Войска заката СССР. Часть 3. 1988г

СБОРНЫЙ ПУНКТ В БАТАЙСКЕ

1

В областной пункт сбора новобранцев ехали по левой стороне Дона. У одного из поворотов водитель притормозил, бывалым жестом вырулил в сторону реки и встал на пологом песчаном откосе.

–  Выходи строиться, –  крикнул прапорщик, и выскочил из автобуса.

– Вещмешки вскрыть и представить досмотру, – как только призывники выстроились в извилистую шеренгу, скомандовал он.
 
Вместе с водителем они пошли от вещмешка и вещмешку, шаря там, вынимая и разглядывая содержимое:

– Та-ак, вот это вам точно не пригодится, –  откладывая в сторону стеклянные бутылки с водой, водкой, самогоном, всевозможные кулёчки, свёртки, нараспев командовал Котов, –  это лишнее, а это вот, вообще не положено, – выхватил он из рюкзачка коренастого парня большой складной нож.
 
– На распределительном пункте Батайска с водой перебоев нет, поэтому, все имеющиеся напитки, воду, чай, лимонад, прошу складывать вот сюда, – Котов указал на сваленный им ворох, – и затем это во-он туда, – перевёл указательный палец на недалёкие кусты.

Алексей посмотрел в указанную сторону и увидел там несколько гниющих таких же куч. «Видимо, Котов далеко не в первый раз доставляет нашего брата этой дорогой» – подумал он невесело.

– Призывнику разрешается оставлять только предметы гигиены, столовую ложку, консервы и хлеб, – назидательно выговаривал Котов, вынимая из вещмешка смуглолицего паренька литровую бутыль: – Это что?

– Вода, – незадачливо отвечал паренек, и Алексей его вспомнил: Юра, вместе на стрельбах были.

– Вода, говоришь? – открутив пробку и принявшись выливать содержимое в песок, грозно загудел Котов. – Вода? Но кажется мне, это спирт! Пахнет-то как… А?

– Гад… – пробормотал кто-то вполголоса.

Чуть сникшей толпой парни погрузились обратно в салон, и автобус двинулся дальше.

– Ничего, – ободрительно прошептал Алексею подсевший рядом Юра, и показал себе на грудь. – У меня еще здесь припрятано, в грелке.
 
– Зачем? – недоумевая, спросил его Алексей. – Неужели, думаешь, этот спирт нам понадобится?

– Конечно, – Юра многозначительно покосился на Алексея.

Призывной пункт с первых минут глубоко поразил Алексея. От вида сотен, нет, тысяч собратьев, беспорядочно снующих по большой территории вокруг строевого плаца, он поначалу слегка обалдел. Ряженные во что горазды новобранцы (всем известно, что при облачении в воинское обмундирование, гражданские одежды призывникам не возвращают, и принято одеваться во что похуже), в подавляющем своем большинстве нетрезвы, неспокойны, и плохо организованны. Щеголяющие там и сям нарядные «покупатели» – молодые офицеры, прапорщики и сержанты всевозможных родов войск зычными командами силятся привести это хаотичное движение в надлежащий вид. Из разных сторон пункта то и дело слышатся их громкие выкрики «становись», «равняйся» и проч.
 
Велев новоприбывшим дожидаться его у облетевшего старого тополя, прапорщик Котов с их «Личными делами» отправился в административное здание. Вернувшись спустя пару часов, скомандовал идти к формирующемуся на плацу построению, встать отдельным взводом и дожидаться выкрика своей фамилии в мегафон.

 «Назначаю среди вас старшего…» протянул прапорщик и в тон ему  нетрезво откликнулся парень с подбитым глазом:

– Становись, пацаны. В колонну по двое. Кто не знает, меня Саньком зовут.
«Вот и «старший» у нас определился, – становясь в колонну, подумал Алексей, – этот Санёк, однако, прыток…».

Впечатляло все: кирпичное здание, где за тёмными зарешеченными окнами решались судьбы всех этих человеческих столпотворений, щеголеватая форма стоящих на трибуне морских офицеров Тихоокеанского флота, повторяющиеся по нескольку раз их зычные выкрики фамилий новобранцев, назначенных на далёкий флот, испуганно озирающаяся лица этих самых новобранцев, услышавших свою фамилию.
 
– Многие специально не выходят, когда вот такие моряки называют их фамилии, – шепнул Алексею всезнающий Юра. – Когда вызывают, можно промолчать. Все равно в этой кутерьме никто искать никого не станет, просто перенаправят других. А когда команда сформируется и уедет, объявиться, и назначат в другой округ, где получше.

