Заговор слепых. 10

Глава X. ОЧНАЯ СТАВКА

Решётка захлопнулась с оглушительным грохотом, мир пошатнулся и сжался в комок, уменьшившись до размеров кукольной клетки. Тусклая лампа, мерцавшая где-то в углу, испуганно моргнула вольфрамовым глазом. В ту же секунду что-то дёрнулось, затряслось,  раздался скрежет металла о металл, мохнатые от пыли тросы  затрепетали и потянули наверх гнетущую ношу. Такого допотопного подъёмника Глеб в жизни своей не встречал. Лифт напоминал дряхлого больного старика, который ползёт еле-еле, сотрясаясь от кашля и отхаркивая на ступени кусочки прокуренных лёгких.

Сколько времени прошло, прежде чем колымага изволила добраться до последнего этажа? Минута? Десять минут? Для человека, угодившего в западню, само понятие «время» перестаёт существовать. Не успела адская машина проделать и половины пути, а Глеб уже почувствовал себя одинокой костью, застрявшей в горле у вечности.

Наконец железные зубья механизма лязгнули в последний раз, мотор обессилено чавкнул чугунной челюстью, поперхнулся и заглох. Решётка лифта отварилась, и пленники ржавой тюрьмы выбрались на свободу.
Здесь, под самою крышей, тлетворный подвальный дух, царивший  внизу, сменился меланхолическим ароматом кошачьей мочи. Похоже, бездомные твари презрели давнюю традицию и предпочли сырому подземелью сухой и уютный чердак.

- Так, кажется нам сюда, - кивнул Тимур на дверь квартиры под номером пятнадцать, единственной на этом этаже.

Над бурой бусинкой звонка красовалась медная табличка с именами квартирантов: 

Г.Л.Тотлебенъ
Л.Г.Тотлебенъ

После буквы «н» на конце каждой фамилии стоял старорежимный твёрдый знак, всем своим видом выказывая презрение к плебейской реформе правописания.
Призрачный глянец медной таблички, начищенной до самозабвенного блеска, разительно контрастировал с общим безрадостным пейзажем: потолок шелушился увядшей штукатуркой, обшарпанные стены были испещрены рисунками интимного свойства. К каждой картинке прилагался подробный матерный комментарий, поэтому лестничная площадка слегка напоминала иллюстрированный словарь юного гинеколога.

Одинокая дверь, судя по-всему, не редко страдала от рвения малолетних вандалов, ибо несла на себе бремя многих красочных слоёв. Надо полагать, война велась с переменным успехом. В данный момент на дверной поверхности сиротливо ютилась одинокая надпись «Коля  дебил».

- Тотлебен. Забавная фамилия, не находишь? – спросил Тимур, ткнув пальцем в табличку.

Глеб неопределённо пожал плечами. Фамилия, действительно, показалась ему знакомой. Но где и когда он мог её слышать?

- Эх, ты, эрудит! – произнес Тимур с укоризной. – Сразу видно, что в языках ты профан. Тотлебен – это по-немецки что-то вроде «жизнь и смерть». Не хилое имечко! В общем, добро пожаловать. Дерзайте, мой юный друг, вас ждут великие дела.

Тимур подбадривающе хлопнул Глеба по плечу и вдавил бусину ока в глазницу звонка. Сначала квартира хранила молчание, потом из глубин коридора донеслись шаркающие шаги. Прошла целая минута, прежде чем неторопливый ходок сумел доковылять до двери.

- Чего надо? - послышался дребезжащий старушечий голос.

- Лариса Гавриловна, - заорал Тимур мажорным баритоном, – мы из Собеса, по поводу вашего ходатайства о снижении платы за коммунальные услуги. Вы ведь у нас блокадница, верно?

За дверью возобновилась возня. Видимо кто-то пытался приложиться к дверному глазку.
Смотровых окуляров на двери было два: старинный, украшенный вычурной вязью, целился Тимуру в лоб, а его молодой собрат, скучный продукт индустриального утилитаризма, изучал гостя в области пупка. Судя по шаркающим шагам и твёрдому знаку на конце фамилии, хозяйка была дамой весьма преклонных годов. Время сгорбила её, и до верхнего отверстия она уже достать не могла - пришлось пробурить ещё одну дыру для инспекции внешнего мира.

