Самое лучшее место на земле

Рая была счастлива.

Счастье. Всего семь букв. Тёплое, словно молоко матери, щемящее, как если после дождливой осенней прогулки вы греетесь у камина или костра, одеяльное, будто безмятежное светлое детство никогда не закончится… Такое ощущение счастья захватывает, если повезёт, раз в жизни. Например, когда ещё маленькой девочке, которую родители назвали в честь автора стихотворения «В лесу родилась ёлочка...» – потому что появилась она на свет в далёкий 93-й под бой курантов – вдруг на пятилетие подарили большую импортную куклу, о которой та не смела и мечтать. Счастье переполняло и саму Раечку, и её так искренне любящих родителей. Или когда бабушка, уже в морщинках (на то она и бабушка), с такой вселенской нежностью читала Рае «Прекрасно небо голубое» или «Зелёные цветы». Автора Рая не помнила, но наизусть твердила: «Недостаёт того, что не найти». Эти слова, что переплетались причудливым, но смелым образом, рождали в сердце маленькой девочки покой, уют и непременно согласие – то, что мы, взрослые, чаще всего теряем и даже не замечаем этого. И нас не то чтобы надо жалеть, но сочувствовать… Сочувствовать, сопереживать было бы не лишним. Конечно, это история не про потерю ключей или пульта от телевизора. И даже не про расставание в такси, как в старых американских фильмах. Нет, вопрос не стоит ребром. Быть может, лёгким прикосновением руки, понимающим взглядом, участием.

Такой жизнь виделась Рае.

И потом: первые неловкие шаги, первая написанная буква «р» и попытка произнести её без картавости, первые разбитые коленки, первый поцелуй. С мальчиком по имени Вова из 6 «Б». Так мокро и противно, что хотелось убежать. В будущее. На десять, двадцать лет вперёд. Время неслось с бешеной скоростью. Земля, казалось, скоро сойдёт с орбиты. Рая взрослела вместе с планетой, которая всё же гораздо старше, которая намного больше видела и чувствовала.

Школа. Университет. Работа. Рождение детей. Другая работа. Рождение внуков. Пенсия. Волонтёрство. Благотворительность. Болезнь. Смерть. Конечно, этот список не идеален. Можно остановиться на первых трёх составляющих, а можно вообще всё поменять местами. Каждая ступень даётся нам всё тяжелее, как если бы воздух резонировал от глубокого вдоха и такого же выдоха. Рая не знала, что сулит будущее, но мысли о счастье не покидали её. Будущее. Смелое. Восторженное. Такое, что кружит голову, от которого подкашиваются ноги; когда хочется смеяться или плакать – неважно, главное – желание.

Сегодня Рае двадцать три года. Жизнь, казалось бы, только начинается. Так она и думала до своего совершеннолетия. А сейчас в её глазах потух огонь, что некогда бил изнутри. Перед её взором за последний час промелькнули несколько электричек и три пары спин.

Вдруг она превратилась в настоящий костёр. Пламя гнало Раю метр за метром, из стороны в сторону. Казалось, ею овладел сам Дьявол. Но вдруг кровь в венах перестала бурлить, тепло постепенно уходило из неё вместе с пламенем, а его место стремительно и бесповоротно занял холод.

Так началась история о счастье, которое когда-то отобрали.

Сначала умерла мама. Это слово – «умерла» – прозвучало в телефоне, как разрыв бомбы. Что-то изменилось в сердце восемнадцатилетней девушки. В её, как чёрные угольки, глазах исчезло то воздушное и такое близкое чувство. Растворилось. Испарилось. Потерялось. Она стояла посреди класса и плакала. Одноклассники перешёптывались, учительница окаменела и не знала, что сказать. Что вообще можно сказать девочке, у которой умерла мама? Долгая пауза. Такая долгая, что Рая успела бы уехать из города, из этой страны, переселиться на другую планету и начать там новую жизнь. Нет смысла молиться, нет смысла взывать к Богу. Голос бабушки снова прозвучал в телефоне: «Мама умерла». Мобильник упал, к Рае подбежали девочки. Она еле нашла в себе силы подобрать телефон, глаза застилали слёзы. Когда бабушка сказала это в третий раз, в висках застучало с такой силой, что Рая со всех ног помчалась в больницу. Вот она уже сидит на заднем сиденье машины вместе с отцом. Он едет так медленно, что можно сойти с ума. Девочка искренне не понимает, почему он не плачет. Из-за чего он так спокоен? Разве ему не больно?

Дьявольски длинная дорога в больницу. Счастье мгновенно испарилось. Никто не знает, о чём Рая думала в тот момент. Можно лишь предположить, что мировоззрение предательски развернулось под другим углом, что все мимолётные события, связанные с мамой, приносили ей только радость, что все мелочи, сказанные ею, – не мелочи вовсе. Через месяц, проходя курс реабилитации у психотерапевта, Рая поймёт, что нужно обязательно находить другую сторону случившегося, более светлую, благодаря которой всегда становится легче.

