Пусть только попробуют нас победить!

   Казалось, всё, что могло случиться в этот вечер, перетёкший в ночь, уже случилось. Уже мне в голову прилетело стулом, не летально, от Паши Буткова, целившего в комбата, который пытался уложить его спать бросками через бедро, потому что Серёге Волосову это не удалось, несмотря на серию джебов и апперкотов в щадящем, коллеги всё-таки, сослуживцы, режиме. Успокоить Пашу помогла кровь у меня в районе виска и тихое «ложись» от капитана Шматко, кмс по самбо, подсобившего, кстати, мне сломать себе руку, но в другой раз, хотя и тоже в результате пьянки.
   Просто Паша после пары-тройки литров на четверых-шестерых этой белой гадости становился таким затейником, таким весельчаком… По-видимому, сказывалось пятилетнее одичание на Курилах. Не успел отойти, привыкнуть к людям, адаптироваться в обществе. Ну и общее строение организма, описываемое как «кожа да кости». Но удар держал!!! Его – бздым, бздым и на кровать, он секунд с десяток – пластом, потом как подорванный вскакивает и опять за своё – геройски драться против превосходящих сил собутыльников.
   Уже был послан соло командир полка, пришедший на громы и молнии и увидавший разгром, учинённый нами в комнате казармы, а потом и дуэтом вместе с приведенным им начальником ПВО дивизии, нормальным таким армянином, не знаю, за что его – он, вроде, особо и не возникал. Послан не мною: я в это время валялся, набираясь сил для броска, в дальнем углу комнаты. Мы с прапором из батареи Вити Шматко собрались идти за пять километров вдоль крутого морского берега в село – за трёхлитровой добавкой. Он набирался сил в другом углу, потому что одного угла для нас двоих было мало.
   Командир наобещал с три короба наказаний боевым строевым офицерам из числа пославших его куда Макар телят не гонял, и скрылся в тумане своих обид. Паша храпел на всё это со второго яруса. Когда сначала всё улеглось, а потом все улеглись, мы с прапором Серёгой Переделкиным, внезапно вспомнив, что нам не спится, выползли из своих углов и подались за вином в село.
   Шли гуськом, стараясь не отклоняться от курса более, чем до метра в обе стороны, поскольку синусоида большей амплитуды могла бы своей ординатой, равной единице, упасть с обрыва на берег моря, а он на протяжении пути неухожен, пляжа там нет, загорать негде, да и не зима. Дорогу показывал Серёга: во-первых, он моложе, а во-вторых, он её знал. Ориентир, обрыв, точно помню, был слева от нас. Я плёлся сзади, время от времени подталкивая его носом в спину, когда он задумывался, а на кой чёрт мы посреди ночи куда-то прёмся в таком составе: прапорщик – командир чего-то там в батарее управления и старший лейтенант - командир огневого взвода I батареи. Ещё и без орудий.
   Когда Серёга думал, что мы сбились с пути, он освещал дорогу дымовыми шашками, когда и это не помогало – взрывпакетами, где он только их набрался. Понимая, что бесшумно прокрасться в село нам уже не удастся, по дороге мы заскочили в пару пансионатов. Во втором нашли бодрствующих после наших взрывпакетов отдыхающих. Бодрствующие делали вид, что им всё нипочём и они безмятежно играют в бильярд и настольный теннис. На разных столах, упаси бог. Только нервный тик и выдавал их душевное состояние.
   Мы предложили составить им компанию, они любезно согласились, лично я, как первоюношескоразрядник по настольному теннису, предпочёл пинг-понг и к третьей партии уже даже начал попадать по шарику, что тут же сказалось на счёте в мою пользу и удалило расстроившегося противника спать. Я дождался, пока Серёга легко, на одном классе, наконец попадёт кием по бильярдному шару, и мы, довольные собой, продолжили путь.
   На месте Серёга ориентировался гораздо лучше, чем в дороге, это было заметно, так как он совершенно не блуждал, а сразу припетлял к нужной калитке. Отоварившись у благодарных за наш ночной визит злостных спаивателей личного состава советской армии, мы тронулись в обратный путь.  Серёга настоял на том, что я выгляжу много свежее, нежели он, а потому нести банку мне.
   Трёхлитровая бутыль волшебного зелья прижалась к моей груди всей своей липкой и хрупкой тушкой, как никогда не прижималась ни одна любимая, и я не выдержал: обнял её руками и крепко держал в своих грубых мужских объятиях до самой казармы. Где нас всех троих, если считать и Серёгу, ожидала неожиданность: надрывно и порой в диссонанс храпели уже все, а не только Паша. Расстроившись, мы с Серёгой порешили эти жалкие три литра и попадали восвояси.
   К слову, проснулись каждый на своей койке, а не на грязном, в глине и солярке после битвы титанов, деревянном полу. Но поздновато. Едва-едва успели на утренний развод, на котором командир учинил разбор наших полётов, сам пошёл в разнос, а офицеров, участвовавших вечероночью в надругательстве над своим офицерским достоинством, выгнал на губу в Бердянск. Прямо с развода. Меня, чёрт, не отправил по одному ему известной причине. Возможно, потому, что ему вдруг стало ужасно лень командовать полком, и вообще всё надоело, и водка греется, и он перепоручил это дело мне.
   Я тут же, почти не сходя с места, завалил задание, поскольку меня даже мой взвод слушался только в обмен на обещание сводить их в кино. А здесь целый полк непуганых идиотов со всех братских республик союза. Не каждый, поди, смог даже понять, что я от них хочу. Включая меня… Я вынужден был махнуть на них рукой и пошёл на поправку. В смысле, пошёл искать поправку.