МАТЬ

  Он привез ее уже совсем плохую. Там, откуда он ее вытащил, жить стало невмоготу.  И до сих пор ему вспоминались  озлобленные лица сестер, которые, боясь,что он заберет и дом,сплотились,шушукаясь,против «общего врага». И, видимо, придя  к единению (чего практически  никогда не случалось), начали  издалека:

- Да врут они все, нашел, кому верить! - Это о соседях, сообщивших ему о матери.  - Здорова она, и ест достаточно, просто в кости тонкая! Да и умом тронулась, видишь – взгляд не поймать! Мы уж и детей перестали к ней возить: опасаемся, как бы чего не вышло. А так – почитай каждый месяц наведываемся: привозим  продукты, то да се. Чего  еще нужно? – старшая, Ангелина, стояла  руки в боки, готовясь, если что,  пойти на Вы.
 С левого фланга начала наступление младшая, Тонька:
- А ты у нее самой спроси!
 Она  подошла   к  матери, безучастно сидящей на кровати:
- Мы тебя обижаем? Забираем у тебя что?  Голодная ходишь, неухоженная? -  Тонька возмущенно оглядела убогую обстановку:
- И что тебе не хватает? Зачем соседям  жаловалась? – наступала она.

 … Неделю назад ему позвонила соседка и, сказала, что если он хочет застать мать живую, пусть немедленно приезжает, сестры в конец «оборзели», «креста на них нет», а мать - тень тенью, да и соображает плохо, забывает  то газ выключить, то утюг. «Неровен  час – беда случится», - завершила она.  Он, к своему стыду, не был у матери лет пять:  все недосуг было приехать, звонил  просто то ей, то сестрам, живущем в небольшом городке  поблизости, справлялся о здоровье,  деньги слал.  Совесть была спокойна:  жива, сестры рядом, – и хорошо, своих дел  невпроворот. А тут – такое…
  Приехав, от той же соседки  он узнал, что сестры, привозя матери на лето внуков, изымали у нее «излишки» скудной пенсии со словами: «Ну  куда, тебе, мама, столько денег! Вон мы навезли всего:  ешь – не хочу. А деньги в деревне  зачем? Лучше мы тебе на них что-нибудь порядочное купим!» С тем и уезжали. Внукам было вольготно, а матери – тяжеловато. Да и  запасов на зиму не хватало, впроголодь, да по односельчанам, – так и жила.
 Поблагодарив сердобольную соседку, ветром  ретировавшуюся с приходом сестер, он  тяжело поднялся и  решительно заявил:
- Собирайся, мать, ко мне поедешь.
Сестры заверещали: «Куда ты ее потащишь, что она там, в большом городе, делать будет?» Мать молчала. А он, взяв старенький, неизвестно каких времен чемоданчик, уже собирал  ее  нехитрый скарб, не слушая  возмущенное  двухголосие.

  …Не добившись от матери ответа на поставленный  в лоб вопрос, Тонька обратилась к брату:
- А твоя-то чистоплюйка ее примет? На кой она ей? Перессоритесь только. А у тебя – служба.  Мы же не отказываемся…
 Спорить не хотелось. Тем более, учитывая  численное преимущество противника и характер войска. Атака  захлебнулась.
- Ну а дом-то  тебе куда? Копейки… – как бы сокрушенно вздохнула  Ангелина.
- Дом себе забирайте, –  это была первая фраза, сказанная им сестрам. Войско оживилось.
- Да и пенсия тебе ни к чему: слезы, а не деньги, - достойно сестры заканючила Тонька, - а мне бы для Танюшки сгодилась, поступать ей на следующий год.  А  вообще-то, мы бы  с радостью помогли  присматривать за матерью, приехали бы вдвоем, квартира-то у тебя  большая, на всех хватит, я  бы за ней присмотрела, а дочка  подучилась пока…
- Пенсия  материна, она жива еще, слава Богу, тут и обсуждать нечего, – немного резковато  завершил  он  баталию, оставив  без ответа "великодушное" предложение о помощи.
 Сестры поняли, что  неприятель позиции не сдаст, и им остается только радоваться, что  отстояли  дом. 
- Ну ты звони, если  твоя  тебя  выставит с этим-то подарком.  Назад заберем, мать  все-таки, пристроим, –  Ангелина, на правах старшей, закончила беседу. 
 Сестры  восвояси  отступили.

- Поехали, мама, – подошел он к ней.
- Погоди, сынок,  –  прошелестела мать.
 Наклонившись  над  комодом, она что-то достала  из  ящика и начала рассовывать по карманам.
- Что это, мама? – без особого интереса спросил он,  и  замер в оцепенении: мать раскладывала по карманам  кусочки засушенного хлеба.
- Не оставлять  же, сынок?  Как жить-то будем:  семья у тебя большая, да еще я,  нахлебница, а тут сухариков на неделю хватит…

   Оказывается, не только на войне можно увидеть  скупые слезы на лице бравого  полковника.