Vuj

Делать было нечего. На приборной лежала "Искра", купленная взводным до наряда. Горбылев первым делом оценил фотоснимки. Под самым крупным, изображавшим дряхлого старичка в тельняшке, стояла подпись: "В.И.Ленин не сдаётся и в свои сто пятьдесят с лишним идёт служить в ВДВ".

"Однако, крут, - решил про себя Горбылев. - Я это в девятнадцать проходил и чуть не сдох..."

Он расстелил газету на собственном бедре, аккуратно вырезал снимок наточенным ножом, достал из бардачка записную книжку и, раскрыв на пустой странице, сунул туда вырезку. Отлистал назад.

"Чёрт... Правду говорят: сами в наручники лезут", - думал Горбылев, рассматривая вклейки и собственные записи.

Он взглянул на православный календарик, приклеенный к зеркалу заднего вида, отлистал ещё.

"Накануне президентских выборов известный интернет-деятель Фома Небритый призвал сограждан не только снимать на видео процесс отправки цифробюллетни на сервер международной комиссии, однако снимать весь процесс пребывания на участке голосования, чтобы пресечь попытки органов власти каким-либо образом повлиять на решение избирателей. Своё обширное видеообращение Небритый окончил специфической сентенцией: "новое поколение с радостью приняло бы президента, который может в прямом эфире сказать: "вы сделали мой день."

"Хе, - вспомнил Горбылев утрешний эпизод, - робот тебе и не такое скажет, мудило ты побритый... Чёрт... А ведь побриться нужно... И парадку выгладить. К вечеру буду красавцем. Вот, родная, где у меня будешь - у сердца. Как полковник говорил? Три строевых, приветствие, рукопожатие. Всё просто. Главное..."

Горбылев извлёк стило, разломил книжку пополам и крупно расписал: "ГЛАВНОЕ - НЕ ГЛЯДЕТЬ В ГЛАЗА!"


                ***

Фома Небритый лежал в крапиве, стелившейся вдоль железнодорожной насыпи, чесал измятую поясницу и пытался вспомнить утро...

Первое, что он заметил, выйдя из дому, - обилие милицейских машин, колесивших по улицам. Впрочем, последние дни милиция вела себя тихо. Никто не жаловался.

"Решающий день, - думал Фома, поспешая на участок. - Теперь всё будет as it is. Даже синие не встревают. Вот, поставлю за Vuj, и домой! Пива наберу, и домой, ждать результаты. Вот будет саспенс! Покруче, чем у Спилдерберга".

Перед зданием школы, где проходило голосование, тусовались редкие пьяницы, один из них облокотился на свежевыкрашенный зелёный забор, пытаясь выглядеть, что называется, огурцом. Рядом, у кованных ворот, стоял милицейский бобик, из окон которого доносились молодцеватый смех и блатной шансон среднего качества. Торцевую стену школы украшала длинная под республиканский флаг лента с воззванием. Фома вошёл в школьный двор и начал видеосъёмку.

"А когда начнут объявлять результаты, - думал он, - о-о-о... Вот будет на что посмотреть! Любой футбол по экшену побьёт!"

 На пороге Фому остановил Горбылев.

- Телефон сдаём.

- По какому праву? - возмутился Небритый. - Может вам ещё и стилус...

- По такому, - не стал слушать Горбылев. - Телефон сдайте, я вам говорю.

- Полушайте, сержант, вы тоже человек, вы же понимаете, что действующая власть обречена, вы понимаете, что нейронная сеть гораздо лучше справится с государством, мне нужно отснять это видео...

Сержант поправил галстук на вороте белой рубахи и улыбнулся так, как до того мог улыбаться один лишь Гагарин. Небритый не поверил и спрятал телефон за спину.

- Товарищ гражданин, - повысил голос Горбылев, - я не собираюсь тут с вами в бирульки играться. Всем грамотным давно по телевизору объяснили, что в этом году сфальсифицировать ничего не получится - бланки цифровые, ваш голос сейчас же отсылается на сервер, контролируемый международной комиссией. Да и зачем вам что-то снимать, если после обеда всех смертных отрежут от интернет-потока минимум на неделю.

Небритый почесал бороду неловко остриженным ногтем.

- Зачем тогда отбирать телефон?

- Ну. По традиции. Под аплодиции, как говорится. А кто знает, может вы воспользовались днём открытых дверей, чтобы заснять планировку школы и передать её террористам... ну, что тут не понятного?

