Пожар. Рассказ

      ПОЖАР.   

      Рассказ.

      Унылая пора! Очей очарованье!
      Приятна мне твоя прощальная краса -
      Люблю я пышное природы увяданье,
      В багрец и в золото одетые леса…

                А.С. Пушкин

      За давностью лет детские годы расплываются в воспоминаниях, возвращаясь в обертке невозможной привлекательности, ярких красочных обрывков, освещенных вспыхнувшими огоньками памяти.

      И только теперь становится ясной та далекая палитра взволнованности и внутренних переживаний от восприятия такого удивительного мира и его событий.

      В середине сентября родителям выделили коммунальный дом, в котором год никто не жил. Его «держали» в резерве для нового военкома, но тот отказался. Глина кусками отваливалась от стен, забор накренился, калитка оторвана.

      Глиняное сооружение на высоком фундаменте внутри состояло из двух небольших комнат с печкой голландкой, маленькой кухни с рухнувшей русской печкой и холодного коридора.

      Шесть маленьких некрашеных окошек подслеповато таращились из-под деревянной крыши, когда по скрипящим ступенькам поднялись в дом. Без ремонта жить здесь было невозможно. На стенах остались следы дождевых потоков. Низкий потолок провисал горбом.

      Осень задерживалась, заблудившись, в бескрайних степях Заволжья, но работу никто не отменял.  В единственный выходной отец с двумя парнями поднялись по высокой лестнице и, держась за воздух, целый день стучали молотками, перекрывая крышу новым рубероидом.

      Потом пригласили печников, и мама поставила условие: ей нужна обычная печка с плитой и духовкой, на которой можно быстро готовить еду   и печь пироги. Мастера почесали затылки и пошли копать в огромной яме глину за двором.

      У них все время что-то не ладилось.  В голландке дымоход был забит сажей, и папа после работы, не успев поужинать, вскоре стал похож на трубочиста из сказки Андерсена. Сырая глина не желала сохнуть, печка дымила, окна не открывались.

      И тут пришло извещение, что на станцию прибыл багаж из Баку. Мама с папой всю ночь белили комнаты известкой, мыли полы.

      Свету отвели к соседке Надежде Ивановне, где Света познакомилась со своей ровесницей Валей, внучкой бабушки Нади. Ее мать вышла замуж и уехала с новым мужем на Кавказ, оставив дочь в селе.

      Дружба, завязавшаяся в холодный сентябрьский вечер, продлится на долгие двадцать лет.

      Отец договорился в колхозе насчет полуторки и после бессонной ночи отправился за пятьдесят километров на станцию.

      Откуда у них брались силы, в то время Света об этом не задумывалась. Мама с папой никогда не ругались, все делали вместе, весело пересмеиваясь, и, подшучивая, друг над дружкой.  Теперь только от их выдержки и терпения зависело, когда семья сумеет войти в отремонтированный дом.

      Втащили вещи, мама повесила занавески, и Света возликовала.  В дом было проведено электричество и радио - всего на двух центральных улицах села. Родители сразу включили рижский радиоприемник, установили антенну, стали крутить ручки настройки. А Света начала маршировать под музыку из простого черного ящика на стене.

      В следующее воскресение их семью пригласили в гости врачи больницы, где теперь работала мама заведующей лабораторией.

      И, войдя во двор, мама с папой откровенно ахнули: это был маленький оазис пышно зеленеющих фруктовых деревьев, кустов высокой мальвы вдоль дорожки, небольшой клумбы цветущих астр у крыльца.

      За забором – выжженная, без единой травинки голая улица, на которую за все лето выпали всего один или два бесполезных дождя. Пустыня в чистом виде. И дворы у всех, вытоптанные скотиной.

      На вопрос мамы, откуда это великолепие, хозяйка дома, Эсхиль Марковна призналась:

      - Когда после окончания войны, весной 1946 года мы приехали в село, то сразу купили этот домик. Мы с Моисеем Генриховичем так устали от войны – все четыре года в прифронтовом госпитале. Дома, на Украине, все разрушено и сожжено. Никого из близких и родных. Вы знаете, как фашисты относились к людям нашей национальности – только смерть. Мы успели эвакуироваться, пешком дошли до Воронежа, а там сразу - в военный госпиталь. От Сталинграда двигались с госпиталем до Варшавы. Здесь, в селе не было ни одного врача. Только пожилая медсестра. Люди очень добрые. Вообще удивительный край – прекрасная река, заповедный лес. Два наших сына – военные, предлагали перевезти нас в город. А мы тут так уже привыкли. Местные умельцы выкопали нам очень глубокий колодец, и вода в нем родниковая. Что же мы стоим на пороге? Заходите в дом.

      Взрослые стали пробовать какое-то марочное вино из Армении, которое привез старший сын, разные закуски.  Перед Светой поставили тарелочку с очень вкусными заварными пирожными и стакан яблочного компота.  Взрослые стали вспоминать войну, Света вышла во двор:

      - Я тоже хочу такой двор! И еще, чтобы были качели, как в Баку! – она стала нюхать махровые астры, трогать пальчиками большие белые цветки мальв. – Почему мама с папой не купили такой же красивый дом?

