Киенг-Кюель

               

Площадь работ располагалась на самом побережье Хатангской губы, почти на границе с Якутией.
Озеро Киенг-Кюель, синим пятном разместившееся в правом верхнем углу карты Красноярского края, как раз было в центре участка гравиметрической съемки. Оно было самым большим из собратьев, но, как оказалось, не очень богатым рыбой: попытка сходу изловить кого-нибудь не увенчалась успехом. Да, к тому же, лёд был более двух метров толщиной, и пробить в нем пешней лунку стоило больших усилий. Пока доберешься до воды, приходится такую воронку соорудить со ступенями, что боишься в ней утонуть, не успев забраться наверх.
 А уж "искать" клёва, пробивая новые лунки-майны, как это обычно делаешь на подлёдной рыбалке, даже и не пытались, хотя подначить друг друга не упустили возможности. 
На соседнем небольшом озере всё-таки выловили с десяток кумж и оставили это занятие до прихода сейсморазведчиков: буровыми установками, размещенными на тракторах и используемыми для проходки скважин под взрывные работы, они быстрёхонько насверлят нам лунок!
 Да, к тому же, работа отнимала много сил и времени на развлечения не оставалось…
 Вышли на сезон 1986 года поздно, в апреле. Экспедиция никак не могла подготовить нам балки и выделить трактора.
 Впервые мы проводили съёмку в тундре, и начальство  затягивало решение - начинать не начинать полевые работы в этом году.
Да и мы, привыкшие работать в условиях гор и тайги, обросшие за годы работы в Эвенкии оборудованием, снаряжением, приспособленным для её условий, не имели соответствующего опыта для работы в тундре.
 Но, молодость, профессионализм, азарт, в конце концов, позволили нам справиться с новыми задачами!
Курсивом дневники тех лет.
О4.04.86 г. Ми-8. Дудинка-Хатанга- Старорыбное. Сто килограмм баранины – синие худосочные туши. Из Хатанги захватываем заброшенную предыдущим рейсом печь для кухни. Садимся в 24=00. Сразу вникаю в обстановку. Разут ГАЗ-71. Идет ремонт. Умудрились, перед самым выходом, сгонять на Новорыбную за рыбой! Потеряли два катка. Где обещанные сейсмиками трактора?
05.04.86 г. Встаю раноо. Все поголовно спят! Столько еще недоделок. Подъём!!! Установили печь – дерьмо! Посадить бы на неё Зубова, начальника РММ и …подогреть! Получили на складе недостающие продукты. Отправил Ходырева готовить приборы.
06.04.86 г. Неожиданно обнаружил, что под ёмкость с соляркой лопнули два передних лафета. Видимо Бердиев гнал, как всегда, с хранилища ГСМ. Хорошо обнаружил до рейса! Обратился к Корчевому, начальнику Кожевниковской сейсмопартии – оперативно помогли с материалами. Блин! Пока дотащил емкость до тельфера – порвал водило! Ну, кадр! Выгнал бы, да нет замены. Ремонтом руководил Голубовский. Толковый парень.
07.04.86 г. Доделали сани. Обвязали тамбур стальной проволокой – загруженные под завязку углём, они стали расползаться. Сцепили все единицы по две штуки и спустили вниз, на лёд залива. Закончил ремонт и Яковлев.
 Всё!  В 21=00 выходим! Загрузили все остатки груза, прибрали территорию. Провели собрание – выбрали Совет бригады: Богомолов, Емельянов, Наумкин.
 Шельмецов-алкоголиков наказали рублем: по сто рублей с зарплаты за простой бригады!
 Вездеходы пойдут с тракторами, меньше риска. Тундра для нас еще terra incognito. Я завтра с Клещевниковым и Каскиновым отлетаю опорную сеть и высажусь в отряде.
 Чёрт! Обнаружили течь в емкости с соляркой! Стоп!
08.04.86 г. Меняем ёмкость! Раскачать, выпарить, снять! Поставить, закачать! Дай Бог, за сутки справиться! Начальство базы улетело в Хатангу и восстановилось царство анархии: дизелист пьёт, и из-за него нет электричества, сварщик пьёт и не дает сварочный аппарат. Возится со всем Андрей. Мы весь день в воздухе (Е = 0, 40 мГл).
09.04.86 г. Пурга!!! Опять стоим. Вышли лишь в 21=00. Немного утихло, но всё равно, встречный ветер залепляет снегом фары и стекла кабины. Один вездеход догонит нас только завтра.
Шли к площади долго. Сцепка из двух балков, даже для мощного трактора на уширенных гусеницах, давалась тяжко. Стоило саням с балками сойти с набитой трактором колеи, как тут же машина, получившая дополнительную нагрузку, начинала зарываться в снег, утробно рыча дизелем и останавливалась, не в силах вытащить груз. Приходилось отцеплять  балки или ёмкость с горючим: трактор вырывался из снежного плена и, по одной единице, вытаскивал всё, что тащил.
