Как в 1944 году я сдавал вещи в камеру хранения

Наконец, дверь открылась, и в камере хранения Пермского вокзала начали принимать вещи. Очередь постепенно стала продвигаться к двери.

Февраль 1944 года. Война медленно, но верно шла к Победе. Пришла пора нам возвращаться из эвакуации домой, в Ростов-на-Дону. С пересадкой в Москве. Разве что-нибудь может быть приятнее возвращения домой после длительных скитаний!

У мамы перед отъездом было столько дел, что она с ними не справлялась. Мне было уже 11 лет, большой сын должен был помочь. Мама поручила мне отвезти наши вещи на вокзал и сдать их в камеру хранения. Возчик, которого она наняла, привёз на санях меня с ними на вокзал. Мама просила его проследить за благополучным завершением этой операции, но он отнёс вещи к камере хранения, увидел большую очередь и уехал.
 
Свободных мест в камере хранения не оказалось, люди стояли и ждали, когда они появятся. Вещи принимали только по предъявлении паспорта. А какой у меня паспорт? В очереди мне говорили, что кладовщику надо дать. Мне же давать было нечего. Положение казалось мне безвыходным.

После долгого сидения я придумал. Надо нанять другого возчика, чтобы он отвёз вещи обратно. Конечно, ему нужно будет заплатить, а у меня денег почти нет. Ничего, я от него убегу! Я плохо представлял себе, как это сделаю. Допустим, сам убежать я бы смог. Но как убежать от вещей? Придумал: возчик занесёт вещи в дом, я замкну дверь и убегу. Если он дождётся маму, она найдёт выход из положения.
Возчик запросил за свою работу буханку хлеба. Я согласился. Хлеба дома не было. Мы получали его по карточкам, и лишнего хлеба у нас не было никогда. Ничего – убегу!

Когда мы подходили к нашему дому, из него как раз выбегала мама. Встревоженная моим длительным отсутствием, она собиралась ехать на вокзал искать меня. До такого исхода я почему-то не додумался. Мама заплатила возчику 170 рублей – столько буханка хлеба стоила на рынке. Лишних денег у нас тоже не было. Как я корил себя за то, что не справился с маминым поручением!

Мы ещё не знали тогда, что наш дом в Ростове сожжён, и эти вещи - единственное, что у нас осталось.