      И вдруг распахнулась калитку, во двор вбежал огромный дядька. Рубашка на нем была разорвана, руки и лицо в крови:

      - Где доктор? Скорее, там человека убили! – прохрипел он и начал стонать, раскачиваясь.

      Взрослые выбежали из дома. Моисей Генрихович, невысокий, полный схватил дядьку за руку, спросил неожиданно резко:

      -  Ты пьяный, но живой! Что случилось? Где и кого ранили? Отвечай быстро и вразумительно!

      - Там, там, в правлении сегодня отмечали день урожая! Столы накрыли, весь колхоз гулял. А потом – драка, Гришку пырнули ножом. Повариха полотенцем рану зажимает, а кровь фонтаном!

      Моисей Генрихович уже не слушал. Он быстро надел белый халат, который вынесла его жена, взял черный саквояж, извиняющим тоном сказал, обращаясь к маме:
 
      -  Ниночка, и вы со мной!  Эсхиль Марковна, дайте и Ниночке халат! А сами, будьте добры, быстренько в больницу! Чтобы операционная была готова!  Вот так всегда - никогда не дадут спокойно посидеть!

      - Что же вам телефон не установят? Ведь до больницы не близко!  Завтра же займусь этим вопросом! – возмутился папа. Он взял Свету за руку, и они стали догонять врачей.

      Правление колхоза, старый кулацкий дом, располагался в метрах ста от Светиного дома, и был окружен плотной толпой постоянно перемещающихся по кругу людей. Все кричали, размахивали руками, как заведенные куклы. При появлении Моисея Генриховича и мамы в белых халатах круг раздвинулся, и Света увидела лежащего на соломе человека.

      - Срочно машину ищите! Н телеге мы его не довезем! –   громко крикнул врач и добавил для мамы:

      - Ниночка, срочно тугую повязку и укол обезболивающий, там все в саквояже! – он снял окровавленное полотенце, осмотрел рану. -  А группа крови какая у вас?  Сдавали в госпитале кровь?  Большая кровопотеря! Придется вам выручать этого молодца!

      Он выпрямился, поправил очки, оглядел толпу:

      -   Есть среди вас родственники этого паренька? Поедете с нами! Да, где же, черт возьми, машина?
 
      Полуторку вытолкали из гаража несколько человек.  Пьяный шофер никак не мог завести ее рукояткой. Завели.  В кузов натолкали свежей соломы, кто-то кинул туда фуфайку, осторожно положили раненого, помогли забраться доктору и брату пострадавшего.

      - А вы, Ниночка, садитесь в кабину, на вас теперь одна надежда!
 
      Машина ушла, но люди не расходились. Во дворе женщины разбирали посуду со столов, остатки еды, мальчишки выхватывали друг у друга бублики, куски пирогов, и вдруг кто-то из толпы громко закричал:

      - Пожар! Конюшня горит!

      Или кто-то закурил и бросил непотушенный окурок, но угловой сарай на пустыре рядом с конюшней, куда уже завезли несколько больших телег свежей соломы, буквально за считанные минуты вдруг полыхнул вверх салютом черного дыма и горящих искр.
   
      - Лошади в конюшне! Погорят!  - разнеслось над толпой, люди сразу протрезвели. Из соседних дворов стали вытаскивать ведра, быстренько выстроились в две цепочки до двух ближайших колодцев. Но эти редкие порции воды не могли остановить набирающий силы страшный столб огня.

      Света стояла в толпе испуганных женщин вместе с бабушкой Надей и Валей и видела, как папа с другими мужчинами отодвинули высокие ворота, и из конюшни начали выскакивать ошалевшие от близкой опасности испуганные лошади. Удержать их не смогли, они устремились маленьким слитным табуном по улице к реке.
 
      Приехавшие на лошадях пожарные с бочками воды начали заливать деревянное здание правления, потому что пламя от сарая перекинулось на конюшню. Люди бежали со всего села. Теперь уже в четыре рукава передавали по длинной цепочке воду из реки, потому что вода в колодцах закончилась.

      Правление отстояли, от конюшни остались только черные закопченные ворота и стойки для них, которые продолжали заливать еще целый час.

      Неверующие люди крестились и благодарили Бога, что было тихо, и огненный смерч не прошелся по селу.

      Подошедший милиционер пожаловался папе, что многие отказываются говорить правду, понимая, что страшный пожар унес все улики драки и поджога.

      Папа в прожженной и черной от копоти рубашке взял Свету за руку и повел к реке, чтобы посмотреть лошадей.

      И после страха от увиденного ужаса неподвластной людям огненной стихии - удивительное спокойствие неторопливой воды мирной реки, танцующие   в воздухе ярко-желтые резные листья кленов, уже успокоившиеся красавицы- лошади, ярко пламенеющая за селом полоска заходящего солнца.

      Высокие деревья на другом берегу реки застыли, как заколдованные, боясь разбудить нечаянно звенящую тишину уставшего дня.

      И Света впервые подумала, что именно здесь она научится быть такой же смелой, как папа: не будет бояться темноты подземелья и высоты крыш, научится обязательно ездить на мамином велосипеде, плавать на глубине, ловить удочкой рыбу и собирать грибы в лесу.

      И у нее обязательно будет много настоящих друзей.