Шурка денисов, продолжение

ГЛАВА 28. Неприятный разговор.

После выпуска учебной роты в декабре 1942 года, Шурка вновь подал рапорт с просьбой направить его на фронт.
Выпускники его роты разъехались по воинским частям фронтов, а он продолжал оставаться в тылу и писать один за другим рапорта. Каждый Шуркин рапорт начинался такими словами: Прошу Вас направить меня на фронт.
В конце декабря 1942 года Шурку перевели начальником химической службы 14 Запасного стрелкового полка Московского военного округа, в город Кинешму Ивановской области.
Но и там Шурка взял себе за правило раз в неделю писать на имя командира полка рапорт с просьбой отправить его на фронт.
Командиру полка вскоре это надоело. Он вызвал Шурку к себе и в грубой форме отчитал его.
- Товарищ Денисов! Мне надоело каждую неделю читать одни и те же рапорта! Сколько можно?! Неужели Вы, товарищ Денисов, думаете, что здесь он один такой? Что только Вы рветесь на фронт бить врага, а остальные предпочитают сидеть в тылу? Думаете, я не писал подобных рапортов? Поймите, товарищ Денисов, Московский военный округ на особом положении! Он ближе других запасных округов находится к фронту. Здесь столица нашей Родины – Москва! Давно ли враг был на подступах к Москве? Наш округ – мобилизационная база Красной Армии. Мы набираем, обучаем и отправляем на фронт сотни дивизий, бригад, полков и батальонов всех родов войск.
Ваша задача, товарищ Денисов, как начхима полка, подготовить офицеров, сержантов и солдат формируемых частей в противохимическом отношении. У Вас бесценный боевой опыт. Подумайте сами, что полезнее для Родины, подготовить тысячи бойцов-химиков или же пасть в первом бою от пули врага? Еще один подобный рапорт, товарищ Денисов и я сочту подобные выходки эгоизмом и нежеланием обучать мобилизационные резервы для нужд фронта.
А теперь, идите, товарищ старший лейтенант!
Шурка в лейтенантских погонах (с 6 января 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР в Красной Армии вновь были введены погоны с расположением на плечах обмундирования) недоуменно взглянул на командира полка.
- Да-да, - кивнул головой командир, - пришел приказ о присвоении Вам очередного воинского звания. Завтра я торжественно вручу погоны перед строем. А теперь идите, товарищ Денисов, и достойно исполняйте свой воинский долг!
Но на этом мытарства Шурки не закончились. О его еженедельных рапортах кто-то донес особисту, и тот, выждав немного времени, вызвал Шурку к себе в кабинет.
- Товарищ майор, старший лейтенант Денисов по Вашему приказу прибыл.
Особист поправил на голове фуражку с малиновым околышем (он редко снимал ее даже в кабинете, потому что стеснялся лысины), ухмыльнулся и предложил сесть.
- Закуривайте, товарищ Денисов, - он протянул ему открытый портсигар.
- Спасибо, не курю, товарищ майор.
- Ну, может чаю тогда? С сахаром? А?
Шурка отрицательно помотал головой.
- Как хотите, - пожал плечами майор, и перешел к делу, - Значит, на фронт рветесь, товарищ Денисов?
- Так точно, - сказал Шурка и нервно сглотнул слюну.
- И каковы же Ваши мотивы? – вновь выдержав паузу, вкрадчиво спросил особист.
- Бить фашистского зверя и закончить войну полным разгромом врага!
- Складно говорите, товарищ Денисов, - очень складно.
Особист достал из портсигара папиросу и закурил. Дым от крепкого табака окутал маленькую комнату и ел глаза. Шурка и без того чувствовавший себя не в своей тарелке, заерзал на стуле, и ладонью попытался отогнать дым.
- Вы же на Юго-Западном фронте воевали? – глубоко затянувшись, спросил майор.
- Так точно.
- Из окружения выходили?
- Так точно, дважды.
- Так может, Вы и в плену у немцев были? И здесь, в тылу, выполняете задание врага? А на фронт рветесь, чтобы передать собранные Вами сведения.
Особист уперся массивными ладонями в столешницу и навис над побагровевшим от гнева Шуркой.
Тот вскочил.
- Вы обвиняете меня в предательстве? – чуть было не закричал Шурка, - По какому праву? Я офицер Красной Армии. На фронте я честно выполнял свой воинский долг, и готов сию минуту отдать жизнь за Родину!
- Тише, тише, товарищ Денисов, - особист слегка прищурился и вновь уселся на стул, - Мы тебя изучаем. Всех изучаем, кто попал в окружение на Юго-Западном фронте. Кто бежал из плена… Ты думаешь, мы просто так сидим в тылу, в кабинетной тиши, и рядом не свистят пули и не рвутся снаряды? Копаем, копаем… А знаешь ли ты, товарищ Денисов, сколько врагов народа, сколько шпионов и предателей с заданием от германского командования просочилось в советские тылы? Сколько диверсий проведено?.. Вижу, что не знаешь. Враг не только на передовой, он и здесь, в тылу. И наша задача, выявить их всех, всех до единого.
Но ты чист, Денисов. Вижу, что чист. На предателей у меня особый нюх. Из семьи крестьян. Отец – бригадир в колхозе, на сейчас на фронте. Старший брат Иван, погиб в 1941 году у станции Бологое. Младший брат Алексей, на фронте. На территории, оккупированной немцами ты не находился, верно ведь? На фронте с первого дня войны. Попали в окружение, пробивались к своим с боями…
Шурка не слушал особиста. Мысли его унеслись куда-то вдаль. Старший брат погиб. Вани больше нет. На глаза навернулись слезы, сердце тревожно застонало в груди, переживая горечь утраты.
Последний раз он видел Ваню еще до войны 1940 году, когда приезжал к нему в отпуск. Тогда он занимал должность завотделением совхоза «Уралец» Верещагинского района Пермской области. Ваня был очень рад приезду Шурки, познакомил его с женой, дочерью.
Шурка судорожно вздохнул.
Особист снял фуражку и платком вытер вспотевшую лысину.
- Идите, товарищ Денисов, - ехидно проговорил он, - И на будущее, больше не пишите подобных рапортов. Всему свое время, знаете ли. Успеете еще отдать жизнь за Родину.


ГЛАВА 29. Высшая офицерская школа.

