Последняя осень

       Вот и дождался Петр Трофимыч своей осени, хотя совсем и не ждал ее и, разумеется, ни капельки не хотел. Ссутулившись, сидел он теперь на лавочке, с грустью смотрел на желтеющие березовые листья и думал о том, что не позеленеют они уже никогда. Налетал на него теплый сентябрьский ветерок и приносил обрывки воспоминаний. Прошла жизнь, ничего не поделаешь! Вроде и не жаль ее, а помирать все одно неохота. Не страшно. Смерти Петр Трофимыч и на войне и после войны повидал достаточно. Привык он за долгие годы по земле ходить, воздухом дышать, да и к людям привык. Пускай теперь другие становились люди – новые, с новыми принципами, взглядами на жизнь, зачастую старому человеку непонятными. Но уходить от них в небытие – радости мало!

       Родился Петр Трофимыч в глухой сибирской деревне там, где кругом все ряма* да болота, кедрач да багульник. Семья была большая – восемь ребятишек, что по тем временам считалось нормой. Рожали, покуда здоровье позволяло, или, как тогда говорили, сколько Бог даст. А здоровье позволяло и Бог давал. Работали все: от мала до велика, с утра и до вечера. Приходилось тяжело, но были сыты. Стало быть, жаловаться нечего. Он и не жаловался.

       Нежданно-негаданно пришла война и забрала отца и старшего брата. Навсегда. Будучи пятнадцатилетним юношей, пришлось взвалить на себя всю мужицкую работу. А через пару лет его самого призвали на флот и отправили на Сахалин. Где, стоя в карауле, Петр Трофимыч провел следующие семь лет своей жизни. Военные годы не засчитывались в срочную службу. Вот и вышло – два военных и пять срочных. В боях не участвовал, но видеть приходилось всякое: убитых и раненых, мертвых и умирающих. Влажный морской климат и длительное стояние в карауле оказали свое негативное влияние, до конца жизни он будет мучиться болями в ногах и пояснице.

       После выхода на гражданку началась другая жизнь. Новая. Переехал в большой шумный город. Устроился работать на завод слесарем. Каждый отпуск давали путевку на курорт или в санаторий. Ветеранам полагалось. На курорте Петр Трофимыч встретил свою будущую жену Варвару, с которой проживет без малого сорок лет. Детей не нажили. То ли он застудился во время службы, то ли она была не способна забеременеть. Да они и не горевали по этому поводу. Нет, и не надо! Жили, душа в душу, дружно и весело. Регулярно отдыхали на курортах и в санаториях, ездили в гости к многочисленным друзьям и родственникам. Всюду застолья, веселая компания, радушный прием. Так прошли годы, как Петр Трофимыч любил говорить, с музыкой. Оба вышли на пенсию, но веселиться не переставали. Супруга не осуждала его пристрастия к алкоголю и никак ему не препятствовала, сама любила посидеть за столом, спеть после рюмочки другой третьей, а после пятой и сплясать не грех.

       В один злополучный день Варваре поставили страшный диагноз – рак, и после скоротечной болезни ее не стало. Петр Трофимыч самоотверженно ухаживал за умирающей супругой, а схоронив, очень глубоко скорбел. Вместе с этой легкой, беззаботной, жизнерадостной женщиной ушло из его жизни, что то большое, милое сердцу, неоценимо дорогое. На людях он по прежнему старался выглядеть веселым, отпускающим шуточки балагуром, но все последующие годы, по ночам, во сне вел с ней длинные задушевные разговоры, он по прежнему продолжал за ней ухаживать, предлагал вскипятить чаю, укрыться по теплее, растворить занавески, чтобы впустить больше света в комнату.  Иногда говорил: «Варя, мил моя, давай с тобой споем песню. Подпой мне, один я не вытяну. – И всхлипывая, пел:
       Ты обычно всегда в стороне,
       Но глаза твои ясные светятся.
       Говорят они ласково мне,
       Что со мною желаешь ты встретиться.

       Сорвала я цветок полевой,
       Приколола на кофточку белую.
       Ожидаю свиданья с тобой,
       Только первого шага не сделаю.
Песня прерывалась и слышались только всхлипывания. Поплакав немного, старик заговаривал вновь: «Варя, ты не переживай! Ты не расстраивайся, ягодка моя. Я буду ходить за тобой, и ты поправишься. Обязательно поправишься!». Во сне она была для него еще живой. Умирающей но живой.

       Так получилось, что потеряв любимую, остался Петр Трофимыч в большом городе один одинешенек.  Родственники жены прекратили с ним всякое общение, а свои были далеко – за тысячи километров.

       А между тем перемены произошли не только в его жизни, но и в жизни всей страны, которая попросту перестала существовать, а на ее месте зарождалось, что то новое, чуждое, малопонятное.

       Списался тогда Петр Трофимыч со старшей сестрой Анной Трофимовной, которую с детства привык называть нянькой. В крестьянских семьях старшая сестра всегда была нянькой для всех последующих детей. Жила она в небольшой деревне близ райцентра, поселилась здесь подле старшего сына, чтобы помогать. Позвала Анна Трофимовна брата к себе – век доживать: «Домик у меня маленький, а нам старикам большого и не надо. Внуки будут приходить, правнуков приносить. Помогать будем. Да и сами без догляда не останемся.»  На том и порешили.

       Сначала на новом месте было интересно. Огород, банька, какое никакое хозяйство – куры, кролики. Правнуков опять же нянькиных приносили, а с детьми всегда интересно и весело – хочется жить. Но время шло, рутина, как говорится, засасывала, быт заедал, малыши подрастали, становились самостоятельными, стариков навещали все реже. Стал Петр Трофимыч после каждой пенсии уходить в запой. На неделю, а то и дольше. И не было в этом уже того праздника, которым они жили с женой Варварой долгие годы. Теперь это было самое что ни на есть будничное, горькое пьянство. Беспробудное и безобразное. Собутыльниками его стали многочисленные деревенские алкаши, всегда готовые составить компанию загулявшему старику. Запой прекращался лишь тогда, когда изношенный старческий организм уже не мог принимать алкоголь. Потом шли дни болезни и восстановления подорванных сил, за ними – одна-две недели спокойной жизни, после чего приносили пенсию и порочный круг замыкался. Анна Трофимовна всячески пыталась вразумить младшего брата, но все было тщетно. В дни, когда Петр Трофимыч напивался до бессознательного состояния или мучился тяжелым похмельем, сестра снова становилась его нянькой, в прямом смысле этого слова.

       В семьдесят четыре года старику впервые в жизни прихватило сердце, да так прижало, что стаканом не вылечить. Вызвали скорую. Вернувшись из больницы он с горечью осознал, что жить осталось совсем немного. Сердце работало кое-как. Приступы продолжались. Каждый следующий был страшнее предыдущего, приходилось глотать таблетки – по две, по три, а потом и целыми горстями.

       Петр Трофимыч сидел на лавочке и смотрел в даль. Небо постепенно затягивало серыми тучами. Погода портилась.
       – Вот ты и пришла, последняя осень.

 


*Рям –  моховое болото с порослью; ельничек по болоту, годный лишь на жерди.  Даль В.  Толковый словарь.