряд теплоты разливался по нашим душам и согревал весь мир вокруг нас. У меня не было музыкального образования, а Марта окончила Гнесинку по классу фортепиано и настояла, чтобы Лялька тоже пошла по этому пути.
     В этот далекий, улетевший в туманное прошлое, майский день мы слушали талантливого молодого пианиста Владимира Крайнева. Крайнев открыл программу вечера ля-бемоль-мажорным (соч. 53) полонезом Шопена. Открыть клавирабенд ля-бемоль-мажорным Шопеновским полонезом с его многоцветной, тонко детализированной фортепианной фактурой, головокружительными цепочками октав в левой руке, всем этим калейдоскопом исполнительских трудностей — значит, не ощущать ни капли страха, волнения, тревоги, быть в музыке как рыба в воде. Что такое классический клавирабенд? Это сольный концерт пианиста. На сцене – только артист и черный рояль. И этого вполне достаточно для того чтобы пуститься в полет за быстрыми пальцами пианиста. Затем звучала вторая соната Шумана и «Блуждающие огни» Листа. В момент переливов правой руки Блуждающих огней я, сама того не чувствуя, видимо, мысленно, всем сердцем помогая музыканту в его виртуозности, невольно притоптывала ногой в такт. В этот момент сидящий справа слушатель коснулся моей руки повыше локтя, я обернулась и окаменела. Сверкая гневом, из глаз моего соседа на меня летели молнии. Он выразительно испепелял взглядом мою ногу, как мне казалось, неслышно и невесомо шевелящуюся в такт мелодии Листа.
     – Простите, – прошептала я, чем взбесила его еще больше. На меня теперь смотрело его пылающее ухо пунцового цвета и огромного размера с волнистыми краями. Я утянула обе ноги под кресло. Моя правая сторона одеревенела и заморозилась. Мне показалось, что сейчас начнется мой любимый «театральный кашель» на нервной почве. Я почувствовала себя изгоем на этом празднике жизни. Окружающий мир так тонко, так ярко, так проникновенно чувствовал музыку, в то время как я пританцовывала, как будто я в клубе на танцульках. Марта протянула руку и обняла меня за плечи, чем и спасла от смерти.
     После концерта мы до упаду смеялись над моей неадаптированной к жизни нервной системой, а моя дочь никак не могла понять, что же произошло.
     Через год после нашего похода на Крайнева Марта умерла, прогуливаясь по Тверскому бульвару. Застыла на мгновение, оперлась на палочку, медленно осела на колени и… её не стало. Святая смерть, если смерть может быть святой.  С тех давних пор моя дочь, напичканная выставками и консерваториями, туда ни ногой. А я вот иду опять. Теперь уже в одиночестве, что, кстати, и неплохо. Люди совершенно не умеют использовать свое одиночество во благо себе самому.

     Сегодня Денис Мацуев исполняет этюды Скрябина, «Лимож» из «Картинок с выставки» Мусоргского и многое другое. Билет мне достался случайно в подарок. Когда-то, лет десять назад, я уже слушала этого ослепительного пианиста. Его музыка оказалась лечебной. Моя тяжелая больная голова прошла, и я, выздоровевшая и помолодевшая лет на двадцать, запорхала в сторону родного дома.
Зал полон. Ни одного свободного места. На моем восемнадцатом ряду, в партере, сидят многочисленные китайцы, а впереди – японцы, или наоборот?.. Бог их разберет! Священнозвучие началось… Почему-то исполнительская магия Дениса Мацуева действует на меня, как дудочка – на кобру. Я заворожена, меня, как таковой, не существует. Духота зала, а может быть, просто климактерический период, черт бы его побрал, вернули меня из заоблачных высот. Я раскрыла маленький веер и начала опять путешествие за вечными нотами Мусоргского, извлеченными из фортепиано волшебными пальцами Мацуева. Тут китаец мне и говорит человеческим голосом: «Ваш веер мне мешает наслаждаться музыкой!!!».
Наученная Мартой не плескать себя через край, я закрыла веер и нежно улыбнулась всем национальностям мира. В антракте китаец мне посоветовал именно сейчас воспользоваться веером, – так сказать, впрок… Мы такие разные и такие схожие – из плоти и крови. Пока плоть жива, там гнездится душа.