Но сегодня у неё умерла мама. О чём вообще этот разговор?!

Совершенно опустошённая Раечка бросается в объятия бабушки. Она пахнет свежими цветами, мятой и… мамой. Вместе с отцом они говорят что-то о похоронах, но Рая не слышит. Она думает о последнем разговоре с той, кого больше никогда не обнимет, кто никогда не приготовит ей манную кашу, кто никогда не поцелует в лоб перед сном. Никогда. Это «никогда» пульсировало в висках, словно продолжительная болезнь, которая через год заберёт и бабушку. Сейчас Рая думала о том, что на её «доченька, я тебя люблю» она отвечала лишь «и я». А надо было «и я, мамочка, и я тебя очень-очень люблю, я без тебя жить не могу, ты – моя жизнь, моё солнышко, ради тебя я стараюсь быть лучше». Рая изо всех сил не хочет и в то же время бежит в больницу – туда, где её мама провела последние дни. Но зачем ей идти туда, если мамы больше нет… Эти мысли поселились так глубоко, что уже и не достать, потерялись, как и сама Рая.

Как же тяжело дышать.

Дочка заходит в палату к матери, где матери нет. Что может быть страшнее? Рая видит двух женщин, смутно их узнаёт. Они пытаются её успокоить, но она не хочет их слушать.

Как же страшно!

Как же ужасно страшно!

Её больше нет и уже никогда не будет! Два мучительных дня маму не отдавали и держали в морге. Рая переживала больше, чем когда-либо, ведь скоро должна наступить их последняя встреча.

Она – в сером платье. С закрытыми глазами. В гробу.

Рая – в чёрном. Глаза тоже закрыты. От слёз и неминуемой тоски.

Страшно, когда умирают дети, но ещё страшнее – хоронить родителей. Почему они не могут жить вечно?

Год спустя ушла бабушка. Рая была готова к этому. Так она думала. Но к смерти близких нельзя быть готовым, как и к любой смерти, которая каким-либо образом откликается в нашем сердце. В тот апрельский вечер к Рае подошёл батюшка. Уже и не вспомнить, что он говорил, но от его слов ей определённо стало легче. Позабылись и длительные похороны, и не менее долгое отпевание, от которого страшно гудели ноги. Из памяти не уйдёт, как плакал отец, как тяжко оттирались грязные тарелки, как Бонька жалобно выла, оплакивая хозяйку. Рае хотелось снова стать маленькой девочкой и знать, что она всегда может прийти к маме и бабушке, рассказать о своих переживаниях по поводу школы, приготовить для них что-нибудь необычное, попросить совета, крепко обнять, поделиться своим счастьем.

Которого нет.

Без них она оказалась разорвана и разбросана. Ей уже никто не даст то чувство уверенности и покоя, которое дарили только они.

Взрослея, мы покидаем отчий дом в уверенности, что теперь вполне можем обойтись без родителей. Но, потеряв маму и бабушку, Рая поняла: это самая большая иллюзия. Конечно, был отец. Был. Но он стал чужим. Сразу. Бесповоротно. Рая была совершеннолетней, а отцу хотелось пожить для себя, продолжить дружбу с алкоголем. И уже через несколько недель он предоставил дочь самой себе. Странно, но Рая никогда не думала, что можно остаться сиротой при живом отце.

Кто-то великий сказал: «Одиночество – это болезнь». Другой парировал: «Одиночество – это панацея». Точку могла бы в этом споре поставить именно Рая: «Одиночество – это пустота». Пустота, наполненная воспоминаниями, мыслями, чувствами...

Когда Рая впервые поняла, что влюблена, это было как ожидание тепла в мрачные холодные дни. Ей давно хотелось испытать это чувство. И она испытала. Внезапная влюблённость – приятная бессонница, встречи рассвета на крыше, ощущение настоящей заботы, когда он укрывает тебя своей курткой. Страсть, поглощающая все предрассудки и каноны. Такая влюблённость, которая бывает раз в жизни. Тогда казалось, что это не пройдёт никогда. Ценой стали три прошедших впустую года и комплекс страха любви.

– Не слишком ли дорогая цена за несколько лет счастья? – провоцировала Вселенная.

– Не слишком. В самый раз, – отвечала Рая, потому что ошиблась – это оказалась не та любовь...

Не та любовь встретилась и спустя несколько месяцев. Это были взлёт и падение одновременно. Параллельный мир, в котором больше не было места никому. Это было ощущение, когда по телу бежит электричество, и кажется, что ещё мгновение – и ты перестанешь быть тяжёлой для того, чтобы стоять на земле. Ты просто взлетишь. Это было время, когда все симптомы сердечного приступа проявляются только при упоминании его имени. Человек, никогда не ощущавший такого, – несчастный человек, обедневший, обездоленный, израненный. Рая была уверена: можно долгое время говорить, что ты никого не любишь, что ты разочаровалась в жизни, что ты не веришь, не доверяешь – это самообман. Человек не может не желать для себя этого чувства. Когда способен простить всё, всегда понять... В этом нет привычки, нет данности, нет равнодушия. Это любовь всей жизни, самое лучшее место на земле, которое просто ещё не открыто.