- Ну-ка, сделай шаг назад, а то мне тебя не видать, - приказала старуха.

Тимур с блокадницей пререкаться не стал и послушно отпрянул на пару шагов. Тоже самое сделал и Глеб.

- А документы у вас есть?

Похоже, внешний вид самозваных собесовцев не вызвал доверия у скептической бабушки.

- Конечно, Лариса Гавриловна. Как же без документа!
 
Тимур извлёк из нагрудного кармана красную корочку и помахал ею перед смотровой амбразурой. После упорной борьбы с замками, дверь приоткрылась, костлявая рука просунулась в щель, схватила мандат и скрылась из виду.
 
Глеб с восхищением взглянул на товарища. Он знал, что у Тимура водиться много ксив подобного рода: ушлый татарин обзавёлся ими ещё во времена своего телефонного бизнеса и хранил до сих пор на всякий непредвиденный случай. Все документы были фальшивыми, однако для общения со склочной публикой пенсионного возраста годились вполне. Но каким, чёрт возьми, образом Тимуру удалось раздобыть информацию, что госпожа Тотлебен решила посягнуть на федеральные льготы? Всё-таки Глеб не прогадал, обратившись за помощью к такому проныре.

Между тем, старушка закончила штудировать документ, и поддельная книжица была возвращена незаконному владельцу.

- А кто второй? – донёсся из-за двери капризный голос Ларисы Гавриловны.

- Это сантехник из ЖЭКа. Газ ваш проверить пришёл, - прояснил ситуацию представитель управленческой власти.

- Я не вызывала.

- Вы не волнуйтесь, это профилактическая проверка. Дом ваш старый, трубы, наверное, сто лет не менялись. Всякое может случиться. А чтобы лишний раз не беспокоить вас, мы решили вместе зайти. Убить одним залпом двух зайцев, фигурально выражаясь!

- А чего молодой такой? – запас вопросов у этой особы иссякать не желал.

- Кто был под рукой, того и прислали! – рявкнул Тимур раздражённо. – Это практикант. Если обнаружатся проблемы с газом, мастера пришлют.

Суровый тон полпреда социальных служб возымел действие: Лариса Гавриловна поняла, что перегнула палку, а злить посланца из высших инстанций было не в её корыстных интересах.

- Секундочку, - буркнула она в ответ.

Дверная цепь загрохотала стальной чешуёй. Врата отворились.
Если икота может служить равноценным заменителем изумлённого возгласа, то звук, вылетевший у Глеба из горла, был всецело уместен. На пороге стояла Бедная Лиза и буравила нежданных гостей инквизиторским взором.
Вот так встреча!
Оглушённый сюрпризом, Глеб тупо таращился на явление из мира ползучих теней, сотрясаемый время от времени внутриутробными спазмами.

Тимур, никогда профессорской соседки не видевший, был ошарашен ничуть не меньше товарища.
Оно и понятно – не часто встретишь пенсионерку в карнавальном наряде. На старухе было одето подвенечное платье, давно утратившее девственную белизну, но всё ещё претендовавшее на непорочность. Плешивую макушку венчала фата, такая ветхая, что, казалось, дунь на неё посильней, и это сооружение из тюли и вялых бумажных цветов разлетится на части, как голова перезрелого одуванчика.
Но самым чудовищным во всей этой вакханалии свадебного благолепия было лицо: белила жирным слоем покрывали изжёванную морщинами кожу, на дряблые веки были прилеплены накладные ресницы, трещину рта декорировал пурпур помады.

Немая сцена длилась не меньше минуты, и если бы не икота Глеба, тишину, воцарившуюся на лестничной клетке, можно было бы назвать вполне гробовой.
Наконец «новобрачная» разомкнула уста:

- Что ж, проходите, коли пришли, - изрекла она и жестом пригласила проследовать внутрь.

Тимур первым вышел из ступора. Он приосанился, величаво тряхнул головой и приступил к исполнению роли вершителя коммунальных судеб.

- Лариса Гавриловна, будьте добры, покажите молодому человеку кухню, а мы займёмся вопросами вашей квартплаты.

- Ботинки сымайте, - буркнула старуха и, предъявив гостям согбенный тыл, заковыляла в сторону пищеблока.