Время шло. Рапортов Шурка больше не писал, но все же верил, что вскоре его отправят на фронт.
Однако вместо этого, в сентябре 1943 года Шурку направили офицером-слушателем в Высшую офицерскую школу технических войск Красной Армии.
- Вы кадровый офицер, товарищ Денисов, - сказал Шурке командир полка, подписывая документы на убытие, - Красная Армия сейчас, как никогда, нуждается в опытных командирах и специалистах. В войска поступают новые образцы вооружения, техники, в том числе и из стран-союзников. К тому же, после окончания Высшей офицерской школы, Вас гарантированно отправят на фронт. Вы ведь этого добивались?
Шурка едва заметно кивнул.
- Так точно. Разрешите идти?
- Идите.
Высшая офицерская школа технических войск Красной Армии располагалась в городе Кузьминки Московской области, Московского военного округа.
Шурка учился успешно, легко постигая военную науку, с нетерпением ожидая выпуска и отправки на фронт.
Учили их по ускоренной программе. Топографические карты снились Шурке по ночам. На занятиях офицеры-слушатели склеивали карты и начинали «воевать» на бумаге, самостоятельно разрабатывая планы наступления и войсковых операций, а потом защищая их у преподавателей. Большинство занятий проходило по оперативному искусству. Офицеров учили методике принятия Решения   командиром, организаторской деятельности по выполнению Решения. Изучали вооружение, технику армий противника: Германии, Японии, Италии, Румынии, Финляндии, Словакии, Венгрии. Под руководством инструкторов учились водить танки, САУ, вести огонь и командовать расчетами «Катюш», водить большие «Студебекеры» и маленькие «Виллисы».
Перед самым выпуском Шурку вызвал к себе кадровик.
- В каких войсках желаете служить, товарищ Денисов? – спросил он.
Шурку это удивило и он, недолго думая, ляпнул:
- В танковых. Я офицер химических войск по образованию, но желаю быть танкистом. Хочу в танке дойти до Берлина.
Как потом, смеясь, признавался Шурка, поводив танк, он отчего-то уверовал в его надежную броню. И только оказавшись на фронте, стал называть танки горящими бронированными гробами.
Желание старшего лейтенанта Денисова было учтено. После успешной сдачи выпускного экзамена, в мае 1944 года он был направлен на 1-й Украинский фронт и зачислен в резерв 3-й танковой армии.


ГЛАВА 30. Наконец-то на фронт!

Хоть и направлен был Шурка в 3-ю танковую армию 1-го Украинского фронта, но никаким танкистом он, конечно же, не стал.
Два месяца, с июля по август 1944 года пробыл в резерве. Наконец дождался приказа. Шурку назначили начхимом мотострелковой бригады 3-й танковой армии.
В составе этой бригады Шурка принял участие в Львовско-Сандомирской операции (13 июля – 29 августа 1944 года) по освобождению от врага Западной Украины и занятию Юго-Восточной Польши.
Это было несколько символично. И в третий раз Шурка попал на войну, защищая Советскую Украину.
В ходе Львовско-Сандомирской операции войска 1-го Украинского фронта нанесли поражение немецкой группе армий «Северная Украина», освободили от противника западные области Украины, юго-восточные районы Польши и захватили на левом берегу Вислы крупный сандомирский плацдарм.
Тем не менее, Германия оставалась еще сильным противником и занимала хорошо подготовленные оборонительные рубежи.
Осенью 1944 года, в частях Красной Армии, очагами вспыхнул сыпной тиф. Основным источником болезни были платяные вши, о которых Шурка до конца своей жизни сохранил самые неприятные воспоминания. «Самый страшный враг на войне был не немецкий солдат, а обычная платяная вошь», говорил он.
В этом, конечно же, была доля истины. Профилактика тифа среди бойцов и командиров была на низком уровне. Осенние дожди, промокшие ноги, бесконечные ночевки под открытым небом в любую погоду, грязь и слякоть убивали и без того ослабленный солдатский иммунитет.
В декабре 1944 года бригада, в которой воевал Шурка, погрузилась на эшелон. Воинская часть спешно перебрасывалась в Польшу, для подготовки к Висло-Одерской операции в составе 1-го Украинского фронта.
Там же, в воинском эшелоне и сразил Шурку сыпной тиф. Сначала у него появилась усталость, головные боли и ломота в мышцах. Потом стала мучить бессонница, голова потяжелела, будто налилась свинцом.
Шурка крепился, как мог, стараясь не показывать признаков недуга, думая, что просто простудился. В пути он старался как можно чаще пить горячий чай, а временами подсаживался поближе к печке, пытаясь согреть свое трясущееся тело. На четвертый день Шурку залихорадило, и он рухнул без сознания прямо на пол товарного вагона.
При остановке на станции вызвали доктора. Старший врач, седой усатый капитан медицинской службы, приподнял Шуркину гимнастерку. На впавшем внутрь животе виднелись розовые пятна.
- Еще один, - буднично произнес доктор, - Болезнь запущена. Думаю, долго не протянет. Зовите санитаров с носилками. Будем сгружать.
Шурку выгрузили темной зимней ночью. Тускло горели станционные фонари, шел мокрый снег. В медсанбат его везли на подводе и доставили только к утру.
Дежуривший врач быстро осмотрел больного.
- Не приму, - вздохнул он, закуривая папиросу, - Жалко, совсем еще молодой лейтенантик, жить бы да жить. Все война, проклятая… Так, ладно. Несите его в барак для тифозных больных.
- Галя, - обратился врач к молодой девушке-медсестричке, - возьми документы лейтенанта. И будь добра, подготовь к утру извещение о смерти.

ГЛАВА 31. Сестра милосердия.

Медленно тянулись дни и ночи в тифозном бараке. Шурка почти все время бредил, находясь на тонкой грани жизни и смерти. В затуманенном сознании мелькали обрывочные воспоминания из детства. Часто, в окружении золотистого тумана, одетая в белое покрывало являлась мать. Он протягивал к ней руки и звал ее. Мать молча стояла и печально смотрела на Шурку, а потом уходила, постепенно растворяясь в тумане.
Молодой организм боролся за жизнь. Шурка не хотел умирать. Заполненное темной зимней ночью извещение о смерти в госпитале от сыпного тифа старшего лейтенанта Денисова Александра Ильича, так и осталось неподписанным.
По нескольку раз в день в тифозный барак забегала медсестра Галя. Лечила Шурку. Врачи сразу махнули на него рукой, сказав в очередной раз только одно слово: безнадежен.
Галя ухаживала за ним, как за ребенком. Мерила температуру, поднимала с носилок, растирала спину, чтобы не было пролежней. После нормализации температуры, выпросила у докторов антибиотики и снова бежала в тифозный барак к Шурке, ставить уколы. Не заразилась Галя только каким-то чудом.
На тринадцатый день Шурка постепенно пошел на поправку. Благодаря усилиям сестрички Гали, его перевели в общую палату. Теперь Шурка лежал под белой простыней и улыбался Гале, когда она входила. Осмотрев своего подопечного и сделав ему укол, Галя, весело щебеча, бежала дальше по своим сестринским делам.
Шурка с благодарностью смотрел на свою спасительницу, и в сердце его вдруг закралось доселе неведомое и какое-то странное чувство.
Сестричка Галя стала его первой любовью.
Из госпиталя Шурку выписали через месяц. Похудевший, осунувшийся он сейчас напоминал, скорее узника концлагеря, чем боевого офицера.
Шурка нашел Галю и обнял ее. Поцеловать, даже в щеку, почему-то не решился. Слезинки, одна за другой текли из прекрасных девичьих глаз, и исчезали под медицинской маской.
- Можно, я Вам буду писать, Галя? – спросил Шурка.
Больше сказать он ничего не смог. К горлу подкатил огромный ком.
- Пиши, - сквозь слезы улыбнулась Галя, - Я буду ждать.
Этим же днем Шурка уехал. Прежняя его должность оказалась занятой, поскольку месяц назад Шурку сняли с эшелона с доставкой в один конец.
Он получил новое назначение в 26-й отдельный батальон химзащиты 18-й бригады химзащиты на должность помощника командира батальона по технической части.
С 26-м отдельным батальоном химзащиты 18-й бригады химзащиты 1-го Украинского фронта Шурка и дошел с боями до самого Берлина.
Все эти месяцы он писал Гале письма. Ответа не было. Поиски сестрички Гали и ее медсанбата не увенчались успехом.
Разошлись пути-дорожки двух людей. Сестричку Галю Шурка так никогда больше и не увидел.