Словно маленький треугольник земли в забытой Богом части величайшего океана планеты образовался в сердце. Прошло уже почти триста лет с той поры, как он предстал перед ликом всего человечества. Написаны тонны трудов, напечатаны сотни статей. Но кто напишет о том, что этот остров – сердце маленькой девочки? Кто расскажет о её одиночестве – единственном на планете постаменте, памятнике одинокому скитанию и молитвам вечных влюблённых? Рая знала, чего по-настоящему боится. Глупо и странно. Не умереть, как её бабушка или мама, но уйти, как её отец. Уйти от самой себя. Что может быть хуже, чем покинуть остров?

Свидание за свиданием. Первая беременность. Счастливая. Желанная. Чудо, которого ты ждёшь так долго. Прислушиваешься к каждому новому движению в себе, к каждому ощущению. Ты каждый день смотришь в зеркало и понимаешь, что это чудо не за горами, что скоро произойдёт ваша первая и самая главная встреча. Ты ещё не видела его, но уже знаешь, каким он будет, знаешь, какая ему нравится музыка, какие запахи. Знаешь, будет ли малыш спокойным или с первых минут заявит, что он теперь самый главный человек в твоей жизни. Ты знаешь, что он совсем не любит кофе, но обожает зелёный крыжовник.

Рая была счастлива.

Такая лелеянная мечта о материнстве длиной в 8 месяцев… рассыпалась. И ничего нельзя изменить.

Понять всю степень разрывающей душу скорби от утраты своего ребёнка может лишь тот, кто это пережил. Неужели это она? Неужели это её жизнь? Мощнейшая связь между ней и ребёнком, абсолютная, не ведающая смерти любовь и несокрушимая решимость вдруг исчезла, оборвалась. Быть родителем – значит носить своё сердце не внутри, а снаружи. Теперь Рая это понимала и была так зла на себя. Что не уберегла своих родных от этой проклятой смерти.

Шли минуты, часы, дни – Рая проходила этапы принятия, представляя свою жизнь в форме карусели с эффектом спирали. Все эмоции видоизменялись: одни усиливались, другие становились слабее. Теперь она всегда будет «недосчастлива». Рая отчётливо понимала, что плакала не только по ребёнку, но и по своим «планам» на жизнь с ним.

Ей очень хотелось бы жить с ним.

Повести его в школу, узнать, какую профессию он выберет, как создаст семью и кем станет в этой жизни.

Рая сидела на перроне и ждала ближайший поезд. Он должен был унести её неважно в какой город, лишь бы помог укрыться от внутренних голосов, что проникли глубоко в мозг. Отчего-то она ясно понимала, что никакие тридевятые царства не смогут заменить ей тёплые объятия мамы, ощущение бабушкиной ладони на воспалённом лбу, когда Рая, будучи пятилетней девочкой, заболела воспалением лёгких; прикосновение её младенца, который никогда не увидит этот мир.

С этим перроном её ничего не связывало. Здесь она не гуляла с мамой, не собирала ягоды в ближайшем лесу вместе с бабушкой и даже не бродила в одиночестве по окрестностям. Всё здесь было для неё впервые и в то же время казалось таким знакомым. Часы на вокзале отбили полночь, а Рая всё ждала. То ли встречи с морем, которое её зазывало, то ли тёплый ветер, что раскачивал деревья и не давал подумать о том, как здорово было бы сейчас уснуть.

Этой ночью на море был шторм. Небо озаряли золотые молнии. Их огненные столбы, как верные поданные Зевса, точили волны. Пламя струилось по пальцам, ладоням, разбрызгивая вокруг сотни искр. Рая слышала, как море шумело, грохотало, ревело, словно рассвирепевший от ярости раненый зверь; как жадно волны лизали берег, высоко поднимаясь, зазывая её в объятия.

Море волнуется раз. И Рая делает первый шаг навстречу неизвестности. Она смотрит вдаль, зачарованная чудной картиной, что привиделась ей так отчётливо, словно она сама её нарисовала. На холсте изображена она с младенцем на руках, ребёнок без лица. Безликий каторжник, он вынужден нести крест, что передаст ему мать.

Море волнуется два. Рая делает ещё один шаг и протягивает руки в пустоту, отдавая себя на растерзание ливню. Чайки кричат так громко, что у Раи закладывает уши, спорят меж собой и летают над морем в поиске добычи, садясь прямо на воду, которая через мгновение меняет цвет. Вода кажется чёрным, как смоль, покрывалом, лишь изредка превращаясь в бирюзовую движущуюся мглу, которая при вспышках грома учащённо дышит и зовёт к себе. Рая пытается дотронуться до краешка, приоткрыть завесу горизонта. И делает последний шаг.

Море волнуется три…