Перспективы культурного роста провинции

                (Перспективы культурного роста провинции: идейные заветы русской общественной мысли XIX века)

        Чем в принципе отличается столица от провинции? Критерии сравнения могут быть самыми разными, простираясь в весьма широком диапазоне: от количественных параметров (численность населения) до качественных факторов (уровень жизни людей). Но есть среди этих всевозможных критериев один, который, пожалуй, с наибольшей очевидностью выявляет существенное расхождение столичного и провинциального миров. Речь идет о характеристике культурных потенциалов столицы и провинции. Ситуация в этом отношении традиционно складывается так, что именно столица является мощным центром притяжения культурных сил, нередко оттягивая их из провинции и аккумулируя вдали от нее. Да, в конечном счете плоды культурного творчества, создаваемые в столичном центре, расходятся к периферии, достигая той же провинции в виде готовых для потребления духовных и материальных ценностей, так что провинция обделенной в итоге не остается. Однако это все-таки отраженный свет, значительно искажающийся и многое теряющий по мере своего обратного движения от столицы к провинции. Иными словами, провинция в культурном плане зачастую обречена на получение, так сказать, вторичных продуктов, будучи лишена возможности в полной мере реализовать собственный культурно-творческий потенциал из-за конкурентного давления со стороны столицы, проявляющегося в стимулировании центростремительной ориентации местных культурных кадров. Отсутствие необходимого баланса сил приводит в данном случае к явному перекосу в пользу столичного центра, к преобладанию столичных культуроформирующих моделей над самобытной творческой жизнью нестоличных регионов.            

        Конечно, во многом это обусловлено объективными причинами. Столица, как естественное сосредоточение культурного потенциала страны, и должна, в соответствии со своим статусом, играть лидирующую роль в созидательном процессе. Но при этом нельзя не сожалеть о том, что провинция далеко не в полной мере раскрывает свой собственный творческий потенциал, ограничиваясь по большей части функцией культурной подпитки столицы, служа кадровым резервом для пополнения рядов столичных культурных деятелей. Впрочем, из этого не следует, что вся культура создается в столичном центре. Разумеется, есть немало активных, талантливых и перспективных творческих сил также на просторах российской провинции. Однако их участие в общенациональном культурном процессе несопоставимо с вкладом их столичных коллег. И дело здесь не только в степени известности тех и других или очевидном несоответствии организационно-материальных ресурсов в центре и на местах. Провинции, в отличие от столицы, не хватает чрезвычайно важного условия для успешного развития творческого процесса. Условие это – наличие значительной и по численности, и по своим качественным характеристикам культурной среды, т. е. единомышленников, соратников, вообще людей, объединенных общими интересами, придерживающихся единой системы ценностей и имеющих совместную стратегию творческой деятельности и (воспользуемся бюрократическим термином за неимением лучшего) так называемого «культурного строительства». А ведь в одиночку, без поддержки и содействия такой среды, не только труднее пробиться к высотам успеха, но и довольно проблематично противостоять антикультурным, сугубо потребительским тенденциям общественной жизни, захлестнувшим в нынешнее время как провинцию, так и столицу. Вот и получается, что не приходится ожидать плодоносных ростков творческой инициативы там, где почва для этого является чересчур обедненной. Оттого-то российская глубинка и оказывается иной раз в буквальном смысле слова культурным захолустьем.   

