Ошибка белого мага - 1. Полянка

"Ошибка белого мага"
Глава 1
Полянка

Петька шел по осенней полянке, любуясь ее золотистым сиянием. Высокие травы, кажется, такие мать называет "злаковые", доставали ему до груди, а роста парень был высокого. Петя негромко смеялся просто от хорошего настроения и бил по густым тяжелым травам руками.

Травы расступались перед ним. Парню нравилось, что трава влажная, что сопротивляется ему. Ему нравились натуральные явления природы: вроде заката или рассвета, или радуги, особенно, когда ныряешь под нее на летунах. Шел семидесятый год века, в котором сбывались самые смелые мечты людей шумного и грязного двадцатого столетия, а также переходного столетия двадцать первого, когда люди только привыкали к виртуальной реальности. А Петьке шел двадцать второй год. Он с отличием закончил институт и слил самые яркие моменты веселой пирушки с друзьями в Канал. А эту поляну он сольет туда же... Петя замер, немного зажмурившись. Такой вид! Темное тяжелое небо мохнатым брюхом нависло над просторной поляной, а солнце во всю мощь светило откуда-то снизу, падая в последней вспышке уходящего дня за еловую темно-зеленую кромку леса. Петя потянул было руку к виску - там находилась кнопочка устройства (называлось Смарт по именам устройств этого типа прошлых поколений), с которым в семидесятые годы молодежь не расставалась даже во сне, а младенцы уже, как вещали на ОфицКанале (ОК) вечно всем обеспокоенные психологи, делали свои первые шаги. Его пронзила странная мысль - а надо ли и это сливать в Канал? Оставить себе. Лично себе. И это будет его персональное воспоминание.

Пораженный красотой природы и сумасбродной идеей, Петя замер, улыбаясь сам себе. Его улыбка была лукавой, как и продолговатые серые глаза, похожие, по уверению мамы, на листочки. И вдруг он увидел ее. Женщину непонятного возраста - а попробуй разбери этих мадам, теперь до глубокой старости, то есть годов до ста двадцати люди выглядели молодо.

Однако мадам была очень красива, и он замер, уставившись на нее во все глаза. Теперь красотой удивить кого-либо было сложно - красота женщины, да и любого уважающего себя мужчины, зависела больше от фантазии и вкуса, чем от природных данных. Так вот: Петя, да и не только он, а любой молодой парень с мозгами и безупречно работающими гормонами, умел отличать настоящую красоту от искусственной, как, впрочем, и возраст красотки.

Пете почему-то подумалось, что этой женщине больше ста двадцати лет. Это он чувствовал и потому обмер от инстинктивного страха - взрослые мадам ох как любят молоденьких мальчиков - но осознавал он еще и то, что ее красота нисколько не искусственная. Ну ни капельки. Как такое вообще может быть? Ну хорошо, и мать его тоже не очень злоупотребляла новыми методами омоложения, но в свои семьдесят пять выглядела очень здорово, потому что от природы красавица. Однако... Эта женщина превосходила всякие мыслимые фантазии. Волосы у нее были золотистые, как будто из света падающего за ели солнца сотканные, а синие глаза такие темные, что казались черными. Черными были и ее некрашеные ресницы и изящные дуги бровей, на высоких мраморно-белых скулах мерцал бледный румянец, похожий на отсвет лепестков свежей садовой розы, грудь крепкая, большая, но не огрублявшая безупречной тонкой фигуры... Талия в обхват его руки или... да не важно. Не смог бы Петька ее описать и, говоря по правде, даже и не пытался. Он больше любил активное время препровождение, а не прозябание в фэндомах для закомплексованных девиц.  Он лишь тщился справиться с дыханием, а еще он вдруг с ознобом сообразил, что женщина любуется им. То есть стоит перед ним и смотрит во все глаза, не хуже, чем он на нее, только взгляд ее был пронзительным, будто она хотела его втянуть в себя. Петьке захотелось закричать и бежать, но его ноги словно завязли в золотистой траве проклятой полянки.

- Не бойся, - сказала женщина и улыбнулась.

Она явно постаралась смягчить свой взгляд и теперь плавно приближалась к Пете, у которого голова кружилась, а ноги его все не слушались.

