Листая старые журналы 991

                П О Д  Д О Ж Д Ё М

Я ли не знаю, как дождь заунывен
В городе этом, угрюм, монотонен?
Старый трёхсложник уныл и наивен,
Полузабыт, но вполне узаконен.
Шарф на мне плотен и плащ прорезинен.

Зонт из чехольчика выну, раскрою
С треском, нажав незаметную кнопку.
Вечером ранним, осенней порою...
Вынесем это рыданье за скобку.
Тополь мне нравится с мокрой корою.

Друг мой! Признаться ли? Есть в этой влаге,
В сумраке, холоде — нам развлеченье,
Требующее любви и отваги,
А не нытья — безоглядное пенье.
Как я люблю тебя, город во мраке!

Беды любить его нас научили,
Да «мирискусники» нам завещали
Эти брандмауэры и шпили,
Мокрый канат на дощатом причале,
Бурые краски и темные были.

Мрачный он, жуткий, прекрасный, огромный,
Музы поют в нём слышнее, чем птицы,
Еду ли ночью по улице тёмной,
Жизнь свою вспомню — и сердце смутится,
Словно читаю роман многотомный.

Да, виноват, виноват, и отвечу,
Только и делаю, что отвечаю;
Кто посылает нам жаркую встречу,
К столику нас пригибает и к чаю?
Кроме любви, защититься мне нечем.

Синие тучи, лиловые тучи,
Самая тёмная смотрит, как кляча
Загнанная... Всё равно не наскучит
Город, и жить в нём — большая удача,
Фарою высвеченная колючей.

Знал бы поэт разночинный, как будет
Старый напев нам казаться уютен
После всего, что стрясётся... К простуде
Он, в крайнем случае, тёмен и смутен.
В тине ступени, и сходни в мазуте.

Но не ж бомбёжке в ночи, не к аресту,
Не к проработкам в разгневанном зале,
Даже не к скорбному, в спешке, отъезду
Всею семьёй — в закордонные дали.
Сумрачный, он всего-навсего — к месту.
К месту всего лишь, а к смерти едва ли.

Александр Кушнер
(«Нева», 1989, № 4)