10.04.86 г. 9=00. Наумкин вышел на связь. Бердиев, на своей сотке всё - таки не выполнил приказа идти вместе и, оторвавшись, был уже в Новорыбной. Прошли всего 15 км за ночь.
 Трактористы сутками не отрывались от рычагов, ведя санный поезд к месту работ. Все сидели по балкам: спали, читали, гоняли крепкий чай на талой воде, так как набранная в бочки на Старорыбной (название и реки, и базы Таймырской экспедиции),  оказалась солёной, видимо набирали в прилив, топили печь, перекусывали. Травили анекдоты, играли в карты, выскакивая на улицу лишь для помощи при маневрах, да по нужде. Тут же, в дороге, вернувшись с рекогносцировки, отпраздновал свой день рождения, пустив по кругу кружку со спиртом. Двадцать семь лет!
У реки Попигай прошли памятник Харитону Лаптеву с сотоварищами, водруженному несколько лет назад на месте их почти трехлетней зимовки местными гидрографами. Мысленно почтили их память.
И тут, неожиданно, заболел зуб. В Дудинке, в медицинской части экспедиции был стоматолог, но такой, что ремонтировать зубы у него было просто пыткой. Все знали это, знал и он и, поэтому, сразу же предлагал зуб удалить. А так как у вырвавшихся с поля или туда направлявшихся, времени на лечение в городе не было, это откладывали, как правило, на дни отпусков и отгулов, многие соглашались.
Ничего не помогало! Анальгин быстро закончился и я, пытаясь обмануть организм, жевал и сосал всё, что было в аптечке мало-мальски обезболивающим.
Пришлось вызывать базу и просить подобрать меня попутным вертолётом в Хатангу, где была стационарная больница.
Борт забрал меня и доставил в аэропорт вечером, когда, естественно, зубной кабинет не работал. Сбросив рюкзак в вагончике при вертолётке, для таких же, как я, неприкаянных, побрёл в местный ресторан, который в отличие от больницы, гостеприимно принял меня в своё лоно.
Выпив бутылку коньяка, прихватив еще одну с собой, я вернулся к себе в комнату. Никого не было и, накатив еще успокаивающего, завалился спать.
Утром я был в больнице. Врачем оказалась симпатичная миниатюрная нганасанка и я, несмотря на все выпавшие мучения, отметил её необычную красоту, нередкая метаморфоза при пересечении кровей с русскими.   Однако её хрупкость чуть не стала причиной продолжения моих мучений.
Усадив меня в кресло, поставила мне укол и стала ждать, когда занемеет десна. Однако, ничего не происходило. Выпитый накануне алкоголь снижал эффективность лекарства почти до нуля! Повторный укол мало чего добавил, но я замычал «Рви!» и она, глядя на мой безумный взгляд, не посмела мне отказать.
Но не тут-то было! Зуб никак не поддавался субтильной докторше! И только уложив меня на кушетку, упершись коленом мне в грудь, она выдрала его, а вместе с ним и убивающую меня боль.
В этот же день я был на маршруте санно-тракторного поезда. 
Лишь через неделю, одолев около трёхсот километров пути, вышли к месту работ.
Прямо на берегу озера расположилась буровая площадка, и ее огни мы видели ещё за десяток верст. Молотил дизель. Лаяли собаки. Буровики еще не приступили к бурению и лишь заканчивали монтаж мачты. Жили скученно, без телевизора и роптали из-за  привычки к более комфортным условиям.
 К сожалению, наш быт был ещё хуже: ограниченные количеством балков и транспорта, мы не могли прихватить с собой многое из снаряжения. Но, аскетическая жизнь предыдущих сезонов, с частыми перебазировками и житьём в палатках, приучила стоически сносить полевые неудобства.
Отбили первую сводку о прибытии и начале съёмки. Связь с Дудинкой слабая, но есть! Утомительный поход позади.
 Впереди напряженная работа: приступили к разбивке опорной сети с применением вертолёта МИ-8. На одном  триангуляционном пункте, где выставили первую точку, привязанную к государственной опорной сети, обнаружили табличку с именами геофизиков, проводивших ранее  съемку, 1:200 000 масштаба. И, дурачась, нацарапали на ней свои имена! Здесь был…
Полёты над зимней тундрой отличались от подобных полётов в Эвенкии.
От точки к точке над белым бесконечным покрывалом. Редко когда внизу заметишь стадо оленей и сопровождавших их волков, одиноко бредущего куда-то песца. В иллюминатор почти не смотрели, дремали. В горах полёты интереснее. Только что вертолёт несся, чуть ли не цепляя шасси за каменные останцы на вершине и вот – внизу уже пустота, бездна, меандры реки, словно след от уползшей гадюки! И физически ощущаешь высоту, словно лыжник, оторвавшийся от надежной тверди трамплина!      
