Читая «Утехи и дни» Марселя Пруста, я натолкнулся на интересное сравнение. Свое длительное заточение в изолированной комнате во время тяжелой болезни, постигшей его в юности, он уподобил пребыванию Ноя в ковчеге в течение сорока дней потопа. Мысленно поставив себя на место патриарха, Пруст предположил, что Ной, получив от голубя известие о возрождении мира, вместе с радостью испытал печаль. Ведь, будучи мудрецом, Ной не мог не почувствовать «сладости приостановившейся жизни, настоящего отдыха господня». К этому Пруст пришел на своем примере – в изоляции его посетило «очарование болезни, приближающей его к реальному потустороннего мира, очарование смерти». Потом он выздоровел, и ему снова пришлось вступить в жизнь, отмеченную суровостью долга, отвлекаясь от себя самого.
Эти мысли Пруста оказались созвучны переживаемому мною периоду выхода из самоизоляции, во время которой я, как Ной в ковчеге, был надолго отрезан от мира, в котором свершилась пандемия коронавируса, очень похожая на Всемирный потоп.. Сначала я тосковал по утерянной допотопной жизни, и горько ее оплакивал, но через некоторое время на мою душу снизошли покой и отречение; я не только утратил интерес к цивилизации, но даже успел «разлюбить природу» . Остаться наедине с самим собой оказалось не скучно; более того, я начал приходить с собою в согласие, чему раньше всегда что-то мешало.
И вот теперь, когда коронавирусные ограничения постепенно снимаются, необходимость возврата в широкий мир предстает докукой, отвлечением от главной задачи, которая встала предо мною в полный рост, а именно: в гордом одиночестве подготовиться к последнему прощанию: - прощанию с самим собой.
Июль 2020 г.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.