Ёлка, снеговик и кормушка

В маленьком сонном дворике, между пышных сугробов, стояла одинокая ёлка. Неизвестно, кто и когда её посадил, но выросла она стройной и пушистой. Однажды бабушка из дома напротив повесила на её ветку кормушку для птиц, вырезанную из пластиковой бутылки. Стайки воробьёв и синиц регулярно прилетали к кормушке, развлекая ёлку своим щебетанием.

К сожалению, сердобольная бабушка вскоре умерла. Никто больше не сыпал в кормушку крупы, не клал кусочков сала. Птицы прилетать перестали. Хорошо, хоть сама кормушка осталась.

Как-то, после обильного снегопада, к ёлке пришла девочка с мамой. Они слепили рядом с ней красивого снеговика. Вставили ему глаза – чёрные пуговицы, нос – ярко оранжевую морковь, водрузили на голову синее пластмассовое ведёрко.

Ёлка, кормушка и снеговик сдружились, потому что дружить больше было не с кем, а постоянно молчать было скучно.

Целыми днями они что-нибудь обсуждали, доходя до споров, и взаимных шпилек в адрес друг друга. Необычная троица находила в этом развлечение.

- Эх, почему я так скучно и бесцельно трачу свою молодость в этой дыре? – часто вздыхала Ёлка – Мои знакомые воробьи говорили, что многие ёлки на центральных улицах украшают мишурой, бусами и огнями. Вокруг них всегда веселье и музыка. Вот это я понимаю – жизнь.

- Воробьи, тоже мне, эксперты, – усмехался снеговик - Прыгают как угорелые и всякую чушь болтают. Ветки тебе обгадили, вот и вся польза.

- Ой, не завидуй, - спорила ёлка – Они ведут активную жизнь, много путешествуют, многое повидали, не то, что мы тут. Кстати, воробьи говорили, что некоторых ёлок люди и вовсе берут в свои дома. Эти счастливицы становятся центром всеобщего внимания. Наряжают их как королев, любуются, ухаживают, хороводы вокруг водят. Пожить бы такой жизнью, хоть чуть-чуть. Вот бы кто-нибудь срубил меня и унёс к себе.

- Глупая ты, вот что! – ворчал снеговик – Не понимаешь, что эта шикарная жизнь ненадолго. Мишура, бусы, гирлянды. Не доведут до добра все эти блестяшки. Люди грязно попользуются тобой, для собственного веселья, а когда надоешь, вышвырнут на помойку.

- Ерунда, уж если возьмут к себе, то я смогу их очаровать. Такую как я не выкинешь просто так. Воробьи говорили, что у меня модельная внешность.

- Насколько красива, настолько же и глупа! Да тебя же обрубят, лишат корней, перекроют жизненные соки. Что ты есть без корней? Загнёшься!

-Ой, кто бы говорил, толстячок! Ты-то чего добьешься? Простоишь тут до весны, в лучшем случае, и растаешь. Видала я вас таких.

- Не растаю, а уйду в вечное колесо сансары.

- Да что вы опять спорите? – вмешалась в разговор кормушка – Наиграются и выкинут, снеговик правду говорит. Знаешь, я ведь не всегда была кормушкой, раньше я была бутылкой апельсинового напитка. Ох, вкусный, скажу я вам. Даже описать не могу то блаженство, когда он наполняет тебя всю изнутри. Так вот, когда я была ещё бутылкой с напитком, присутствовала на праздновании так называемого нового года. Там ёлку тоже сначала наряжали, украшали, а потом надоело, бац, и выкинули. Правда, я уже тогда пустой бутылкой была, меня за пару часов до дна выпили. Хорошо бабуля из меня кормушку сделала. Всё-таки, какое-то новое предназначение открылось, а то лежала бы сейчас сплющенная на свалке, или издевались бы, заливали внутрь гадости всякие, вроде солидола. Брр, как представлю, аж всю передёргивает.

- Вот, вот, послушай, что кормушка толкует, – отвечал снеговик ёлке.

- А по мне, так даже лучше. Прожить яркую короткую жизнь, а не годами гнить на корню, в богом забытом дворе.

- Глупа! Одно слово – дерево, – сокрушался снеговик.

- Да ладно тебе, – отвечала кормушка – она ещё молодая неопытная ёлочка. Почему бы ей не помечтать? Я вот тоже мечтаю, что когда-то меня вновь наполнят ярким апельсиновым напитком.

- Да и ты немногим лучше, – продолжал ворчать снеговик, – каким ещё напитком, дырявая?! Ты давно уже не бутылка. Никому из кормушек не бывать бутылкой вновь. И вообще, что это за новое поколение кормушек пошло? Все пластиковые, искусственные. Никакой способности к глубоким суждениям. Знания поверхностные, опыт одинаковый. То ли дело раньше были кормушки, и из дерева, и из картона, и из резины. С ними поговорить было любопытно. У каждой свой взгляд на мир. А теперь, все с одного конвейера. Пластиковое поколение.

- Тебе-то откуда знать? – отвечала возмущённая кормушка – Правильно ёлка сказала, ты самый младший из нас. Стоишь тут без году неделя, а гонору то, гонору, смотри-ка на него!

- Это снеговик я без году неделя, а раньше был снегом, а раньше водой, и морковью, и ведром, и пуговицами. Многим я был, вся память огромного мира до сих пор живёт во мне. Так-то, девочки.

- Вот же брешет, – говорила ёлка – как родилась ёлкой, так и живу ёлкой, и не напускаю на себя этого философского тумана.

- Нет, ну я, конечно, тоже была раньше бутылкой с напитком, – согласилась кормушка, – но так далеко помнить невозможно. Он врёт нам, чтобы подчеркнуть свою значимость.

- Дуры! – возмущался снеговик – Одна деревяшка, другая пластмасска.

В таком духе они проводили всё своё время, но однажды к друзьям подбежали двое мальчишек. С разбегу налетели они на снеговика. Колотили его кулаками, пинали ногами. Снеговик громко кричал от внезапной боли, рушившей его мягкое снежное тело, но мальчишки не могли слышать этих криков. Люди умели понимать лишь существ из мяса, да и то с трудом. Тех, кто состоял не из мяса, они называли неодушевлёнными предметами.

В пару минут сорванцы развеяли снеговика по ветру, разломали ведро с его головы, вышвырнули морковку. Кормушку тоже сорвали с еловой ветки, с хрустом втоптав в сугроб. После чего, с весёлым хохотом, убежали прочь.

Жестокая и бессмысленная расправа над друзьями потрясла ёлку. Капли густой смолы медленно стекали по коре. Она проплакала весь день.

А незадолго до нового года исполнилась её легкомысленная мечта. Какой-то мужичок, под покровом ночи, срубил ёлку и понёс домой.

Там было очень больно, бессмысленно и кошмарно. Людской праздник, осклабленные в алкогольном угаре пасти, опутывание удавками проводов, заламывание веток, жар ламп. Она мечтала вернуться туда, в уютный дворик, где ещё живы её друзья – снеговик, кормушка, и просто болтать с ними. От происходившего вокруг безумия хотелось только умереть.

Но умерла ёлка много позже, пройдя через все положенные муки на кресте-подставке.

А там, где ещё совсем недавно были вместе трое друзей, лежала изувеченная, втоптанная в сугроб, но живая кормушка, и утешала себя тем, что хотя бы мечта ёлки исполнилась.

А ещё, укрытая снегом кормушка вспоминала о снеговике. Ей нравилось думать, что это он укрывает её. Ведь он снова стал снегом, водой, ветром, всем сущим на земле.