Мыс Косистый вдается в Хатангский залив от бухты Кожевникова. Здесь имеется запасной аэродром, запас горючего и обслуга.
 Всё – власть, гостиница, телеграф размещены в стареньком двухэтажном здании. Пекарня, магазин невдалеке от взлётно-посадочной полосы, котельная, десяток других нужных строений.
 Мы садились сюда для заправки вертолёта. Успевали перекусить у повара Андрюхи, с очень вкусным хлебом, двух килограммовые булки которого прихватывали с собой, попутно шутя, что он пахнет Федосеевой-Шукшиной. Выпивали за обедом бутылку португальского портвейна и вновь на облёт.
 На Косистом  работали параллельно с нами геофизики из «Севморгео»: на шельфе и островах. Гена Чеплуков, начальник партии, был нашим с Игорем Радаевым знакомым, бывал у нас в Дудинке. Но встретиться не удалось – они были на Нордвике…
Опорку откатали, а приступить к наземным работам сразу не удалось – испортилась погода. Ветер неимоверной силы сотрясал балок, из-за снега, сдираемого с засыпанной им тундры, не видно было протянутой вперед руки. Из балка старались не выходить: нужду и ту справляли в тамбуре. По утрам, не поднимая голов, прислушивались к шуму за стенами и вновь впадали в тягучий как патока сон. 
Но вот, кто-нибудь, не выдерживает медвежьей лёжки, встает, нарочито громко гремит крышкой фляги, в которой хранится вода, гремит ковшом, набирая её в умывальник, гремит самим умывальником, смачно фыркая и плескаясь. Удовлетворённо кряхтит, растирая лицо полотенцем и, видя, что все зашевелились, начинает громко рассказывать приснившийся сон. Наконец, завладев вниманием, уже не церемонясь, начинает тормошить лежебок.
После четырех предыдущих полевых сезонов, когда жить приходилось в палатках, балок на троих казался дворцом.
 В тамбуре хранился запас угля, которым топили печь. Как не старались, всё было в золе: вытряхиваешь её из ведра после чистки топки на улицу, а порыв ветра, в самый неподходящий момент, забрасывает её назад.
 Уголь, добытый на шахте в посёлке Котуй и завезенный на Рыбную, был отличного качества, крупными лоснящимися кусками.
 Ненцы, кочевавшие по тундре в этих местах, пользовались, обычно, плохим углём, добытым самостоятельно в выходящих наружу угольных пластах крутого берега бухты Сындаско. И, когда их пути пересекались с нашими стоянками, они с удовольствием меняли рыбу и мясо на наш шахтный уголёк.
 Строганина из сига или оленины, приятным довеском разнообразила наш рацион.
Питаемся на кухне – в специально оборудованном  балке.
 Меж нар – длинный деревянный стол, под которым в ящике приподнятым от пола хранится картошка, что бы языки холода из открываемой двери, не могли её заморозить. Печь больше обычной буржуйки. Кухонная утварь, запас воды и продовольствия.
 Мечтали, конечно, о дизельном генераторе, электроплитах, тэнах для обогрева, о смене белья…
Быт – слабая сторона геологии тех лет. Всё было подчинено главной цели – работе, съемке! План всему голова! И мы, понимавшие это, хоть и мечтали о лучшем, довольствовались имеющимися условиями и не роптали.
Работать в тундре оказалось, как и предполагали, куда как проще.
В кабине вездехода, рядом с водителем располагался топограф, который по карте определял направление движения, вёл по условному профилю. Размещенный на машине топопривязчик регистрировал точные координаты пикета, на котором производилась съёмка тремя гравиметрами и баронивелиром. Для работы оператора-гравика был разработан нами специальный револьверного типа барабан, в котором закреплялись гравиметры. На точке открывался люк в полу кузова, и оператор снимал отчеты, поочередно выставляя все приборы на притираемую к снегу плиту.
В утепленном кузове, обогреваемом … было весьма комфортно и можно было работать в тапочках-шлепанцах, называемых нами «ни шагу назад».
Заезжали в нужное время на намеченный пункт опорной сети и двигались дальше.
День уже был продолжительным, но и в темноте… Бывало покрывали съёмкой до 60 квадратных километров в день. В будущем, когда стали применять спутниковые топопривязчики, и того больше, но это уже не моя история…
Сезон завершили в июне. 17.06.86 года наконец-то унялась сильнейшая пурга, не позволявшая нам покинуть жильё. Даже нужду мы справляли в холодном тамбуре, отправляя в полёт «выданное на гора», посредством выдуманной от «ничегонеделания» катапультой.
Ярко светило солнце. И мы в ожидании борта, наслаждались свалившейся на нас благодатью. Несмолкающий гомон птиц, тявканье подходящих на расстояние вытянутой руки, облезлых и видимо чувствующих из-за этого свою безопасность, песцов, набухание на глазах незаметных еще вчера ручьёв, радовало, но, одновременно, и расстраивало – сильно хотелось домой…