Молочные реки кисельные берега 5

Глава 5
Вот уж чего не ожидал Фредди Порфирьевич, так это такой бурной и радостной встречи. Обратно на съёмочную площадку он входил как царь, как господь бог, в кои то веки снизошедший до своих подданных. Даже народный артист за всю свою долгую карьеру не мог похвастаться такой бурностью и такой искренностью аплодисментов. Он и сам аплодировал от души и даже с некоторой завистью.
Тут же последовали и награды.
– Фредди, – прижал руку к сердцу Сильвестр Иванович. – Вы только что порхнули в моих глазах до небес. 
– Да! Я чуть не прослезилась! – подтвердила Эльза.
– А я словно в театре побывал, – ещё раз похлопал Людвиг Иванович.
Апполинарий Савельевич пошёл дальше и предложил оператору дождаться, пока того выгонят с работы и «Милости просим к нам в театр. Замолвлю словечко…»
– А в моих глазах вы ещё и отчество заслужили! – добавил Сильвестр Иванович  и с нынешнего дня обязался называть Фредди не иначе как Фредди Порфирьевич.
– Ну что вы, что вы… – пытался умереть от скромности Фредди Порфирьевич, но на этот раз театрального таланта ему явно не хватало.
– Ну не скромничайте, Фредди Порфирьевич, и, кстати, спасибо вам большое, – настаивал режиссёр. – А не то бы нашего новоявленного папашу, – он кивком указал на Ромашкина, – точно б замели.
– Да. Спасибо, Фредди… Порфирьевич, – обрёл он отчество и в глазах Ромашкина. – С этими – сто раз пожалеешь, что связался.
– Это уж точно! – подтвердил Сильвестр Иванович. – А всё-таки здорово вы им, особенно про «не своим делом занимаетесь», как только в голову такое пришло?
А Людвиг Иванович просто поинтересовался самочувствием.
– Ах, да! – поблагодарил за интерес оператор и, вытащив из кармана таблетку молока, вернул народному артисту. – Вы ж не подумали, что я эту гадость в рот положу. Я, между прочим, настоящую корову видел! В зоопарке, правда… а про «не своим делом», так это проще простого. Собственно, я и сам… кстати, как вы думаете, кто я по образованию?
Студия переглянулась, отыскивая сведущего, но таковых не оказалось.
– Артист? – робко предположила Эльза, но тем лишь улыбку у Парамонова вызвала.
– Да нет, конечно! Хотя, был в моей жизни и такой момент. Я осветителем работал в Большом театре, а тут у них как раз заболел кто-то… или уволился, в общем, принца нужно было сыграть датского. Гамильтон, кажется, звали… не помню. Одним словом, две недели я по сцене с черепом бегал…
– Каким черепом? – даже испугалась Милла.
– Пластиковым, – пояснил Парамонов. – С духами, там, разговаривал, ещё что-то… в общем, никаких перспектив, и я уволился. Тренером в бассейн! А по образованию-то я вообще-то бортинженер.
– Вы? Бортинженер? – не поверил ушам Сильвестр Иванович. – Никогда бы не подумал. Впрочем, я ведь тоже не режиссёр. Я – преподаватель… русской словесности.
– А разве такое бывает? – удивлённо прищурилась Миллочка. – И чем они занимаются?
– Бывает. Было, вернее, – вздохнул Сильвестр Иванович. – Но вам теперь даже не понять.
Тут все, откровенно, задумались и начали перечислять свои профессии.
– А я балерина…
– А я пластический хирург! Я курсы закончил трёхмесячные. С отличием! – сделал упор на своё усердие народный артист.
Но переплюнуть Майкла Матвеевича не удалось никому, потому что он оказался физиком-ядерщиком в четвёртом поколении.
– Да-а, интересно тасуется колода, – пробубнил что-то непонятное Сильвестр Иванович, но переспросить, что это означает, не отважился никто.