ГЛАВА 32. Дымопуски на широком фронте.

В январе 1945 года войсками 1-го Украинского фронта была проведена Сандомирско-Силезская операция, освобождены Южные районы Польши, форсирована река Одер и перенесены военные действия на территорию Германии.
В феврале в результате Нижнесилезской операции 1945 года войска 1-го Украинского фронта вышли к реке Нейсе, заняли выгодное положение для наступления на Берлин и охватывающее положение по отношению к верхнесилезской группировке противника.
Во второй половине марта силами левого крыла 1-го Украинского фронта была осуществлена Верхнесилезская операция 1945 года: окружена и уничтожена оппельнская, разгромлены ратиборская группировки противника.
В апреле-мае 1945 года войска 1-го Украинского фронта участвовали в Берлинской операции 1945 года, а затем в Пражской операции 1945 года, в ходе которых был завершен разгром вооруженных сил нацистской Германии.
В этот период Красная Армия вновь начала широко использовать дымовую защиту в оперативных целях.
В ходе Висло-Одерской операции химики 1-го Украинского фронта с целью обеспечения флангов своей ударной группировки на участке прорыва поставили дымовые завесы протяженностью до двенадцати километров и продолжительностью до трех с половиной часов.
При подготовке Берлинской операции направление главного удара было скрыто путем умело организованных ложных действий войск с применением дымов. Прорыв обороны немцев в полосе 1-го Украинского фронта производился с применением дымовых средств, что в значительной степени содействовало войскам 1-го Украинского фронта в выполнении поставленной задачи.
Днями и ночами Шурка руководил дымопусками на порученных ему участках. Это была сложная, ответственная работа, требовавшая разумной инициативы, большой отдачи и сверхчеловеческого напряжения сил. Шурка прекрасно понимал, какая ответственность на нем лежит, и какая роль отводится войскам химзащиты при проведении наступательных операций советскими войсками и прорыве вражеской обороны.
Шутка ли сказать, общая протяженность дымовых завес, которые ставились воинскими частями и подразделениями химзащиты, равнялась 310 километров, из них 92 километра на главном направлении.
Используя дымовые завесы, войска 1-го Украинского фронта успешно наводили не только штурмовые мостики, но и часть основных переправ. Массированное применение дымов на широком фронте в ходе Висло-Одерской операции приводило к рассредоточению огня противником, позволяло скрыть направление главного удара, маневр советских войск, обеспечивало форсирование водных преград.
Успешно работала дымовая защита и в целях маскировки стратегически важных мостов через Вислу и Одер, постоянно подвергавшихся налетам вражеской авиации. Благодаря дымовым завесам попадания в цель отмечались только лишь в двух процентах случаев от числа авиационных налетов.
Руководить дымопусками у Шурки получалось хорошо. Волевого и целеустремленного офицера направляли руководить дымопусками на самых сложных участках.
Помимо этого, на плечах помощника командира батальона по технической части старшего лейтенанта Денисова, лежало и много других обязанностей, непосредственно связанных с занимаемой должностью: обеспечение исправности и ремонта техники батальона, бесперебойная работа техники при совершении марша и выполнении батальоном порученных задач.

ГЛАВА 33. В мае 1945-го.

«Внимание, говорит Москва!
Приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Красной Армии и Военно-Морскому флоту. 8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил.
Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков победоносно завершилась. Германия полностью разгромлена.
Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота! Генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны.
 В ознаменование полной Победы над Германией, сегодня, 9 мая в День Победы в 22 часа, столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского флота, одержавшим эту блестящую Победу тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий! Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины.
Да здравствует победоносная Красная Армия и Военно-Морской флот! Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза Сталин».
По радио эти долгожданные слова о полном разгроме врага произнес диктор Советского Союза Юрий Левитан. Безмерная радость овладела советскими людьми. Война закончилась! Победа! Люди плакали и это были слезы радости и облегчения.
Победу в мае 1945 года Шурка встретил на подступах к Берлину. Конечно, он не участвовал в штурме рейхстага, не вел кровопролитные бои на улицах Берлина, но свой вклад в разгром врага он внес сполна. Всякое было на войне: разрывы вражеских бомб, ранение, контузия, кровь его нет-нет, да и орошала землю, бессонные ночи, холод, зной, проливные дожди и, казалось, бесконечные, дымопуски.
Но вот она, Победа! Вырванная зубами, кровью и потом добытая простым советским солдатом! В тот майский день какая-то особая, ни с чем несравнимая радость царила среди воинов-победителей, в благородной ярости переломивших хребет, казавшемуся несокрушимым, фашистскому зверю.
Приказом Командующего войсками 1-го Украинского фронта от 16 июня 1945 года №  0109/н помощник командира 26-го отдельного батальона химической защиты старший лейтенант Денисов Александр Ильич был награжден медалью «За боевые заслуги».
После Победы Шурка несколько раз пытался узнать о судьбе отца и младшего брата Лёни. Но где, в каких частях и на каком фронте они воевали, Шурка не знал. Усилия его не увенчались успехом.
В Берлин Шурка с фронтовыми товарищами ездили на трофейном «Мерседесе». Шурка вспоминал, как много лет назад, у трактира увидел трехосный грузовик ЯГ-10 и захотел стать шофером.
Но ни до войны, ни во время войны водить автомобиль ему толком не пришлось, разве что в Высшей офицерской школе на занятиях по вождению. Поэтому Шурка, сев за руль трофейной машины, лихо гонял по дорогам Германии со скоростью 160 км/ч, наверстывая упущенное.
Почти сразу после Победы Шурку назначили начхимом 292-го Гвардейского артиллерийского полка 19-й стрелковой дивизии в Венгрии.
В декабре 1945 года 19-ю стрелковую дивизию передислоцировали на территорию СССР.
Новый 1946 год Шурка встречал на Северном Кавказе в городе Моздоке Северо-Осетинской Автономной Социалистической Республики.










ГЛАВА 34. Хорошая девушка Лида.