«Похоже, Бедная Лиза не узнала меня, - решил Глеб, когда к нему вернулась способность соображать. – Или сделала вид? Притворилась? Зачем? А может это не Лиза вовсе… Тимур называет её Ларисой Гавриловной, и она отзывается. Странно, однако».
Вопросы роились в его голове, но поиск ответов он решил отложить на потом. Сейчас самым главным было справиться с миссией газовщика.

- Слушай, что мне делать-то? – зашептал Глеб, пока они возились в прихожей с ботинками. – Я в газе ни бум-бум! У нас в доме плита электрическая.

- Ну, ты лопух! – усмехнулся Тимур. – От тебя никто понимания не требует. Изображай озабоченность, ползай на четвереньках, нюхай трубы. Короче, создавай видимость. Импровизируй!

Миновав сумрачный коридор, увешанный календарями минувших эпох, рогами животных безвестной породы, гирляндами  велосипедных колес и прочей малопочтенной рухлядью, они очутились на кухне, убогой и тесной. На плите пыхтела кастрюля-скороварка. Пахло кислыми щами и жареным луком.
Окинув блуждающим взором своё поварское хозяйство, старуха взяла на прицел «практиканта».

   - Ну, что стоишь, как олух царя небесного? Вот она – кухня. Давай, трудись. Покажи, чему вас в ЖЭКе обучают.

Смирившись со своей пролетарской планидой, Глеб опустился на карачки и стал обнюхивать первую, попавшуюся под нос, трубу.

- Идиот! – услышал он яростный шёпот Тимура. – Это паровое отопление! Газовая труба в другом углу.

Благодарно кивнув головою в ответ, следопыт пополз в указанном  направлении. Кухонный пол покрывал линолеум тошнотворно-горчичного цвета. Влажной уборкой его баловали нечасто - ладони липли к пятнам клейкой массы, разбрызганной здесь в изобилии. В носу свербело от пыли. Страшно хотелось чихнуть, но Глеб держался изо всех своих сил, не желая ронять профессиональное достоинство в глазах Бедной Лизы. Или Ларисы – это уж как обернётся.

- Ну и гусь! Хоть бы инструмент с собой прихватил для приличия.

Налюбовавшись страданием аудитора газовых служб, вредоносная бабка обратилась к резиденту служб социальных:

- Так как же, голубчик, насчёт прошения?

- Лариса Гавриловна, насколько я понимаю, вы ходатайствовали о снижении платы за коммунальные услуги?

- Ходатайствовала, милок, ходатайствовала.

Старуха тряхнула плешивой маковкой с таким энтузиазмом, что из жидких волос ускользнула заколка, и фата, обретя свободу, уползла ей на лоб. Кокетливым жестом костлявой руки «новобрачная» призвала к порядку подвенечный убор и стала излагать житейские резоны:

- Да и как не ходатайствовать? Ведь цены растут – просто жуть! Бутылка постного масла рупь пятьдесят стоить стала. Слыханное ли дело! А колбаса? Докторскую никто из пенсионеров себе позволить не может, одной ливерной питаемся. А в былые-то времена уважающий себя человек в рот бы эту гадость не взял. Для одних только кошек её покупали!

- Ну, что ж, замечательно! – оценил ситуацию Тимур. – Причина для ходатайства весомая. Стало быть, коммунальные услуги, а именно: уборку подъезда, вывоз мусора, расход газа и воды, вы желаете оплачивать по льготной цене.

- Да. Мне положено. Я блокадница!

- А скажите-ка, Лариса Гавриловна, какова полезная площадь вашего жилья?

- Две комнаты здесь… У меня был муж генерал, герой войны. Всё по закону!

Старуха с подозрением уставилась на Тимура, силясь понять, куда это клонит агент собесовских спецслужб.

- Значит, две. Превосходно! И в этих двухкомнатных хоромах вы  проживаете абсолютно одна?

Наследница генеральской жилплощади обиженно насупилась. До неё наконец-то дошёл потаённый смысл провокационных расспросов.

- Можете не отвечать, Лариса Гавриловна, мне и так всё известно.

Тимур подошёл к кухонной мойке и ткнул пальцем в бритвенный прибор, по какой-то причине обитавший здесь, а не в ванной.