– Откуда ж знать, где получше, – вздохнул Алексей.

За командой и дальневосточного флота на трибуну взошли «покупатели» из Среднеазиатского округа. Это было видно по их крепко загорелым лицам, шляпам с широкими полями и, невзирая на непогодь глубокой осени, летнему типу обмундирования. Сформировав взвод своих новобранцев, азиаты уступили место летчикам, а те после снова морякам, но уже с Балтийского флота.
 
– Вот к летчикам, я бы с удовольствием, – опять шепнул Юра.

– Колёса самолетам кремом «от загара» натирать? – съязвил Алексей.
 
После обеда на трибуну долго никто не поднимался и мегафон молчал. Построение незаметно распалось, и призывники разбрелись, кто куда. Алексей отправился по территории искать уборную, и когда нашёл, она также удивила его своей простотой и масштабами: просторная и обстоятельно загаженная продолговатая комната безо всяких перегородок с двадцатью пятью отверстиями в бетонном полу вдоль одной из стен. Уборщики тут моют полы видимо часто, они и теперь стоят с швабрами и ведрами наизготовку, но с учетом недавних проводов у новобранцев, помещение эксплуатируется нещадно, большая часть занята сидящими на корточках, кряхтящими парнями. Забавная особенность, но женского отделения в уборной вообще не предусмотрено, оно и понятно: зачем?

К вечеру опять посыпал мокрый снег. На трибуну поднялись «покупатели», и распределение продолжилось. Под рассеянным светом высоких фонарей, вроде тех, какие высятся на крупных железнодорожных станциях, кособокими прямоугольниками взводов мокли сотни и сотни новобранцев. Алексей чуть обвыкся, ощущал себя спокойнее, и с азартом ожидания поезда пока неизвестного направлением маршрута вслушивался в выкрики имен и фамилий. Оглядываясь по сторонам, всюду видел заснеженные плечи сотен телогреек, подбеленные снегом шапки-ушанки, вязанные шапочки и измокшие, усталые лица призывников. Назначенный командиром Санёк где-то похмелился, задорно блестели его глаза, и лиловел заметно вспухший синяк. Ревниво следя, чтобы во взводе не курили, громко не разговаривали, порой в кулак закуривал сам, и, подобно другим, тревожно вслушивался в распоряжения с трибуны.
Часам к девяти вечера, распределение прекратилось, и поднявшийся на трибуну комендант велел всем идти отдыхать в казармы.

Увлекаемый толпой Алексей ввалился в помещение, быстро сориентировавшись, запрыгнул на верхний уровень обитых дерматином лежаков. Плотно приставленные один к другому лежаки в два яруса, образовывали собой длинную, уходящую вглубь комнаты общественную кровать. Из-за отсутствия проходов между ними в один ряд можно разместить пятьдесят, а если потребуется – сто, или даже двести человек. Постельных принадлежностей и подушек, тут, естественно, не выдавали, на лежаки валились кто как был – в мокрой одежде, шапках, и многие, даже не снимая ботинок. Назначенные кем-то дневальные, внесли и поставили в угол флягу с водой и прикрепленной к ней за трос кружкой. Кто-то пригасил свет и звонко крикнул «отбой».
 
Раскрыв свои вещмешки, многие, в том числе и Алексей, принялись ужинать. От соседей справа поплыли острые запахи копченой колбасы, консервы, чеснока, волнообразно разбавляемые запахом спирта. Послышалось характерное бульканье в кружки и последовавшее за ним разноголосое «будем, мужики». Из-за долгого стояния на плацу у Алексея ныли суставы ног, раздражала сырая одежда, и ужасно хотелось спать. Быстро съев «перловую кашу с мясом» и закусив яблоком, Алексей уложил всё обратно в вещмешок, повалился на бок и сонно уставился на соседа слева. Скрестив по-турецки ноги, пухлощекий и угреватый парень обстоятельно восседал на своем лежаке, выгребал из железной баночки розоватый паштет и неторопливо отправлял ложку в рот, закусывая хлебом, луком и резаными кубиками сала. Толком не разжевав и не проглотив порцию предыдущую, выгребал следующую, погружая её в и без этого переполненный, размеренно жующий рот.
 
«Ишь, вместительный какой, рот-то» – зевнув, усмехнулся про себя Алексей. Заметив на себе его взгляд, парень прервался, порылся в вещмешке и, достав другую такую же банку, протянул ее Алексею:

– Хочешь?

– Нет – нет, спасибо.

– Бери, мне все равно всего не съесть, мать вон, сколько нагрузила, – неловко двигая языком в переполненном рту, предлагал парень.