Режиссёр привстал, расправил плечи и, пригладив волосы, вздохнул.
– Что ж. Это всё, конечно, замечательно. Но, господа, не знаю, как к вам теперь обращаться. Смею вам напомнить, что за сегодняшний день мы не приблизились к цели ровно ни на шаг. Так что… господин бортинженер, у вас всё готово к съёмке?
– Эшелон занят! – уверенно кивнул Парамонов
– Вот даже как?! – порадовался Сильвестр Иванович. – А хирургическое отделение? Всё готово к операции?
– Стерильно! – подтвердил Апполинарий Савельевич.
– Тогда, – поднял руку Сильвестр Иванович. – Приготовились… наркоз… от винта!
И завращалось! Завертелось, зашипело, забулькало.
– К вам пришли гости… а вы не знаете чем их…

Процесс завершился так же незаметно, как и начался.
«Добрый день, Лев Константинович», – глупо съехидничала дверь, запустив на съёмочную площадку гендиректора.
Реакция его последовала моментально.
– Да ты совсем, что ли, охренела?! Ничего себе, «добрый день!..» Простите. Не обращайте внимания. Поплавкова, случаем, не видели? А что у вас здесь палка валяется?
– Проветриваем, – быстро оправдался Парамонов.
– А вам что, разве не сказали? Это же «форпост»! четвёртое поколение! Палки больше не нужны.
Гендиректор приоткрыл дверь, схватился сразу за обе ручки и дал чёткую команду: «Проветривание! Десять минут!»
– Десяти минут хватит? – полюбопытствовал он у Сильвестра Ивановича.
– Да. Да. Конечно, – торопливо закивал головой Сильвестр Иванович.
– Я тоже так думаю, – тоже покивал Лев Константинович. – В крайнем случае, добавите… зачем уж я?.. А! Поплавкова, заразу, не видели?
– Видели, Лев Константинович, – первой отреагировала Эльза. – Утром здесь был.
– Да, да. Был, – подтвердил Сильвестр Иванович. – Его ещё Платон Авдеевич разыскивал.
– Да его, по ходу дела, все разыскивают, – от злости стукнул о пол палкой Лев Константинович. – Вот что. Вы, если увидите этого сукиного сына, то передайте ему, что если через час хоть один лифт… хоть одна дверь, стул или… я не знаю. В общем, если хоть что-нибудь, у чего нет двух рук, двух ног и головы, вздумает со мною разговаривать… уволю к чёртовой матери!
Лев Константинович нервно выдохнул, и даже со стороны было заметно, что для того, чтобы собраться с мыслями, потребовалось неимоверное усилие.
– А вы, я смотрю, работаете? – несколько удивился он, успокоившись.
– Так и рады бы, – развёл руки в стороны Сильвестр Иванович. – Только работа-то сама не сделается.
– Это правильно, – покивал головой гендиректор. – Молодцы. Я тогда не буду вам мешать. Работайте.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но сразу же остановился и повернул голову.
– А у вас, Сильвестр Иванович, застрахована была? – как бы невзначай спросил он и указал пальцем на окно. – Машина, я имею в виду.
– Машина? – переспросил режиссёр и повёл плечами. – Как и у всех. Как раз моя-то давно уже сжечь себя просит. А вот вашу жалко, наверное. Новая.
– Не думайте об этом, – махнул рукою с палкой Лев Константинович. – Во-первых, страховка, а во-вторых, всё равно продавать собирался.
– Так, вроде как, новая. Вы ж неделю назад… – не успел задать вопрос Сильвестр Иванович, как гендиректор дал на него полный исчерпывающий ответ.
– Дурак, потому что! Никогда больше за «немца» не сяду! Разучились они делать машины! И японцы тоже! Вот ботинки у них хорошие получаются, а вот машины…
Лев Константинович повернулся полностью и дружески приблизился к режиссёру.
