Тополиные видения

   Рассвело, большой тополь трепеща листвой под небольшим ветром, потянулся и оглянулся окрест. Старые купеческие особняки, давно принадлежащие всему народу, и от такой безысходности приходящие в упадок, отражали розовый рассвет в былых архитектурных изощрениях своей красоты. Старый тополь своей кроной давно перерос все здания в старом центре города и смотрел на крыши свысока, утверждаясь каждый день в своем превосходстве роста над соседями. С недавних пор в его густой листве поселились вороны и утренняя побудка наполнялось криком и хлопаньем крыльев.

   Сегодня что-то тревожило, снился странный сон: его молодого, слабенького и худого облюбовала корова, чтобы потереться боком и освободиться от присохшей к шерсти грязи. Молодые ветви от таких навязчивых прижиманий скотины ломались и падали на землю. Хотелось чем-то ответить, но что может сделать дерево, стоящее на месте? Только терпеливо ждать и надеяться, что не сломают ствол. Сон не досмотрел, потянуло прохладой и свежестью от реки и видения развеялись. Это вызвало радость и успокоение, страшный сон остался в прошлом. Сколько былого помнилось ему за более чем вековую давность. Провинциальная жизнь помогла столь долгому существованию,  потому что рос словно в дикой природе.

   Потянулись на работу люди, проходя мимо,  дышали свежим воздухом старых переулков. Из старого центра подъехала машина- вышка, которую используют для поднятия рабочих на высоту. Засуетились какие-то люди, обтягивая площадку вокруг дерева тонкой пластиковой лентой, устраивая ограждение. Наконец заработал двигатель и в люльке на высоту подняли двух человек. У одного в руках бензопила, которая заработала и выкинула смрад выхлопных газов. Мужик не прицеливаясь направил работающую цепь на основание одного из верхних суков. Посыпались опилки, и боль пронзила старый тополь.

- Люди, что вы делаете? Мне же больно! – взмолился исполин.

   В этот самый момент ощетинился листвой, корой, древесиной. Соскочила цепь и взвизгнула вхолостую пила.

- Ты смотри, сопротивляется, - сказал один другому. И они склонились над инструментом, чтобы устранить неисправность и натянуть цепь. Вновь ровно заработала пила, вгрызаясь зубьями в толстую ветку…

   Места для жизни он не выбирал, появился из семечка, которое принес ветер. Добрую пригоршню носило по улице и все не могло разнести по площадке. Вдруг одно ударилось о камень, перевернулось в воздухе и упало в пазуху, образовавшуюся за булыжником. Падение оказалось удачным, прямо на плодородную почву. Вмешались и помогли другие обстоятельства: комфортная погода, прошедший недавно дождь, копыто лошади, которое вдавило семя в землю. Проклюнулся росток и через несколько лет зазеленело деревце. Гордость поддерживало его самолюбие, ведь наступила копытом не простая лошадь, а кобыла батюшки Семиона, который в это время направлялся на праздничную службу.

   Такое рождение чему-то да обязывало. Скоро молодой тополь приметил за собой особенность – предвидел будущее. Вовремя сбрасывал листву или, наоборот, не осыпался, предчувствуя морозы. Знал о приближающихся холодах и заботливо подбирал под себя опавшую листву, чтобы уберечь корневую систему. Предвидел и судьбу людей, они сами ему об этом говорили. Под ним назначали свидания и признавались в любви. Прощались перед дальней дорогой.

   Он подрастал, креп и скоро крона стала обильной, а рост говорил о хорошем здоровье дерева.

   Пелагея, подвижная и веселая девушка, прижималась к Егору, сыну казака. Они давненько дружили и вся «краинка» поговаривала о скорой свадьбе. Вечерки не обходились без их присутствия, но всякое гулянье заканчивалось тем, что парнишка провожал любимую до тополя, где они и прощались на ночь. Два шага до калитки, но как же долго парочка порой их шла. Три дня назад Егор обмолвился о посылке сватов в дом зазнобы и поинтересовался, примут ли провожатых, к чему готовиться. Пелагея рассмеялась, обнимая ствол тополя, уронила руки вдоль тела и прижалась к шершавой коре. Нет, нет! Она рада и родители будут не против.