– У самого полно, – Алексей кивнул на свой мешок и с вздохом повернулся на другой бок.

Ночь вышла беспокойной. От громких выкриков и хохота пивших самогон ребят, Алексей не раз просыпался, сонно глядел то на удалую компанию, (кажется, среди них был Санёк), то на флягу в углу комнаты и жадно пьющего воду из кружки своего полнощекого соседа.
 
После полуночи удалое веселье соседей справа перешло в ссору и хлесткую драку. От падения на него одного из убегавших по кушеткам, Алексей испуганно вскочил и растерянно всматривался на сыпавшую во все стороны кулаками и ожесточенно ревущую ругательства гору тел прямо перед собой.
 
Как оказалось, Вёшинские выясняли отношения с Новочеркасскими, те, в свою очередь, с Вёшинскими и с кем-то из Аксайских. В свалке, Алексей заметил то выныривающую, то исчезающую в куче телогреек тыквообразную голову ругающегося Санька.  Кто-то с ревом ринулся за подмогой в другую казарму, а Санёк звал на помощь Аксайских. Вскакивающие с разных мест парни, сонно покачивались и испуганно моргали раскрасневшимися веками глаз.

Вдруг резко засияли все лампочки казармы. С криком «смир-рно!!!» заскакивая в дверь и сходу запрыгивая на верхний ярус, офицеры, прапорщики и сержанты принялись ожесточенно раскидывать дерущихся. Намотав на руки пряжки офицерских ремней, бляхами стали хлестать всех по спинам, распластанным ногам и оттопыренным задам. Видимо оттесняя прибывающих с улицы таких же пьяных земляков, кто-то за дверьми надсадно орал «стоять», «смирно», вперемешку с замысловатыми ругательствами.
 
Алексей в драке не участвовал; поднявшись, сидел с вытянутыми ногами, спросонья растерянно глядя перед собой. Когда же один из дерущихся схватил его вещмешок и ухнул им по голове Санька, Алексей дико вскрикнул, ринулся вперед и выхватил мешок из руки нападавшего – жалко вдруг стало не голову «земели» Санька, а свой мешок с продуктами, – ведь их собирала мать.

Измученный бессонной ночью, и будто даже слегка повзрослевший Алексей наутро снова стоял на плацу и слушал выкрики очередных «покупателей». В непросохших за ночь сапогах немели пальцы ног, и слегка ныло правое ухо, – в драке соседей чей-то кулак все же задел Алексея. Так сложилось, но первые же сутки службы далеко отнесли его от привычной жизни.
 
Из памяти, конечно, не могли так запросто исчезнуть мать, братья, друзья, – но отдаление от них становилось всё более ощутимым, отчего Алексей немножко загрустил.

– Где ты пропадаешь? – радостно дернул его за рукав, подскочивший сзади Юра. – Я тебя по всему пункту ищу. Там уже все наши собираются, нашей команде служить в Москву назначено. Представляешь, здорово как! В Москву, не куда-нибудь!

– Так вроде не объявляли…

–  Да тут черт ноги во всём этом переломает! Кто кого объявляет, куда направляет. Сам же видишь. Бегом за мной, покажу наш сборный пункт.

В списках команды на Москву Алексея Рыбникова не оказалось, но у «покупателя» был недобор. Сияющий золотистой кокардой на морозном солнышке столичный лейтенант Лыжин, запросто добавил в свой список Рыбникова, еще нескольких ребят и, приказав никуда не отлучаться, отправился в штаб за их «Личными делами».

Пока дожидались Лыжина, Юра пригласил Алексея в сторону и предложил выпить своего разбавленного спирта из грелки «в счастливый путь». Алексей с отвращением глотнул пахнущей резиной и еще чем-то неприятным жидкости, и передал грелку Юре. На удивление, тот запросто отпил несколько глотков, и возбужденно заговорил:

– Я знал, что нам повезет, знал… товарищ лейтенант Лыжин сказал, что летим самолетом сегодня же, в этом таборе оставаться на ночь больше не будем! Я знал, что будет у нас всё хорошо!

Из штаба лейтенант вернулся с объемистым портфелем и не один, а в компании с таким же сияющим на солнышке капитаном. Приказав всем становиться, лейтенант поставил к бордюру портфель, ловким строевым шагом прочеканил по асфальту будто уложенное плашмя длиннохвостое подобие буквы «г» и изящно приложив ладонь к виску, отрапортовал капитану о готовности личного состава к отправке в аэропорт и представил его: командир роты капитан Мельников. Выдержав паузу, капитан хрипло приветствовал всех, произвёл перекличку, и в колонну «по одному» тут же велел бежать в стоявший за воротами автобус. Оказалось, у капитана имелась литерная «бронь» на авиарейс до Москвы.
 