- И не пытайтесь меня убедить, будто это штуковина принадлежит лично вам. Мол, вы удаляете этой бритвой со стоп трудовые мозоли. Я не слепой! Тут всё лезвие забито щетиной. Таким образом, в результате несложных логических умозаключений, мы пришли к единогласному выводу, что в вашей квартире гнездится жилец. А вы, гражданка Тотлебен, этот вопиющий факт от Собеса скрываете!

Пригвоздив старую лгунью к позорному столбу силою аналитических доводов, Тимур решил на лаврах не почивать, а дожать противника в его собственном логове.

- Мало того, что ваш жилец населяет апартаменты без всякой прописки, он ещё пачкает лестницу, расходует воду и транжирит газ. А платит за это мотовство государство, ибо, по наивности своей, производит расчёт коммунальных услуг, имея ввиду лишь вашу одинокую душу.

- Да какая вода, что вы такое городите! – взвизгнула генеральша, не вынеся бремени облыжных нападок. – Ванной второй уж год не пользуемся. Говорят, напора нет. Интересное дело! Сорок лет был напор, и вдруг улетучился. Да? Чтобы помыться, вёдрами воду из кухни таскаем. Много ли натранжиришься тут? Эх, молодой человек – креста на вас нет. И как вам только не совестно!

Креста, по причине татарского происхождения, на Тимуре действительно не было.
А вот совесть водилась.

- Согласен, дисфункция водопровода – это вопиющий эксцесс. От лица Собеса обещаю, что мы приложим все усилия, дабы восстановить справедливость, - обнадёжил самозванец старуху. - И все-таки для получения льготы это не аргумент. А сколько вы с жильца своего получаете?

- Да какой он жилец! – возмутилась вдова и блокадница. – Внук это, Николенька, кровинушка горемычная. Он у нас убогий, головкой слаб, в психдиспансере на учёте стоит. От такого, с позволения сказать, квартиранта доходу, как с козла молока. Одни сплошные убытки! Взвалила на старости лет бремя тяжкое и волоку его, покуда силы имеются. А силушек у меня, голубчик, не много осталось. Одна надежда, что добрые люди на государственной службе войдут в моё бедственное положение и окажут материальное благоприятствие.

Расчувствовавшись, старушка жалобно шмыгнула носом и поспешила осушить слезливую жижицу краем фаты.

- Что ж, внук – это совсем другой коленкор, – пошёл Тимур на попятную. – Надеюсь, документы у вашего внука имеются? Хотелось бы ознакомиться для прояснения инцидента.

- Пачпорт, что ли? – смутилась генеральша. – А пачпорта нет. Его у Николеньки в больнице психушечной отобрали. Потому и прописать внучка не могу, что документ надлежащий отсутствует. Уж не знаю, откуда порядки такие у этих людей. Сунули справку взамен, и живи, как хочешь, точно это не человек, а собака приблудная. Одно слово – ироды!

- Плохо, Лариса Гавриловна. Плохо, - Тимур осуждающе качнул головой, но тут же сменил гнев на милость. - Ладно, так и быть. Будем довольствоваться тем, что послал нам Господь в лице святил психиатрии. Тащите сюда свою справку.

Дождавшись, когда старуха вышла из кухни, Глеб вскочил на ноги и дал волю накопившимся чувствам:

- Ну, ты даёшь, держиморда собесовская! Такого страху на бабку нагнал!  Не стыдно тебе?
   - Стыдно если видно, - парировал Тимур. – А раз в обмане нас никто не уличил, то и стесняться нечего. Кстати, по твоей милости мы были на гране провала. Тоже мне, деятель! Отопительную трубу от газовой отличить не способен.

- Да ладно, - отмахнулся Глеб. – Ты лучше скажи, откуда тебе всё это известно? Про льготы, прописку и прочее.