   Не успели сваты постучаться в дверь. Недобрая весть пришла в город, война на Дальнем Востоке с японцами. Весна подошла, а там третий месяц воюют. Казачье сословие служивое, оно первое на войну готово.  И принялись мужики собираться под рев матерей и женок. Коней перековывали, амуницию проверяли, обмундирование  как на парад проверяли. Готовился и Егорша, а как не собираться, коли возраст призывной. Но ничего, говорят, быстро справимся и к осени домой вернемся. Да к тому же интерес какой – первый раз на паровозе поедет, страну посмотрит. Кроме Сибири не видел ничего. Взволнован, делится радостью, не думая, что стреляют на войне.

   Совсем другое настроение у Пелагеи, не рада она такой оказии. Грустна и встревожена в последнее прощание.Слушает, не осознавая того, что слышит. Тревожат девушку сторонние мысли. Не выдержала – сказала:

- Побереги себя. Сон свиделся сегодняшней ночью – тополь наш весть принес: будто схватили тебя самураи. Искололи штыками, порубили саблями. От испуга проснулась, не досмотрела. Жив ли  остался, не знаю.

   Не слушает парень, прощаться спешит, много дел на последний вечер осталось.
Поздней осенью услышал тополь запоздалые шаги. Прижалась к стволу худенькая фигурка девушки, плачем заливается:

- Зачем же ты во сне приходил и судьбу напророчил возлюбленному.

   Отписал командир: попал в плен Егор, нет вестей о нем. И о судьбе никто
рассказать не может…

   Первый сук с большой высоты упал на асфальт и оставил глубокую вмятину. Спил ровный, без червоточинки. Листва под ветром шевелится, словно в агонии от боли дрожь пробегает. А пила в руках рабочего уж ко второму суку подобралась. Сыпет опилками с высоты, разносит ветром, словно последнее прощание.

   Сколько раз к нему подбирались, срубить намереваясь. Да сами же люди останавливали мысли такие. Один год ветер прошел сильный, поломал деревьев много, не устояли перед погодой. Он удержался, только отломило ветку большую, та при падении пробила кровлю у рядом стоящего дома. Обозлился хозяин, за топор схватился. Повисла на руках жена, дети заревели. Плюнул и оставил жизнь дереву.
Что сейчас произошло, коль за пилу взялись? Вторая ветка со страшным хрустом лопнула, отломилась, задирая кору, древесину со ствола,  полетела вниз. За ограждением собирались люди. Интересно наблюдать за гибелью исполина. Никого из них на свете не было, когда он уже возвышался над домами. Заступитесь же за жизнь мою, встаньте заслоном, так много для вас сделал.

   Но равнодушно шумела пила и ветви падали вниз к подножью. Боль пронзала не в одном месте, а в каждом спиле. И уже не понимая ничего в этом мире, зашумел прореженной кроной под ветром. Закричал на всю округу от боли…

   Большая война в Европе. Хлеборобный август прокатил по стране ужасную весть. Люди оклематься от войны с японцами не успели, тут новая оказия подоспела. Да немаленькая, на весь мир развязалась.

   Под большим тополем прощались две пары. Зябко кутали плечики девчонки в теплые платки, нешуточные холода. Завтра служба возле Троицкого собора, провожают на фронт призывной возраст. Больше трясет от осознания, что война не скоро кончится. Очень великая битва развязалась. Плачут девушки, смущенно пожимают плечами парни. Все прижимают крепче худенькие тельца. Вдруг одна присмотрелась и говорит:
- Посмотрите, дерево плачет. Прямо по морщинкам в коре сок стекает. Никогда не видела, что осенью сокодвижение случается. Ой, ребята, вы только возвращайтесь обязательно. Худо без вас жить, не любо.