В здании аэропорта были недолго. Лыжин скоро уладил всё необходимое в Воинской кассе и через свободный пункт регистрации пассажиров велел всем бегом направляться к стоящему неподалеку самолету.
 
У трапа, капитан снова приказал всем построиться, оперативно произвел перекличку, и, перекрикивая свист включающихся двигателей, отчеканил последние указания:

– По распоряжению окружного военного комиссариата, вы направляетесь в Краснознаменный, Ордена Ленина, московский Военный округ. Во время перелета всем запрещается вставать со своих мест, есть, пить, курить… пользоваться служебным туалетом и громко разговаривать. С любой просьбой, обращаться только к старшему по званию, лейтенанту Лыжину. И спрашивая разрешения на вопрос, следует начинать так: «разрешите обратиться, товарищ лейтенант?» Понятно?

– Так точно! – нестройным хором отвечали новобранцы.

– Справа по одному, по трапу бегом марш!

Пробегая мимо нарядных красавиц стюардесс, Алексей приветливо улыбнулся им, но, отметив в ответ в их лицах недовольство, недоуменно стушевался: с чего бы?
 Как скоро стало ясно, было с чего. Сколь ни строги были указания командира на время перелета, сколь ни предусмотрительны были запреты ходить по салону, – есть, пить и громко разговаривать, – делать все это объявилось немало желающих. Несмотря на то, что в аэропорту была команда сходить в туалет, уже во время взлета некоторые двинулись по проходу, у дверей туалета оказалось столпотворение, и стюардессы заспешили к командирам: «усадите, немедленно!» Более того, уже спустя полчаса после взлёта нашлись желающие и есть, и выпить, и даже покурить. Заметив синеватый дымок за спинками дальнего ряда сидений, капитан мигом оказался подле куривших, и хрипло глотая подступавшие ругательства, обещал каждому по десять суток гауптвахты, тотчас после посадки.
 
«Хрен ты угадал, – послышался в спину ему бойкий шепот, – пока присягу не принимали, никаких гауптвахт нам не будет».

Оставив прочих пассажиров без внимания, стюардессы до конца перелета встали на дежурство в проходе передней части салона, и нервно отслеживая каждое движение новобранцев, крепкими, далеко не салонными словцами осаживали их ничуть не хуже капитана.
 
Оглядываясь, Алексей видел побледневшую и будто примятую в ночной кутерьме лысую голову вчерашнего командира Санька, пухлощекую, угреватую и опять что-то медленно жующую голову ночного соседа, и веселую, беззаботную улыбку слегка пьяного Юрия.
«А все наши, однако, на месте, …» –  весело подумалось и Алексею.

В аэропорту Внуково гостей встречало солнце, морозец явно за двадцать, и обилие света от искрящегося снега. После очередной поверки на сверкающей мириадами снежинок привокзальной площади, капитан «справа по одному» велел рассаживаться по нескольким автобусам, и скоро все двинулись.

Заснеженными проселочными дорогами Подмосковья ехали долго, до самых сумерек. Поглядывая за окно, Алексей высматривал какие-нибудь признаки знакомой только с экрана телевизора столицы, но кроме заваленных снегами чернеющих деревень, хозяйственных складов и березовых лесов, не виднелось ничего. Ехали вдоль железнодорожного полотна, пересекали подъездные пути к каким-то товарным станциям и на переездах подолгу дожидались маневровых тепловозов, деловито толкающих взад-вперед заснеженные товарные вагоны. Разморившись теплом в салоне автобуса, Алексей вполглаза следил за дорогой и уже незаметно дремал, когда на одном из участков железной дороги вдруг увидел опрокинутые набок пассажирские вагоны. Вагонов было с десяток, сошедшие с рельс, разъединившись между собой и разлетевшись, они были почти не повреждены и видом издали напоминали разбросанные абы как на снегу шоколадные батончики в зеленоватой обертке.
 
 – Ничего себе! – Алексей затормошил дремлющего соседа и кивнул за окно. – Смотри, там, железнодорожная катастрофа. Вагоны разбросаны.

– Чего? Какие вагоны? – сосед встревоженно посмотрел в окно, но тут же успокоился: – А-а… Валяются, да и хрен с ними! Уже, наверное, давно так...
   
«И, правда, давно, наверное, но все же…» –  подумал Алексей.


Фото из свободных источников Сети.