Тимур осклабился и произнёс назидательно:

- Учись, «практикант», пока я жив! А то так и будешь до скончания дней на карачках трубы обнюхивать. Я, брат, с пустыми руками на дело не хожу. Подсуетился, наскрёб информации. Седого я от кладбища до самой парадной довёл. Пол дня этот псих меня мурыжил: сперва три часа по улицам бродили,  потом на автобусе час прохлаждались. Представляешь моё удивление, когда обнаружилось, что мы с ним соседи? Сам видел: от бункера досюда пятнадцать минут пешим шагом. Первым делом я, конечно, с бабушками во дворе побеседовал, собрал, скажем так, первичную информацию. Потом в паспортный стол наведался, у меня там знакомая одна работает. С миру по нитке - голому рубашка. Там подслушал, тут на ус намотал, по крохам картина и склеилась. Твой псих этой старухе действительно чем-то вроде внука приходится. Родня не родня, но типа того. Сам он полная немощь! Идиот и баклан. Да и бабушка, положа руку на сердце, с головою не дружит: корчит из себя невесту, хотя ей в гроб ложиться пора. В общем, два сапога пара.

- Слушай, эта старуха вылитая Лизка. Я как увидел её, у меня аж челюсть отвисла. Один в один! Костюмчик только поменяла и морду наманикюрила. Может, это она и есть? Может, она двойной жизнью живёт?

- Ну, ты загнул! Сбрендил, что ли? Газа нанюхался? Фигаро здесь, Фигаро там… Нет, брат, слишком мудрёно получается. Не тот у бабки возраст, чтобы с места на место скакать.

Тимур внимательно посмотрел на Глеба. Дотронулся ладонью до лба, оттянул пальцем нижнее веко.

- Жара нету, и белки вроде чистые… Что-то ты мне последнее время не нравишься. Мнительный какой-то стал. Не к добру это! Запомни раз и навсегда: эта карга в подвенечном наряде – Лариса Гавриловна Тотлебен, сводная бабка твоего ненаглядного психа. А вот, кстати, и она – легка на помине.
 
Из коридора донеслись шаркающие шаги, и в кухню вползла престарелая голубица. В руке она держала мандат, обёрнутый  прозрачным пластиком.

- Вот, справка из диспансера, - отрекомендовала Лариса Гавриловна своё подношение. – Не пачпорт, конечно же, но документ. Вы уж не обессудьте – чем богаты…

Тимур с важным видом принял депешу, извлёк из кокона пожелтевший листок, развернул и прочёл:
«Справка, выдана Белгину Н.П. третьим отделом психиатрической клиники Николая Чудотворца в том, что он действительно состоит на учёте в вышеупомянутом учреждении, в связи …».

Далее следовала какая-то абракадабра, сотканная из непонятных медицинских постулатов и тезисов. Домучив послание врачевателей душ до конца, Тимур вернул бумагу генеральше и подмигнул украдкой Глебу, давая понять: «Полку Белгиных прибыло!».

- Документ, Лариса Гавриловна, слов нет, замечательный. Однако вашего родства с жильцом он никаким образом не проясняет. У вас даже фамилии разные. Не хотелось бы обременять вас излишними хлопотами, но мне необходимо лично поговорить с вашим внуком.

- С кем? С Николенькой?! – вековушка всплеснула руками. – Да что с ним говорить-то, он же малохольный! Двух слов человеческих связать не умеет.

Аргумент Тимура ничуть не смутил.

- Ну, со способностями Николая Белгина мы уж сами как-нибудь разберёмся, не впервой. Давайте, Лариса Гавриловна, знакомьте нас со своею родней.

Местоимение множественного числа однозначно не понравилось бабушке.

- Как! И этот тоже? – корявый коготь ткнул Глеба в грудь. – Этому там делать нечего! Я не пущу…
 
- Нет, госпожа Тотлебен, так дело не пойдёт! – вдохновившись примером старухи, Тимур ангажировал собственный палец и помахал им перед носом строптивой особы. - Мы вместе пришли, вместе и уйдём. Я за этого практиканта ответственность несу, между прочим.

Глеб, терпеливо сносивший нападки вредоносной карги, не выдержал – честь мундира сотрудника газовых служб взывала к отмщению.

- Да, это… Я там в углу утечку унюхал. То ли вентиль разболтался, то ли дышло фрамуги в кювет повело, - брякнул он первое, что взбрело ему в голову. – Нужно мастера вызывать. А пока пользоваться плитой я бы вам не советовал  - неровен час, взлетите на воздух! Никакие льготы не помогут…

- Где? Кого? Да как же нам без плиты-то! – заверещала бабуся, схватившись за голову. - Ведь ни супу сварить, ни чая! Околеем мы тут без горячего!