        Столь грустная картина снижения культурного потенциала провинции по сравнению со столицей, значительного отставания в творческом отношении периферии от центра наблюдается уже давно, едва ли не на всем протяжении отечественной истории, по крайней мере – в ее послепетровском периоде. В высшей степени показательным примером застарелости такого положения вещей могут послужить критические замечания, сделанные полтора столетия тому назад выдающимся русским мыслителем и общественным деятелем Иваном Сергеевичем Аксаковым, знавшим специфику провинциальной жизни в России не понаслышке, проведя годы молодости на государственной службе в Астраханской и Калужской губерниях. Итоги своего неутешительного опыта близкого знакомства с укладом провинциального быта Аксаков подвел в замечательной по глубине анализа статье «Несколько слов об общественной жизни в губернских городах». Хотя статья эта написана в 1852 году, но многие ее положения, как это ни прискорбно, продолжают сохранять свою актуальность и в современных условиях. Взять хотя бы характеристику чиновничества, численность которого с тех пор неизмеримо выросла, а моральные качества если и прогрессировали, то далеко не в той же пропорции: «Вообще нельзя не поразиться тою нравственною зависимостью, тою духовною подчиненностью, в которой находится общество большей части губернских русских городов относительно главных начальников края» [1, с. 183]. Разве эта беспощадная оценка не применима к нашим дням? И неужели утратило свою справедливость печальное наблюдение Аксакова над тем, как «в губернии при трудности, почти невозможности бороться с высшею местною властью, чинопочитанье больше, чем где-либо, доходит до забвения всех заветных, личных, нравственных убеждений...» [1, с. 184]. Да, и впрямь: есть вечные истины, над которыми само время не властно.

        Но гораздо больший интерес представляет всё же не критика провинциального чиновничества (которое, кстати сказать, редко когда выступало живой культуроформирующей силой, будучи всего лишь достаточно бездушным элементом государственной машины), а объективная констатация удушающей затхлости провинциальной атмосферы, не дающей ни малейшего притока свежего воздуха для поддержания творческого горения. Аксаков с обоснованным сарказмом говорит о многочисленных представителях провинциального высшего света (их аналог в наши дни – завсегдатаи гламурных тусовок): «Они выбрали ложное направление и увлеклись подражаньем внешней стороне общественной столичной жизни и всему тому, чему подражать не трудно, что не требует самостоятельного труда мысли, – упустили вовсе из виду другую сторону наших столичных образованных сословий, деятельность умственную. Между тем подражание всегда ставит подражающего в рабские отношения к своему образцу, и провинция, несмотря на все усилия придать явлениям своей общественной жизни какой-то самостоятельный характер естественной, необходимой потребности людей просвещенных, невольно всегда отзовется провинциею» [1, с. 177]. По сути дела, это очень верная и проницательная характеристика пресловутой «масс-культуры», старательно перенимающей у своих столичных и зарубежных кумиров отнюдь не самые достойные подражания черты. Заведомая вторичность и неполноценность такого копирования расхожих псевдокультурных моделей объясняет удручающе низкий уровень многих провинциальных поползновений на создание своих доморощенных культурных ценностей.

        Пагубность провинциального уклада жизни становится для Аксакова еще заметнее при сравнении с интеллектуальной средой и культурной почвой славянофильской Москвы – тогдашней (но, увы, отнюдь не сегодняшней!) духовной столицы России: «Вглядитесь ближе – и вам сделается страшно от этого отсутствия всякой умственной деятельности, и вы убедитесь, что в деле мысли и просвещения, в понятиях и вопросах общечеловеческих провинция отстала от столицы, в особенности от Москвы, по крайней мере лет на 50! Грустно нам сознаться в этом, но кто же виноват? Разве не сама провинция?» [1, с. 176].

        В чем же, по мнению Аксакова, заключалась эта непростительная «вина» провинции за ее культурное отставание от столичного центра плодотворной духовной жизни? В отсутствии творческой инициативы, притупленности интеллектуальных интересов, рутине косного быта, отрыве от исторических традиций местной самобытной народной культуры, являющейся исходной основой для любого культурного роста. «А ведь могло бы быть иначе! – горестно восклицает Аксаков. – Если б провинция, вместо того, чтобы быть рабской копией с копии и подражать тем, которые в свою очередь подражают образцу чужеземному, – постаралась сильнее скрепить свою связь с народным бытом, к которому она ближе, чем столицы, – она могла бы получить важное значение в деле истинно русского просвещения» [1, с. 185]. Иными словами, Аксаков предлагает действенную альтернативу провинциальной «тине общественной пошлости», нацеливая местную творческую интеллигенцию на решение конструктивных культурных задач – «изучение края, распространение полезных идей и знаний, возбуждение общества от сна и апатии» [1, с. 186]. Только при таком подходе к осуществлению культуроформирующей миссии провинция имеет шанс полномасштабно реализовать свой скрытый духовный потенциал и по-настоящему стать частью единого культурного пространства всей страны. Аксаков, со свойственными ему благородством стиля, образно сформулировал эту перспективную стратегию: «Провинциализм мог бы занять законное место в разработке всех особенных сторон многостороннего русского духа» [1, с. 185]. В таком контексте само слово «провинциализм» наконец-то утрачивает всегдашний пренебрежительный оттенок, восходя на степень культурологического и обществоведческого термина.
 