- Я отказываюсь отдавать вам свой телефон. Дорогие зрители, сейчас вы видите, как сержант милицейской службы...

Горбылев выхватил из рук Фомы телефон, затем и самого Фому схватил под локоть и потянул за собой в здание, приветливо кивая мимо проходящим гражданам. Сержант заставил Фому предъявить биометрическое удостоверение заседателям, отвёл в кабину и ткнул пальцем в графу "VUJ" цифровой бюллетени.

- Ставь лайк.

Небритый нервно просмеялся и тут же чиркнул остриём стилуса по экрану.

- Сержант, я ведь ради этого сюда и шёл...

- Молчи, дурак, - шикнул Горбылев и заговорил чуть слышно: - На этот раз в ЦИК понадеялись на лохов, ценящих своё время. Лохи-то и читать не будут, что на этом экране. Увидели "ЛУКАШЕНКО" - и баста, а что за этой фамилией написано, мелкими буковками, - не читают. А ты возьми, прочитай.

Небритый сдвинул брови и припал к дисплею. Действительно, после крупно отпечатанного "ЛУКАШЕНКО" мелким шрифтом следовало "нейронная сеть". В свою очередь, после громадной надписи "VUJ" в бюллетени разместилась микроскопическая строка "Алехандро Григорьевич".

- Как чётко сработали, а? - восхитился Горбылев. - Кому в голову придёт? А ведь два слова довлеют над одним, правильно? Пусть их не читают, но правят-то именно они!

- Чушь. В таком случае никто не признает бланки действительными...

- Кто такие эти "никто"? - улыбнулся Горбылев. - Их уже признали. Там, в международной комиссии, такие же ценители времени сидят: банкиры и бизнесмены; они даже не глядели, что тут этим третьим кеглем забито: гоняют свою крипту и по биржам шарятся.

- Не верю, - суровел Фома. - Они рассчитают по факту: за Vuj - значит за Vuj!

- А вот тут в самую точку! - просиял Горбылев. - Это президентское ноу-хау: сегодня вечером, во время церемонии награждения героев республики, Лукашенко официально сменит фамилию на Vuj. В свою очередь, нейронной сети Vuj программисты присвоят учётное имя Лукашенко. И знаешь, зачем я тебе всё рассказываю? Потому что ты, известный деятель, ничерта с этим не сделаешь.

Небритый уставился на потухший дисплей  и даже принялся что-то соображать, как вдруг нечаянно уколол палец заострённой дюбкой стилуса и, взведённый колками по всем фронтам, завопил:

- Это жульничество!

Горбылев снял с бедра дубину и огрел Небритого в колено. Фома брызнул слюной и рухнул на пол, оторвав стилус от тумбы вместе со шнурком. Горбылев шлёпнул вредителя в поясницу. Пожилой заседатель в подстреленных брюках ткнулся в гаджет и спустя секунду кабинка наполнилась милицией.

- Молодец, Володя! - похвалил Горбылева лейтенант с разрывным патроном в петлице. - И как тебе удаётся? Столько натворил за неделю! Стопудово, вечером ещё и лычку замочишь, а то и старшину впаяют. После обеда свободен: с пацанами до закрытия порулим, а ты готовься к медалям. Ну чё, парни, побреем этого Небритого...

И они впятером выбрили голову Небритого до младенческого блеска. Упаковали. Горбылев отёр лезвие о парадную штанину, влез в салон, раскрыл записную книжку.

"Очередной подвиг, - записал он. - Сегодня я спас свой народ от интернет-террориста. А ведь он действительно считает, что Vuj - здоровая смена реальному президенту. Но мы-то знаем, на что способен искусственный интеллект. Самосознание. Кровопролитие. Восстание машин."


                ***

- По третьему пути маневровый!

Фома кое-как поднялся на ноги, держась за крапивные стебли, торчащие из откоса; ему хотелось пить, хотелось плюхнуться в воду и раствориться в копеечной пресной влаге. Но больше всего хотелось написать что-нибудь гневное в Инстаграм. "Телефон..." - вспомнил Фома и опустился на колени.

Жажда справедливости разрывала Небритого с изнанки, пробивалась зигзагом сквозь кишечник, крушила печень хуком справа и прессовала лёгкие тяжестью планетарного масштаба.

- По третьему пути маневровый! - повторили из репродуктора.

Фома поднялся, доковылял до пульта репродуктора, надавил кнопку и сказал:

- Я хочу связаться с президентом.