Вдоль маленьких домиков белых,
Акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
На улице Южной живет.
                Я. Смеляков

- Какие планы на сегодня? – Серега Королев, высокий стройный офицер лет двадцати семи-двадцати восьми, поправил пробор, вопросительно вскинул брови и посмотрел на Шурку.
Шурка одернул гимнастерку и пожал плечами.
- Значит так, - Серега взял инициативу в свои руки, - Идешь со мной вечером в гости.
Заранее предвидя реакцию боевого товарища, твердо сказал:
- И никаких «но»! Я запрещаю перечить старшему по воинскому званию.
Оба рассмеялись.
Вечером они сидели в гостях в маленьком домике по улице Орджоникидзе у Серегиной знакомой Маруси Галкиной, молодой симпатичной девушки, с которой Серега успел познакомиться почти сразу после приезда в Моздок. Мама Маруси, удостоверившись, что все в порядке, ушла в соседнюю комнату, чтобы не мешать.
Маруся хлопотала у стола и заботливо подкладывала все новые и новые порции молодым офицерам, приговаривая:
- Кушайте, голубчики, кушайте, не стесняйтесь.
Офицеры шутили, смеялись. Улыбались девчата. И все радовались, что нет войны.
Серега Королев поднял бокал.
- Выпьем за то, чтобы не было войны, товарищи! – громко произнес он.
Шурку усадили на диван, рядом с молодой симпатичной девушкой, быть может, года на два-три младше его.
- Александр Денисов, - представился Шурка.
- Лида… Яковлева.
Так завязалось их знакомство. В тот вечер какая-то искра пронеслась между ними, и Шурка попросту утонул в чудесных глазах Лиды Яковлевой.
Праздник кончился, гости стали расходиться.
- Разрешите Вас проводить, - Шурка вслед за Лидой быстро спустился с крыльца.
- Проводите, Саша. Правда, я тут совсем рядом живу. Тоже на берегу Терека. Пойдемте лучше по центральной улице пройдемся, а потом Вы меня проводите домой. И знаете, что? Расскажите о себе. Мне кажется, Вы ужасно интересный человек.
- Ну почему интересный, - смутился Шурка, - самый обыкновенный советский человек.
Они гуляли по улице и разговаривали. Шурка рассказывал про свою семью, про то, что по-прежнему не может найти отца и младшего брата Лёню, про своих сестер и родную деревню.
Он так увлекся рассказом, что не сразу понял, что дал маху, когда прошел по улице мимо майора и не выполнил воинского приветствия.
- На месте, товарищ старший лейтенант! – голос седоватого майора в годах, звучал сурово, - Почему не выполнили воинского приветствия? Как Ваша фамилия?
Шурка принял строевую стойку и молодцевато приложил руку к головному убору.
- Виноват, товарищ майор. Старший лейтенант Денисов.
- Ах, Денисов! – майор почему-то начал свирепеть.
- Постойте, товарищ майор, - вдруг вступилась за Шурку Лида, - Это я виновата, совсем заболтала лейтенанта. Извините нас.
И улыбнулась своей доброй-доброй улыбкой.
- Ладно, - смягчился майор, - идите товарищ Денисов. И помните, что вышли в город по форме. Извольте соблюдать воинскую вежливость и выполнять воинское приветствие. И не позволяйте молодым красивым девушкам кружить вам голову. Это может плохо кончиться.
- Есть! – отчеканил Шурка, - Разрешите идти?
- Идите.
Каждый пошел своей дорогой. Майор своей, а Шурка и Лида своей.
- Вы спасли меня, Лида, - сказал Шурка, - Теперь я ваш должник.
Лида улыбнулась.
- Пустяки, не стоит. Ну вот, мы и пришли. Как видите, небогато живем.
Небольшая турлучная, крытая черепицей хата, располагалась почти на самом берегу мутного Терека, там, где он делал крутой изгиб.
- Я не ищу богатств, - просто ответил Шурка, - Лишь бы человек был хороший.
Лида заглянула ему в глаза.
- Вы это о чем, Саша?
Шурка улыбнулся.
- Лида, разрешите завтра вечером пригласить Вас на свидание?


ГЛАВА 35. «Я люблю Вас…»

Шурка и Лида стали встречаться. Конечно воинская служба, наряды, караулы части мешали им часто видеть друг друга. Чаще Лида ждала Шурку со службы, но иногда и Шурка ждал, пока Лида проверит тетрадки своих учеников.
В июне 1941 года, перед самой войной, Лида окончила педучилище и после освобождения Моздока от фашистов (3 января 1943 года), пошла работать учительницей начальных классов.
- Расскажите о себе, Лида, - на первом же свидании попросил Шурка.
- Что рассказать? – смущенно пожала плечами Лида, - Родилась я здесь, в Моздоке. Отец мой – Яковлев Афанасий Григорьевич. Мама Анна Семеновна Протасова, казачка из станицы Терской. Поженившись, отец с матерью жили бедно, отцу даже пришлось подать прошение о выходе из казачьего сословия, потому что у него не было ни казачьей формы, ни коня, ни оружия. А купить было не на что. Перебивались с хлеба на воду.
Здесь, на берегу Терека, отец вырыл землянку. Пошел в подмастерья к шорнику, стал учиться выделывать кожи и шить сбрую для лошадей. Обучившись, стал выделывать кожи и шить сбрую уже самостоятельно, причем очень высокого качества, чем и завоевал авторитет заказчиков. Этим ремеслом стали зарабатывать хорошие деньги. Помощниками Афанасию Григорьевичу в работе служили дети и жена.
Сначала построили небольшой дом, на три комнаты. Мы сейчас в нем живем. Чуть позже построили еще один, побольше, ведь семья-то у нас большая. Но жить в нем почти не пришлось, в голодные годы сдавали внаем квартирантам, чтобы хоть как-то прокормиться. А в 1937 году отца осудили на десять лет, как врага народа. Английским шпионом признали. А он-то и грамотой толком не владеет. Дом тот отошел людям, которые писали на отца доносы.
Я с младшим братом Валей на каюке  рыбачила, заготавливали дрова на берегу Терека, а зимой возили их на саночках связками и продавали на базаре. На вырученные деньги покупали хлеб, для передачи отцу. Он в тюрьме под Георгиевском   сидел. Благодаря брату Мише, он у меня тоже военный, подполковник, отца выпустили в 1939 году, но не реабилитировали. Так что, Саша, я дочь врага народа, говорю об этом сразу.
Я 1941 году педучилище окончила. Но в войну работать не пришлось. А летом 1942 года наши войска отступали. Мы, женщины, окопы около Терека рыли, помогали красноармейцам занимать оборону. А отец раненых солдат на правый берег Терека в каюке перевозил. Когда немцы пришли, меня отец от них в подвале прятал. Неделями там сидела на хлебе и воде.
Вам было страшно на фронте, Саша?
- Когда как, - уклончиво ответил Шурка, - Всякое, конечно, бывало. В апреле отпуск дают, хочу на родину поехать. Ведь я про свою семью до сих пор ничего не знаю.
- Поезжайте обязательно, Саша.
- Продолжайте, Лида, продолжайте. Ужасно интересно Вас слушать. А как Ваши братья? Все живы-здоровы? Ой, простите! Я, наверное, не то сказал.
- Ничего, - улыбнулась Лида, - Слава Богу, все живыми с фронта вернулись. Отмолила моя мама, а Господь уберег.
- Вы верите в Бога, Лида?
- Да, Саша, так воспитана, в вере. Господь помогает, Саша, знайте это. А Вы, Саша, верующий человек?
Шурка замялся. В младенчестве, его, конечно, крестили. Но сейчас он был убежденным коммунистом.
- Собираюсь в партию вступить. А коммунистам в Бога верить не полагается.
- Тогда я буду молиться за нас двоих, Саша.
Шурка вновь замешкался, посмотрел в ясные глаза Лиды, искренние, добрые-добрые и иногда немного смеющиеся.
- Я … люблю Вас, - тихо сказал Шурка, и неловко поцеловал Лиду в губы.