        Стремясь всемерно ободрить представителей творческой интеллигенции на местах, Аксаков весьма находчиво и оригинально аргументирует объективные преимущества, счастливым образом сопутствующие их активной культурной работе: «В том-то и состоит выгода провинциальной деятельности, что она не остается не замеченною обществом, что в провинции легко приобретается влияние, легко распознать людей и отличить окончательно уснувших от способных еще к пробуждению» [1, с. 186]. К сожалению, этот оптимизм представляется несколько преувеличенным, ибо в условиях слишком малочисленном культурной среды в провинции как-то трудно было бы рассчитывать на широкий общественный резонанс культуртрегерской деятельности. Все-таки столица предоставляет в этом смысле гораздо бОльшие возможности. Однако Аксаков по-своему прав: с чего-то же ведь надо начинать, а без «пробуждения» творческих сил в глубинке стала бы попросту неэффективной и односторонней ее связь со столичными культурными центрами.   

        Воплощение искомого образца поистине насыщенной и полноценной духовной жизни Аксаков видел в древней столице России, отчасти, конечно, идеализируя реальное положение дел, поскольку, помимо дорогих его сердцу славянофильских кружков и салонов, Москва имела и в ту пору предостаточно отрицательных сторон малокультурного быта, присущих ей не в меньшей мере, чем астраханской или калужской провинции. Но, тем не менее, для Аксакова важно было указать на вдохновляющий пример, к которому можно было бы стремиться в устроении общественной жизни, поэтому он с воодушевлением писал о том, что только в Москве «найдете вы всегда многочисленный круг людей, преданных живым, современным интересам, с серьезными взглядами на жизнь, с строгими нравственными требованиями, людей, вырабатывающих нам наше сознание, неутомимо действующих на поприще мысли и слова, неослабно трудящихся для общей цели» [1, с. 176].

        Этот аксаковский общественный идеал в полной мере сохранил свое значение для провинциальной творческой интеллигенции России в наше время и имеет несомненное право на то, чтобы рассматриваться в качестве завета, переданного поколением творцов классической русской культуры своим преемникам и продолжателям общего дела. Действительно, нам есть к чему стремиться. Без подъема культурного уровня общественной жизни в провинции невозможно добиться устойчивого и равномерного роста культуры всей страны в целом. Кризисное состояние, переживаемое сейчас нашей родиной, так или иначе признается всеми. Однако кризис кризису рознь. Он бывает иногда фатальным и неисцелимым, но все-таки чаще оказывается предшествующим перелому в ходе болезни, приводя постепенно к выздоровлению. В данном случае есть все основания для надежды на благополучный исход. Внутренний потенциал российской провинции еще отнюдь не исчерпан, и она непременно внесет свой вклад в сокровищницу национальной культуры. А культура, в свою очередь, должна благотворно повлиять на общественную жизнь. Так пусть же сбудутся прогнозы искреннего патриота Русской земли И. С. Аксакова, с ярким пафосом высказанные им в одной из своих более поздних статей – «О нравственном состоянии нашего общества, и что требуется для его оздоровления» (1882): «Мы же, со своей стороны, еще не колеблемся в убеждении, что оздоровление России вовсе не так мудрено, как с отчаянием в душе думают некоторые; что неистощим в ней запас крепких, неиспорченных органических сил, которые стоит только вызвать наружу, освободив их из-под гнета наносного разлагающегося хлама бюрократической рухляди и чужеродных нашему государственному организму паразитных тел...» [2, с. 133].   

                Литература

    1.  Аксаков И. С.  И слово правды... Стихи, пьеса, статьи, очерки. – Уфа: Башкирское книжное издательство, 1986.  – 320 с.
    2.  Аксаков И. С.  Наше знамя – русская народность. – М.: Институт русской цивилизации, 2008. – 640 с. 

          11 марта 2010