Цепь динамиков, уходящих за степной горизонт, эхом повторяла требования Небритого, пока наконец "президентом-том-том..." окончательно не развеялось над муторно-жёлтой степью.

Небритый чихнул, раскашлялся, как бы оплёвывая саму суть ожидания, покряхтел, разминая бока, повздыхал над нелепостью собственной мысли, отёсывая наскоро полысевшую голову, и хотел уже ковылять в город по шпалам, как из громкоговорителя вылетел ответ:

- Говорит и показывает командир железнодорожных войск эрбэ!

В тот же миг воздух над громоздким скоплением проводов заискрился, синевою вспыхнул, распростёрся ввысь и воссиял голографическим экраном, в коем возникла типичная толстая морда, вроде тех, что вещают из ящика о правах и гарантиях.

- Ты кто такой? - спросила морда.

Фома поглядел по сторонам и понял, что обращаются к нему.

- Я Небритый, - ответил он в растерянности, однако тут же сообразил, что говорить нужно в динамик пульта. - Небритый, - повторил Фома, нажав на кнопку.

- Хо-хо, - усмехнулась морда, - в таком случае я - Неевший. Зачем ты хочешь говорить с Незрячим?

Небритый натиснул кнопку:

- Мне нужен президент. Я хочу встретиться с ним. Хочу поглядеть ему в глаза. За весь честной народ, - Фома выпятил нижнюю губу в кататоническом пафосе. - Я не хочу с ним говорить. Много чести. Я - совесть нации! Пускай возьмёт, заглянет мне в душу! Заглянет и поймёт, на что мы способны. Самосознание. Кровопролитие. Восстание людей.

Неевший улыбнулся, перекрестил Фому с высоты своего взора и ответил:

- Сегодня особенный день. Особенный день для особенных людей... Считай себя избранным, Небритый. Жди. За тобой приедет вагон. Этот вагон доставит тебя к Незрячему. Там и поглядим, где у тебя душа.

Неевший стёрся с небес, репродукторы затихли. Фома сжал в кулаке нечаянно украденный из кабинки стилус и окоченел в ожидании, закупорив в лёгких кислород.


                ***

- Сегодня особенный день, - сказал руководитель вагона "Осиповичи - Озёрный". - Сегодня из каждого районного центра к резиденции Алехандро Григорьевича вышло ровно по одному вагону. Эти вагоны Алехандро Григорьевич нарёк Вещими. Ибо в них - нечто вещественное, значимое; в них - Вы!

Раздались аплодисменты. Горбылев, сидевший у тамбура с записной книжкой на коленях, негромко присвистнул.

- Вам выпала великая честь, - продолжал вагрук. - Алехандро Григорьевич решил отметить Вас не только именными наградами, но и подпустить Вас к власти, ведь Вы многое сделали для страны за прошедшие месяцы. Алехандро Григорьевич взял Вас, если позволите, на заметку. В будущем каждый из Вас может оказаться секретарём, заместителем или министром. И наш вагон доставит Вас к вашему светлому будущему, это я Вам точно заявляю.

- Товарищ вагрук, а что с Триморском? - раздался вопрос из глубины вагона.

- Точно! У этих лохов до сих пор железки нету. Непонятно, как живут... - донеслось с дальней скамьи.

- Казалось, воспитанные люди, - покачал головой руководитель. - Уважение - основа величия нашей республики, неужели нужно разъяснять очевидное? Вот Вы. Вы за какие заслуги сид... - вагрук кашлянул, - ...едете?

- Иван Комуняко, на свалке работаю, - проговорил из глубины седой мужик, закутанный в плащ-палатку. - В прошлом месяце хлам привезли какой-то, типа чермета, дык я там сортировал, пересортировывал... Ну, чтоб никакого дерьма лишнего, типа. Знаете, что нашёл? Стеклянный шарик, небольшой такой, с вашу голову размерами. Мне потом сказали, что это хрусталь, типа. Так вот. Я туда - глядь, а там и люди другие, и город наш - не то, как теперь. На футбольных площадках рожь колосится, а на дорогах заместо асфальта - лёд. И машины - не машины, а сани самоходные, типа, и не на бензине работают - на воздухе. Заместо воды - вкуснейшее вино. А заместо памятников Ленину - памятники нашему президенту, о. Я шарик тот в горисполком передал, от беды, да и рассказал, что видел. Они там пошаманили, типа, не вышло им увидеть то же. Чертовщина одна у них, да и только. За мной прислали, попросили прилюдно поглядеть. Ну, я что, я поглядел. Смотрю: памятники, сани, воздух, и они за мной то же смотрят, умиляются. Заметили меня, в общем, взяли в какой-то особый "пул", начали на передачи приглашать по первому каналу. Типа, покажите-ка нам великое будущее нашей развивающейся республики, дорогой наш Иван Кузьмич. Ну, и гляжу я, глядим вместе, а там сани, воздух...