ГЛАВА 36. Горечь потерь и разочарований.

В апреле 1946 года Шурке дали долгожданный отпуск. Перед отъездом он зашел к Лиде попрощаться.
Грусть читалась в ее глазах.
- Поезжай, конечно, - сказала Лида, - Тебе обязательно надо увидеться с семьей, узнать судьбу отца и брата.
Помолчав немного, вдруг продолжила с какой-то безысходной дерзостью:
- Поезжай, Саш. Может, и невесту найдешь в родном краю. И забудешь девушку Лиду с добрыми глазами. Подумаешь хорошенько, поразмыслишь, нужна ли тебе в женах дочь врага народа. Ты молодой, офицер, у тебя служба, карьера, репутация. Тебе в партию надо вступать. Тяжело тебе со мной будет. Хлебнешь ты горюшка.
Шурка хотел было сказать ей много слов в ответ, как любит он ее, хорошую девушку Лиду, как готов пойти за ней, хоть на край света.
Но Лида не дала ему сказать.
- Не говори ничего. Если после отпуска приедешь ко мне, значит, выйду за тебя замуж. А нет, значит, Бог не велит.
24 апреля 1946 года Шурка сел на поезд и двинул на Родину. Всю дорогу он не мог сомкнуть глаз и думал, думал о Лиде.
В Ростове он не утерпел и отправил ей почтовую карточку:
«25 апреля 1946 года, г. Ростов.
Лидии Афанасьевне от Денисова А.И.
Здравствуй, Лида. Итак, я еду благополучно до дома на прямом поезде МинВоды – Москва, через два дня буду дома. Пиши мне почаще и сразу, не дожидаясь моих писем, они будут долго идти – 10-15 дней. Сел в Моздоке на поезд также благополучно. Привет сестре твоей Марусе и всем знакомым.
Жду писем.
Саша».
27 апреля 1946 года Шурка уже был в Калинине. Этим же днем он снова отправил Лиде почтовую карточку, мол, доехал хорошо, жив, здоров.
Первым делом Шурка зашел к тетке Наталье. Обнялись, поплакали вместе. Тетка Наталья радовалась, что Шурка с войны живым вернулся.
Под вечер пришли сестры Лиза и Клава. Набросились на брата, целуют, а слезы по щекам ручьями бегут. И смотрят на него, глаз не отрывая, все наглядеться не могут.
Сестры Дуси нет. Она сразу после войны вышла замуж за военного и уехала с ним во Владивосток. Фамилия ее теперь Козлова.
- Тоже мне, фамилия, - расстроился Шурка, - Дуся Денисова или Дуся Козлова… Почувствуйте разницу!
- Да, Бог с ней, с фамилией, Шур, - сказала Лиза, - Самое главное, он человек хороший, а остальное неважно. Мы за Дусю не переживаем, она замужем за надежным человеком.
- А с отцом что? – спросил Шурка, - Может, от Лёни вести есть?
Сестры помрачнели, но скрывать правду больше не имело смысла.
- Никого нет, Шур, - печально покачала головой Лиза, - Отец в январе 1945 года погиб, а Лёня в ноябре 1943 года. Сироты мы. Нет у нас ни отца, ни матери. Теперь ты нам вместо отца. Прости, что не писали тебе, берегли. Но теперь, чего уж скрывать.
- А в деревне есть кто-нибудь? – спросил Шурка.
- Мачеха, Василиса Митрофановна, в отцовском доме живет, - вновь заговорила Лиза, Двое мальчиков у нее, наши, стало быть, братья. Бабушка, Настасья Захаровна, умерла во время войны. Ослепла она на оба глаза и даже из дома уже не могла выходить. А тятька по дороге в город умер. В Михалковском лесу, на тропе. Присел, бедный, отдохнуть, тут сердце и остановилось.
С теткой и сестрами Шурка проговорил до глубокой ночи.
Наутро засобирался в деревню.
- Подожди, - сказала ему сестра Клава, - Я хочу тебя кое с кем познакомить.
Шурка, как мог, отнекивался, но, когда Клава расплакалась, был вынужден согласиться.
- Знакомься, Шур, это Люся, - весело защебетала Клава, представляя Шурке свою подругу.
- Саша, - представился Шурка.
- А давайте, на память сфотографируемся? – предложила Клава.
Услышав слово «сфотографируемся», Шурка невольно вспомнил своего друга детства Петьку Гордеева. Самое удивительное, что Петька все же смог изобрести фотоаппарат, будучи 16-17 лет от роду, и даже сфотографировал Шуркину семью. Правда, сам Шурка, на фотографию не попал. Незадолго до этого он наелся зеленых яблок и кое-как добрел до амбулатории в Бурашево, где ему дали касторового масла. После этого Шурку целый день только и видели в кустах на краю деревни. Дальше идти он стеснялся.
 Надо будет обязательно найти Петьку!
- Ну как, Шур, - оторвала его от мыслей Клава, - Понравилась? Будем развивать отношения?
Шурка отрицательно помотал головой. В сердце его давно уже поселилось прекрасное чувство к хорошей девушке Лиде из далекого города Моздока.













ГЛАВА 37. И полетели камни.

Вот моя деревня:
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой.

Вот свернулись санки,
И я на бок – хлоп!
Кубарем качуся
Под гору в сугроб.

И друзья-мальчишки,
Стоя надо мной,
Весело хохочут
Над моей бедой.

Весело текли вы,
Детские года!
Вас не омрачали
Горе и беда.

