Треугольник

ТРЕУГОЛЬНИК. ФРАГМЕНТ ИЗ КНИГИ "ВКУС ПОРОХА И СЛАВЫ"

...О письмах и новостях с фронта.
Абсолютно вся корреспонденция в полевых условиях писалась химическим карандашом на специальной бумаге, листке из тетради или каком-нибудь бланке, выпрошенном у штабного писаря. В обычном порядке солдат языком мацал слюной грифель и письмо немедленно приобретало зрелищность, более яркий цвет, а самое главное, оппоненту внушалось доверительное отношение к написанным текстам.
Лизнул – написал фразу. Ещё раз лизнул – написал половину предложения. И так дальше до окончания творческого процесса. Естественно язык при этом становился синим-пресиним. Иногда карандаш для надёжности вставляли в гильзу. Не оспаривалось, что у каждого судьбоносного опуса своя история: счастливая или печальная. В любом случае, она была уникальной.
На полевой почте поговаривали, что туда-сюда-обратно на просторах священной войны единовременно ходили-гуляли-писались-получались до ста миллионов посланий. Как правило, почтовые вагоны в сцепках пропускались в первую очередь. Использование почтового транспорта для других нужд было категорически запрещено, в итоге письма на фронт доходили даже быстрее, чем в мирное время.
Конвертов катастрофически не хватало. В подавляющей массе с фронта приходили письма-треугольники. Отправляли их бесплатно. Треугольник – это обычный лист из школьной тетради, который сначала загибали справа, потом слева направо. Оставшуюся полоску бумаги, словно язычок, вставляли внутрь треугольника. На лицевой стороне указывался адрес получателя. Несмотря на простоту сверхличного циркуляра, власть гарантировала простенькому диву с передовой доставку до адресата.
Совершенно точно: каждый излагал в письме только одному ему известный, заветный, интимный складно-нескладный плод великих трудов. Иногда сочинялись стихи, а потом многократно тиражировались братьями по оружию. В пропахших порохом строках ощущалось дыхание войны, грубость суровых окопных будней, нежность солдатского сердца, вера в победу.
«Привет с фронта!» — так начиналось почти любое послание. Как правило, откровение заканчивалось фразой: «Если умру, то погибну за нашу Родину и за вас, мои родные». Утверждение бывало исполнено чётко, жирно, уверенно. Яснее-ясного – надёжно и понятно. Сомнений по этому поводу не возникало: если что, так оно и случится.
Люди на фронте сильно скучали по родному краю, отчему дому, родным образам. Почтовый треугольник был важнейшей информационной составляющей и целым событием в жизни человека. Обычно бумагу замусоливали до дыр, читали среди однополчан, экипажей танков. Не все действующие лица были одинакового социального статуса. Ущербное большинство даже не умели читать и писать. Очень часто тем, кто не мог изложить мысли и чувства на бумаге, помогали друзья-товарищи.
Когда на позициях воинской части появлялся долгожданный почтальон, радости бойцов не было предела. Как правило, эпистолярные труды приходили от женщин, любимых девушек, от неизвестно кого, но адресованные «дорогому бойцу». Бывали случаи, что люди даже знакомились по переписке.
Кстати, письма не закрывались для того, чтобы содержимое текста мог прочитать военный цензор. Только после досмотра весточка отправлялась адресату. Спорные моменты вымарывались чёрной штемпельной краской, ставился сочный штампик «Проверено военной цензурой». Никто не возмущался, некому было предъявлять претензии.
Да и выбора не было. Сложенные в треугольник листочки бумаги просто обязаны были доходить до места назначения. Другие расклады о возможном исчезновении корреспонденции просто не принимались для рассмотрения.
Однако некоторые вестники судьбы задерживались в нескончаемых оборотах штуко-миллионного бумажного потока и приходили до дома уже после похоронки автора. Матери, жёны, родители верили: страшный казённый конверт с извещением о смерти пришёл по ошибке. Хотя какими только эпитетами не награждали гражданских почтальонов в тылу: «Ангел смерти», «Вестник беды», «Чёрный аист», «Похоронщик», «Упырь с почты», «Гад». Были и другие варианты. Война никого не щадила. В устрашающем смертельном лике жалости не наблюдалось. Но домочадцы всё ждали, надеялись, верили.
В нашем полку роль почтальонов выполняли связисты: они несли письма в первую линию обороны, в траншеи, где бойцы ждали вестей из дома. И заветное письмо поднимало боевой дух солдат куда больше, чем комиссарская политагитация: они ведь воевали за тех, кто слал им эти письма, за дом, семью, жён и детей.
Несунов писем старались перехватить и фрицы. Однажды посыльный за корреспонденцией столкнулся с разведчиками от немцев. Пришлось вступить в бой. Несколько человек убил прицельными выстрелами, другие постарались скорее ретироваться. Так что, почтальоны не просто разносили письма, они воевали, как все...