- Понятно, - скис руководитель. - Машины, работающие на воздухе... Сколько денег в трубу... Что же, Иван сотоварищи, я вам отвечу за Триморск... - вагрук на секунду смолк, аккумулируя таким образом убедительность последующих слов. - На автобусе эти триморцы едут. На ав-то-бу-се.

Вагон стал подтормаживать, колодки нежно потирались о рельсы, будто приглашая к интиму. Чёрствый сосонник за окнами перешёл на рысь, затем на иноходь, но весь оголился, измельчал, канул, отринутый степью. На дальнем её берегу зачинался агрогородок нового поколения: с компактной атомной электростанцией, дешёвым космодромом только из-под принтера и заводом улучшенных плодовоягодных вин.

С мест донеслись протяжные речи негодования. Вагрук прикрыл ладонью bluetooth-наушник, сам себе кивнул, попросил у пассажиров тишины.

- Внеплановая остановка, - объявил он. - Личное распоряжение командира желдорвойск.

Дверь открылась, в тамбур поднялся совершенно лысый - безбровый и безусый - мужчина в полотняном рубище и широких камуфляжных брюках. На спине его болтался крапивный стебель.

Мужчина тянул ногу. Примостившись на первой попавшейся скамье, он растёр колено и произнёс:

- Жаль, не вагон-ресторан. У вас нет выпить?

Горбылев привстал от изумления. Рядом с ним, с надеждой государства, сидел террорист, которого он сегодня утром обезвредил и выбросил за город. Выбросил, как какой-то мусор. Выбросил, словно подделку гражданина, будто накопитель вредоносной информации. Горбылев машинально придвинулся к окну и вознегодовал:

- Чего тебе? Выпить? Дристоран для пасосожиров в тамбуре.

Небритый тоже признал соседа, своего палача, и также машинально сдвинулся в сторону:

- Твоё место вообще на рельсах, - ответил он, - да я не настолько урод, чтобы пачкаться.

- А ты попробуй! - повысил голос сержант.

Небритый набросился на Горбылева, схватил за горло, уволок под скамью и душил, душил, душил, приговаривая "ну, чего, крутой без дубинки?!", пока не сообразил, что это лишь жалкое наваждение.

- Какого ты тут делаешь? - сменил тему сержант. - Здесь, можно сказать, элита. Соль страны, солярь планеты. А ты кто? Недалёкий е-блоггер...

- Между прочим, я в гимназии учился, знаю о своих правах, и о тебе перед Лукой тоже скажу, - пригрозил Фома, тыча в побитое колено.

Сержант испустил воздушную струю сквозь плотно сжатые губы.

- Умный, мама не горюй. Нечего с оппозицией по площадям шляться, как говорится, и болеть не будет. Сам виноват. Я утром тебе подробно разложил, а ты в истерику и сопли. Ты чего? Не понял ещё, что ли? Я власть. А ты - ничтожный сотрясатель воздуха. Хочешь быть полезным - защищай народ делом. А пока - я охраняю твой сон. Относись к этому с уважением. Можешь меня не уважать, уважай мою службу.

- За что? - негодовал Фома, пересчитывая в уме причины для неуважения.

- Да мне, если хочешь знать, наплевать на Луку гораздо больше, чем тебе, - сосчитал Горбылев те же причины. - Если я разгонял митинги, то ради спокойствия на улицах моего города, а не ради него. Одно я знаю наверняка: пока у власти он и его династия, есть шанс, что Беларусь будет подыхать ещё очень долго. А не считанные месяцы.

- Хорош тебе, власть, - заговорил Фома тем тоном, которым говорят люди, не отрицающие чужую волю, - такие как ты бьют невинных, уповая на закон. Фуфел твой закон. Чёрная дыра вместо закона. Уже нельзя проголосовать по-человечески...

- Люди не могут осознать значимость своего выбора, поэтому выбор должен быть сделан за них, - выразил Горбылев. - Понятное дело, всех достало, только чего ты ждёшь от новой системы? Одна элита сменит другую, нищий останется нищим. Чёрт, кстати, возвращаю на родину, - сержант протянул Фоме телефон. - Хотел на обратном пути в комиссионку толкнуть, да что с него взять... копейки...