                И. Суриков

Вот моя деревня. Но нет уж тятькиного дома, разрушила его война, раскидала по бревнышкам. Нет и пруда, на льду которого, не раз катался на коньках. Был пруд, да весь высох. Сиротливо шумит камыш, а в самом центре, в полувысохшей грязи торчит чей-то рваный сапог.
И сама деревня, словно какая-то серая стала, постаревшая. Побывала она в кровавом горниле войны, когда лютый враг в 1941 году рвался к Москве, а потом откатывался обратно, и гнала фашистов прочь, от сердца Советского Союза, Красная Армия.
 Стоит деревня сиротливо, еще валяются тут и там искореженные бревна разрушенных домов. Вот они, родные места, вот они, тропки и дороги, босыми ногами Шуркиными исхоженные. Родная земля!
Сходил Шурка на погост. Постоял у могилки матери, Матрены Андреевны, почтил ее память. Бабушкину и тятькину могилы он так и не сыскал.
Решил сходить в отцовский дом, который чудом уцелел во время войны. Дом, в котором он толком-то и не жил. Надо ж все-таки проведать мачеху и сводных братьев. А иначе, не по-людски это. Загодя даже конфет в городе купил, и баранок, порадовать ребятишек. Мачехе отрез на платье взял. Она с детьми оккупацию пережила, живет одна, вдруг помощь какая требуется.
Пошел с гостинцами, переживая в душе, как встретят его? Ему ведь ничего от них не надо. Кроме Юрки и Витьки братьев у него не осталось.
У дома отца его встретил град камней. Двое мальчишек восьми и шести лет бросались в Шурку камнями и дико кричали:
- Уходи отсюда, уходи!
Шурка попытался их остановить, кричал, махал руками.
- Ребята, не надо, не надо!
Но мальчишки свирепели еще больше. Камень попал Шурке в лицо, рассек бровь. Мачеха, слыша крики, спокойно наблюдала за сценой из окна и из дому не вышла.
От обиды бросив все подарки в ближайшие кусты, Шурка, оставив бесплодные попытки породниться с братьями, пошел к Гордеевым. Петькиной матери заново отстроить дом помог колхоз. Посидели, попили чаю, поговорили о том о сём. У Петькой матери Шурка взял его адрес. Петька, оказывается, был лейтенантом, механиком 126 гвардейского бомбардировочного авиационного Молодечненского Ордена Александра Невского полка. Жив, здоров, с боями прошел всю войну.
Эта была радостная новость. Жив Петька, жив милый друг!
Возвращаясь в Калинин, Шурка вдруг понял, что здесь у него ничего нет, а в деревне, да и в городе его никто особо не ждет. Есть, конечно, сестры, но у них своя жизнь.
Еще немного погостив у тетки, Шурка взял билет на поезд до Минеральных Вод. Там его ждали. С теплотой и любовью вспоминал Шурка прекрасные глаза хорошей девушки Лиды из далекого города Моздока.

ГЛАВА 38. Семейная жизнь и первые трудности.

Скромную свадьбу Шурка и Лида сыграли 11 июня 1946 года. На регистрации в ЗАГСе Шурка был в военной форме, Лида, в летнем желтом платьице.
Жить стали у родителей. Шурка пропадал на службе, Лида работала учительницей начальных классов. По вечерам семья собиралась за большим столом, вели беседы, а иногда просили Шурку что-нибудь спеть.
Он не отказывался и запевал красивым голосом:
- Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…
Но, видимо не та судьба была у Шурки, чтобы жить спокойно.
В один из июльских дней его вызвал командир и объявил, что Шурка подлежит увольнению с военной службы по сокращению штатов.
Шурка был возмущен. Еще вчера ему вручали долгожданную медаль «За победу на фашистской Германией», а сегодня уже увольняют с военной службы. Он же окончил военное училище, за его плечами Высшая офицерская школа и боевой опыт офицера-химика на фронтах Великой Отечественной войны.
Шурка долго не раздумывал. Он написал письмо на имя министра обороны СССР, подробно изложив суть проблемы, считая, что возрасте двадцати семи лет, поздно менять профессию.
В августе 1946 года пришло разрешение остаться на службе и ехать на Дальний Восток. Но туда Шурка не поехал. Он тяжело заболел и 25 августа 1946 года навсегда простился с военной службой.
После госпиталя Шурку долечивала мама Лиды, Анна Семеновна, чуткая и добрая женщина.
Она же и помогла Шурке с работой, по знакомству устроив его преподавателем военного дела и физкультуры средней школы № 2 города Моздока. В этом же году Шурка поступил в Кабардинский государственный учительский институт. Закончил он его в июле 1948 года экстерном, получив квалификацию и звание учителя естествознания и географии средней школы с правом преподавания в 5-7 классах.
Так Шурка и Лида стали семьей учителей.
10 ноября 1947 года у них родился долгожданный первенец. Мальчика назвали в честь отца – Александром. Но все его звали Шуриком.
Ребеночек родился слабым, да и времена были тяжелые. Хлеб до сих пор давали по карточкам. Дед Афанасий ловил на каюке в Тереке рыбу, подкармливал молодую семью.
В сентябре 1947 года Шурку назначили помощником директора средней школы № 2 по административно-хозяйственной части. Совмещая преподавание военного дела и физкультуры, Шурка, тем не менее, много времени уделял работе завхоза.
Дело на новом поприще у Шурки спорилось. Человеком он был ответственным и целеустремленным.
В ноябре 1947 года Шурка торжественно вступил в партию.



ГЛАВА 39. Волк на просторах Моздокской степи.

Утро выдалось холодное и солнечное. Ноябрьский мороз посеребрил еще зеленую траву и сковал ледком мелкие лужи на дороге. Зябко кутаясь в коротенькое пальто и, поглубже надев видавшую виды кепку, чтобы хоть как-то согреться, Шурка направился в школу.
Моздок уже начинал просыпаться. Редкие прохожие спешили на базар купить свежего молока, теплого, пахнущего вкусным хлеба и румяных баранок. При мыслях о молоке и баранках Шурка сглотнул слюну и прибавил шагу. Время было послевоенное, зарплата военрука в школе, куда ему удалось устроиться после демобилизации, была невысокой.
В школьном дворе уже ожидал старенький ЗИС. День был воскресный, занятий в школе не было, но Шурку, поскольку он был заместителем директора по административно-хозяйственной части, направили в совхоз «Терек» получить воз дров для школы.
Шурка запрыгнул в кузов, уселся поудобнее, прижавшись к борту, и поднял воротник пальто.
- Не замерзнете, Александр Ильич? – озабоченно спросил водитель.
 Места в кабине было только на двоих, а с ними увязалась, еще и секретарь, навестить родителей в совхозе «Терек».
- Ничего, - махнул рукой Шурка, - доедем.
Добравшись до места, оказалось, что не только они приехали за дровами. У ворот склада уже стояло пять грузовиков. Пришел завскладом, с извиняющимся видом развел руками и сказал, что грузчиков сегодня не будет.
- Если есть желание, грузите сами, - добавил он, закуривая самокрутку.
Дровами для школы загрузились ближе к вечеру. Завскладом быстро подписал накладную, повесил на ворота замок и куда-то исчез.
Шурка закинул в кузов топор и запрыгнул сам, кое-как устроившись на отсыревших вязанках дров.
Машина тяжело тронулась в обратный путь. Встречный поток холодного воздуха забирался в самое нутро Шуркиного лёгонького пальтишка. Проселочная дорога, пыльной лентой вьющаяся по сухой степи, навевала грусть. Шурка молча оглядывал унылый пейзаж.
Какое-то животное, похожее на большую серую собаку, выскочило из высокой травы наперерез машине. Шурка вгляделся пристальней и тут почувствовал, как зашевелились волосы на затылке.
Это была не собака, а огромный матерый волк! Старенький ЗИС двигался очень медленно, трясясь и жалобно дребезжа на ухабах. Шурка хотел, было, пробраться поближе к кабине и дать знак шоферу, чтобы тот прибавил ходу.
На беду, нога его соскользнула, по колено провалилась между вязанками дров и застряла намертво. Шурка жутко испугался. Сомнений не было. Волк крупной рысью несся к машине. Шурка с ужасом представил себе, как волк догонит ее, прыгнет в кузов, и его желтые клыки сомкнутся на его горле.
Тут Шуркина рука судорожно нащупала рукоять топора. Он схватил его обеими руками, и сжал так, что побелели пальцы, готовый ударить волка по голове, когда тот прыгнет. Развязка была близка.
Но внезапно волк повернул в сторону и побежал прочь. По-прежнему судорожно сжимая рукоять топора, Шурка неотрывно глядел ему вслед.
Сердце его бешено колотилось.