– Вы, если новую брать надумаете, ни в коем случае не берите «немца». Лучше переплатить пару тысяч юаней и взять себе нормального «вьетнамца». Или «малайца…»
– Нет, нет! – тут же запротестовал Сильвестр Иванович. – Только не «малайца»!
– Согласен, – сразу же пошёл напопятную гендиректор. – Слишком уж там много этой электроники. Полгода изучать будешь, да ещё и… слышали, кстати? Теперь, чтобы ей управлять, надо дополнительную категорию в правах открывать – «У++». У вас, кстати, открыта?
– Не волнуйтесь, Лев Константинович. У меня всё в порядке, – махнул рукой Сильвестр Иванович и приземлённо улыбнулся. – В полном порядке.
– Ну хорошо, – кивнул напоследок гендиректор и, отвесив незаметный поклон, вышел за дверь, нечаянно прихватив с собою и палку.
«Счастливого пути, Лев Константинович», – послышалось из-за двери её напутствие, прерванное отчаянной руганью гендиректора: «Падла! Сволочь! Деревяшка грёб!.. Уб… убьью этого Поплавкова!..»
«Двери «Форпост» четвёртого поколения изготавливаются из высококачественного углекарбоната с добавлением  суперармирующих полиамидных волокон…» – бесполезно оправдалась дверь ужу в пустоту.
Вопреки представлениям, появление гендиректора настроения нисколько не ухудшило. Наоборот даже. По всем статьям. Как в учебниках.
Позволили начальнику проявить своё интеллектуальное превосходство посредством палки. Дали блеснуть эрудицией в области автомобилестроения. И не дали отругать себя за тунеядство, что, в общем-то, перекрывает всё выше перечисленное надвое. Опять же, палку подарили… удачный визит.
– Не расслабляемся! – снова уселся в кресло и расслабил-ся Сильвестр Иванович. – Продолжаем! Фредди Порфирьевич, а давайте-ка, лицо Апполинария Савельевича крупным планом. Так, по-моему, внушительней… только, чтобы таблетку видно было.
– Я тоже самое хотел предложить, – среагировал оператор.
– А почему же тогда не предложили? Я всегда прислушиваюсь к хорошим идеям…
– Проветривание завершено!..
– Тьфу! Чтоб тебя! – повернул голову в сторону двери Сильвестр Иванович.
– Чтоб тебя выломали! – закончил Парамонов недосказанную режиссёром фразу.
– Я теперь и возражать не буду, – улыбнулся Сильвестр Иванович, а следом за ним вся студия.
– Ну, слава богу! Добро получено! – добил шутку Фредди Порфирьевич и погрозил двери кулаком. – Так что, смотри у меня!
– Ладно продолжаем, – искренне улыбнулся режиссёр и рукой призвал всех ко вниманию. – Апполинарий Савельевич, а можно взгляд такой надменный слегка, исподлобья… Вот, вот! То, что надо! Начали!
И опять началось! Хотя то, что началось, вряд ли можно отнести к съёмочному процессу.
В коридоре раздался какой-то резкий хлопок, треклятая дверь, не успев пожелать кому-то доброго утра, с грохотом обрушилась на пол, и всё недавно проветренное пространство заволокло неприятным зелёным дымом. В ту же секунду из дыма, цокая каблуками и побрякивая оружием, явились… в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря!.. с надписями ОМОН на спинах.
– Ни с места! Всем лежать! Руки за голову! – озвучил противоречивую команду какой-то майор, всем своим видом претендовавший на руководство операцией. – Работает ОМОН! Вы все арестованы!
И обтыкали всю съёмочную группу дулами автоматов.
Далее последовала психологическая пауза, внезапно нарушенная резким хохотом оператора.
– Подождите секундочку, – прямо с поднятыми вверх руками привстал он с кресла и прямо в таком положении подъехал к валяющейся в ногах двери. – Ну?.. И чего ты добилась?..