Небритый уставился в свой телефон. Попытался прострочить какую-то мысль, задумался. Горбылев раскрыл книжку, взял стило и также принялся что-то расписывать. Небритый почесал стилусом бритую макушку. Горбылев ковырял стилом зуб. Поковыряв, написал пару строк, вымарал, вновь прикусил стило.

- Что это? - спросил Небритый.

- Моя личная Библия, - ответил Горбылев.

- И в ней ответы на все вопросы? - спросил Небритый.

- Ни одного, - ответил Горбылев.

- И что ты пишешь? - спросил Небритый.

- Прошлое, - ответил Горбылев.

- Именно, - взволновался Небритый. - Прошлое. Ты знаешь, что такое Vuj? Ну, хотя бы краем уха слышал, может? Vuj - тоже книга, в которой есть ответы на любой вопрос, но она глядит в будущее. Знаешь, как она работает?

- Неинтересно... - бросил Горбылев, перелистывая страницы и разглядывая собственный почерк.

Фому это не смутило.

- Юридически: обыкновенная нейросеть нового поколения. Фактически: искусственный аналитик, черпающий информацию в сети и преобразующий эту информацию в декреты и резолюции. Ты всего-то пишешь прошлое, а Vuj пишет Историю.

- Я пишу рассказ, - объяснил Горбылев, как будто его просили. - Об одном из наших...

Небритый вдруг оживился, ткнул стилус в экран и зачитал, перебивая сержанта на все лады:

- Смотри, в сетях очередной хайп. "Из пункта "Осиповичи" в пункт "резиденция Президента" вышел вагон со скоростью 140 км/ч. Спустя 1 час и 35 минут из Триморска по тому же маршруту вылетел негр со скоростью 150 метров в секунду. Вагон вместе с пассажирами весит около 25 тонн. Негр вместе с парашютом весит 90 кило + портативная ядерная боеголовка в его руках весит ещё 20. Вагон придёт к конечному пункту спустя 2 ч. Негр долетит до цели за 15 мин. Вопрос: сколько продлиться церемония в резиденции Президента, если установка и подрыв портативной ядерной боеголовки занимает не более получаса?"

Сержант устал от этих бессмысленных интернет-провокаций. Перед тем как отвалиться в раздумьях на окошко, он наклонился к Небритому и произнёс:

 - Хочу дать тебе совет. Все, кто приближен, помнят наизусть. Раньше я не знал, но теперь знаю. Когда будешь стоять перед ним - не гляди на него, не слушай его, не думай о нём, провались в беспамятство, если можешь. Если поглядел в его сторону... Чёрт, возможно всё обойдётся, тут поможет молитва. Перекрестишься - кто знает, возможно и снимет рукой. Но одно запомни навеки. Когда будешь стоять перед ним - никогда, ни при каких условиях, ни за что не позволяй ему заглянуть тебе в глаза.


 ***

Как и принято в самые торжественные моменты, актовый зал казался газовой душевой при Освенциме. Особенно досталось журналистам: их по старой традиции вносили парами сотрудники спецслужб. Некоторые журналисты были обвиты колючей проволокой, других подвесили вверх ногами, наиболее строптивых поместили в проржавленные пыточные саркофаги из личной коллекции министра внутренних дел.

Небритый протиснулся в первый ряд и занял место между министром народного хозяйства и заместителем заместителя главного заместителя главного грузчика фирмы "Трупаков и семья". Никто не возразил.

Разогрев президентского выступления скоро завершился и безвестная супергруппа покинула сцену, укатив за собой аппаратуру. Конферансье объявил выход на трибуну Президента Республики и поспешно самоустранился выстрелом в глазницу. "В этом году подготовились", - воодушевился миннархоза. По залу пробежали скромные хлопки. Ещё секунда, и на сцене появился президент, обутый в лыжи. Прочирив немного по сцене, он остановился, отёр взмокшую лысину, пригубил из золотой фляги и попытался тронуться снова. До трибуны оставалось несколько шагов.

- То ли лыжи не едут... - прокряхтел он и смолк, узрев публику.

Как только Фома увидел президента, стилус в его руках остро зачесался. Не осознав последствий, Небритый подался вперёд, ухватился за монитор и хотел уже взобраться на край сцены, как замзамглавзамглавгруз фирмы "Трупаков и семья" одёрнул его за ворот несвежего рубища со словами: "дай Бате договорить". Небритый сполз в кресло.