ГЛАВА 40. Мое призвание – учить детей.

В сентябре 1948 года Шурку перевели на должность преподавателя военного дела и физкультуры совхоза «Терек». От школы молодой семье выделили пару комнат в бараке, обеспечили углем, дровами.
Мясо совхоз выдавал Шурке под зарплату. Хлебные карточки отменили. Жить стало легче, веселее.
Лидина мама, Анна Семеновна, часто приезжала к молодым в гости, помочь дочери, которая ждала второго ребенка. Тайком от мужа Афанасия Григорьевича привозила ей осетрину и икру, подкармливала Лиду, чтобы ребеночек родился здоровым. Шурку Анна Семеновна кормила блинами.
13 апреля 1949 года Лида родила мальчика. Назвали его в честь младшего брата Шурки – Лёней.
Забота Анны Семеновны, осетрина и икра сделали свое дело. Мальчик родился настоящим крепышом. И все, кто видел маленького Лёню в один голос говорили:
- Ну, прямо дед Афанасий родился!
В апреле 1949 года Шурка получил повышение. Видя его усердие и трудолюбие, назначили директором Троицкой семилетней школы. Работа директора была сложной, но Шурке нравилась. Кроме того, Шурке хотелось учиться и дальше. Образование позволяло ему преподавать только в семилетней школе, с пятого по седьмой класс. Но Шурке хотелось чего-то большего.
Все лето Шурка усиленно готовился к вступительным экзаменам.
В сентябре 1949 года он поступил в Кабардинский государственный педагогический институт в городе Нальчике на заочное отделение.
Учился он до 1954 года. Теперь у него было два высших образования. И он с полным правом мог преподавать ученикам биологию и химию с 8 по 10 класс.
Неожиданно, сам для себя, Шурка осознал, что гордится своим новым призванием – учить детей, воспитывать подрастающее поколение на благо великой и большой страны.

ГЛАВА 41. Моя первая учительница – Лидия Афанасьевна Денисова.

Моя первая учительница – Лидия Афанасьевна Денисова. Так с гордостью говорили о ней ее ученики: и мальчики, и девочки. Даже впоследствии, став взрослыми дядями и тетями, а потом дедушками и бабушками, все равно с благодарностью вспоминали доброго и отзывчивого человека, Лидию Афанасьевну Денисову, свою первую учительницу и приходили к ней в гости.
Оставим же ненадолго, дорогой читатель, Шурку Денисова корпеть над книгами, готовиться к зачетам и экзаменам в учительском институте. Обратим взор на его жену – Лиду Денисову, учительницу начальных классов.
Как было сказано ранее, перед самой войной в июне 1941 года Лида закончила педучилище. После освобождения города Моздока от немецко-фашистских захватчиков, пошла учить детей. Поначалу ее распределили в Троицкую семилетку. Школа располагалась в семи километрах от дома. Транспорт туда никакой не ходил, время-то было послевоенное. Вот и вставала Лида ни свет, ни заря, полями и рощами спешила в школу, к своим ученикам. Иногда палку брала с собой: в особо глухих местах перед Троицкой ей частенько приходилось отбиваться от злых бродячих собак.
В 1950 году, после возвращения в Моздок с мужем и детьми из совхоза «Терек», Лида вышла из декрета. Направили ее в среднюю школу № 3, на этот раз неподалеку от дома.
Много труда вложила Лидия Афанасьевна в своих маленьких учеников. В душе ее была великая доброта и любовь к детям, которые редко удается встретить. И неважно, как учился ребенок, на «хорошо» и «отлично» или был двоечником. Она любила детей не за их успеваемость и оценки. Просто за то, что они дети, подчас сироты, без отца или матери, голодные, не обогретые, не знавшие что такое доброта и ласка. И Лида изо всех сил стремилась восполнить это для каждого ребенка своего класса.
Уроки Лидия Афанасьевна вела интересно и с большой отдачей. Не в ее правилах было просто провести урок. Главным ее принципом всегда было: детям на уроке должно быть интересно. Они маленькие, только широко начинают познавать окружающий мир. И преподнести им материал так, чтобы они захотели потом сами о узнать о той или иной теме более подробно и было ее задачей.
Двоечникам она уделяла внимание особо. Не ругала их за то, что плохо учатся, а где-то и похулиганить могут. После уроков оставляла их в классе, учила, объяснила, рассказывала. Верила, что если помогать трудным ребятам, направлять их, воспитывать, работать с ними, то выйдет в люди человек, не собьется с пути, не пойдет по кривой дорожке, озлобленный со школьной скамьи на весь мир.
И самое удивительное, что Лидии Афанасьевне это удавалось. Из ее трудных учеников выходили впоследствии каменщики и маляры, шофера и штукатуры. У Лидии Афанасьевны учились дети разных национальностей, ведь Моздок был изначально и остается городом, где проживают представители разных народностей. И дети всех национальностей были у своей учительницы Лидии Афанасьевны большой и дружной семьей.
Как-то Лидия Афанасьевна вела урок. Вдруг, слышит, у двери класса кто-то тихонько плачет. Подошла, открыла дверь.
- Почему ты плачешь, Коля? – спросила она у худенького мальчугана, в плохонькой одежонке.
Мальчуган всхлипнул:
- Лидия Филипповна двойку поставила и из класса выгнала. Сказала, что ей двоечники не нужны.
Лида обняла мальчика.
- Ты не плачь, Коля. Иди ко мне в класс, садись за парту и слушай урок. После школы я возьму тебя к себе домой, помогу с уроками.
Или другой случай.
Как-то раз в класс заглянула Лидия Филипповна.
- Лидия Афанасьевна, - сказала она, - сегодня столовая обедом не кормит. Продукты поздно подвезли. Директор распорядился отправить детей домой пораньше.
Ребята заметно приуныли. Школьная столовая была единственным местом, где ребята могли нормально пообедать, пока родители на работе.
Закончив урок, Лидия Афанасьевна собрала тетрадки и сказала детям:
- Ребята. Выходим, строимся парами и ко мне домой, есть борщ.
Так и привела весь класс к себе домой. Накормила всех, но очень боялась, что борща не хватит.
Однажды Лидия Афанасьевна заболела и долго лежала в больнице. Вдруг слышит, зовут ее за окном. Выглянула, и обомлела от удивления: перед окном стоял весь ее третий класс. И галдят наперебой:
- Лидия Афанасьевна, поправляйтесь скорее. Возвращайтесь в школу. Плохо без Вас...
На глазах Лиды выступили слезы. Ну как же она могла бросить своих детей!? Едва почувствовав улучшение, она поскорее выписалась из больницы и помчалась в школу.