   Не мог тополь сказать, что Иван только полгода отвоюет на фронте и пропадет ужасной смертью: под газовой атакой в агонии отойдет в мир иной. Семену повезет больше пожить, но во время Брусиловского прорыва останется в земле Галиции. Прикрывал отход своих товарищей, забросали немцы его окоп гранатами.
Стоят две женщины, руки на кору положили, а по щекам слезы катятся. Мальчик и девочка играются в пыли, разница в возрасте один месяц. Спорят, друг другу не уступают. Упрямые как отцы. Что выпадет на вашу долю…

   Мужики, не спускаясь с вышки, сели покурить. Полпачки ушло на перекуры, пока с ветками справились.

- Вот и дровишек кому на зиму приведется прикупить. В лес не нужно ехать или на рынке брать.

- Тополь, он не жарко горит. Это от безденежья кто возьмет, а так лучше сосну иль березовых чурочек приобрести.

   Тополь на всю высоту своего роста стоял перед городом как голый. Такого неудобства не доводилось ему испытывать. Боль уж не тревожила его, жила в нем. В каждом срезе! Он ощущал ее присутствие в ветках, в тех, которые лежали на земле. Продолжают болеть, словно живые. Казалось, закончат работу мужики на сегодня, к стволу не подойдешь, сколько веток навалено. Но указания жесткие даны, торопились управиться, пока народ с работы домой не возвращался. Шуму опасаются.
Теперь уже поздно, думалось отрешенно. Взвизгнула пила, и зубья прошлись по верхней части ствола. Обезглавили…

   В тот год знатно поднимался над улицей. Недавно прошла первомайская демонстрация. Новое государство крепло, хоть и тревожно было в стране. Он любил этот праздник и старался хоть немного позеленеть на радость горожанам, которые с красными флагами и транспарантами шли по улице. После прохождения отмечали праздник, некоторые до полного торжества. Выпивали за весну, за международный пролетариат, за прошедшую пасху. Набирались мужики до приличного состояния, тополь помогал некоторым удержаться на ногах. Доверчиво прислонялись такие к стволу дерева.

   Тревожно на улице. Когда же войны прекратятся? А в переулках уж плач и крик начался. Вновь государи проредят мужское население, да и женскому несладко придется.

   Мишка придерживал одной рукой Настю за талию, второй удерживал самокрутку и по-взрослому затягивался. Показывал форс. Завтра в военкомат и на фронт, а он еще девчонку не целовал ни разу. Настена  прислонилась спиной к дереву и в горьких раздумьях замерла, ощущая тепло от коры. Любимый парень, словно решился, прильнул поцелуем к ее губам. Жарко и душно, дышать нечем! Она откинулась головой назад, прислонилась к стволу. Закружило и понесло  на приятной волне, да вдруг вскрикнула. Увиделось что.

- Береги себя. Показалось мне – не дождусь. Поезда опасайся, беду несет.

   Кто  предвидеть мог и знак подать, кроме тополя. Письмо казенное через месяц пришло – похоронка. На подъезде к станции разгрузки разбомбили эшелон, не доехал любимый до места, право оказалось дерево, беду от паровоза предсказавшее…

   Спил за спилом падали на землю. Когда люди потянулись с работы, оставался последний срез. Несколько раз запиливались мужики, чтобы свалить остатки могучего исполина. Наконец заглушили пилу, осталась работа коммунальщикам. Словно стесняясь, а может, торопились к концу рабочего дня: собрали ограждение, фыркнул в последний раз мотор и машина уехала.

   Мощный тополь лежал на городском асфальте в «разобранном» виде. Боль сквозила от веток, от частей ствола, фонтаном била из пня. Ровная поверхность, без гнили, только кольца считай. Мальчишки из интереса принялись подсчет вести, да сбились. Угасающая жизнь в пожухшей листве, в отслоившейся коре – это все, что заслужил он за свою долгую жизнь. Последний раз вспыхнуло: «Тяжело людям придется. Кто же им кислород давать будет, гарь от выхлопных труб вбирать?»

   Обрушилась темнота! За что?...