Глеб только пожал плечами, давая понять, что он над взрывоопасным фактором не властен.
Ха-ха, знай наших!

- Кстати, жильца вашего я тоже должен об этом предупредить. Самолично! Таковы правила безопасности, - вогнал он в крышку гроба итоговый гвоздь.

Лариса Гавриловна заблеяла что-то невнятное и поплелась вызывать на пристрастный допрос горемычного внука.

- Ты чего, белены объелся! Какая утечка? - зашипел на Глеба Тимур. - Мерзавец! Им что теперь, на сухом пайке куковать?

- Ничего, перебьются. Эта клюшка сама виновата! Будет знать, как гнобить пролетариев.

На этот раз Лариса Гавриловна пропадала недолго.

- Я извиняюсь, может, вы сами к Николеньке загляните, - проворковала она просительным тоном. – А то он чего-то артачится, не хочет из комнаты выходить. С ним такое случается.

- Нет проблем, - отозвался Тимур и двинулся вслед за вдовой генерала выводить на чистую воду строптивца.

Вход в логово саботажника располагался аккурат под рогом сохатого лося. К двери канцелярскими кнопками был пришпилен настенный календарь с изображением святого заступника Мохора Прошкина. Левую руку угодник прижимал к исхудалой груди, а правой благословлял входящих в чертоги безумца.

- Николенька, голубчик, это к тебе. Ответственные товарищи по важному делу, - отрекомендовала старушка высокопоставленных визитёров, впустила их в комнату и захлопнула дверь.

Внутри царил тоскливый полумрак. Свет не был включён, лишь лунные лучи текли сквозь узкое окно мансарды, озаряя жилище призрачным серебристым мерцанием. Возле окна, на полу, в странной скорченной позе, сидел человек и глядел заворожено на тучный лик ночного святила.

Дабы привлечь внимание к своей сановной персоне, Тимур кашлянул многозначительно. Пустое - комнатный обитатель не желал реагировать на присутствие вероломных гостей.

- Старая ведьма, что за ****ские фокусы? Могла бы свет нам включить, - пробурчал посол собеса. – Чувствую себя полным придурком… Ну, тут и вонь!

В комнате действительно стоял назойливый дух. Что-то тлетворно-въедливое - то ли запах прелой листвы, то ли приторный аромат гниющего лука. Как бы-то ни было, пикантное это амбре меньше всего ассоциировалось с обитаемым людским жилищем.

- Здравствуйте! Извините, что беспокоим, мы к вам по делу, - предпринял Тимур очередную попытку вывести из ступора созерцателя лунных красот.

Глеб, топтавшийся у входа, решил подсобить парламентарию. Резонно предположив, что при свете разводить дипломатию будет сподручнее, он обернулся к стене и принялся шарить ладонью в поисках выключателя.
Внезапно блуждавшие пальцы наткнулись на что-то колючее. Ойкнув от боли, Глеб дёрнулся и задел рукою какой-то шаткий предмет. Коварное «нечто» рухнуло на пол. Раздался звон разбитого стекла, и в тот же миг истошный, однозначно нечеловеческий вой пронзил барабанные перепонки сатанинской иглой.
Что-то взметнулось, перед глазами мелькнула чёрная тень, обдав лицо волной вонючего воздуха.
Тень улетучилась, появилась опять.
Секунду спустя над головами прозвенел сухой и хлёсткий хлопок.

Всё это было столь дико и произошло так стремительно, что Глеб не выдержал и самым постыдным образом заверещал. Чтобы товарищ не чувствовал себя одиноко, к его сиротливому крику Тимур приобщил собственный визг.

Надо отдать должное генеральской вдове – оплошность свою она просекла своевременно и сразу же кинулась на выручку жертвам злосчастного казуса. Не успело стихнуть эхо вопиющего гомона, как скрипнула дверь, щёлкнул включатель, и комнату озарил спасительный свет.

- Так-то лучше будет, кажись, - проворковал за спиной участливый голос, и дверь захлопнулась снова.

Оглядевшись по сторонам, Глеб обнаружил виновника переполоха - он сидел на шкафу и чистил клювом чалое крыло.
Если бы Глебу раньше сказали, что птица может быть седой, он бы ни в жизнь не поверил, но ворон, оседлавший венец дрессуара, был однозначно и безоговорочно сед. Не альбинос, а именно чернявый птах, декорированный обильной проседью.