ГЛАВА 42. Шурик и Лёня.

Утром Шурка просыпался рано. Делал утреннюю гимнастику, завтракал и включал радио. Лида будила детей маленьких Шурика и Лёню в детский сад. Шурка одевал малышам наглаженные с вечера костюмчики, до блеска вычищенные ботиночки, и вел в садик.
Точнее, вел за руку младшего, Лёню, которому было всего полтора годика. Старшего же, Шурика, слабого и болезненного трехлетнего мальчика, нес на руках. В садике передавал детей нянечке в дежурную группу. Лёня сразу бежал играть с игрушками. Шурика нянечка сажала на стульчик. Он тут же начинал громко реветь и тянуть руки к отцу.
Шурка поскорее старался уйти из садика, чтобы мальчик успокоился.
Вечером, когда Шурка приходил в садик за детьми, все повторялось. Маленький Шурик ударялся в слезы, Лёня же подбегал к отцу и спокойно брал его за руку. Шурка критически оглядывал малышей и тихонько качал головой. От нарядной, вычищенной и выглаженной одежды к вечеру не оставалось и следа. Костюмчики были мятыми-перемятыми, на рукавах засохшие сопли. Ботиночки со сбитыми носками, в пыли.
- Словно поросят из садика привел, - иногда говаривал Шурка, и принимался застирывать в тазике рукава и начищать щеткой с кремом детские ботиночки.
Однажды, когда дети немного подросли, Шурка принес домой со станции юннатов настоящего степного орла, где на тот момент был директором.
Мальчишки с удивлением рассматривали хищную птицу, глядевшую на них недобрым глазом. На станцию юннатов орел попал с перебитым крылом, и юннаты долго выхаживали птицу. Кормили орла мышами и воробьями, которых тот проглатывал целиком.
Шурка посадил орла в клетку во дворе, и все ушли в дом.
Пока во дворе никого не было, Лёня решил самостоятельно рассмотреть орла получше и заодно подержать его на кисти руки, как это делал отец.
Он открыл клетку, вытащил птицу и направился с ней к дому. Орел резко расправил крылья и вцепился острыми когтями в руку Лёне. А потом вдруг оттолкнулся и взлетел. Было видно, что левое крыло еще плохо слушается его. Орел летел совсем низко, почти над Тереком, пока не скрылся в лесных зарослях в Киевской протоке.

ГЛАВА 43. Заслуженные учителя.

Время шло. С 1952 по 1955 год, после закрытия станции юннатов, Шурка преподавал биологию в средней школе № 1.
В 1955 году его назначили директором семилетней школы № 5.
В 1957 году родилась дочь Ира.
Анны Семеновны не стало в 1955 году. Она тяжело болела, почти не вставала, но нем не менее, за две недели до кончины научила внука Шурика читать. В 1959 году ушел из жизни Афанасий Григорьевич. Братья Лиды жили в других городах, и помощи особо ждать было неоткуда.
Управляться с каюком и ловить рыбу на Тереке, Шурка так и не научился, да и до этого ли было? Перед ним стояло много ответственных и сложных задач, самой важной из которых было обучать и воспитывать подрастающее поколение.
Недолго пробыв в декрете, Лида вернулась в школу. Зарплаты Шурки, даже директорской, для большой семьи не хватало. Для дочки Иры пришлось нанимать няньку на день. Нянчить девочку взялась Зина Антощук, которая вместе с младшей сестрой Фросей (Христиной по документам) приехали вместе с Фросиным сыном Сережей из Таджикистана, куда их из Украины эвакуировали во время войны. Мать у Зины и Фроси умерла от голода в 1933 году. Отец еще до войны женился повторно, но мачеха девочек не приняла.
В Таджикистане Зина работала медсестрой в госпитале, а Фрося на стройке штукатуром. В Таджикистане Фрося вышла замуж, но семейная жизнь не сложилась. Подумав немного, Зина и Фрося уехали подальше от Таджикистана и оказались в Моздоке.
Лидия Афанасьевна выучила Зину и Фросю читать и писать. Помогала, чем могла бедным женщинам. Зина смотрела за маленькой Ирой. А Фрося снова пошла работать на стройку.
С момента знакомства и до самой смерти эти две добрые женщины прочно вошли в семью Денисовых, став близкими и родными людьми.
Шло время, росли дети. Строился и хорошел день ото дня Моздок.
Шурик и Лёня учились в средней школе № 3 под чутким присмотром мамы – Лидии Афанасьевны. Дочь Ира училась в средней школе № 4, где Шурка с 1959 года был директором. На этой должности он пробыл ровно 20 лет, до самой пенсии.
За заслуги в области народного образования Указом Президиума Верховного Совета Северо-Осетинской АССР от 17 сентября 1974 года Денисову Александру Ильичу было присвоено звание Заслуженного учителя школы Северо-Осетинской АССР.
Лидия Афанасьевна Денисова получила почетное звание Заслуженного учителя Северо-Осетинской АССР в 1977 году.
ГЛАВА 44. Эпилог.

Прошло время, много воды утекло в мутном Тереке. Стали взрослыми Шуркины дети, разъехались по разным городам.
Старший сын – Александр Александрович Денисов пошел по стопам родителей. В 1972 году заочно закончил исторический факультет Кабардино-Балкарского государственного университета города Нальчика. Работал учителем истории, в разное время занимал должность директора различных школ города Моздока. С 1979 по 1981 год занимал должность заместителя Министра просвещения Северо-Осетинской АССР. Долгое время (с 1990 по 1998 год) был заведующим районного отдела народного образования города Моздока. Вырастил двух дочерей Люду и Анну. Ушел из жизни 30 ноября 2019 года.
Младший сын – Леонид Александрович Денисов в 1973 году закончил Одесский медицинский институт. После института уехал в город Минск Республики Беларусь. Начал свой труд с врача-стоматолога, получил ученые степени кандидата медицинских наук, доцента и, наконец, профессора. Дочь Леонида - Юлия также пошла по стопам отца.
Младшая дочь Шурки, Ирина Александровна Денисова (моя мама), стала медсестрой. Живет и работает в Моздоке. В 1980 году вышла замуж за военного, моего отца Еремеева Владимира Михайловича. Вырастили двух сыновей, младшего – Виталия, и старшего Сергея, который и написал эту книгу в память о своих дедушке и бабушке Александре Ильиче и Лидии Афанасьевне Денисовых.
Дедушки не стало в 2002 году, бабушки в 2017-м. Короткие истории, собранные в этой книге, были ими рассказаны мне детстве, большей частью дедушкой.
Эта книга – дань памяти, двум дорогим и близким людям, пережившим в жизни многое, но сохранившим в себе доброту и тепло души, со школьной скамьи, учивших детей гордо нести высокое звание человека.

Конец.

Февраль - март 2020 года