Вторым захохотал Майкл Матвеевич, а Сильвестру Ивановичу от смеха так захотелось схватиться за живот, но бдительные омоновцы сделать этого не позволили.
– Безопасность периметра нарушена! Безопасность периметра нарушена… – заикающимся голосом застонала дверь и, разрядив аккумулятор, умолкла.
– В руках у неопознанных автоматы! Проверьте, пожалуйста, количество и жизнеспособность вверенных мне под охрану людей! – пытаясь сымитировать голос двери, бился в истерике Парамонов.
Паранойя охватила всех. Людвиг Иванович вцепился обе-ими руками в балюстраду, у Эльзы потекла тушь, а Ромашкин даже начал беспокоиться за супругу, потому как угроза выкидыша была налицо.
И лишь туповатые лица омоновцев слегка компенсировали впечатление посещения сумасшедшего дома.
– Я не понял. Мы что?.. Опять дверью ошиблись? – вино-вато предположил главный омоновец, вертя головой по сторонам.
– Дверью? Дверью – нет! – успокоил его уже сидящий на полу Парамонов. – Дверь вы выбрали самую, что ни наесть подходящую! А вот помещением ошиблись явно!
Тут омоновцы даже автоматы начали опускать, а кое-кто из них тоже заулыбался.
Главный омоновец, пытаясь хоть как-то спасти остатки репутации, вопросительно уставился на режиссёра, но Сильвестр Иванович только воспользовался его растерянностью и таки схватился за живот.
– Есть-таки бог на свете!
Парамонов кивком головы подтвердил существование.
– К вам пришли гости? А вы не знаете, чем их угостить?.. – дотянулся он рукой до коробки с молоком, но от хохота разронял все таблетки по полу. – Я, кстати, заснял их приход.
А оставшиеся без угощения омоновцы как-то растерянно  рассредоточились по съёмочной площадке и, все до единого изобразив глупый вид, вопросительно уставились на командира.
Командир к подобному вниманию оказался готов и даже более того – привычен, впрочем, то же самое можно было сказать и о всех его подчинённых. Процедура попытки сохране-ния самообладания тоже, как оказалось, была отработана на все сто.
– Что значит «помещением ошиблись»? – прокашлявшись, вопросил командир и знаком дал какому-то сержанту команду сверить цифры на двери.
Пара дюжих парней не без труда перевернули тяжёлую дверь, однако никаких цифр на ней не оказалось.
– От взрыва, наверное, отлетели, – развёл руки в стороны сержант и кулаком постучал по замку.
– Периметр наруш… наруш… наруш… – простонала в ответ дверь и на руках у блюстителей закона скончалась окончательно.
Однако трагедия сия командира ничуть не смутила и не расстроила.
– Так! Спокойно, – успокоил он неспокойных коллег и, видимо, соблюдая какой-то собственный протокол, обратился уже к съёмочной группе. – Всем оставаться на своих местах! Проверка документов!
– Ну, слава богу! – не смог скрыть радости Парамонов и пальцами размазал по лицу выступившие слёзы. – Наконец-то! А то уж, признаться, я начал беспокоиться, что умру от смеха неопознанным.
Вся съёмочная группа, включая Ромашкина, тут же присоединилась к опасениям, уровняв процесс проверки документов с оным, но в сумасшедшем доме. Людвиг Иванович вообще чуть балюстраду не обломил хохотамши, а Парамонов высказал и другие опасения.
– Сдаётся мне, господа, что они сейчас унитаз из сортира приволокут и заставят нас по-очереди…
Но главный омоновец рационализаторского предложения не оценил и сорвал на Парамонове злость, повелев отсканировать оператора на причастность хотя бы к чему-нибудь.
– А вот с тебя, умник, и начнём!
Тут же вперёд выбежал какой-то тощий лейтенант с ДНК-анализатором и как есть отсканировал ухмыляющегося Парамонова по полной программе.
