Эстетика против утилитарности

                (Эстетика против утилитарности:
                культурная актуальность проекта С. П. Шевырева по созданию университетского Эстетического музея)

        Система высшего профессионального образования, особенно университетского типа, должна предусматривать не только качественную подготовку специалистов в конкретных областях знания, но и стремиться к формированию разносторонне развитой гармонической личности, полноценно осведомленной и свободно ориентирующейся в основных вопросах эстетики и – в идеале – вырабатывающей у себя сознательную потребность в постоянном пополнении культурного багажа, в совершенствовании своих представлений об искусстве и культуре. Обоснованию именно такой стратегии классического университетского образования посвятил немало усилий один из крупных деятелей отечественной науки и культуры XIX века, профессор Московского университета, академик Петербургской Академии наук Степан Петрович Шевырев, чей 200-летний юбилей отмечается в этом году. Имя Шевырева по праву стоит у истоков музейного дела в России, поскольку еще в 1831 году им (совместно с известной меценаткой княгиней З. А. Волконской) был обнародован проект создания при университете в Москве общедоступного Эстетического музея, в котором были бы представлены наиболее ценные образцы классического искусства, прежде всего ваяния. Таким образом, за полвека до И. В. Цветаева, Шевырев выдвинул идею создания художественного музея, или музея искусств, причем предполагал интегрировать деятельность такого музея непосредственно в университетский образовательный процесс в качестве наглядной базы для гуманитарной специализации студентов. К сожалению, из-за отказа правительства финансировать этот проект Эстетический музей не был тогда создан, но сама идея оказалась вполне плодотворной и была позднее отчасти использована Цветаевым, хотя и в весьма трансформированном виде.

        Эстетическая концепция Шевырева во многом не утратила своей актуальности и в наши дни, а отдельные ее положения могут быть востребованы для корректировки современной государственной политики в сфере культуры и искусства. Речь прежде всего идет о противодействии тому сугубо утилитарному, коммерческому характеру так называемой массовой культуры, до которой зачастую низводится искусство в угоду вкусам и предпочтениям широкой, но недостаточно подготовленной аудитории, склонной воспринимать эстетическое наследие прошлого через призму бытовых стереотипов нынешнего времени. Действенной альтернативой такому духу утилитаризма служит, согласно концепции Шевырева, образовательная и культуроформирующая направленность ознакомления публики с художественными ценностями прошлого. Изучение эстетических памятников старины в объективном контексте истории призвано способствовать преображению взгляда на современность, вести к обогащению повседневного бытового обихода дополнительным культурным измерением, основанным на приобщении к лучшим художественным традициям прошлого: «Скоро древность будет нам так же доступна и ясна, как жизнь, нас окружающая: человек ничего не потеряет из своего необозримого прошедшего, – и всё заметное в жизни всех веков сделается собственностию каждой его минуты. <...> Изящная древность красотою форм своих облагородит и украсит формы нашей обыкновенной жизни. Всё, служащее человеку и для его потреб житейских, должно быть его достойно и носить на себе отпечаток его бытия духовного» [1, c. 223].

        Собственно говоря, как раз эту функцию и должны осуществлять художественные музеи. Шевырев отчетливо представлял основные закономерности создания подобного рода учреждений культуры и обоснованно рекомендовал в качестве научной основы их деятельности заложить строгие принципы историзма, в частности – развертывания музейных экспозиций в соответствии с хронологической сменой эпохи и эстетических стилей. Так, проектируя расположение скульптурных памятников в задуманном им Эстетическом музее, он четко указывал: «Желательно бы было в распределении оных следовать историческому порядку так, чтобы прогулка по галерее статуй живо олицетворила для нас историю ваяния от начала до наших дней» [2, c. 387]. При этом, что особенно важно, Шевырев не замыкался на одной лишь организационно-технической стороне дела, подчеркнуто придавая своему проекту образовательно-воспитательное, цивилизирующее значение как универсальному средству формирования по-настоящему гуманитарной культуры, оптимально дополняющей другие сферы человеческой деятельности и государственной политики. Не случайно поэтому он позднее с таким сочувствием цитировал слова министра народного просвещения и президента Академии наук, просвещенного вельможи графа С. С. Уварова, удачно выразившего фундаментальное представление о важнейшем месте и ключевой роли искусства и культуры в общегосударственном и общенациональном масштабе: «В жизнь народа не входят ли обе стихии: искусство и могущество политическое? Не будь одной из них, неполна будет и жизнь общественная, а те народы, которым обе изменили, не принадлежат истории» [3, c. 1].

