Чам

ЧАМ
А.А. Милн
Перевел Ю.Ржепишевский



   Завтра у Чама день рождения, и я собираюсь купить ему в подарок маленький хлыст со свистком на конце. Когда я в следующий раз поеду за город, чтобы повидаться с ним, я захвачу хлыст с собой и все ему как следует объясню. Думаю, двух-трех дней строгости с моей стороны хватит вполне, чтобы сделать из него вполне разумного пса. Я уже не раз грозился начать его воспитание, но почему-то все откладывал да откладывал, так что в этот день его рождения у меня будет последняя возможность.
   Да, но все же довольно глупо говорить о днях рождения в связи с Чамом, ведь он появился у нас, когда ему не было еще и трех месяцев. Это собака, черный кокер-спаниель, который так и не сумел подрасти. У него прекрасная каракулевая шубка, которая красиво блестит на солнце, но, к сожалению, такая низкая посадка, что спереди эта шубка всегда перепачкана, а его уши и концы его собачьих штанов волочатся по грязи. Один великий собачий авторитет заявил нам, что если бы не три седых волоска на его рубашке (их влияние на сословные различия пока еще не вполне доказано), то это был бы кокер совершенно безупречного происхождения. Другой великий авторитет клялся, что это якобы «чистый сассекс». Моя семья ко псу вполне равнодушна – только называют его у нас не Чам, а "недотепа". Почему его окрестили Чамом, не знаю, но поскольку он никогда не соглашается отзываться на это имя, то это и не важно.
   Когда он впервые появился у нас, я прогулялся с ним для начала по поселку. Мне хотелось показать ему окрестности, раньше он здесь никогда не бывал и был полон энтузиазма. Он заглянул в какой-то садик и затем вернулся, чтобы показать мне что-то, что было у него в зубах.
   - Никогда не знаешь, - сказал он мне. – Ты только взгляни! - и он уронил к моим ногам цыпленка, едва вылупившегося из яйца.
   Я стукнул его по голове и повел к соседскому коттеджу, чтобы он объяснился там с хозяевами.
   - Моя собака, - сказал я, - съела вашего цыпленка.
   Чам толкнул меня в лодыжку и довольно усмехнулся.
   - ДВУХ ваших цыплят, - поправился я, глядя на новые доказательства, которые он только что притащил.
   - Я тебе больше не нужен? - спросил Чам, поскольку обсуждение убытков все еще продолжалось. - Тогда я пойду и поищу еще чего-нибудь к этой парочке.
   После чего он схватил цыплят и побежал на солнышко.
   Когда я вышел, меня встретили бурными проявлениями чувств.
   - Какой чудесный день! – проговорил он, часто дыша и радостно виляя всем телом. - Я и не знал, что здесь так здорово. Чем теперь займемся?
   - Мы идем домой! - заявил я ему без обиняков, и мы пошли.
   Это был последний день свободы Чама. Теперь его держат внутри ограды. Но он все еще вполне счастлив - и в саду полно такого, что может развлечь. Есть клумбы, по которым можно пробежаться, есть дрозды на яблоне, которых можно облаять. В мире по-прежнему полным-полно всяких чудес.
   - Вот, например, в прошлую среду, - скажет он вам, - торговец рыбой оставил свою корзину прямо на дорожке. Вы не поверите, но в ней была рыба пикша, на завтрак моему хозяину! И я, конечно, постарался приберечь ее для него. Я положил ее на траву прямо перед окном его кабинета, так, чтобы он ОБЯЗАТЕЛЬНО заметил. Слава богу, в этом доме всегда есть чем заняться. Никогда не сидишь без дела.
   И даже когда он ничего не делает, он все равно счастлив, радостно ожидая событий, которые, конечно же, произойдут, дабы он смог вволю поразвлечься. Минут двадцать он сидит у садовой клумбы, ожидая, когда из норки вылезет шмель. «Я видел, как он влезал туда, - говорит он себе, - так что обязательно должен вылезти. Мир чрезвычайно интересен!» Но для своих подчиненных (для садовника, например) он готов прикинуться, что по-настоящему его держит здесь не удовольствие, а чувство долга. «Не разговаривай со мной, дурень. Разве ты не видишь, что я занят серьезным делом?»
   Так или иначе, Чам обнаружил, что у него есть особая миссия – очищать сад хозяина от всяких там птиц. Этим он занят постоянно. Как только он замечает на лужайке черного дрозда, он с завыванием бросается за ним. Когда же добирается до места и обнаруживает, что дрозд улетел, он делает вид, что ему все равно туда было нужно; он скачет по кругу, перекатывается разок или два по траве, а затем снова возвращается. «Вы что, НА САМОМ ДЕЛЕ думали, что я такой глупец, чтобы пытаться поймать дрозда? - говорит он нам. - Нет, я просто сделал небольшую разминку – для сохранения формы нет ничего лучше».
   А эти маленькие пробежки Чама по цветочным клумбам, громко взывающие к моему иссякнувшему терпению? Ведь они, собственно, и вдохновили меня на этот мой ему подарок. Впрочем, нужно разрешить одно небольшое недоразумение. Когда он переехал жить к нам, было заключено соглашение (так он утверждает), по которому одна клумба была предоставлена в полную его собственность. По этой клумбе он может бегать, сколько ему вздумается, закапывать в ней кости и печенье, охотиться на птиц. Может, так оно на самом деле и было, жаль только, что никто, кроме Чама, не знает, где в точности эта клумба.
   - Чам, негодяй! - кричу я ему, когда он уже переваливает через травяной бордюр.
   Он ничего не слышит, он пробирается на другую сторону. Но тут его внезапно осеняет, и он семенит через клумбу обратно.
   - Ты меня звал? - спрашивает он.
   - Как ты смеешь ходить по цветам?
   Он подходит с виноватым видом.
   - Наверное, я что-то сделал не так, - говорит он, - только не пойму, что именно.
   Я шлепаю его по голове. Он ждет, пока я закончу, а потом с лаем вскакивает, вытирает лапы о мои штаны и снова бежит к травяному бордюру.
   - Чам! - кричу я что есть мочи.
   Он садится в клумбу и с изумлением оглядывается.
   - Но это МОЯ клумба! - бормочет он. – Ее МНЕ ОТДАЛИ.
   Я не знаю, что в нем такого, что тебя так очаровывает. Эта его манера сидеть с укоризненным видом в саду за окном, словно статуя, - до тех пор, пока ты не сможешь больше этого выносить и не выйдешь к нему, или хотя бы не опустишь на весь день жалюзи; потом эта его привычка (стоит тебе задуматься о чем-то), сесть на задние лапы и передними просить тебя подойти и что–нибудь сделать, - трюк, полностью придуманный им самим, потому что никому и в голову не пришло бы чему-то его учить; а эта его забавная «матросская» походочка, как бы развязная, с креном, - она всегда придает ему такой вид, словно он только что вернулся домой после какого-то лихого приключения. Что-то за всем этим есть! И что бы это ни было, оно заставляет тебя время от времени наклониться, схватить его за длинные шелковистые уши, заглянуть в его честные глаза и сказать:
   - Ах ты, глупый старый дурень! Ах ты, милый старый недотепа!


   ****

_