– Ну, что там? – с надеждой в голосе кивнул главный омоновец, заглядывая в дисплей. – Есть что-нибудь?
– Да так, ерунда, – вздохнул лейтенант. – Только один штраф неоплаченный.
– Что?! Какой ещё штраф?! – тут же перестал улыбаться  Парамонов и, позабыв, что является предметом исследования, едва не вырвал из рук проверяющего анализатор. – Ну-ка дайте-ка… У меня всё оплачено!
– Что значит всё? – не поверил в чистоплотность оператора майор и, отстранив Парамонова, сам выхватил анализатор. – А это что?! Вот! Пожалуйста! Мусорил в общественном месте!
– Что?! Не было такого! – почуял подвох оператор и воинственно упёр руки в бока. – Протестую! Это инсинуация! Да я вообще самый культурный человек на этой планете!..
– Все вы так говорите! – дал понять, что знает о чём говорят самые культурные люди планеты, майор и вытянул вперёд руку. – Спокойно, гражданин! У нас всё зафиксировано! Вот! Пожалуйста! Видеозапись! Сегодня в девять утра разбрасывали семечки в общественном месте! Останкино… помещение номер сорок один двадцать два! Что, будем отпираться?!
Однако вопреки ожиданиям, по крайней мере, омоновца оператор и не подумал отпираться. Лицо только скривил недоумённо. В мозгах его что-то забурлило, заклоцкало, глаза сощурились, а голова медленно повернулась в дальний угол.
– Я не понял… – осторожно озвучил он крамольную догадку. – Это какая такая сволочь осмелилась снимать прямо на съёмочной площадке?! Я спрашиваю, какая такая пластиковая сволочь?..
Пылесос в углу тихонечко зажужжал и на всякий случай слинял под стул, впрочем, и там он вряд ли почувствовал себя  в безопасности.
– Ну-ка отгадай с трёх раз, куда я тебе сейчас засуну твой телескопический манипулятор?..
– Э! Э! Гражданин! Стоять! – почему-то испугался главный омоновец, а остальные ещё и автоматы вздёрнули. – Вы что, мне угрожаете?!
Парамонов повернул голову.
– А у вас что, тоже есть манипулятор?.. телескопический..
Манипулятор телескопический, по всей видимости, у главного омоновца оказался, иначе, зачем же он тут же дал команду скрутить оклеветанного оператора.
Пара дюжих парней сразу же набросились на него с обоих боков и, выворотив руки, уложили на пол, прижав для верности коленом. Парамонов и пикнуть не успел.
– Ну что же ты теперь не улыбаешься? – ядовито прошипел главный омоновец, заглядывая в его искривлённое лицо. – Что, чувство юмора закончилось?! А вы что притихли?– обратился он уже к съёмочной группе.
 А съёмочная группа, не ожидавшая подобного разворота событий,  как есть, в полном составе попритихла, головы в плечи повжимала и ни возразить, ни заступиться за оператора не посмела.
– То-то же! – выдохнул наконец омоновец, вальяжно расправил руки и нечаянно облокотился на кофемашину.
– Добрый день, Джозеф Филаретович, – молниеносно отреагировала та, едва не напугав клиента до смерти. – Не желаете ли попробовать наш новый напиток «Чимбо-намбо»?
Майор резко отдёрнул руку и зачем-то одёрнул мундир.
– На службе… – он прокашлялся и виновато огляделся по сторонам. – Не полагается.
Но поскольку прямого отказа из уст главного омоновца не прозвучало, а протокол действия в подобных случаях попустительства не одобрял, кофемашина продолжила:
– А как супруга ваша – Ребекка Пантелеевна поживает? – с участием в голосе поинтересовалась она. – Я слышала, что она опять набрала два лишних килограмма. Если так дело пойдёт, то к сентябрю она уже не влезет в своё зелёное платье.