Очевидной стала и причина специфического аромата. Всё в этой комнате, от пола до разлапистой люстры под потолком, было покрыто дородным слоем птичьего помёта. Вороний кал, как оплывший воск, облепил загибы и сутулины мебели, делая похожим её на сгусток дрожжевого обрюзгшего теста. Потребовалось не мало времени, чтоб глаз сумел привыкнуть к самобытному пейзажу.

Трескучий хруст коленных суставов вывел друзей из зачарованного оцепенения. Николенька поднял себя на худосочные ноги и уставился на пришельцев.
Смотрел с удивлением, точно явились они с той самой луны, которой он только что любовался. Несмотря на холод, царивший в комнате, жилец был экипирован небрежно. Весь наряд его состоял из майки и плавок, доходивших ему до колен - такие плавки в ходу у посетителей общественных бассейнов, стыдящихся ножной наготы. Кроме того, обращало на себя внимание декоративное убранство костюма: пространство трусов бороздили летательные аппараты разнообразных конструкций, а майку украшал портрет искусственного спутника Земли.
«Космонавт!» - усмехнулся Глеб, разглядывая звёздный антураж. Сидящий на шкафу ворон перестал чистить крыло и каркнул призывно, напоминая послам доброй воли о цели визита.

- Здравствуйте. Мы к вам по делу, - произнёс Тимур бесчувственным голосом. Он ещё не решил, какой именно выбрать тон для общения - задушевно-ласковый или же административно-суровый. – Хотелось бы знать…

Николенька не дал ему договорить. Шальная улыбка озарила лицо его внезапным сиянием. С ликующим возгласом «Вы пришли!» он кинулся к Глебу и заключил в паучьи объятия.
Седой содрогался от счастья.
Даже струйка слюны не смогла усидеть на излюбленном месте - поддавшись порыву, она взметнулась ввысь, оторвалась от губы и, исполнив в воздухе фигуру высшего пилотажа, именуемую «мёртвая петля», приземлилась гостю на плечо.

- Это вы… Я так рад, - затараторил куролесник, давясь окончаниями неповоротливых слов. – Если б вы знали, как я боялся… Вдруг не поверили? А вы пришли… Сами пришли… Какая удача!

Глеб был слегка ошарашен радушным приёмом.
Он ждал чего угодно - истерик, скандалов, угроз, но только не этого взрыва самозабвенных эмоций. Восторг Седого был безудержен и чрезмерен, как катастрофа на атомной электростанции. Он прижал Глеба к  костлявой груди и тряс его, тряс… И бормотал на ухо какие-то невнятные, но умильные слова:

- Вы здесь… Вы сюда… Какой вы всё-таки славный! Другой бы отнюдь, а вы вот пришли... Я знаю, я глупый, но я не дурак… Я чую людей, потому что умею… И вас я почувствовал… Сразу же и целиком… Такая удача!

Николенька запнулся, подавившись слюной. Воспользовавшись заминкой, Глеб попытался вызволить себя из тисков. Не тут-то было: пальцы безумца вонзились в плечи с удвоенной силою.

- Вы здесь… Это вы… Как хорошо! – вновь засвистал щебетун.– А имя? Имя где? Оно ведь у вас? Вы не могли же его потерять, это правда?

В мутной водице Николенькиных глаз мелькнула рыбёшка стихийного ужаса. Он охнул и тряхнул визитера с такой беспардонной силой, что у бедного Глеба цокнули зубы.

- Не потеряли?

- Всё в порядке. Тут оно, тут…

Глеб прикрыл ладонью сердце, точно имя было материальной субстанцией, способной поместиться в нагрудный карман.

- Хорошо… Это очень совсем хорошо… Вы молодец, я на вас совершенно не зря понадеялся…

Николенька успокоился. Он ласково улыбнулся и чмокнул в щёку узника объятий.
Глеб брезгливо поморщился – это уж слишком! Пора переходить от телячьих нежностей к делу.

- Николай, мы вас сегодня утром на кладбище видели. Скажите, кого вы там хоронили?

Седой как-то разом скуксился, стушевался и произнёс, едва шевеля губами:

- Папу…