        В свете такого концептуального восприятия первостепенной значимости эстетической сферы для полноценного развития государства и общества Шевырев не мог мириться с наметившейся уже в ту пору тенденцией к подмене подлинного искусства утилитарной промышленностью, к низведению художественного творчества до уровня простого ремесла, ко всё большей коммерциализации культурной деятельности. Одним из эффективных средств решительного противодействия наметившимся пагубным процессам Шевырев избрал ораторское слово. В цикле публичных лекций, прочитанных им перед московской публикой в аудитории университета, он постарался донести до слушателей свою точку зрения на происходящие неблагоприятные для искусства явления, аргументировано разъяснив свою позицию по отношению к постепенному вытеснению высокой культуры утилитарно-бытовыми производствами: «В этих явлениях выражается какое-то неблаговоление к искусству: прикрывают его ссылкою на положительное, практическое направление века; говорят, что искусство будто бы дело прошлое, что промышленность убила его.

        Если это правда, то неблагодарна промышленность. Искусство, в прежние времена, всегда ее развивало, конечно, не за тем, чтобы принять от нее смерть. <...> Так и везде искусство оживляло промышленность, а не умерщвлялось ею. Оно проливало свет красоты своей на все ее формы. Не может ремесло возвыситься до искусства, но оно процветет, когда искусство низойдет к нему. Художники образовывали и ремесленников» [4, c. 5–6].

        Идея культурного приоритета сферы искусства над утилитарным бытом получила у Шевырева развернутое обоснование. Более того, он приложил все усилия к тому, чтобы доказать безусловную плодотворность свободного служения искусству для совершенствования и облагораживания бытовой стороны жизни, а, следовательно, и необходимость всемерного поощрения и развития художественной и культурной деятельности: «Насадите искусство свободное и изящное, как искусство: оно даст отпрыски повсюду, и ремесла около него получат более изящный и благообразный вид. Сила творческая художников сообщится и ремесленникам» [5, c. 3]. Вместе с тем Шевырев предостерегал относительно потенциальной опасности для культуры со стороны чрезмерного усиления утилитарных запросов общества: «Обратно: начните с изящного ремесла – вы, разумеется, никогда не дойдете до искусства, а только помешаете его развитию. Вы приучите вкус общества к красоте комфорта, мебели, утвари, что в наше время особенно поглотило всё и убило вкус к изящным искусствам. Вы не принесете настоящей пользы и самим ремеслам, – потому что в них не будет той творческой деятельности, которая сообщена быть может только изящным искусством» [5, c. 3].

        Выдвинутая Шевыревым концепция главенства свободного художественного творчества над утилитарными стремлениями века, страстная защита независимости сферы эстетики от низменного быта, от ремесленной по своей сути массовой псевдокультуры подкреплялась отчетливым пониманием непреодолимого различия между двумя этими сторонами человеческой деятельности: «...мы смотрим на искусство с ремесленной точки зрения, а от ремесла до искусства бездна, которую не перешагнуть никогда» [5, c. 3].

        В то же время Шевырев затронул еще один существенный аспект драматических взаимоотношений между эстетикой и меркантильной утилитарностью, обозначив проблему ложного понимания культуры, сводящегося к исключительно внешним ее проявлениям, без внутренней глубины и истинной заинтересованности в эстетическом совершенствовании бытовой среды и общественных отношений. Говоря в одном из своих журнальных обозрений московской жизни о поразительном безразличии, проявленном состоятельными жителями столицы к предложению приобрести на коллективные пожертвования уникальную коллекцию картин и рисунков мастеров европейского Возрождения, включая работы прославленного Рафаэля, для создания в городе общедоступной галереи искусств, Шевырев справедливо обратил внимание читателей на то, что слишком часто за внешним лоском усвоенных обществом европейских форм культуры скрывается только механическое их копирование, лишенное осознания насущной потребности в поддержке культурного процесса на родине, в формировании полноценной культурной среды в общественной жизни: «Равнодушие к изящным искусствам у нас убийственно. Оно падает не на одну Москву, но на всю Россию. Если бы не правительство поддерживало у нас искусства, они бы не существовали. Между тем мы так много толкуем о западном образовании, так защищаем его, так готовы его отстаивать; но к тому, что оно имеет действительно великого и славного, остаемся совершенно хладнокровны. Вот одно из бесчисленных доказательств тому, что мы от западного образования принимаем только одну внешнюю форму, а не то, что в нем существенного» [5, c. 28]. Увы, насколько актуальным остается этот горький упрек Шевырева и в наши дни, когда спорадическое меценатство новоявленных финансово обеспеченных кругов общества носит случайный и бессистемный характер, зачастую преследуя в большей степени рекламно-имиджевые цели, нежели обусловливаясь реальными заботами о нуждах отечественной культуры.