- Смотри, это ты. Можешь забрать себе.

Она протянула ему мыслеснимок (Мысл), который обычно мыслеслив (Слив по-простому) делает.

- Навек бы остался таким хорошеньким, - с улыбкой произнесла женщина. – Но…

Она задумчиво прикрыла глаза каким-то нереально соблазнительным движением и протянула к пылающей щеке Пети руку. Он теперь к ужасу своему почувствовал, что еще и испытывает настоящее и сильнейшее возбуждение.

«Я пропал… Теперь она… Она что? Что они с нами делают? Ну возьмет себе поиграть… Наплевать… Даже приятно, дурак, что трясешься! Нет!!!»

- Станешь еще краше, как поумнеешь, малыш, - то ли прошептала, то ли промурлыкала она.

Женщина с улыбкой погладила его по скуле, опушенной нежной рыжеватой растительностью. И… Когда Петя решил, что сейчас потеряет сознание и от этой мысли даже немного успокоился, она шепнула нечто вроде: «Меркурий и Гевура… кто бы мог подумать?» и исчезла. То есть совсем. В руках у него остался Мысл. Такими он и сам наполнял свой Канал, но этот в самом деле отличался неуловимой оригинальностью. Петя любил свое отражение. Очень. Свои Мыслы он тоже любил, особенно те, которые делали друзья и особенно влюбленные (почему-то не так сильно и не так надолго, как хотелось бы ему) девушки. Но этот Мысл словно заново открывал ему самого себя.

И вроде ничего особенно нового он не нашел в любимом себе. Никуда не делись недостатки – тонкие, точеные черты были не совсем симметричны, мелкие заметные в лукавой улыбке зубы не слишком ровны… Пара едва различимых щербинок (результат его полета с высоты радуги на неисправных летунах) на этом Мысле оказалась видна, хотя он прятал их под аккуратной бородкой, едва возраст позволил ему таковую иметь. И все же… Загадочная незнакомка сумела запечатлеть то выражение его лица, которое очаровывало на первых порах девушек и привлекало к нему людей. Это была пока еще мальчишеская красота, безусловная, яркая. Каждая его черточка, поворот головы, прищур продолговатых, в самом деле похожих на листики глаз – все вместе создавало впечатление ослепительного всплеска энергии – каким-то восхитительным образом и властной, и кокетливой.

Одна часть его натуры была виной тому, что он довольно долго еще любовался сам собой, забыв о пережитом ужасе. Другая же часть его наконец как-то цинично и горько скривила губы, и он зашагал домой.

***
Бесс росла беспечным и непосредственным ребенком, очень хорошенькая, любимица всех маминых подруг. Но как-то не очень стремилась общаться со сверстниками, что не очень тревожило ее мать, которой горя с девочкой не было. Где ее не оставишь, Бесс придумает сама себе игру. Смартом она пользовалась, как все дети ее возраста, виртуозно, но общительности ей это не добавило. Она погружалась в сказки, которыми был наполнен Канал, но больше старинными. Бесс любила сама создавать персонажей и даже по этой причине пользовалась популярностью у некоторых немногочисленных своих подружек, потому что сказки, как бы много их ни было, заканчивались, и всегда были нужны новые. В целом, Бесс производила впечатление вполне благополучного, ну, может, несколько замкнутого, себе на уме ребенка, однако к ее подростковому возрасту с девочкой что-то стало происходить неладное.

Оставаясь наедине с собой и со своими вымышленными друзьями (созданными при помощи Смарта) она выглядела очень симпатичной девчонкой, но как только любой посторонний, а на деле вообще любой реальный живой человек появлялся на горизонте, Бесс начинала дрожать с головы до ног, а смазливое ее личико искажалось, делаясь очень непривлекательным.
Мать долго будто не желала замечать этой проблемы, пока не замечать стало невозможно. Бесс закончила школу и не смогла поступить в институт именно по причине странного своего состояния. К тому времени у бедняжки не осталось подруг, девочка замкнулась. С трудом и через хороших знакомых матери удалось устроить Бесс в училище по подготовке сборщиц информации. Там с девушкой произошло несколько событий, повлиявших на выбор ее пути.