– Кхе, кхе! –  прокашлялся в кулак главный омоновец, ясно давая понять, что не собирается выносить семейные проблемы на всеобщее обозрение. Но, как выяснилось, у кофемашины и майора имелось диаметральное представление понятия «всеобщее обозрение».
– А всё потому, что торчит постоянно на сайтах знакомств! – сдала с потрохами супругу кофемашина. – За сыном, опять-таки, не следит! Вы, кстати, в курсе, что он уже вторую неделю школу прогуливает! Оба четверга! Подделал свой ДНК-анализ, отправил в лабораторию и получил липовую справку о Жирафьем гриппе! Таким образом, школу не посещал…
– Ну и семейка! – сдавленно, но чтобы все слышали, про-шипел прижатый к полу Парамонов. – И почему я не удивлён?..
– Так! Заткнулись оба! – злобно зарычал главный омоновец, не зная, чего он хочет больше, пнуть валяющегося оператора, или погнуть интерфейс кофемашины.
Но кофемашина оказалась пуганной.
– И это ещё цветочки! – важно заверила она. – Вы, кстати, в курсе, что…
– Так! Всё! Хватит! – заорал на всю студию майор. – Чёрт с тобой! Давай свою тумбу-румбу.
– Чимбо-намбо! – поправила кофемашина.
– Да мне плевать!..
– Ага! Двойную ему! – не поворачивая головы, мстительно удвоил заказ оператор.
Главный омоновец сурово вздохнул, но спорить не стал и просто махнул рукой.
– Ладно. Двойную, так двойную.
– Сахар? – поинтересовалась кофемашина, введя майора в неудобное положение. Он сразу как-то сморщился, шею втянул в плечи и стыдливо прошептал:
– Восемь.
– Сколько?! Восемь?! – удивилась кофемашина.
– Ну, можно семь, – пошёл на уступки майор.
– Да чего уж там! Четырнадцать! Двойная же! – не позволил Парамонов экономить на блюстителях порядка, но сразу же почувствовал на своей шее чей-то тяжёлый сапог без колёсиков и пошёл на компромисс. – Ладно, ладно! Двенадцать!..
– Заказ принят, – согласилась с компромиссом кофемашина и подмигнула майору какой-то зелёной лампочкой. – А пока ваш напиток готовится, прослушайте пожалуйста вашу любимую мелодию…
«Россия священная наша держава…» – пафосно грянули динамики, а принтер напечатал майору голубенький стакан с золотым двуглавым орлом.
Главный омоновец непроизвольно вытянулся согласно обстоятельствам, и все его подчинённые командиру вторили. Торжественность момента нарушил лишь вопиющий глас оператора.
– Что?! Лежать, когда звучит гимн?! Протестую! Я патриот!
Он ловко высвободился из-под чьих-то сапог без колёсиков и, отряхнувшись, примкнул плечом к своим надзирателям.
Благородный порыв был услышан, оценён и понят, отчего противиться ему надзиратели не стали.
Один только Сильвестр Иванович в своём кресле почувствовал себя как-то глупо и неуютно. Он тоже хотел привстать, но молчаливый упрёк в глазах главного омоновца таки навзничь пригвоздил его к креслу. Режиссёр только кивнул соболезно.
 Остальных же больше интересовала развязка, которая долго ждать себя не заставила.
Процесс приготовления закончился ещё на втором куплете, пойло было влито в чашку и удобрено одиннадцатью таблетками сахара. В довершение всего противным обольстительным голосом было пожелато пожелание приятного аппетита.
Пожелание было тут же продублировано другим менее противным и ужасно довольным голосом Парамонова, но встретило лишь равнодушные ухмылки в лицах омоновцев, не к месту вспомнивших о его существовании.
– Так! Спокойно! Я сам! Сам! – поднял ладошки оператор, медленно опустился на пол и улёгся на спину, закинув ногу на ногу и подложив руки под голову.
Вольность сия отторжения в умах омоновцев не вызвала, вызвав тем самым на лице оператора едва заметную улыбку. Представление началось.