        Заслуживает внимания и, так сказать, психологический аспект эстетической концепции Шевырева. С его точки зрения, искусство и культура, помимо интеллектуального обогащения человека, способствуют также гармонизации проявлений эмоциональной сферы жизни, вносят успокаивающее, стабилизирующее начало во внутренний мир реципиента художественных объектов. И дело здесь не просто в воспитательной роли искусства, но и в его мощном влиянии на становление особого типа мировоззрения, основанного на восприятии окружающего через призму эстетического совершенства как искомого идеала человеческого бытия. «Искусство – венец, радость, слава и красота нашей жизни! – пафосно декларировал свою мысль Шевырев в одной из публичных лекций об искусстве. – Не в нем ли, после религии, сильнее всего могут успокоиться человеческие страсти, которыми движется вся история народов, так красноречиво излагаемая историею?» [4, c. 4]. Аналогичный по характеру психологический эффект воздействия искусства на человека зафиксировал Шевырев в документальном очерке о чрезвычайно богатом художественными памятниками античности домашнем музее графа Уварова в его имении Поречье: «Всякой раз, когда входите сюда, вас обнимает то чувство успокоения, но не мертвого, а живого, успокоения, которое производить могут только предметы изящные, своею гармониею приводящие в гармонию и вашу душу» [3, c. 1]. По существу, Шевырев дал одно из первых описаний особого типа музеев – музея личных коллекций, частных собраний, приобретающих такую популярность в наше время. Наиболее интересно при этом, что Шевырев дает своего рода ключ к психологической разгадке причин, вызывающих у некоторых меценатов потребность в создании таких музеев: оказывается, отнюдь не всё сводится к утилитарному украшению быта или соображениям саморекламы, – не менее значимым импульсом становится и эмоциональный эффект приобщения к вечным ценностям высокого искусства.

        В практике музейной деятельности учреждений культуры в наше время эстетическая программа Шевырева может послужить небесполезным теоретическим обоснованием общегосударственной значимости политики в области сохранения, изучения и пропаганды художественного наследия прошлого, а впервые предложенный им принцип тесной взаимосвязи эстетического просвещения и университетского образования заслуживает более широкого внедрения не только в системе академий культуры и искусства, но и в гуманитарно-ориентированном университетском звене высшей школы.

                Литература

    1.  Шевырев С. П.  Взгляд русского на современное образование Европы // Москвитянин. – 1841. – Ч. I, № 1. – С. 219–296.
    2.  Княгиня Волконская З. А., [Шевырев С. П.]  Проект Эстетического музея при императорском Московском университете // Телескоп. – 1831. – № 11. – С. 385–399.
    3.  Шевырев С. П.  Горельефы Альтемпской урны // Москвитянин. – 1849. – Ч. I. – Январь. Кн. 1. – Отд. III («Науки и искусства»). – С. 1–12.
    4.  Шевырев С. П.  Очерк истории живописи италиянской, сосредоточенной в Рафаэле и его произведениях // Публичные лекции ординарных профессоров Геймана, Рулье, Соловьева, Грановского и Шевырева. Читаны в 1851 году в императорском Московском университете. – М.: Университет. тип., 1852. – С. 1–135 (раздельная пагинация).   
    5.  Шевырев С. П.  Московская летопись за 1847 год // Москвитянин. – 1848. – Ч. I, № 2. – С. 1–39 (Отдел «Московская летопись»).

         Август 2006