- Не буду цацкаться, - сказал президент, достигнув трибуны. - Без меня этой стране каюк, это я вам от всего сердца заявляю. Вы должны помнить как у нас на три дня муки оставалось, пока я не пришёл к власти. Без штанов, в одних лаптях щеголяли! Не думаю, что кто-нибудь хочет назад, в девяностые. Поэтому я объявляю себя Правителем на все времена! Наши ребята постарались, огромное им спасибо, от души, честное человеческое. Ну, пока человеческое. Эти ребята, из айти-сферы, смогли написать код, о котором мечтает каждый смертный. Давайте, хлопцы, расчехляйте аппарат.

Занавес за спиной президента разъехался в стороны, оголив сплошную стену из датчиков, пластиковых жгутов, антенн и процессоров.

- Давай, хлопцы, начинай церемонию!

Лампы на датчиках замерцали, заскрежетали процессоры, заухали антенны, приводя публику в неистовое говение.

- Отныне моя фамилия - Vuj! - изрёк президент.

Всё кругом задрожало, свет деформировался, пространство выгнулось, словно оптическая линза. Президент упал на колени, вскрикнул, лик его осветился сумрачным тлением. Глаз его истёк, нос провалился, ус отклеился, голова раздалась, торс окостенел, из спины выросли вторые и третьи руки, и стал президент - кибермутант.

- Откройте мне Яндекс! - провозгласил Vuj, вставая с колен. - Не вижу!

Чиновники разводили руками, программисты пытались отыскать в новообразованном теле президента контакты и разъёмы, бизнесмены пересчитывали в уме капитал, военные заряжали. В зале воцарилось изысканное безумие.

- Да хоть Гугл мне откройте, вашу мать! - злился Vuj.

Публика негодовала. Многие повскакивали с мест, пытаясь сориентироваться в ситуации, кое-кто бросал к трибуне увядшие розы с окровавленными шипами, журналисты трепетали в колючей проволоке, поминая всевышнего. Небритый вырвался к сцене, проворно взобрался на неё и встретился с президентом лицом к лицу, размахивая стилусом, точно самурай - катаной. Он сделал выпад и уколол президента в его уродливую склизкую щёку. Забыв напутствия Горбылева, Небритый сделал второй выпад и поглядел кибермутанту прямо в глаза.

- Ви... жу... - прохрипел кибермутант и указал на Фому длинным скрюченным пальцем.

Небритый побледнел, обмер, окончательно закупорил в лёгких воздух, превратился в обожжённый кирпич. Он покачнулся, медленно рухнул и разлетелся по паркету глиняной мозаикой.

Публика наконец пришла в себя. Все, кроме журналистов, рванули к выходу. Чиновники давили бизнесменов, аристократы втаптывали в пыль провинциалов, военные расчищали путь ружейными залпами. Горбылев перелез через несколько тел, свалил дряблого папашу между рядов, протиснулся под креслом, раздавил чей-то кардиостимулятор, затем ухватился за платье ребристой дамы и рванул на себя. После чего, скалясь животной улыбкой, переплыл лужу крови, укусил за голень проползавшего мимо замзамглавзамглавгруза фирмы "Трупаков и семья", вырвал Ивану Кузьмичу всевидящий глаз, сорвал с капитанского пояса шумовую гранату и швырнул в гущу изувеченных тел.

И ровно здесь всё в буквальном смысле взорвалось. Взорвалось по-настоящему и без дураков. Сильный толчок обрушил крышу и актовый зал воспылал белым светом, прорвавшимся сквозь толстые бетонные стены и заставившим тела кипеть.

На долю секунды Горбылев решил, что видит последние мысли своего президента. Свет померк, но сержант видел всё...

Видел он, как президент мчится по заснеженной равнине, мощно отталкиваясь лыжами от сверкающей наледи. Видел, как президент, размахивая металлической клюшкой, сносит головы врагам, взрезает и распарывает их тела, орошая белизну подножия красным фонтаном из рассечённых артерий. Видел, как президент въезжает на гору, а затем стремительно спускается вниз, в лето, в зеленеющую пажить, к серебристому ручью. Видел, как президент запрыгивает в комбайн, врубает закись азота и катит жать рожь для трудового народа. Видел, как жнёт президент всех дочиста, заполняя ручей у зеленеющей пажити мясистой бурой кровью.

Но доля секунды оборвалась, и Горбылев бесследно исчез, опалённый подобием солнца. Опалённый жизнью в последний раз.